Книга: Акция прикрытия
Назад: Глава третья
Дальше: Глава пятая

Глава четвертая

Аслан Идигов проснулся с тяжелой головой и отвратительным, хотя и ставшим привычным, привкусом во рту. Последние три года он напивался почти каждый день, старики неодобрительно косились, но рты не раскрывали: в свободной Республике Ичкерия каждый делает что хочет. И что может. А национальный гвардеец может все, что хочет. Мулла, конечно, брюзжит про Коран, но Коран писали давно... К тому же там прямо сказано: Аллах милосерд и всепрощающ... А вчера и вовсе никакого греха: гуляли свадьбу младшего Хамзаева, а на свадьбе любой нормальный мужчина обязан выпить за мир в доме и здоровье молодых. Только самый отъявленный святоша не поднимет стакана. К счастью, таких в республике все меньше и меньше.
Аслан сел на широкой, со сбитым, давно не стиранным бельем кровати, осмотрелся. Спал он в измятом камуфляжном комбинезоне, не сняв высоких шнурованных ботинок. Жаль, не подвернулась вчера никакая баба! А невеста у этого сопляка ничего... Ну да посмотрим... Хамзаевы не сильно обрадовались, когда он заявился на торжество. Не потому, что незваным: в такой день любой односельчанин – желанный гость, а он даже дальний родственник. Это из-за прошлого... Чистоплюи! Тогда они в один голос твердили про опозоренную честь семьи. Если бы не новые времена – выставили бы с позором бывшего арестанта! Не посмотрели на богатые подарки – пригоршню колец, цепочек, кулонов... Хотя если бы не новые времена, он бы гнил заживо в Наурской колонии, разматывая двенадцатилетний срок, и даже не мечтал о свадьбах, камуфляже, оружии...
Автомат валялся на полу, под рукой. Закопченный ствол остро пах пороховым нагаром, магазин был пуст. Какая свадьба без стрельбы! Раньше, когда только захватили русские арсеналы, к продаваемому автомату прилагалось два рожка с боевыми патронами и один – с холостыми. Холостые почему-то быстро закончились. То ли их меньше было, то ли ими палили чаще... Можно и боевыми салютовать, но хозяевам это не очень нравится: пули пронизывают потолок, дырявят крышу, К тому же рикошеты... В прошлом месяце Али Шовгенова убило – от газовой трубы отскочило прямо в голову! Недавно и жениху ухо оторвало. Вот смеху было! Все подходили и спрашивали: «Только ухо? Все остальное на месте? Ты хорошо проверь!» А тот сидит с перевязанной башкой, отшучивается: «Самое главное при мне, а уха и одного хватит!» Хотя видно: ему не очень-то весело – весь бледный, кривится... К тому же вполне могло и самое главное отхватить – просто повезло, случай благосклонно распорядился.
Первое, что сделал Идигов, поднявшись с кровати, – снарядил магазин, проверил запасные. Один он расстрелял, второй, как и положено, оставил на непредвиденный случай. Значит, хотя и пьет, но ума не пропивает.
«Молодец, Аслан!» – похвалил он сам себя.
Ступая по замызганному, усеянному мусором, пустыми бутылками и банками из-под консервов паркету, он подошел к высокому трюмо в резной дубовой оправе. Собственное отражение очень не понравилось: мятая одежда, мятое лицо, растрепанные волосы, неопрятная многодневная щетина, которую нельзя назвать бородой, мутные бессмысленные глаза.
Чушкарь – всплыло из тайников подсознания оскорбительное прозвище. Так звали его на зоне. Там не любят насильников и, как правило, опускают на самое дно... Вспоминать прошлое он не хотел, к тому же теперь у него был автомат. С размаху он ударил прикладом, коварное зеркало разлетелось вдребезги. Чушкарь исчез. На первом этаже просторного, богато обставленного, хотя и предельно запущенного дома стоял могучий Волк.
Такой же, как изображен на зеленом знамени суверенной и независимой Ичкерии. «Волком» назвали и автомат, изготовляемый в республике для защиты суверенитета и независимости. Правда, волчью эмблему не признала не только завистливая Россия, но и ни одна страна мира, а автомат, впитавший достижения конструкторской мысли и передовых чеченских технологий, способен без задержек выпустить лишь десяток патронов. Однако для самозваного Волка-Идигова подобные мелочи не имели значения. Он пользовался русским «Калашниковым», и это совершенно не оскорбляло национального самосознания, а на дипломатию и политику ему всегда было глубоко наплевать.
Наступая спецназовскими ботинками на хрустящие осколки, Волк направился к выходу. Ему не было жаль зеркала, как и других предметов обстановки, да и самого дома – в любой момент он может спалить его и выбрать себе другой, какой понравится. Русаки, армяшки и другие иноверцы постепенно выдавливаются из республики, дома и квартиры освобождаются. А особо упрямых можно поторопить... В этом добротном кирпичном доме жил с семьей русак, который видел, как он затащил ту девчонку в лесополосу. Главный свидетель на суде. Надеялся, дурак, на свою Россию, на свой закон, думал: Чушкарь так и сдохнет за колючей проволокой! А здесь не Россия, здесь Чечня и законы свои...
Когда всех зеков выпустили на свободу, Волк с десятком товарищей зашел к главному свидетелю... Теперь он вершил свой суд, и никакие российские законы ему не мешали. Русак вытаращил глаза, увидев вооруженный отряд, жена подняла крик, дети забегали – сыну лет десять, дочери двенадцать, как той, в лесополосе... Каждый выбирал на свой вкус. Бабу привязали к широкой кровати, девчонку разложили на столе, пацана – прямо на полу... Хозяину дали по башке прикладом и тоже использовали, но в основном на девчонку с бабой налетали. Ребята оголодали, по четыре-пять раз заходили... Девчонка не выдержала, окочурилась, у бабы тоже кровь пошла, пришлось придушить. Пацана увезли куда-то, а главному свидетелю Волк самолично голову отрезал, вон пятно осталось в коридоре...
Выйдя на улицу, Волк отправился в частное кафе, где гвардейцев кормили и поили бесплатно. Там уже сидели человек двенадцать, как водится, в обвешанной гранатами и патронами камуфле, с автоматами.
– Салям!
– Салям! Он поздоровался со всеми за руку, с другом по зоне Али расцеловался.
– Чего делать будешь? – поинтересовался тот.
– На поезд пойду. – Волк подцепил пальцами кусок вареной баранины, быстро сунул в рот, ножом выловил из пиалы скользкий ромбик теста, повозил в остром соусе и, отправив вслед за мясом, отхлебнул крепкого бульона. – Хорошее жижгале, – удовлетворенно икнул он и налил себе полстакана водки.
– А вы куда?
– Сейчас в милицию, надо Хасанова брата вытащить.
– А за что его?
– Не знаю. И Хасан не знает. Пойдем с нами, спросишь. Нам как раз человек шесть нужно, чтобы менты не выступали.
– Они и так не будут.
– Не должны, – согласился Али. – Но чем больше людей, тем лучше.
– А сколько время? Али расхохотался.
– На часы денег нет?
– Разбил, – равнодушно сказал Волк. – Так сколько? Продолжая смеяться, Али закатал рукав.
– Выбирай!
От запястья до локтя подмигивали цифрами, тикали, шелестели и беззвучно дергали секундными стрелками Шесть пар механических, кварцевых, электронных часов.
– Давай эти... Волк примерил обновку.
– Так идешь?
– Пошли. До часу успеем.
– Куда спешишь? Поезд вечером...
– С часу до двух по трубопроводу девяносто пятый погонят. Я обещал Руслану Тепкоеву помочь заправиться.
– Тепкоеву? Магомета брату?
Волк кивнул.
– Он всю Москву держит! – Али уважительно присвистнул.
– Я к нему скоро поеду, – не удержался от хвастовства Волк. – Уже все решено, только сигнала жду. Там серьезное дело...
– Скоро здесь самое серьезное начнется. – Али вытер о скатерть жирные руки. – Не прозевайте там в Москве.
– А как ты в Москву поедешь? – вмешался в разговор Хасан – высокий, наголо бритый мужик лет сорока.
– На поезде.
– И не ловят?
– А чего меня ловить?
– Ну, дураки! – изумился Хасан. – Если бы наших из Москвы выгоняли, квартиры отбирали, машины, разве мы бы к себе их пускали?!
– То мы, а то они, – наставительно сказал Али. – Мы правоверные, а они кто? Ладно, пошли!
Хасанова брата освободили очень быстро. Подошли к райотделу, стали кучей, Али и Хасан зашли внутрь, потом дежурный выглянул в окошко, и через пять минут вышел высокий, наголо бритый человек, полная копия Хасана.
– Автомат не отдали, курвы! – ругался он. – Говорят: завтра приходи, начальника сейчас нет. И приду!
– За что тебя брали? – спросил у освобожденного Аслан, облизывая сбитые костяшки пальцев. Видно, вчера не обошлось без драки, но он ничего не помнил.
– Да ни за что! – выругался тот. – Едем с ребятами в джипе, стоит какое-то барахло – «тройка» или «шестерка»... Ну и дал по ней очередь для смеха... Аккуратно, даже не задел никого! А они автомат не отдают!
– Шайтан с ним, с автоматом, новый достанем! – Хасан оглушительно хлопнул брата по плечу. – Пойдем, отметим твою свободу! А потом – русаков щупать!
Сославшись на дела, Волк отказался от дальнейших развлечений. Один из гвардейцев на джипе с крупнокалиберным пулеметом в салоне подвез его к трехэтажному дому с огромной параболической антенной на крыше. Здесь он пересел в темно-вишневый «мерседес», и сияющий от гордости Руслан повел свою новую машину к выезду из Гудермеса.
Через двадцать минут «мерседес» остановился на окраине небольшого села у метровой трубы тянущегося от горизонта к горизонту топливопровода. Выпуклые бока трубы были испещрены деревянными пробками, из-под многих Просачивалась остро пахнущая жидкость. Кое-где она успевала испариться, а в некоторых местах капала на землю, образуя лужицы разных размеров.
– Плохо пробки выстругали, некругло, – пояснил Волк. – Это опасно. Неделю назад ребята заправились, а когда запустили движок – пары взорвались! И сгорели все четверо вместе с машиной... Хорошая машина, «понтиак», новая... Жалко! Имей в виду: и отравиться можно. Двоих так и нашли – один на трубе висит, как червяк, другой внизу валяется. Ты все приготовил?
– Да.
Руслан улыбался. Рассказанные страшные истории его не тронули, он думал лишь о том, как заправить своего красавца. Сопливый еще, глупый, едва девятнадцать исполнилось. Никогда бы Аслан Идигов не стал иметь с ним дело, если бы не Магомет. Тот в тринадцать лет изрешетил кровника прямо в суде. И этот с характером. Зачем ему самому бензин добывать? Скажи слово среднему брату, и Абу пригонит цистерну! Не хочет одалживаться, зависеть... Своими руками – оно надежней.
– Смотри!
Выбрав свободный участок трубы, Волк обильно намазал его мазутом, на липкую черную массу наложил стеганую телогрейку, разгладил. Ватник приклеился.
– Чтобы искры не попали, – пояснил он и взял автомат. – Запомни, малокалиберный АКСУ не годится, надо обычный АКМ.
Прицелившись в середину телогрейки, Волк выстрелил. Бах! Гулкое эхо привычно раскатилось по равнине. Фонтанчиком ударила струя бензина.
– Давай канистру, быстро!
Сноровисто управляясь с емкостями и лейкой, Волк наполнил высокооктановым горючим десять канистр.
– Пробку!
Почти не забрызгавшись, он вбил молотком в пробоину свежеоструганный деревянный колышек.
– Теперь это твоя дырка. Закончится запас, ты знаешь, что делать. Они график меняют, но наши на насосной всегда в курсе, когда идет соляр, когда семьдесят шестой, когда девяносто третий. Девяносто пятый реже дают, но поймать можно. Все понятно?
– Спасибо, Аслан, – солидно, как и подобает мужчине, сказал Руслан. – Я скажу Магомету, что ты мне помог.
Сопляк говорил с ним как с равным. Идигову это не нравилось, но приходилось терпеть. Поддержка старшего Тепкоева того стоила.
– Передай ему привет, – продолжил пацан. – Вам приказано выезжать, так что скоро повидаетесь. Подойди прямо к нему... Там эта волосатая обезьяна, Лечи, всех прогоняет, так ты скажи, что от меня... А Магомету я позвоню.
Высадив Аслана в центре Гудермеса, Руслан дал переливчатый сигнал и покатил по своим делам. А Волк стал готовиться к вечернему поезду. Скорый «Тегеран-Москва» проходил по Гудермесскому отделению Северо-Кавказской железной дороги в девятнадцать двадцать. Несколько раз в неделю его грабили.
В суверенной Республике Ичкерия грабежи, разбои и другие криминальные действия являлись основным способом добывания средств к существованию. Потому что болтовня о суверенности и независимости – одно, а экономическое обеспечение этой самой независимости – совсем другое. Если под лозунгом «Чечня для чеченцев» выгнать из республики русских – основных специалистов нефтяной, да и всей местной промышленности, то ничего удивительного в том, что заводы и фабрики остановятся. Если обвешаться оружием, целый день митинговать на площадях и пить дармовую водку, то никакой прибавочной стоимости не появится и уровень жизни населения изменится однозначно в одну, ясно какую, сторону.
Конечно, хорошо, избавившись от контроля Центра, воровать и продавать за кордон нефтепродукты, открывая валютные счета в западных банках. Хорошо совершенно безнаказанно печатать на цветных ксероксах фальшивые деньги и сбывать их в ненавистной России. Очень прибыльно выкачивать из российских же банков триллионы рублей по поддельным платежным документам. Выгодно стаскивать в независимую Ичкерию украденные опять же в России автомобили, золото, цветные металлы, меха, драгоценности, аудио– и видеоаппаратуру. Но такой преступный бизнес обогащает лишь тонкий слой населения.
Основная же масса жителей падает в пропасть нищеты и ищет свои пути свести концы с концами. Вот почему пронизывающий Россию трубопровод на территории маленького, но гордого государства щетинится тысячами деревянных чопиков, затыкающих пулевые пробоины. По той же причине массовым разграблениям подвергаются следующие из России грузовые и пассажирские поезда.
В самой Чечне все это криминалом не считается. Низкорослый президент объявил: народ не может совершать преступлений. Значит, если целое село грабит поезд, это уже не грабеж. Поэтому каждая боегруппа, отправляясь «на дело», зовет жителей ближайшего села. Всем хватит! Хотя и по-разному: гвардейцы увозят добычу на «КамАЗах», а местные – на тележках. Зато все довольны!
Вначале побаивались разбудить медведя: один поезд, второй, десятый – сколько можно? Вдруг введут войска или как тогда, в войну, выселят к черту на кулички... Особенно старики этого опасались, которые на своей шкуре все испытали. Но нет, молчат, терпят. А раз так – чего бояться! Каждый день, а то и по нескольку раз за сутки составы стопорили. Счет уже на тысячи пошел! И ничего... Стали в товарняки с особо ценными грузами охрану сажать. Но что сделает десяток омоновцев против вооруженной толпы? Никому не хочется за чужую глупость жизнью расплачиваться, постреляют вверх – и все. А пассажирские даже для вида не охраняли...
Боегруппа Идигова без претензий на оригинальность называлась «Волки ислама». В российских газетах подобные формирования деликатно именовались «повстанцами», «ополченцами», «отрядами самообороны» и тому подобными благородными именами. В любой цивилизованной стране ее однозначно считали бы бандой. Семеро были судимы, остальные либо имели преступный опыт, либо всю жизнь считались пьянью, серыми никчемными людишками. Камуфлированные комбезы и автоматы являлись для них средством преодоления комплекса неполноценности.
Банда собралась у железнодорожного полотна заранее – еще не было шести. Дул пронизывающий ветер, для согрева развели костер, выпили водки. Коротая время, играли в интересную игру: становились кружком вокруг костра, и по очереди каждый бросал в огонь автоматный патрон. Он взрывался, пуля с противным чвирканьем летела в любую сторону, и интерес состоял в том, чтобы преждевременно не дрогнуть, а в нужный момент успеть отскочить. Без ствола пуля не набирала большой скорости, но вполне могла искалечить и даже убить. На этот раз обошлось – никто из пятнадцати человек не пострадал.
Тегеранский скорый шел точно по расписанию. Сумерки прорезал голубоватый луч тепловозного прожектора, загудели рельсы. В это время Алаудин перекинул проволочки светофора, и зеленый свет сменился красным. Раздался тревожный гудок, скрежет и лязг экстренного торможения. С намертво зажатыми колесами состав по инерции несся навстречу своей судьбе. Звонко ударялись буфера вагонов, гремели сцепки, снопы искр вылетали из-под колес. Летела со столиков посуда, падали с полок пассажиры, тяжелые чемоданы норовили добить упавших людей. Бандиты от души хохотали.
Роли были распределены заранее, и как только поезд остановился, все привычно взялись за работу. Самый молодой вскарабкался на тепловоз, угостил машиниста с помощником сигаретами и начал обычный разговор «за жизнь», будто они случайно встретились в промежутке между рейсами где-нибудь на вокзале в Грозном. Автомат болтался за спиной, но те все понимали и вели себя спокойно, терпеливо дожидаясь разрешения продолжать движение.
Разбившись на тройки, бандиты обходили вагоны. – Национальная гвардия независимой Чеченской республики! – громко объявлял старший. – Приготовить документы и вещи к досмотру!
Они вели себя важно и солидно, как представители законной власти. Почти никто не держал оружия на изготовку – вероятность сопротивления практически равнялась нулю. Напуганные, привыкшие подчиняться командам пассажиры на своей шкуре ощущали, что эти вооруженные люди и есть «независимая республика», и беспрекословно доставали паспорта, раскрывали сумки, успокаивая себя мыслью, что выполняют законы чужой страны.
Для видимости заглянув в паспорта, «гвардейцы» проявляли повышенный интерес к вещам и ценностям, то и дело производя «изъятия» и «конфискации». Высматривали и симпатичных женщин, которых следовало ссадить с поезда для «выяснения личности».
Волк шерстил спальные вагоны. Он шел первым. Ему нравилось ступать по выметенному ковру, оставляя грязные следы рубчатых подошв. Полированные панели, зеркала, испуганные пассажиры – все это возбуждало его, как бессильное дерганье утаскиваемой в лесополосу девчонки.
Два перебирающих четки старика-единоверца не заинтересовали патруль.
– Салям, – вяло сказал Аслан. – Сидите и не высовывайтесь, мало ли что... А лучше на полу полежите...
– Вах! – вскинулся один, с аккуратной седой бородкой. – Почему на полу?
– Потому что пуля насквозь летит, – пояснил Волк и захлопнул дверь.
В следующем купе ехали две толстые азербайджанки, суетливо протянувшие паспорта с вложенными двадцатидолларовыми купюрами. У них были массивные золотые кольца, толстые цепочки, в ушах бриллиантовые сережки. Но Волк подавил первый порыв.
– Зачем? У вас все в порядке... – гордо сказал он, возвращая документы. – И вообще мы со своих не берем!
В третьем купе тоже ехали азербайджанцы – два волосатых мужика с огромными животами.
– Валюту везете? – наобум спросил Волк, просматривая паспорта.
Азербайджанцы переглянулись. От них навязчиво пахло дорогим одеколоном.
– Нет...
– Нет... Ответы прозвучали с заминкой.
– Сейчас посмотрим!
Во внутренних карманах аккуратно повешенных на плечики костюмов обнаружились толстые кожаные бумажники, набитые пятидесятитысячными купюрами и стодолларовыми банкнотами. В дорожных сумках тоже оказались пачки завернутых в газету и перехваченных аптечными резинками долларов.
– Контрабанда! – объявил Волк и рассовал деньги по карманам. – Все конфискуется! Толстяки посерели.
– Побойся Аллаха, – сказал тот, что постарше. – Один Коран читаем...
Голос его дрожал, мелко тряслись руки. Он, конечно, понимал, что разговоры бесполезны.
– У нас жизнь – сами знаете... То война, то мобилизация... Детям хотим квартиры в Москве купить. Много лет собирали, у родственников заняли, у друзей... – Не надо было врать! – стальным голосом отрезал Аслан. – Теперь поздно!
Тот, что помоложе, поймал его руку.
– Брат, мы же одной веры! Волк раздраженно освободился.
– Нашелся «брат»! Мы с Россией воевать собираемся, а ты от трудностей туда бежишь! Сейчас выведем на улицу и расстреляем как дезертиров!
Сопровождающие командира боевики с готовностью скинули автоматы. Волк знал; стоит ему скомандовать, и через пять минут две жирные туши будут лежать под насыпью, изрешеченные пулями. Эта уверенность передалась ограбленным.
– Вай, вай, какое горе! – запричитал старший, схватившись руками за голову и раскачиваясь из стороны в сторону. Второй окаменел в ступоре, уставясь перед собой невидящим взглядом. «Национальные гвардейцы» двинулись дальше.
Боевая тройка Алаудина «проверяла» шестой, купейный, вагон. Добыча уже оттягивала карманы, чувство всевластия над испуганными, униженными людьми веселило сердце.
Хмельно покачиваясь, Алаудин переходил от одной двери к другой, распахивал широким хозяйским жестом, впивался тяжелым гипнотизирующим взглядом в лица своих жертв. Реакция всех была одинаковой: пассажиры опускали голову, прятали глаза, суетливо выполняли распоряжения... Некоторые бледнели, другие – наоборот, покрывались красными пятнами.
И вдруг он наткнулся на твердый презрительный прищур темно-серых глаз. Когда-то, изобличив его в очередной краже, так смотрел опер угро Магомедов. Сейчас Алаудин видел перед собой крупного, сильного мужчину лет сорока пяти. Коротко стриженная круглая голова, мощная шея, покато переходящая в могучие плечи, волевое лицо. Перебитый нос и пересекающий левую бровь белый шрам говорили о том, что ему приходилось попадать в переделки. А взгляд и уверенная властность позы выдавали многолетнюю привычку отдавать приказы.
В отличие от других пассажиров незнакомец успел полностью одеться и зашнуровать импортные ботинки – хотя и гражданского образца, но по прочности и толщине подошвы не уступающие форменной обуви спецназа. Костюм, белая сорочка, слегка приспущенный узел галстука – униформа государственного служащего. Но облик и повадки свидетельствовали о том, что это не жалкая канцелярская крыса из числа кабинетных чиновников. Это зверь той же породы, что и проклятый Магомедов! Его следовало вывести из вагона и повесить на ближайшем суку...
Однако какое-то неприятное ощущение снижало решимость к активным действиям. Ему вообще не хотелось иметь дело с невозмутимым здоровяком.
– Документы! – не очень уверенно скомандовал Алаудин, обращаясь к спутнику бывалого – молодому подтянутому парню, довольно равнодушно встретившему появление «проверяющих».
– Нету документов, брат, – спокойно, с презрительной ленцой ответил тот. В такой манере разговаривают блатные, Алаудин повидал их немало, но этот не походил на блатного. Кто же они, шайтан их возьми?!
Парень тоже был одет, как будто приготовился выйти из вагона. Кожаная куртка лежала на коленях, а руки находились под курткой, будто у него мерзли ладони.
Что-то не так... Обычные граждане реагируют на «представителей власти» свободной Чечни совсем по-другому... Больше всего Алаудину хотелось закрыть дверь и забыть о нетипичных проверяемых. Но за спиной стояли два товарища, а им будет трудно объяснить подобный поступок. Пауза затянулась.
– Вещи к досмотру, – машинально произнес «гвардеец» шаблонную заготовку.
Он вдруг заметил, что и правая рука старшего пассажира скрыта под небрежно скомканным плащом. Неприятное ощущение усилилось и переросло в страх: внезапно Алаудин понял, что под одеждой находится оружие, и не только боегруппа «Волки ислама», но и вся «национальная гвардия» Ичкерии не смогут спасти его шкуру, если видавший виды мужик или его невозмутимый молодой спутник шевельнут указательными пальцами.
– И вещей нет, брат. Командированные мы. Какие у командированных вещи?
Говорил все время молодой, мужчина со шрамом молчал, не сводя с Алаудина внимательного, целящегося взгляда.
«Важная птица... Недаром вдвоем в купе... Видать, московский чекист с охранником», – лихорадочно размышлял Алаудин, не зная, как выйти из положения.
Он был очень близок к истине. Генерал-майор госбезопасности Карпенко всю жизнь выполнял специальные задания правительства Советского Союза, наиболее известным из которых стал штурм дворца Амина в Кабуле. Последние годы он возглавлял группу антитеррора «Альфа». Когда опереточный путч ГКЧП провалился и в высших эшелонах власти производились политические разборки, он был назначен виновным неизвестно за что и отправлен на пенсию.
Но люди со столь специфическим и богатым опытом, особым складом мышления и соответствующими связями очень редко переходят к мирному садоводческому труду на щедро выделенных шести сотках неудобий. Виталий Карпенко получил много предложений «консультировать» частные службы безопасности или полукоммерческие-полумафиозные фирмы. Предложения подкреплялись обещаниями таких вознаграждений, которые и не снились отставному генерал-майору. Однако он до мозга костей был государственным человеком и привык заботиться о безопасности государства, а не о защите денег и задниц малограмотных скоробогачей, трем четвертям которых, по его глубокому убеждению, предстояло окончить свои дни за решеткой.
Поэтому официально Карпенко так и оставался пенсионером. Но по утрам его ждал у подъезда черный бронированный «мерседес», точно такой же, как у Директора ФСК, а к автомобилю отставного генерала сопровождали три телохранителя, хваткой, статью и профессионализмом, несомненно, превосходящие «волкодавов» Степашкина. И ненормированный рабочий день, и миниатюрная, с автоматическим блоком шифровки-дешифровки радиостанция, и круг деловых контактов явно не соответствовали тому статусу отработанного человеческого материала, к которому относятся в современной России пенсионеры практически Любого уровня. Дело в том, что Виталий Карпенко являлся одним из руководителей нелегальной, тщательно законспирированной организации «Белый орел», объединяющей бывших и действующих сотрудников специальных служб и силовых структур, недовольных хаосом и беспределом в стране, отсутствием политической воли се руководителей, повальной коррумпированностью чиновников, криминализацией власти, бездействием закона, разложением армии, ФСК, МВД...
«Белый орел» ставил целью изменение режима и наведение порядка, при котором отпетые бандиты подлежат уничтожению так же, как и ответственные должностные лица, откровенно продающие Родину ради возможности строить дворцы с золотыми унитазами и покупать дома в Париже. Более мелкая уголовная сволочь должна, как и положено в цивилизованном обществе, сидеть в тюрьме, а раскатывающее на «БМВ» и «вольво» косноязычное быдло, в шлепанцах на немытых ногах и с толстенными драгоценными цепями на бычьих шеях, должно быть впряжено в тачки золотых приисков Колымы...
Выполнение этих элементарных даже для «предправового» государства условий явится прекрасным уроком подрастающему поколению, выбирающему «делать жизнь с кого», переубедит среднестатистического гражданина, успевшего убедиться, что воровать, грабить и брать взятки безопасно и выгодно, а добросовестно работать и честно жить – рискованно и убыточно, подействует на «неустойчивых» следователей, прокуроров, судей, чиновников всех уровней и рангов куда лучше вяло-монотонных и даже не рассчитанных на убедительность призывов.
Руководители и члены «Белого орла» понимали, что создание справедливого и правильного общества – одна из вековечных утопий, будоражащих умы наиболее совестливых мыслителей на протяжении всей человеческой истории. Но твердо знали: если за проблему не браться, она никогда не будет решена.
«Белый орел» оставался невидимкой, хотя по отдельным косвенным признакам деятельность тайной организации можно было обнаружить, как астрономы по гравитационным возмущениям вычисляют сверхплотные потухшие звезды. Но если бы сидящие у телескопов аналитики не хотели обнародовать свои открытия, о белых карликах никто и никогда бы не узнал. Снайперские выстрелы в неуязвимых для закона преступных авторитетов наделали переполох в криминальном мире и породили смутные слухи, не нашедшие, однако, подтверждения, потому что проверяли их люди, не заинтересованные в том, чтобы нелепые сплетни подтвердились.
Нити организации постепенно пронизывали армию, силовые структуры, отдельные звенья государственного аппарата. Но для того, чтобы заявить о себе и заручиться поддержкой населения, требовался убедительный повод. Попытка генерала Верлинова обнародовать факты использования сейсмического оружия и перейти в наступление на своем участке провалилась, поэтому следовало найти Другую перспективную карту.
По мнению генерала Карпенко, такой картой являлась Чечня – откровенно криминальный регион, уничтоживший все атрибуты цивилизованного государства, отвергнувший центральную власть и ставший прибежищем для бандитов, убийц, грабителей, фальшивомонетчиков всех мастей.
Ведь если в одной из комнат «нашего дома России» правит бал шайка преступников, нагло и демонстративно убивающая, грабящая и насилующая жильцов, то возникает закономерный вопрос: а где же хозяин дома? То ли он трусливо сопит на кухне, то ли пьяно дрыхнет в спальне, то ли просто делает вид, что ничего не видит, не слышит и не понимает... Но раз так, на хрена нам такой хозяин?!
И «Белый орел» повернул Голову в сторону Чечни. Карпенко и в былые времена считался специалистом по этому району Кавказа. Тогда КГБ занимался ранней профилактикой, изучая возможность происхождения угрозы для государства из любой области, края, союзной и автономной республики. Майор госбезопасности Карпенко курировал Чечено-Ингушетию. В СССР торжествовал старательно насаждаемый интернационализм, поэтому любые националистические проявления пресекались железной рукой. Подпольные организации «Торжество ислама» и «Зеленое знамя» были разгромлены, а их лидеры отправлены в мордовскую спецколонию для политиков или помещены в психушки. Впоследствии это назвали преследованием инакомыслия и всячески осудили, хотя Карпенко никогда не было стыдно за проведенные операции.
Одну подпольную группу так и не удалось раскрыть. Она несколько раз взрывала памятник покорителю Кавказа генералу Ермолову, заявлявшему, что эта нация перевоспитанию не подлежит, а только уничтожению... Советская власть была сильна непоколебимой последовательностью: покушениям на памятник противопоставили изготовление семи его копий. Ночью прогремит взрыв, а утром как ни в чем не бывало стоит новый бюст. Взрывай не взрывай, итог один: раз власть поставила – значит, будет стоять! А незыблемость установленного порядка – основа государственности...
Кому бы в те времена пришло в голову класть в основу государственности национальный признак? Давайте, мол, ребята, разделимся на суверенные Чечню и Ингушетию...
Ну, давайте! Только дальше что? На сколько независимых государств разделить Дагестан? На тридцать два или тридцать четыре? Это как ногайцы с табасаранцами договорятся, согласятся ли на одну державу в силу малочисленности или потребуют чисто национальной автономии... Да «некоренные» нации как себя поведут; русские, армяне, грузины, азербайджанцы – вдруг тоже обособляться надумают... Любому здравомыслящему человеку ясно, что путь этот тупиковый, и если требует какой-нибудь горлопан свободной Аварии со столицей в селе Гуниб или независимого Лакского королевства с центром в селе Кумух, то ему самое место в психиатричке. Это уже в новые времена российский руководитель неосмотрительно брякнул про суверенитет: берите, сколько сможете проглотить... Вот и глотают всякие банановые президенты, а простой люд давится и отрыгивает...
В сейфах у Карпенко накопилось достаточно материалов по криминальному «суверенитету» Чечни, но он отправился в поездку за личными впечатлениями, ибо они в конечном счете служат решающим мотивом в принятии ответственных решений, а мелкие, не попадающие в отчеты детали придают достоверность и убедительность любому докладу на высшем уровне. В Нальчик он прилетел самолетом вместе с Сашей Королевым – капитаном военной контрразведки в официальной жизни.
Здесь на старенькой «шестерке» их встретил Имран Макоев – сотрудник департамента госбезопасности Чечни, давний друг Карпенко и член «Белого орла». С ним москвичи пересекли часть Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Ингушетию... Приближаясь к границе родной республики, Макоев переложил из багажника в салон автомат и привязал к ручнику гранату «Ф-1», выпрямив предварительно усики предохранительной чеки.
– Только гранату и боятся, – пояснил он. – Если что – выскакивайте и ложитесь...
Несмотря на чеченские номера, их многократно останавливали различные «патрули». Небритые бандитские рожи всовывались в окно, тыкались хищными взглядами в удостоверение ДГБ ЧР, в готовую для подрыва гранату и освобождали дорогу. Похоже было, что граната служила более действенным пропуском, чем самый серьезный документ.
Республика агонизировала. По улицам бродили вооруженные банды, тут и там попадались взорванные дома и остовы сожженных машин, на перекрестках высились горы мусора.
– Ни одной симпатичной женщины не видно, – заметил Королев.
– Поуезжали все. А кто остался – дома сидят. – Имран вздохнул. – Если увидят, сразу увезут, без разговоров. Хорошо, если живая вернется...
Атмосфера страха ощущалась даже через автомобильные стекла. Наглухо завешенные окна, закрытые ставни. Изможденные, в лохмотьях люди опасливо крались вдоль поклеванных пулями заборов.
– Зарплату не платят, пенсии тоже, – пояснял Имран. – У кого родни в селах нет, с голоду мрут. Русские в основном... Куда Москва смотрит?
– Себе в карманы... – мрачно буркнул Карпенко.
– Это точно, – согласился Макоев. – Наши вашим долю отстегивают.
– Конкретно что-нибудь знаешь?
– Конкретно нет. Это ведь дело такое – чуть засветишься, мигом уши отрежут... Вместе с головой. Только переводят каждый месяц сотни тысяч баксов на забугорные счета, да и в Москву возят чемоданами...
– Кому?
Имран пожал плечами.
– Там Магомет Тепкоев командует. Со всеми нужными людьми дружит – депутатами, министрами, журналистами... Подарки делает, квартиры покупает, дома, заграничные поездки оплачивает. Но он ведь ни о чем не расскажет.
– Ну почему же... – хмыкнул Карпенко.
– А главного и он не знает. Если Дударик вашего Папу подкармливает, так без лишних свидетелей. У них там все продумано...
В условленных местах Карпенко назначил встречи своим осведомителям. Но пришли только двое, и те не были расположены к откровенности. Генерал знал, что это обозначает. Именно так вели себя тайные агенты в Афганистане накануне вывода советских войск. Грозный симптом. Если дальше все пойдет, как и теперь, Россия потеряет Чечню, потом – весь Кавказ и в конечном счете повторит судьбу СССР. Значит, «Белому орлу» медлить нельзя.
Макоев довез их до Махачкалы.
– Не знаю, сколько усижу на месте, – сказал он на прощание. – Опираться не на кого: Москве не верят – долго молчит, бездействует. Что я один... Чистеньким оставаться нельзя, а пачкаться не хочу. Так что скоро, может, объявлюсь у вас...
Карпенко и Королев крепко пожали ему руку. Молча. Ибо что они могли сказать?
– В Москву летите самолетом, – дал дэгэбэшник последний совет. – В Чечне вам без меня вполне могут головы открутить.
Но у Карпенко была встреча в Ростове, и они сели в тегеранский поезд. Когда состав затормозил в чистом поле, им стало все ясно. Быстро оделись, приготовили оружие. Когда дверь отъехала в сторону и в проеме появилась небритая физиономия Алаудина, Карпенко мгновенно оценил обстановку. Автомат висел на груди, воспользоваться им бандит не успеет. В коридоре толкутся еще двое, но они не станут стрелять сквозь своего вожака и умрут сразу вслед за ним. Если бы дело происходило в восьмидесятом, восемьдесят пятом или хотя бы девяностом году, судьба нападающих была бы предрешена. Но тогда в стране не существовало полностью криминализированных территорий, где правят бал бандиты.
Пока Королев разговаривал с «гвардейцем», Карпенко внимательно рассматривал всех троих. По крайней мере двое – рецидивисты. У всех – автоматы с подствольными гранатометами. Когда трусы и предатели вывели из автономной Чеченской республики все войска и, как последние мокрожопые педерасты, сдали бандитам оружейные склады, подствольников в арсеналах не было. Сейчас миниатюрная пушка является модным украшением каждого третьего «калаша». Откуда же они берутся?
Ненависть к заседающим в высоких кабинетах изменникам ударила в голову, и он излил ее на бандитов.
– Идите домой и останетесь живы, – сказал он по-чеченски. – Ваши жены и дети не будут плакать.
Эту фразу он выучил в восемьдесят девятом, когда два террориста захватили самолет в аэропорту города Грозного. Тогда переговоры ни к чему не привели, и он застрелил их из двух пистолетов одновременно. Сейчас чеченская речь произвела эффект разорвавшейся бомбы.
Алаудин в замешательстве оглянулся на своих спутников. У тех от изумления отвисли челюсти.
– Ты же не вайнах? – спросил мосластый Ибрагим по-чеченски. Ему казалось странным, что старший группы так деликатно обходится с дерзкими пассажирами, и он пытался получить объяснение этому обстоятельству. – Где научился нашему языку?
Но Карпенко исчерпал свой словарный запас.
– Идите домой и останетесь живы, – повторил он.
– Неверная собака, ты нас пугаешь?! – На этот раз Ибрагим заорал по-русски и, оттесняя Алаудина, сунул в купе ствол автомата.
Бах! Бах! Бах!
Алаудин успел заметить, как язычок пламени прожег куртку, лежащую на коленях у молодого, его спутники так и не поняли, откуда прозвучали выстрелы. Тупые пээмовские пули очень эффективны на малой дистанции. Череп Алаудина дернулся, из дыры в затылке выплеснулась красно-серая каша. Ибрагиму полутонный удар пришелся в грудь, тело отлетело к коридорному окну и сползло вниз, оставив кровавые потеки на белой занавеске. Третья пуля пробила обшивку вагона и унеслась на двести метров в небо, после чего потеряла скорость и упала на холодную землю, не причинив никому вреда.
Третий бандит, забрызганный мозговым веществом сотоварища, бросил оружие и, истошно вопя, кинулся к тамбуру. Королев выскочил в коридор и пальнул вслед. Еще одно тело грохнулось на жесткий пол вагона.
– Уходим! – Подхватив автомат, Карпенко выбил стекло и, ловко выбравшись наружу, спрыгнул. Королев последовал за ним. Оба побежали в ночную степь, но, услышав грохот встречного поезда, вернулись к полотну. Это был товарняк. Карпенко махнул рукой, бросился к грохочущим вагонам, побежал рядом, ухватился за поручень и прыгнул на подножку груженной щебнем платформы. От сильного рывка автомат отлетел в темноту. Тяжело дыша, он опустился на острые камешки. С другого конца платформы пробирался к нему Королев.
Заканчивая «проверку» спальных вагонов, Волк сунул в карман очередной паспорт.
– Документы не в порядке, – объявил он. – Сойдите с поезда для выяснения.
Паспорт принадлежал красивой блондинке лет тридцати. Она ехала с мужем – низкорослым и седым, с кислым лицом, который был на добрых пятнадцать лет старше супруги. Обычно жен не трогали во избежание всевозможных эксцессов, но блондинка очень понравилась Волку, а от кислолицего мужичка вряд ли стоило ждать неприятностей.
– Что за глупости! – возмутилась блондинка. – У нас дипломатические паспорта, даже в Иране никто не придирался!
Муж смотрел в сторону.
– Сойдите для выяснения! – непреклонно приказал Волк. Когда он работал механизатором в совхозе и через день получал нахлобучки за пьянство и прогулы, он и подумать не мог, что будет распоряжаться человеческими судьбами и выбирать себе любых женщин.
– Никуда я не пойду! – отрезала она. – Вам надо, вот и разбирайтесь. Но без меня!
Баба ничего не понимала. Зато муж не заблуждался насчет того, каким может быть «разбирательство» в пустынной чеченской степи.
– Я – торговый представитель России в Иране, – дрожащим голосом сказал он, по-прежнему глядя в сторону. – И я, и супруга пользуемся дипломатической неприкосновенностью... Волк криво усмехнулся.
– И она, говоришь, пользуется? Вот мы сейчас проверим!
Схватив женщину за руку, он рванул ее с места.
– Выходи, а то хуже будет!
В голубых глазах колыхнулся страх. До нее тоже дошло, что к чему... Волк почувствовал возбуждение. Не только от предвкушения предстоящего, а от откровенности ситуации, осознания своего всемогущества и явной беспомощности сидящих перед ним людей.
– Быстро выходи! – закричали стоящие за спиной Волка бандиты. Белая кожа и платиновые волосы женщины привели их в неистовство. – Из-за тебя весь поезд стоит!
– И правда, товарищи, выйдите разберитесь, чего же нам всем из-за вас мучиться, – неожиданно раздался елейный голос из соседнего купе.
– Слышала, что говорят! Выходи!
Волк выдернул блондинку в коридор и подтолкнул к выходу. Удерживая равновесие, она шагнула вперед, упираясь, сделала еще один шаг.
– Наташа, оденься! – Кислолицый высунулся из купе, протягивая кожаное, со стеганой подкладкой пальто.
– Не бойся, не замерзнет! – загоготали «гвардейцы». Гогот оборвали выстрелы. Три подряд, потом еще один.
Метнулся и оборвался истошный крик. Ударила автоматная очередь.
– За мной!
Оттолкнув женщину, Волк побежал на выход. Следом рванулись соучастники.
– Где?! Что?! – Из вагонов всполошенно выкатывались «волки ислама».
– Алаудина убили с ребятами! – истошно вопил кто-то. – Вон туда побежали!
«Гвардейцы» бросались под вагоны, несколько человек, опустившись на колено, палили под составом из автоматов. По соседнему пути грохотал встречный поезд. В общей сумятице тегеранский скорый тронулся и покатился, быстро набирая ход. Из-под колеса раздался визг, исполненный ужаса и боли.
– Ноги отрезало! Сулейману ноги отрезало! Бей их! Автоматные очереди ударили по проносящимся вагонам. Но когда стреляешь в упор, пули уходят вверх, прошивая вагоны по касательной. «Волки» чувствовали, что эффективность огня низка, и от досады выли по-волчьи. Через несколько минут скорый мелькал красными хвостовыми фонарями.
– Кто держал машинистов? – зловеще спросил Идигов.
Молодой парень испуганно разводил руками:
– Стрелять начали, я и выскочил помочь...
– Хорошо помог!
Кованый приклад обрушился на незадачливого стража. Хрустнула кость. Волк избивал провинившегося до тех пор, пока тот не перестал шевелиться.
– Хватит с него, – наконец выдохнул вожак. – Что с Сулейманом?
– Умер...
– Четыре трупа! Догнать этих шакалов и содрать с них кожу!
Волк вытер пот с лица.
– Меня сам Тепкоев вызывает, поэтому я остаюсь. Пусть командует Бадыр!
Новый командир оставил двоих позаботиться о трупах, остальные восемь «волков» бросились к автомобильной трассе, чтобы раздобыть машину для преследования.
Не прошло и получаса, как они захватили «КамАЗ» и помчались в погоню за уносившим Карпенко и Королева товарняком.

 

* * *

 

Узкая голубая струя автогенного пламени медленно, но верно взрезала тугоплавкую сталь, раскаленные до вишневого колера капли неторопливо стекали вниз и застывали матовыми шариками. Магомет, Лема и Лечи с двумя самыми надежными бойцами стояли полукругом в пяти шагах и сквозь темные очки наблюдали за действиями газорезчика.
Бывший пивной павильон огородили высоким глухим забором, сверху шатром натянули серый брезент, получилось подобие цирка «шапито». По периметру поставили плечистых ребят, мрачные физиономии которых надежно отпугивали любопытных. Им и самим было запрещено заглядывать внутрь.
Изрядно подгнившие маскировочные доски сбили, и теперь на месте покосившейся пивнушки стояла стальная кабина размером два на три метра и высотой метр девяносто. Тщательно подогнанная дверь не имела ни кодового замка, ни даже замочной скважины – только узкую двухсантиметровую прорезь для титанового жетона с личным номером, имевшегося у каждого сотрудника КГБ СССР. Во времена повальной купли-продажи чего угодно Лема Терлоев мог без особого труда раздобыть такой жетон, но для этого следовало знать о предназначенности прорези... Поэтому поначалу прибегли к традиционным, но действенным силовым методам. Однако дверь не поддалась ни лому, ни кувалде, ни специальным инструментам. Сейчас Медведь – лучший чеченский громщик, известный когда-то во всех краях СССР, вырезал скрытые петли, без которых не может обойтись ни одно запирающееся сооружение.
– Готово! – Газорезчик откинул маску, вытер пот со смуглого лица и глубоко вздохнул. – Если не пойдет, придется искать крепления замка...
Лечи, как самый сильный, взял огромную кувалду, один из бойцов наложил возле полукруглых разрезов доску, чтобы приглушить звуки ударов. Тяжелый снаряд описал полукруг. Бум! Бум! Верхняя часть стальной двери сразу провалилась, с нижней пришлось повозиться – Медведь продлил разрез на десяток сантиметров. Наконец доступ в кабину открылся.
Раздался разочарованный вздох, Лечи выматерился.
– Ну-ка посвети, – приказал Магомет. Лема включил фонарь. Под брезентом было сумрачно, в кабине – темно, но луч фонаря лишь подтвердил то, что определил самый первый взгляд.
– Пусто...
– Ничего нет...
– Вот такая хуйня, – вновь использовал Лема универсальное слово.
Но опытный Медведь не торопился делать выводы.
– Дай фонарь!
Он протиснулся внутрь.
– Здесь люк в полу, – глухо прозвучал его голос через некоторое время. – Сейчас я его вырежу... Снова вспыхнуло голубое пламя.
То, что происходило в эвакуаторе номер Двенадцать, не могло даже в страшном сне привидеться никому из руководства бывшего КГБ СССР. Потому что любое, даже санкционированное, проникновение в спецобъект приводило в состояние повышенной готовности службу охраны, и если в течение двух минут не поступал сигнал о законности использования эвакуатора, то дежурная опергруппа немедленно прибывала на место. Сейчас центральный пост охраны пустовал, пульт с сигнальными лампочками был обесточен и покрылся толстым слоем пыли, не стояла наготове машина с работающим двигателем, и сторожкие оперативники дежурной смены не несли свою бдительную вахту. Хотя полковник Дронов частенько говорил о необходимости восстановления порядка, отсутствие средств превращало правильные слова в простое сотрясение воздуха. Спецобъекты, как и многое другое в могущественной некогда Системе, были брошены на произвол судьбы.
– Готово! – снова сказал Медведь. Поддев ломом, Лечи сдвинул крышку люка в сторону. Из темного проема повеяло сырым воздухом.
– Посвети... Да здесь лестница! Действительно, стальные ступени уходили вниз, теряясь в глубине.
– Пойдем посмотрим... Лема опустил ногу в люк, но замешкался и оглянулся на старшего.
– Подожди, – после паузы сказал Магомет. – Надо хорошо подготовиться... Фонари взять, веревки, комбинезоны... И автоматы. Мало ли что там может быть...
Его опасения были справедливы. Восемь месяцев назад бригада из группировки Седого спустилась в спецтуннель и исчезла бесследно. В подземном мире человека подстерегает множество опасностей. И далеко не от всех можно защититься с помощью автомата.
Вопреки распространенным заблуждениям, сформированным сотнями книг и кинофильмов «про шпионов», резиденты иностранных спецслужб, действующие под дипломатической «крышей», хорошо известны контрразведке страны пребывания. Более того, они занимают должности, строго определенные косной бюрократической машиной много лет назад. И если вдруг министерство внутренних дел Греции проморгает личностные данные очередного российского разведчика, оно может смело брать в разработку третьего секретаря посольства, которые испокон веку являлись сотрудниками ПГУ, а сейчас – СВР. Точно так же военный атташе всегда представляет ГРУ.
С резидентами Коржова дело обстояло иначе. Они действительно оставались невидимками, во-первых, потому, что официально не существовали, а еще в большей степени из-за того, что не были привязаны к конкретным строчкам штатного расписания. Поэтому, хотя слухи о разведывательной сети СБП и просочились в заграндипучреждения, не имеющие отправных точек для умозаключений резиденты и дипломаты могли подозревать любого из сослуживцев, Кроме, разумеется, тех, к кому испытывали теплые личные чувства.
– Время очень напряженное, никто не знает, что с ним будет завтра, – озабоченно вещал военный атташе российского посольства в Республике Греция подполковник Коровников. – Идет скрытая борьба за власть, а когда паны дерутся – у холопов чубы трещат...
Он находился в конспиративной квартире, оплачиваемой ГРУ для оперативных целей. Но если бы проверяющий из Центра внезапно прибыл в Афины с контрольной проверкой и заявился по известному адресу, то не сразу бы понял, какое именно оперативное задание выполняет голый Коровников, сидя на прикроватном коврике и осушая рюмку за рюмкой.
– Такого еще никогда не было: даже коллеги норовят тебя подставить! Я две недели работал как проклятый, пять дней мотался между этими погаными островами: с Тиноса на Миконос и обратно, потом пять дней в паршивом мотеле на Миконосе, где даже принять ванну – проблема! Не спал, питался всухомятку, но дал результат! И что же?
Коровников повернулся и посмотрел в чистые голубые глаза Леночки Дерюгиной, лежащей на постели под простыней и внимательно слушающей монолог военного атташе. В глазах читалось понимание и сочувствие.
– Не знаю, кто и что сообщил в Москву, но вместо благодарности я получил отказ в досрочном присвоении звания!
– Бедняжка... – Тонкая рука легла на потную, лысеющую голову подполковника.
Леночка Дерюгина была живой легендой российского дипломатического мира. Пять раз ее отзывали из загранкомандировок за аморальное поведение. Конечно, возвращаться на родину приходилось и мужу – старшему советнику дипломатической службы Павлу Дерюгину, много лет проработавшему в международном отделе ЦК КПСС. Самое странное, что через некоторое время чета Дерюгиных вновь отправлялась за рубеж. Многие объясняли это связями мужа, но злые языки утверждали, что постельные связи Леночки гораздо сильней.
Многочисленные представительные комиссии, проверяющие «сигналы», увидев Дерюгину, сразу приходили к мысли, что ее оклеветали. Этому способствовало кукольное личико Леночки, невинный взгляд, застенчивые манеры. И статью она не походила на секс-бомбу, сотрясающую устои отечественной морали за рубежом. При росте сто шестьдесят семь она весила сорок восемь килограммов, «формы» как таковые вообще отсутствовали.
Она брала врожденной сексуальностью, запасы которой раз в десять превышали норму. Если учесть, что восемь женщин из десяти страдают полной фригидностью или различными степенями половой холодности, то щедрый дар природы Леночке Дерюгиной можно рассматривать как очередное проявление явной несправедливости, вообще присущей этому миру. Слабым утешением дамам, обойденным основным женским достоинством, могло служить то, что Леночка сама страдала от особенностей своего организма.
Ее влекло ко всем мужчинам, и они, чувствуя это, поворачивались навстречу. Тем более что она делала все возможное, чтобы облегчить такой поворот. Экстравагантные прически, терпкие возбуждающие духи, вызывающе-яркий лак на руках и ногах, предельно откровенные платья. Если бы Леночка носила бюстгальтер, ей бы потребовался нулевой номер, но она его не носила, в чем глубокие и широкие декольте позволяли убедиться каждому желающему. А длина юбок и манера сидеть, закинув ногу на ногу, давали возможность без особого труда полюбоваться цветом трусиков, а иногда – и их полным отсутствием.
Но главное достоинство Дерюгиной проявлялось потом, когда дело подходило к развязке. Ожидание неминуемого соития возбуждало ее так, что одно прикосновение к половому органу вызывало стремительный оргазм с криками, стонами, кусанием губ и царапаньем партнера. Поэтому затюканный женой за половое бессилие мужичок, извергающий сперму в первую же секунду, чувствовал себя с Леночкой гигантом секса. Она не обходила вниманием никого – ни дипломатов, ни административно-технический состав, ни вспомогательный персонал. Период ухаживания был сокращен до минимума, что очень важно в условиях дефицита времени и скученности российской колонии за рубежом.
В Лондоне только прибывший новый водитель недоверчиво выслушал в курилке рассказ о жене старшего советника, но, решив проверить, предложил Леночке подвезти ее до магазина. Ровно через десять минут после знакомства она с азартом сделала новичку минет прямо на перекрестке, из-за чего он прозевал зеленый свет, создал пробку и привлек внимание чопорного английского полицейского, который, заглянув в машину, испытал, наверное, самое сильное впечатление в жизни, что, впрочем, не помешало ему поднять скандал... В результате виновники были высланы на родину, причем водитель, пробывший в вожделенной загранице менее часа и навсегда лишившийся возможности когда-либо вернуться в чужеземный рай, против всеобщего ожидания, почему-то не возмущался.
Для Дерюгиных пятая по счету высылка наконец-то обещала стать последней: даже самые растяжимые рамки терпения имеют предел. Старший советник привык к подобным передрягам и переносил их стоически. «Сплетни», как он выражался, он не слушал и в них не верил. Очевидно, бедняга имел защитный психологический барьер, позволяющий не обременяться лишними переживаниями. А может, срабатывал характерный для партаппаратчика расчет: раскрыв глаза, он становился перед необходимостью скандала, развода, краха дипломатической карьеры и утраты доступа к телу, позволяющему при минимальных способностях чувствовать себя полноценным мужчиной.
Как бы то ни было, Павел Дерюгин надел парадный пиджак и отправился, как он веско произносил, «к друзьям». Но друзья были людишками малого калибра, как и он сам, бывшие цековские, а ныне министерские «шнурки», неспособные решить серьезный вопрос. Они сами не могли понять, почему предыдущие визиты Дерюгина заканчивались положительным решением, но и в этот раз, как и раньше, обещали всяческое содействие. Однако сейчас излюбленный аферистами прием под названием «самокат» мог не пройти, потому что «курирующий» (этот аппаратный синоним заменял более подходящее слово, которое невозможно произносить в приличном обществе) Леночку зам-министра только развел руками:
– Совершенно невозможно, дорогая. Шестой раз... Тут никому шарики не вкрутишь... Меня просто не поймут! И все же Дерюгины уехали. Теперь в Грецию.
– Друзья помогли, – многозначительно надувал щеки старший советник. Похоже было, что он сам в это верил.
– Да, дорогой. Хорошо, что у тебя такие замечательные и влиятельные друзья, – щебетала Леночка Дерюгина...
– Бедняжка, – повторила она и погладила Коровникова по распаренной голове.
– Иди, я тебя пожалею.
– Сейчас, – прислушиваясь к себе и ощущая еще неполное восстановление сил, ответил тот. И продолжил: – Хожу и без конца проверяюсь. Не от греков, от своих... Раньше бояться некого было, с Беловым мы договорились друг на друга не капать. А теперь Коржов своих тайных агентов повсюду запустил, чуть проколешься – сразу донесут...
– Кто такой Коржов? – капризно спросила Леночка. – У нас такого нет.
– Да не у нас... Ладно, не бери в голову.
Леночка стянула с себя простыню, обнажая обтянутый кожей скелет. Чуть припухлые соски лежали прямо на ребрах, густые волосы на лобке были фигурно подстрижены.
– Ты что завтра делаешь? – так же капризно произнесла она. – Может, поедем к морю?
– Никак не выйдет. Обеспечиваю важную операцию. Леночка закинула тонкие ноги за голову.
– Противный! У тебя вечно отговорки...
– Правда. Приезжает один человек, а я должен встретить его багаж.
– А то он сам не может. Или посольский водитель... Горячие пальцы вцепились в ухо Коровникова и куда-то повлекли.
– Никто не может. Это особый багаж.
– Противный! Тогда полижи мне пипочку! Оперативная работа подполковника приняла сугубо интимные формы. Леночка билась и отчаянно кричала. Она всегда была предельно откровенна с партнерами, но сегодня соврала. Коржов и был тем человеком, благодаря которому семья Дерюгиных отправилась за кордон в шестой раз. Причем руководили им отнюдь не сексуальные устремления.
Вечером того же дня Леночка по спутниковому телефону связалась с аналитическим отделом СБП.
– Коровников все время ездил на острова: то на Тинос, то на Миконос, – сказала она тем же тоном, которым обычно болтала с подругами. – На Миконосе жил несколько дней и выполнил задание. Завтра встречает особый багаж какого-то приезжего. Боится тайных агентов Коржова.
После обработки и некоторых уточнений ее лепет трансформировался в следующую форму: "Источник Графиня сообщает об активизации резидента ГРУ Коровникова в островной зоне (Тинос, Миконос). Выполнение им задания связано с Миконосом. Завтра Коровников встречает специальный багаж прибывающего нелегала. По нашим данным, в Афины вылетел начальник подотдела физических воздействий Плеско. Есть основания полагать, что на Миконосе находится осужденный к смертной казни Верлинов и Плеско поручено провести операцию "Л", Коровникову известно об агентуре СБП, но она им не расшифрована".
Через час сообщение легло на стол генералу Коржову.

 

* * *

 

– Не могу понять, куда делся Никон, – с некоторой долей озабоченности проговорил Христофор. – Несмотря на все запреты, эти негодяи пьянствовали и, судя по всему, поссорились... А парень пропал. Ты ничего подозрительного не слышал?
Верлинов покачал головой. Он только что возвратился после утренней пробежки и заметил оживление в районе причала. Странно... Следы проникновения в сарай он уничтожил, замок навесил на место...
– Ты чем-то озабочен? – проницательно спросил Григориадис.
Когда у человека нечиста совесть, он склонен отыскивать подтекст в самом невинном вопросе. Если же и тот, кто спрашивает, ведет двойную игру, диалог превращается в фехтовальный поединок.
– По-твоему, мне не о чем заботиться?
Христофор тоже не чувствовал себя кристально чистым по отношению к гостю, и контратака, последовавшая в ответ на пробный выпад, заставила его отступить.
– Я понимаю сложность твоего положения... Но у меня тоже неожиданно появились проблемы...
– Вот как?
– Ночью кто-то проник в склад у причала... – Верлинов напрягся. – Разлил горючее. Может? хотел поджечь? Раньше у меня не было врагов. Возможно, с этим и связано исчезновение Никона.
Христофор говорил обычным, слегка печальным тоном, Которым и повествуют всегда о неприятных происшествиях. Но смотрел испытующе и подозрительно. Намек был достаточно прозрачен: с твоим появлением начались неприятности. Не ты ли их виновник?
Иногда необходимо сделать вид, что пропустил удар. Генерал виновато развел руками.
– Не исключено, что приходили по мою душу. Ты же знаешь, когда разыскивают человека, то обязательно находят следы.
– Верно. – Христофор вздохнул. – Хотя я попытался их максимально запутать. Верлинов усмехнулся.
– Перебравшись с Тиноса на Миконос? Проницательный человек легко разобрал бы в этой усмешке нескрываемую издевку.
– Ну да... – Григориадис смутился.
– Главное, чтобы были уничтожены вещественные доказательства.
Это был разящий выпад. Но Христофор блестяще владел собой и защитился абсолютным спокойствием.
– Об этом можешь не беспокоиться. Их нет.
Ни один мускул не дрогнул на лице. Как будто скутер действительно покоился в морской пучине.
– А вчера я нашел человека, который займется лодкой. Он запросил пятьдесят тысяч долларов.
Ясно. Замаскированный упрек. Ты подозреваешь меня черт знает в чем, а я думаю только о твоих интересах.
– Как раз эта сумма и составляет мою долю. Ненавязчивое напоминание о двухстах тысячах отступных. Если Григориадис не возразит, значит, он принял эту сумму.
– Перестань! Твоя доля двести пятьдесят тысяч! – запротестовал Христофор. Не зря он выбрал себе псевдо Джентльмен.
– Кстати, может быть, здесь побывали те, кто ищет свои деньги? Тогда все логично: хотели устроить показательный фейерверк, Никон им помешал, и его убрали!
Григориадис загорелся, сам поверив во внезапно пришедшую мысль, но тут же опомнился: в таком случае достаточно перевернуть любую бочку с соляркой и совершенно незачем трогать скутер. Вдобавок ко всему, когда они прятали скутер, бак был пустым. Как в нем оказалось горючее. и кому понадобилось его выливать? Нет, похоже на длинные руки КГБ, как бы там ни называлась сейчас эта «контора»! Проклятье! Надо было или сразу же утопить проклятую торпеду, или передать ее Смиту. Стремление угодить двум сторонам с противоположными интересами никогда не доводит до добра!
– Да, скорей всего так и есть! – вслух произнес он. – Когда крадешь полмиллиона, надо быть готовым к осложнениям! Пойду распоряжусь об усилении охраны!
Но первое, что он сделал, спустившись к причалу, – прошептал короткое приказание на ухо капитану «Марии», стоявшему у яхты и издали наблюдавшему спор у распахнутой настежь двери сарая.
– Это чужие! – доказывал Артемий. – Или подобрали ключ, или открыли отмычкой...
– У сопляка Никона была ведь возможность снять слепок...
– Перестань, Орест! При чем здесь мальчишка?
– Да при том! Сначала бросил пост, а когда я ему врезал, решил отомстить. Хотел поджечь тут все, но духу не хватило...
– И куда же он делся?
– Испугался и убежал – вот куда! При приближении хозяина спорщики смолкли, хотя чувствовалось, что владевшее ими напряжение не исчезло.
– Все по местам! Обстановка не позволяет тратить время на болтовню! Вчера пытались сжечь склад, сегодня могут попробовать подпалить дом или яхту! – сурово сказал Григориадис.
Слуги нехотя разошлись, продолжая на ходу обмениваться мнениями. Капитан и двое матросов зашли в сарай и через некоторое время выкатили на тележке продолговатый предмет, завернутый в брезент.
– Имейте в виду, что у него нулевая плавучесть, – проговорил Орел. – Надо будет пустить воду в топливный бак. И сделайте это над Дьявольской щелью.
– Исполним как надо, хозяин, – прогудел капитан. – С такой глубины еще никто ничего не поднимал...
Не разворачивая брезента, скутер пристегнули к тросу и столкнули в воду. Григориадис решил, что лучше буксировать улику за яхтой: в случае опасности от нее будет легко избавиться.
– Выбери трос, чтобы не запутался о камни, – распорядился капитан.
Один из матросов возился в воде, натягивая канат. Внезапно он вскрикнул.
– Что случилось?
– Сюда! Скорей сюда!
Вслед за капитаном Христофор подбежал к краю причала и склонился над прозрачной голубоватой гладью. Из-под воды на него смотрело синее лицо Никона. Глаза утопленника были широко раскрыты.

 

* * *

 

Рейс «Москва – Афины» прибыл точно по расписанию. Маленький неприметный человек с мятым нездоровым лицом предъявил смуглому пограничнику паспорт на имя гражданина России Сергея Петровича Макарова. Въездная виза была в порядке, в списке нежелательных лиц фамилия Макаров отсутствовала, поэтому пограничник нажал педаль, и никелированный турникет провернулся, пропуская на греческую территорию профессионального ликвидатора майора Плеско.
Столпившиеся у выхода из зала прилета пассажиры по трем деревянным лоткам продвигали сумки и чемоданы к таможенной границе, которую олицетворяли два крупных черноусых мужчины и дородная женщина в зеленой униформе. Они довольно безалаберно копались в багаже, громко переговаривались между собой и явно считали досматриваемых людей неодушевленными предметами.
«Макаров» сам открыл невзрачный потертый чемоданчик и приглашающе ковырнул верхний слой вещей, но таможенник с презрительной миной пристукнул разрешающим штампиком по декларации и, не глядя, махнул рукой: проходи, не задерживай, не до тебя. Плеско никогда не был в Греции, но Сейчас ему показалось, что уже неоднократно видел этих смуглых черноволосых чиновников, исполненных сознанием собственной важности и значительности. Да, точно, любая из кавказских республик встречала так приезжающих, если те не относились к категории «уважаемых гостей».
Подхватив свой чемоданишко, «Макаров» двинулся дальше. Он любил путешествовать налегке и не боялся самого строгого таможенного досмотра. Ношеные рубашки, запасная куртка, спортивный костюм, белье, домашние тапочки, несколько банок консервов и электробритва «Харьков» разрешены к ввозу в любую страну. Основной багаж прибыл накануне: два дипкурьера вынесли из самолета увесистый ящик с бирками «досмотру не подлежит» и погрузили его в подъехавший прямо к трапу посольский микроавтобус. За процедурой внимательно наблюдал военный атташе, который и сопроводил груз к месту назначения.
Сегодня военный атташе российского посольства тоже находился в аэропорту, хотя вряд ли кто-либо из неосведомленных людей мог заподозрить резидента ГРУ в плешивом мужичке, то и дело снимающем шляпу для того, чтобы вытереть потеющую лысину. Коровников изрядно трусил на поле боя. А прием нелегала являлся настоящей боевой операцией. Потому что если «Макарова» раскрыли, то обязательно вычислят и его прикрытие. Коровников в любой момент ждал стандартной фразы: «Не двигайтесь, полиция, вы арестованы!» И это еще не худший исход, потому что можно возмущаться, размахивать дипломатическим паспортом, требовать посла и адвоката... И потом, иммунитет надежно защищает его от греческого правосудия. Да и прибывший нелегал не успел совершить ничего противозаконного... Так что официально им ничего не грозит.
Однако местные спецслужбы это прекрасно знают и могут воспользоваться неофициальными, но куда более действенными приемами. Шило под лопатку, вылетевший из-за поворота грузовик, нападение неизвестных бандитов... Тут ни диппаспорт, ни иммунитет не помогут, придется умереть, как умирает простой человек, не имеющий за спиной поддержки целого государства. Местные газеты напишут про несчастный случай с русским дипломатом, родное ведомство похоронит с воинскими почестями. Если будет что хоронить.
Растравивший себя мрачными мыслями, Коровников перестал надевать шляпу, зажатый в руке платок насквозь пропитался потом. Наконец тот, кого он ждал, вышел из зала прилета. Держался «Макаров» совершенно спокойно, чем вызвал раздражение у резидента ГРУ. Прошелся по аэровокзалу, поменял доллары на драхмы, купил набор цветных открыток. Затем вышел на площадь и взял такси. На первый взгляд, «хвоста» за ним не было.
Тщательно проверившись, атташе сел в арендованный черный «форд», за рулем которого находился один из подчиненных офицеров. Почему эти болваны в Центре задействовали руководителя резидентуры? Обычно Коровников перепоручал все дела кому-то из четырех оперативных сотрудников. Кроме, разумеется, упражнений с Леночкой Дерюгиной. Мысль о Леночке несколько улучшила настроение майора, и ему еще сильнее захотелось жить.
Глубина Дьявольской щели достигает двух с половиной тысяч метров. Выкрашенная под цвет моря торпеда с цифрой «три» на носовой части тонула несколько часов. На полутора километрах чудовищное давление расплющило ее в лепешку. Когда искореженный кусок металла достиг дна, вряд ли кто-то смог бы угадать в нем скутер боевого пловца. И уж совершенно невозможно было обнаружить останки аппарата среди нагромождения донных глыб, а тем более поднять его на поверхность. Вечная ночь пучины никогда не раскрывает своих тайн.
Но на цветных фотографиях, которые сделал Влакос специальным «кодаком», скутер можно было рассмотреть прекрасно. Гораздо лучше, чем сверхмалую подводную лодку, очертания которой расплывались в лучах прожекторов из-за эффекта преломления световых лучей. Впрочем, бортовой номер различался и на подводных снимках.
Вооружившись лупой, Константинос Скандалидис внимательно изучал цветную и черно-белую фотографии.
– Значит, этот Григориадис имеет непосредственное отношение к диверсионной лодке русских, – задумчиво проговорил он. – Но чье задание он выполняет? На кого работает?
– Во всяком случае, не на ЦРУ, – ответил шеф контрразведки, в упор глядя на своего министра. – За последнее время у него не было ни одного контакта со Смитом. Американцы помогают нам в подъеме «малютки», и, безусловно, их заинтересовал бы скутер. А агент скрывает столь важную информацию! Значит, он «двойник» и работает на русскую разведку!
– А его гость...
– Русский шпион. Своего американского друга Григориадис использовал втемную, получив для русского паспорт...
– Странно... Шпионы уже давно не прибывают таким образом... И паспорта у них заготовлены заранее...
Министр внутренних дел покопался в стопке фотографий и выбрал снимок бегущего Верлинова.
– Да и староват он для таких трюков... И вообще для активной работы. Ему же за пятьдесят... В этом возрасте сидят в кабинетах и отдают приказы. А он привык командовать!
Скандалидис нашел еще несколько фотографий.
– Вот крупный план... Властное лицо, строгий взгляд. Разве он похож на рядового исполнителя? Как вы думаете? Шеф контрразведки пожал плечами.
– У нас нет достаточных материалов для достоверных выводов.
– А для обоснованных предположений? Вы читаете оперативные сводки?
– Конечно.
– Но их надо уметь анализировать! – Министр выдержал эффектную паузу. – «В Москве исчез генерал Верлинов – крупный руководитель русской контрразведки. По некоторым данным, он ушел за границу».
– Вы думаете...
– Почти уверен.
В просторном, отделанном дубовыми панелями кабинете наступила тишина. Именно здесь должно быть принято принципиальное решение, которое заставит действовать целый ряд подразделений контрразведки и полиции: отдел наружного наблюдения, оперативно-техническую службу, сектор прикрытия, группу захвата. Сформулированное в нескольких фразах решение министра будет детализироваться в оперативных планах и тактике проведения операции, инструктаже сотрудников и постановке узких задач каждому, распределении ролей и участков ответственности, выборе конкретных мер и способов воздействия на объект разработки вплоть до возможности применения оружия при задержании, определении конечной цели – вывода на судебный процесс либо негласного устранения. Произнесенные за двойными, плотно подогнанными дверями, в кондиционированной атмосфере с постоянной комфортной температурой и влажностью слова заставят десятки людей не спать ночами, мокнуть под дождем, закладывать лихие виражи на автомобилях и катерах, схватываться врукопашную, стрелять и получать ответные выстрелы, рисковать здоровьем и жизнью. Но особенно важным принятое решение окажется для конкретного, из плоти и крови, человека, казенно именуемого на профессиональном сленге «объектом разработки», потому что оно определит его дальнейшую судьбу.
Скандалидис встал, обошел огромный, обтянутый черной кожей стол, заложив руки за спину, остановился у окна. По ту сторону тройного стеклопакета бесновался ветер и шел дождь, косые, толстые струи бесшумно врезались во внешнее пулезащитное стекло, разбивались на крупные капли, неровно сползающие к подоконнику. Внизу, на пустынной улице, у «фиата» с открытой дверцей, девушка в красном плаще боролась с вырывающимся из рук зонтиком. Министру она напомнила парашютиста, гасящего купол после удачного приземления. Он знал о последствиях своих приказов, но не ощущал себя властителем судеб. Потому что принимал решения лишь в тех рамках, которые определялись политической ситуацией и ожиданиями президента да премьер-министра.
Противозаконные действия русских на территории Республики Греция... Конечно, лучше было бы изобличить Международную организацию исламских террористов, но потерявшая управление и идущая вразнос Россия тоже представляет немалую опасность. Диверсионная подлодка, убитые аквалангисты, русский генерал-перебежчик, греческий пособник... Вырисовывается очень эффектная картинка! Предельно убедительная для каждого – от крестьянина из Македонии до политика любого ранга. В условиях активности чужестранных спецслужб лишаться поддержки союзников и выходить из НАТО просто глупо! Такой вывод тоже очевиден для каждого.
– Как вы назвали разработку? – не оборачиваясь, спросил министр.
– «Посейдон».
Девушка сложила наконец зонт, прыгнула в машину, дверца захлопнулась, «фиат» рванул с места. У министра возникло необъяснимое чувство потери. Он вернулся за стол. Начальник контрразведки ожидающе раскрыл блокнот, приготовил «паркер».
– Итак, операция «Посейдон» будет реализована в несколько этапов. На первом – арест Григориадиса и его «гостя» по подозрению в убийстве аквалангистов. При этом мы должны находиться в тени, основная активность пусть исходит от полиции. Обычная уголовщина – именно так надо подавать его журналистам и широкой общественности.
«Паркер» быстро черкал по безупречно гладкой бумаге.
– В ходе обысков и допросов выявится причастность задержанных к российским спецслужбам, тогда официально подключаемся мы, к этому времени личность «гостя» должна быть идентифицирована, пресса сообщает о новых обстоятельствах преступления, дело приобретает политический характер. Нота протеста, обсуждение в парламенте, Ну и так далее...
Греческими властями судьба Верлинова была предрешена. Но оставался еще один щекотливый вопрос.
– А связи Григориадиса с ЦРУ? Министр поморщился.
– Об этом в газеты не должно просочиться ни одного слова. Нам ни к чему осложнять отношения с американцами. Сразу после ареста «двойника» дайте знать Смиту, что мы не собираемся расшифровывать их контакты.
– Ясно. – Начальник контрразведки кивнул.

 

* * *

 

Почти в то же самое время судьба генерала Верлинова решалась на другом континенте, в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли.
– Директор приказал вернуться к операции «Проводник». – Начальник русского отдела внимательно рассматривал специально вызванного из Афин Роберта Смита. – А поскольку ее проводили вы... придется передать дела и переключиться на новое задание. У вас есть неотложные разработки?
«Вот так всегда, – раздраженно подумал разведчик. – Стоит подготовить хорошую разработку, и ее тут же вырывают из рук, а взамен подсовывают какое-нибудь говно!»
– Есть, – спокойно произнес он. – Но я не могу ее передать.
– Почему же? – Брови начальника отдела чуть приподнялись, что выражало крайнюю степень удивления.
– Потому что она напрямую связана с московской операцией. Использованием сейсмического оружия руководил генерал Верлинов. Сейчас он находится в Греции, на острове Миконос. Те трупы русских аквалангистов... Скорее всего – это его работа. И вообще он нашпигован секретами!
Смит замолчал.
– Ну и... Начальник русского отдела любил законченные конструкции.
– У меня есть подходы к генералу. Поскольку он находится в Греции нелегально, можно без особого труда похитить его и вывезти в Штаты.
– Опять похищение... Если пронюхает госдепартамент, поднимется большой скандал... Впрочем, игра стоит свеч! Вы проработали детали?
Вместо ответа разведчик положил на стол скоросшиватель с несколькими листами бумаги. Начальник отдела углубился в изучение плана операции.
– Задействовать группу «тюленей» из Литтл-Крика и вывезти его на подлодке поддержки? Оригинально!
– Не гонять же лодку порожняком, – слегка улыбнулся Смит.
– Хороший план. По крайней мере мне нравится. Попытаюсь получить санкцию Директора.
К концу дня адмирал Джеймс Вулси одобрил операцию, разработанную русским отделом. Следующим утром Роберт Смит вылетел в Афины для ее реализации.

 

* * *

 

В Афинах, на конспиративной квартире ГРУ, где майор Коровников любил заниматься сексом с Леночкой Дерюгиной, тоже шла речь о генерале Верлинове.
– По утрам он бегает одним и тем же маршрутом, вот схема. А это снимки...
Военный атташе российского посольства протянул недавно прибывшему на греческую землю «коммерсанту Макарову» фотографии бегущего Верлинова. Тот сунул в рот остатки бутерброда с печеночным паштетом, отряхнул руки и взял иллюстративный материал.
– Одним и тем же? Интересно... Так может, не ломать голову и поставить направленный заряд?
Он вроде бы размышлял вслух, но одновременно как бы советовался с майором. Коровникова передернуло. То, что он сейчас делал, по греческим законам называлось пособничеством в убийстве. Да и по законам любой другой страны тоже. Конечно, слова нематериальны, но их можно записать на пленку. Поэтому очень важно соблюсти невинные интонации. А этот идиот так и приглашает в соучастники...
– Вопросы взрывных работ не входят в мою компетенцию, – сказал он для микрофонов. Конечно, в помещении «клопов» не было, но существуют десятки способов эффективного аудиоконтроля извне – из дома напротив, припаркованного внизу автомобиля, с соседней крыши...
Ликвидатор осекся и озадаченно взглянул на собеседника, но тут же все понял. Презрительно скривившись, он дал понять, что его опыт исключает столь изощренные методы в данных условиях.
– Понимаю, – все же решил поправиться он. – Возможности перепланировки местности, изменения русла рек и другие варианты подробно изложены в каталоге, с которым может ознакомиться любой заказчик.
Эта абракадабра вряд ли способна ввести в заблуждение греческую контрразведку, но вполне может вызвать замешательство у суда. Воспоминание о суде вызвало у Коровникова изжогу. Ведь предстоит передать плюгавому убийце оружие, а это уже вполне материальная улика! Только и стоит уповать на дипломатический паспорт... Но дома тоже не прощают провалов! Выгонят без пенсии к чертовой матери...
Коровников впервые привлекался к операции "Л" и почти с ненавистью смотрел на страшного приезжего, невозмутимо лопающего привезенный из Москвы паштет. Скольких людей он отправил на тот свет? Майор Плеско спокойно выдерживал его взгляд. Он не чувствовал себя душегубом и убийцей. Просто есть разная работа. И если объектами ее становятся отпетые негодяи, то она объективно полезна.
– Я хочу покататься по морю, – прожевывая очередной кусок, сказал ликвидатор. – Мне нужен мощный катер.
– Катер арендован и ждет у причала.
Военный атташе встал.
– Здесь вас никто не побеспокоит. В случае необходимости звоните.
В посольство Коровников вернулся в состоянии крайнего раздражения. Но, пройдя вестибюль, он наткнулся на тонкую женскую фигуру в тугом платье, едва прикрывающем лобок.
– Где ты ходишь, противный! – чувственно проворковала она. – Я уже не могу!
Он шарахнулся в сторону, лихорадочно осматриваясь по сторонам. Никого. Исходящая от Леночки волна необузданного желания переключила регулятор настроения.
– Жди за углом, у магазина, – сквозь стиснутые зубы прошептал Коровников и с невозмутимым видом прошел мимо. Быстро написав отчет о встрече нелегала, резидент отдал документ шифровальщикам и вновь покинул посольство. Подчиненные не удивились: в пиковые моменты тайных операций задействованный в разработке офицер работает круглосуточно.
Серый «опель» резидентуры на миг притормозил у универсального «шопа», и Леночка мгновенно впорхнула в кабину.
– Наконец-то! – Маленькая горячая рука накрыла ладонь майора, лежащую на рычаге переключения передач, потом привычно легла на ширинку, словно нащупывая еще один рычаг управления.
– Давай скорей на квартиру!
– Туда нельзя, – с досадой сказал Коровников. – Давай просто покатаемся.
И он, и она знали, что означает безобидное «покатаемся» – секс на природе, иногда обычный, чаще – оральный. Леночку устраивал любой вариант. Но на этот раз она почему-то запротестовала.
– Как нельзя? Ты что, привел туда бабу?!
– При чем здесь баба? – Майор про себя ругнулся. У этих дур одно на уме! – Там поселился человек из России, я тебе говорил, что сегодня должен его встречать...
– Какая досада! – Леночка надула губки. – Я хочу ванну, постельку... Когда этот дурак уедет?
– Скоро. Через два-три дня.
– Так долго? А ты не можешь выпроводить его пораньше?
– Не могу. Он приехал по делу. Горячая ладонь расстегнула «молнию» и нырнула внутрь.
– Когда приезжают по делу, идут в посольство, а не сидят на квартирах для траханья!
Коровников даже не удивился своеобразию представлений приятельницы о целевом назначении конспиративной квартиры ГРУ. Он вообще потерял способность удивляться, думать, анализировать. Умелые пальцы сноровисто копошились в брюках, отыскивая край нижнего белья. Возбужденный член ощущал их сквозь тонкую ткань, а его владелец напрягся в ожидании того момента, когда последняя преграда исчезнет и ласковая рука коснется напрягшейся плоти, до предела налившейся кипящей кровью. Казалось, вся кровь прилила к самой чувствительной точке. Хотя мозг был почти отключен, крохотный участок, контролировавший безопасность движения, заставил майора до предела снизить скорость.
К сожалению, участки бдительности и служебной добросовестности бездействовали, хотя многолетнее «промывание мозгов» было направлено именно на то, чтобы сохранить их работоспособность в любом состоянии. Но методики преподавателей, института военной разведки, многочисленных начальников и служб внутренней безопасности основывались на уныло-стерильных догмах, не учитывающих реалий настоящей жизни. Ибо и занятия в учебных классах, и еженедельная служебная подготовка исключали из сферы интересов разведчика секс и алкоголь, являющиеся непременными составляющими жизнедеятельности любого человека. А потому воспринимались не взаправду, как условный противник на практических занятиях.
Многократно слышавший о «медовых ловушках», майор Коровников, даже расслабившись под нежными пальчиками Леночки, должен был проанализировать ее повышенный интерес к своей персоне, направленность задаваемых вопросов, выдвинуть версию о разведывательном подходе и принять соответствующие контрмеры, причем не прекращая сексуальных упражнений, которые сами по себе никакой угрозы для службы не представляют. Но для этого он должен был быть профессионалом и, кроме безупречной анкеты, папы – секретаря райкома и положительных характеристик, иметь обостренное чувство опасности, безошибочную интуицию и умение примерять ситуацию на себя. Но личностными качествами, необходимыми настоящему разведчику, он не обладал, а потому считал, что работающие на противника коварные обольстительницы встречаются лишь в занятных киношках, пугающих подборках Службы внутренней безопасности да в географических точках, расположенных за тысячи километров от его места службы.
– Он не может появляться в посольстве... Но завтра или послезавтра мы сможем провести там несколько часов... «Опель» выкатился на пустынный пляж.
– Ты же говорил: три дня!
Горячая рука и напряженная плоть соприкоснулись, Леночка застонала, густо накрашенные губы искривились.
– Это другое... Он уедет на Миконос... Давай скорей... Леночка привычно метнулась вниз, как дельфин, нацелившийся на серебристую ставриду. И так же безошибочно настигла цель. Только вместо отчаянно бьющейся, ни в Чем Не повинной рыбешки в хищном ротике оказалась бледная и вялая часть тела, заставившая хозяина нарушить присягу И все подписки, которые он давал за время своей совершенно секретной службы.

 

Назад: Глава третья
Дальше: Глава пятая