Глава вторая
Утверждения о том, что преступник не имеет национальности, и о том, что национальный признак нельзя класть в основу обозначения криминальной «окраски», неверны. Или, по крайней мере, не совсем верны. Ни один пуэрториканец, ирландец или еврей не сможет стать полноправным членом «Коза ностры» – только чистокровный итальянец. А в «общество чести», или пресловутую мафию, ставшую родовым обозначением всех организованных преступных сообществ, но на самом деле представляющую собой вполне конкретную организацию, путь открыт не просто уроженцу Апеннинского полуострова, но именно сицилийцу. Точно так же вступить в каморру имеет шанс лишь неаполитанец... Другие известные преступные организации не требуют столь строгой привязки к определенному региону, но обязательно выдерживают национальный признак: якудза – только японцы, в триадах – исключительно югоазиаты: китайцы, вьетнамцы, малайцы...
Пуэрториканцев, ирландцев или евреев этот факт не обижает, потому что они создают собственные криминальные кланы и тоже не допускают в них чужаков. В подобном подходе скрыта глубокая мудрость, ибо кровнородственные связи куда прочнее временных общих интересов: предать отца, дядю, брата или просто соплеменника гораздо труднее, чем постороннего соучастника, даже если с ним уже не раз ходил «надело».
И в России, где не так сильны родственные узы, преступные группировки складываются тоже не абы как: в их основе землячество, дружба с детства, общие увлечения – спорт, военная подготовка и т. п. Представители же интернационального разноплеменья бывшего СССР твердо придерживаются национально-кланового принципа, поэтому в Москве успешно действуют азербайджанская, армянская, узбекская, чеченская организации, отвечающие всем признакам мафии.
Магомет Тепкоев возглавлял чеченскую группировку. Не занимая никаких официальных постов и не имея столичной прописки, он жил в огромной квартире на Кутузовском проспекте, где недавно произвел евроремонт, обошедшийся ему в пятьдесят тысяч долларов. Денег он не считал так же, как автомобилей, домов, квартир, дач, любовниц и других символов преуспевания настоящего горского мужчины. Ему подчинялись и Лема Терлоев, и Ильяс Бузуртанов, и Али Шерипов, и Арсен Татаев по прозвищу «Битый Нос», и все остальные руководители «отрядов», «команд» и «бригад», а через них – рядовые члены криминального сообщества. Опосредованно ему подчинялись все тридцать тысяч земляков, составляющих чеченскую общину московского региона, даже не связанных с преступным миром: система обычаев, традиций, разветвленных и переплетающихся родственных связей не позволяли никому обособиться от диаспоры.
Сейчас Магомет по спутниковому телефону беседовал с родиной.
– «Воздух» прокачали полностью, есть еще друзья в банках, готовь документы... А «картинки» больше не направляй – сейчас во всех магазинах машинки для просвечивания, а у наших вообще крупные купюры берут неохотно... Нет смысла... «Тачки» дошли все целые? Этот перламутровый «мерс» можешь взять себе, а свой отдай Руслану – он давно просит... Азамат долг вернул?
В Гудермесе, в огромном трехэтажном доме, украшенном параболической спутниковой антенной, телефонную трубку держал средний брат Абу, ведавший делами семьи на Кавказе. Он находился в более сложном положении, чем Магомет, потому что работать дома гораздо трудней, чем в России. Там никто никому не нужен, и несколько настоящих мужчин со «стволами» могут делать все, что захотят. Другое дело здесь...
Тут все держатся друг за друга, попробуй обидеть кого – мигом родственники поднимутся, а у каждого сейчас и автомат, и гранаты, и подствольники. На авторитет не смотрят: хоть ты большой начальник, хоть кто – отвечай за обиду! А если кровь пролил и скрылся, за тебя родственники расплатятся – брат, отец, сын... Древний обычай исполняется свято, он и раньше был куда действенней, чем милиция, прокуратура и суд, вместе взятые... Застрелит милиционер грабителя, по закону его оправдают, а род убитого свое решение принимает: кровь за кровь! И все законы – в сторону. Разве что у милиционера свой тейп имеет большую силу, тогда договариваются, находят через мул, стариков какой-то компромисс – заменяют кровь выкупом...
– Попросил отсрочки, – неохотно проговорил Абу, зная, что такой ответ вызовет недовольство старшего брата. И он не ошибся. Магомет перешел на крик.
– Слушай, сколько можно отсрочивать? Когда товар брал, об отсрочке речи не было! Потому и о процентах не договаривались! Почему мы должны свое терять? Инфляция, инфляция, скоро возвращать нечего будет! Ты разве не можешь там без меня все ему объяснить, как мужчина мужчине? Включай счетчик, пускай думает...
Абу тяжело вздохнул. Род Азамата гораздо древней и мощней клана Тепкоевых. Поэтому с этим должником нельзя поступать так, как Магомет привык у себя в Москве...
– Что молчишь?
– Думаю, – обтекаемо ответил он. Брат, очевидно, предположил, что Абу выстраивает планы решительных действий, и смягчился.
– Как там вообще дела? Что поделывает Дударик?
– Все обещает счастья и процветания. Его люди уже процветают. Хамхоев дом шикарный купил в Америке, Бекбулатовы то в Англии дела делают, то в Турции... Свой самолет у них...
– Про нас ничего не говорит?
– А-а-а... Говорит. Недавно по телевизору выступал: настоящие чеченцы должны вернуться домой и все деньги вложить в экономику республики...
– Понятно. Чтобы Хамхоев еще один дом купил. Ну ладно... Что с командировкой?
– Пятнадцать человек готовы, ждут сигнала. Только они «пустыми» поедут. И особо «засвечиваться» не могут, почти все – в розыске.
Спутниковая связь давала прекрасную слышимость, соблюдать конспирацию братья не считали необходимым, ибо опыт показывал ненужность особых предосторожностей: в демократической России компетентным органам было глубоко безразлично, о чем говорят ее граждане.
Положив трубку, Магомет Тепкоев занялся текущими делами. Личный секретарь, порученец и телохранитель Лечи, здоровенный, густо заросший иссиня-черными волосами с ног до головы парень, шепотом пересказал новости, могущие заинтересовать руководителя общины:
– У Бузуртанова проблема с русаками – те наехали на его магазин в Останкине, назавтра назначена «стрелка» для разборки. Но Ильяс решил по-другому: шепнул своим друзьям в милиции, пусть работают. А сам хочет повеселиться – заказал в ресторане напротив столик у окна, чтобы посмотреть комедию. Друзей позвал – всех, кто желает.
Тепкоев довольно усмехнулся.
– Хитрая лиса этот Ильяс, здорово придумал! Запиши, напомнишь, будет время – пойду посмеяться...
– Ночью три чеченца напали на квартиру в Орехове-Борисове, хозяев убили, соседа ранили. Кто такие – неизвестно, скорее всего «дикари». Магомет поморщился.
– Что еще?
– Лема убрал Ашота-цветочника. Сделал чисто, по заказу, подозрений нет.
– Давно пора! Теперь постепенно надо потеснить армян на Юго-Западе, прибрать территорию к рукам.
– Лема как раз присмотрел там старый пивной ларек, хочет откупить и на его месте поставить павильон.
– Пусть делает. Что еще?
– Шерипов спрашивает, когда отправлять груз. У него на даче уже тонн десять чистой меди, вольфрам, молибден...
– Металл есть не просит. Сейчас все дороги к Грозному перекрыты, подождать надо. Главное – туда доставить, а потом самолет вызовем и переправим. Не нужно спешку гнать. Долго они транспорт контролировать не будут.
Пока Магомет решал важные дела, члены группировки занимались повседневной рутинной работой: выбивали дань из торговцев, коммерсантов, бизнесменов различных мастей; запугав и подкупив управляющих банками, получали чемоданы денег по фальшивым авизовкам; разбирались на «стрелках» с конкурентами; похищали людей, грабили и совершали разбойные нападения, калечили, убивали, насиловали – словом, делали все то же, что и Другие преступные организации.
Лема Терлоев расширял легальный бизнес и одновременно вторгался на чужую территорию. На месте старого, вросшего в землю пивного ларька он намеревался открыть современный павильон «Баварское пиво с сосисками». Загвоздка заключалась в том, что неказистое строение с забитым досками торговым окном являлось эвакуатором бывшего одиннадцатого отдела КГБ СССР под номером двенадцать. Но об этом никто из оформляющих сделку не знал.
Когда генерал Верлинов создавал систему спецобъектов, позволяющих оперативным сотрудникам скрыться при необходимости в подземных коридорах Москвы, государственная недвижимость, даже в виде ветхого ларька, не продавалась. А чтобы исключить любые случайности и накладки – отвод земли под строительство, снос, проникновение вовнутрь и тому подобные неожиданности, – в каждом райисполкоме существовал государственный чиновник, имеющий перечень неброских и малоприметных сооружений: телефонной или трансформаторной будки, гаража, подвала в цокольном этаже жилого дома, пункта приема стеклотары, при возникновении интереса к которым следовало позвонить по определенному номеру.
С тех пор не столь уж много воды утекло, но жизнь изменилась кардинальным образом: продавалось все, в том числе и государственные чиновники, да они уже и перестали быть государственными, а стали своими собственными, почти в открытую рассматривающими взятки как легальную прибавку к зарплате. В вихре многочисленных структурных перестроек безвозвратно утерялись и тот список, и ответственный телефон, а самое невероятное – в разгромленном Комитете иссякло финансирование охранно-режимных мер, и система спецобъектов осталась фактически без контроля.
Поэтому Лема Терлоев, не приложив значительного труда и не понеся существенных расходов, получил в префектуре разрешение на бессрочную аренду земли, снос ветхого ларька и строительство нового павильона согласно представленному проекту.
Работы должна была осуществлять фирма, для которой Лема являлся «крышей», что сулило короткие сроки, высокое качество и бесплатность заказа. Но как только выделенный участок огородили и пустили на подлежащее сносу строение бульдозер, возникли неожиданные сложности. Хищно выставленный нож уперся в полусгнившую стену, раздался треск, потом скрежет и... бульдозер остановился Натужно взревывал двигатель, синий дымок выхлопа превратился в удушливое облако, но машина не трогалась с места. Под соскобленными ножом досками показалась стальная стена.
Через полчаса Лема с двумя подручными прибыл на стройку. Новенький «БМВ» цвета бутылочного стекла затормозил у забора, три кавказца в просторных спортивных костюмах и расстегнутых кожаных куртках, не заботясь о том, чтобы закрыть машину, деловито направились к застрявшему бульдозеру. Терлоев шел впереди вальяжной, раскачивающейся походкой, в руке он держал янтарные четки. Небольшого роста, с не по возрасту рыхлым лицом, на котором контрастно выделялся крупный твердый нос.
Увидев металл под камуфляжем гнилых досок, Лема сразу подобрался и нахмурился.
– Дергайте отсюда! Вы ничего не видели! – резко приказал он бульдозеристу и прорабу. Те послушно кивнули. Он молча протянул руку, и один из его подручных вложил в пухлую ладошку складную трубку телефона сотовой связи. Лема соединился с Тепкоевым.
* * *
Капитан-лейтенант Чижик был пьян вдрободан. Это случалось с ним нечасто. Если говорить совсем точно, то так он напился лишь второй раз за всю жизнь. Оба раза совпадали с крушениями удачно складывающейся карьеры. Четыре года назад он получил назначение, от которого у любого морского офицера, едва достигшего тридцати лет, могла закружиться голова: заместитель командира новейшей АПЛ с титановым корпусом «Барракуда». Он уже тогда носил четыре звездочки на однопросветном погоне и ждал следующего звания. Возраст и способности реально позволяли через несколько лет стать командиром РПКСН. Но судьба и планы американской разведки распорядились иначе.
«Барракуда» являлась кораблем принципиально нового класса и, естественно, привлекала пристальное внимание предполагаемого противника. Во время боевого дежурства в Баренцевом море к титановому РПКСН пристроилась многоцелевая лодка ВМС США «Грейлинг». Тогда Чижик не знал названия и принадлежности чужой субмарины, хотя цель ее определил без труда: снятие гидроакустических характеристик уникального русского ракетного крейсера.
Командир спал, и если бы молодой зам вызвал его в ходовую рубку, то автоматически снял бы с себя ответственность, переложив ее на чужие плечи. По инструкции следовало действовать именно так, и то, что Чижик пренебрег официальным требованием, впоследствии стало основным признаком его вины. Но неписаный закон чести морского офицера предполагает, что ты сам должен решать проблемы, возникшие в твою вахту.
«Грейлинг» подкрался вплотную, нарушив предел безопасного сближения. Чижик приказал увеличить обороты винтов и нырнул в глубину. Маневр ясно давал понять, что преследователь обнаружен, в таком случае международный кодекс подводников требует прекратить «охоту». Однако капитаном американской лодки явно овладел азарт. «Грейлинг» навис сверху; когда Чижик ушел еще на полсотни метров, соперник устремился следом.
Стодвадцатиметровые веретенообразные стальные махины пронизывали толщу холодных северных вод, почти соприкасаясь. На борту «Барракуды» находилось шестнадцать баллистических ракет с ядерными боеголовками. Впоследствии Чижику поставили в вину то, что он якобы об этом забыл, как будто именно он являлся организатором опасной подводной игры. Честно говоря, он действительно забыл о ракетах, потому что угрожавшая лодке опасность была более банальной – столкновение, обычный механический удар с повреждением обшивки и всеми вытекающими последствиями. Так и произошло.
Удержать тысячетонный вес подводного ракетоносца может лишь соответствующий объем воды. Когда обтекаемые тела АПЛ стремительно скользят по воображаемым желобам своих маршрутов, вокруг создаются кавитационные разрежения, и, если курсы сблизятся до критической дистанции, невидимая сила бросит корабли друг на друга, произойдет так называемый «dropping-fall», о котором хорошо известно не только старому морскому волку, но к недавнему выпускнику Краснознаменного Ленинградского командно-инженерного училища подводного флота.
Поэтому Чижик изо всех сил старался увеличить дистанцию и на чем свет стоит клял безмозглого преследователя, забывшего один из фундаментальных законов безопасности подводного плавания. Здесь он был не вполне прав. На самом деле командир «Грейлинга» Джереми Смит помнил о возможности «dropping-fall». Он уже пятнадцать лет плавал на различных глубинах и знал много поучительных историй, подтверждающих аксиому: нельзя приближаться к другому кораблю ближе, чем на семьсот футов. Но сейчас «Грейлинг» вел акустическую, магнитную, рентгеновскую локацию, получая уникальную развединформацию о суперсекретной лодке русских. Успех сулил признание, ощутимое вознаграждение и новые служебные перспективы. При этом опасность «стремительного удара» отодвигалась на второй план: кто не рискует, тот не выигрывает...
– Шестнадцать пусковых шахт, – поступил очередной доклад с пульта рентгеновской разведки. – Установить тип и характеристики ракет на таком расстоянии не позволяет разрешающая способность аппаратуры...
Американский крейсер висел в двухстах футах над российским. Это была критическая дистанция.
– Сорок футов вниз, – напряженным голосом скомандовал Джереми Смит.
Если бы лодки стояли, все могло обойтись. Но на скоростях сорокавосьмиметровый слой разреженной воды не способен удержать громаду РПКСН. «Грейлинг» провалился, как самолет в воздушную яму. Громадная стальная сигара ударила в экспериментальный титановый корпус.
Грохот, скрежет, резкий носовой крен, падающие матросы, мат – «Барракуда» резко нырнула в пучину...
– Продуть носовой! – хрипло кричал Чижик. – Руль на всплытие!
Интуитивно он чувствовал, что лодка не получила смертельных повреждений и способна выбраться на поверхность, если только «охотник» не потерял ход, навалившись сверху на палубу... Но этого, к счастью, не. произошло. «Барракуда» уверенно пошла вверх и вскоре всплыла.
Своего преследователя капитан-лейтенант так и не увидел. Лишь через несколько дней из разведсводок стало известно: подводным хулиганом оказался «Грейлинг», получивший в результате своих «игр» столь серьезные повреждения, что встает вопрос о возможности его дальнейшего использования.
Титановый корпус российской АПЛ практически не пострадал, что подтвердило преимущества нового крейсера. По существу, Чижик блестяще вышел из навязанного ему состязания и провел незапланированное испытание прочности «Барракуды». Но ЧП есть ЧП, оно обязательно требует комиссий, виновника и наказаний. Капитан-лейтенанта отстранили от должности по служебному несоответствию и подвесили в унизительно-неопределенном положении кадрового резерва.
Тогда-то Чижик и напился первый раз, что называется, «до чертиков». Приличного пойла на базе не было, пили «шило» – разбавленный сырой водой спирт, тепловатую, отвратительную даже на вид, мутную беловатую жидкость с резиновым почему-то запахом. Собутыльников у опального капитан-лейтенанта оказалось немного. Весь экипаж понимал, что он ни в чем не виноват и просто принесен в жертву обстоятельствам и бюрократическому молоху, требующему обязательного пролития крови если не в прямом, как в былые времена, то в переносном смысле. И все же.... Дружить с прокаженным – верный способ подхватить проказу.
Лишь «забившие» на службу, карьеру, подводный, надводный флот и все другие виды Вооруженных Сил старшие лейтенанты Егоров и Резников сдвигали с ним стаканы, говорили дежурные, отдающие фальшью слова утешения и очень искренне выпивали «за сказанное».
Потом, плохо соображая, он добрался до офицерского общежития и повалился в постель, где долго тискал Ольгу за густые волосы внизу живота и упругие скользкие складки между широко раскинутыми ногами, но не смог пробудить в себе мужскую силу и провалился в небытие, из которого выныривал несколько раз блевать или, если придерживаться морской терминологии, «травить».
Инцидент с «Грейлингом» получил широкую международную огласку, и по всем стандартам выходило, что именно американец нарушил нормы мореплавания. Может быть, благодаря этому Чижик избежал увольнения со службы, но из атомного флота его убрали – бюрократическая машина обратного хода не дает.
Как раз в это время одиннадцатый отдел КГБ СССР обратился в Главкомат ВМФ за кадровой помощью для доукомплектования морского отделения. Многоопытные флотские кадровики предложили обиженному офицеру сменить место службы, и закусивший удила Чижик пересел с суперсовременного РПКСН на обычную дизельную лодку «У-672». Через год он стал ее командиром. Карьера налаживалась, капитан-лейтенант вновь рвался вверх, и вторичное падение окончательно выбило его из колеи.
На этот раз он напился не в обшарпанной комнатке базы офицерского резерва, а в столичном ресторане «Арагви», не мутным «шилом», а чистейшей и супердорогой водкой, да и закуски были – не сравнить... Но поганое состояние души – точь-в-точь как тогда.
– Вот смотри. – Неуверенными движениями Чижик извлек из внутреннего кармана флотской тужурки сложенный вчетверо лист плотной бумаги и, не разворачивая, сунул под нос капитану третьего ранга Резникову. Это было предписание об убытии к новому месту службы, которое капитан-лейтенант показывал спутнику не менее восьми раз за вечер. – Заместитель командира войсковой части номер 0752, – наизусть процитировал Чижик и зло усмехнулся. – Знаешь, что это за часть?
– Давай по последней, и разбежались... – Резников в очередной раз взглянул на часы, плеснул по рюмкам водку, намазал на подогретый хлеб остатки красной икры. Он служил в Главном штабе Военно-Морского Флота и хорошо знал о в/ч 0752. Кроме того, бывший сослуживец раз двадцать подробно рассказал о ней.
– База списанных АПЛ, – в двадцать первый раз начал Чижик. – Приморский край, захолустье, тридцать матросов и четыре офицера... Плюс прогнившие, разваливающиеся лодки, радиоактивные утечки, постоянная угроза катастрофы... Финансирования нет, противоаварийные системы вышли из строя...
Он говорил все громче, перекрывая ресторанный шум, как когда-то на «У-672» перекрывал ровный гул систем жизнеобеспечения.
– А когда настанет момент и все полетит к черту, – Чижик с силой ударил рюмкой о стол, стекло лопнуло, водка смыла кровь с порезанных пальцев, – то козла отпущения искать не надо, вот он! Сколько раз я отвечал за чужие грехи? Я профессиональный козел отпущения! Только теперь понижением в должности не отделаться, придется идти под трибунал!
Он кричал во весь голос, люди за соседними столиками повернулись и с интересом рассматривали двух морских офицеров, один из которых был сильно пьян.
– Все будет нормально, старик! – успокоил Резников и выпил. – Мне пора, жена ждет.
Резников встал. Он не привык к ресторанам и не хотел идти в «Арагви», куда привычней распить бутылочку с очередным периферийным офицером прямо в кабинете или в небольшой закусочной, рядом со штабом, и прийти домой с небольшим опозданием. Тогда жена не принюхивается и не придирается к пустякам.
Чижик засунул пальцы в рот, облизывая кровь.
– Чего нормального, если трибунал...
– Брось, старик! У меня жена хуже трибунала. – Капитан третьего ранга похлопал по твердому погону с маленькими колючими звездочками. Когда они выпивали последний раз на базе флотилии АПЛ Северного флота, он, Резников, был младшим по званию. Теперь все наоборот. Каждый получает по заслугам, у каждого своя судьба. Жаль немного бедолагу, но что поделаешь... А Ленку лучше действительно не злить...
– Надо идти. Ты со мной?
Чижик отрицательно покачал головой.
– Ну ладно... Смотри не влипни в историю... Тут патрули на каждом шагу!
Резников ушел. Капитан-лейтенант продолжал облизывать пальцы, хотя кровь уже не текла.
– Что ж ты сам у себя лижешь, красавчик? – На освободившееся место села молодая блондинка с холодными расчетливыми глазами. – Пойдем, я тебе все сделаю в лучшем виде...
– Куда пойдем? – мутно глянул Чижик в предельно откровенное декольте.
– На улицу. У меня здесь машина. Стекла темные, ничего не видно... Пойдем!
– Протянув руку через стол, она цепко ухватила жесткое форменное сукно.
– Вначале надо рассчитаться, – решительно заявил мгновенно появившийся официант. Он знал, что если моряк клюнет на свежую наживку, то обратно уже не вернется.
Капитан-лейтенант достал пачку купюр: подъемные и проездные для всей семьи. Отсчитал нужную сумму, набросил чаевые и передал официанту. Тот кивнул, хотел что-то сказать, но, бросив опасливый взгляд на двух крепких, коротко стриженных парней за одним из соседних столиков, передумал.
– Спасибо, – тихо сказал он и по инерции выдавил: – Заходите еще...
Блондинка потащила еле стоящего на ногах Чижика к выходу. Она ненатурально улыбалась, будто скалилась в предвкушении предстоящих событий. Парни двинулись следом.
– Они что, постоянно здесь работают? – спросил респектабельный мужчина лет сорока, сидящий На удобном месте в углу, откуда просматривался весь зал.
– В последнее время все чаще заныривают, – почтительно сообщил один из двух сопровождающих его телохранителей.
– А кто разрешил? – поинтересовался мужчина и поправил узел красивого бордового галстука. В тот же миг к нему подскочил отделившийся от колонны квадратный человек с расплющенными ушами борца.
Мужчина в бордовом галстуке шепнул что-то в деформированное ухо, «квадрат» коротко кивнул и стремительно двинулся вслед за морским офицером. В зале продолжали пить, есть, обсуждать деловые и любовные проблемы, но завсегдатаи насторожились, озабоченно прикидывая, не начнется ли стрельба, а если начнется, то не продырявят ли оставленные возле ресторана автомобили.
На улице было холодно и промозгло, огни фонарей отражались в мокрой мостовой.
– Сюда, миленький. – Переставшая скалиться блондинка деловито вела Чижика в глухую тень к потрепанной «девятке» с зеркальными, мертво поблескивающими стеклами. Двадцатилетняя Лидка Щека взяла на крючок двенадцатую жертву. Их группа специализировалась на командированных и других заезжих лохах. Трех любителей случайного секса уже не было в живых, остальные получили увечья различной тяжести. Точную судьбу морячка не мог предсказать никто, даже Генка со своим кастетом. Когда он входил в азарт, то зверел и не мог остановиться. Щеке не очень нравилось то, что должно было произойти, но у каждого своя работа, это по крайней мере лучше, чем сосать у азеров На цветочном рынке...
– Сюда, красавчик. – Лидка распахнула заднюю дверцу, пропуская капитан-лейтенанта в черное, воняющее куревом и потом чрево автомобиля-ловушки. Тот замешкался. Даже притупленная алкоголем, интуиция боевого офицера определила опасность.
– Постой, я не хочу, – бормотнул он, уперевшись руками в кузов, но было поздно: подскочившие Толян с Генкой крепко зажали его с двух сторон.
– В машину, сука! Ну!
Лидка шагнула в сторону. Она выполнила свою задачу. Ребята сделают остальное. Многие брыкались и упирались, но никто не смог уйти...
Однако на этот раз привычный сценарий разбойного нападения оказался нарушенным. Мелькнули два силуэта, Толян сдавленно вскрикнул и повалился наземь, упирающийся морячок освободившейся рукой врезал Генке по морде, но слабо – у пьяного какой удар... Тут же лязгнула складная металлическая дубинка и опустилась Генке на голову: раздался глухой стук – словно палкой по тыкве врезали. Что-то теплое брызнуло блондинке на лицо, с лязгом ударился о мостовую кастет.
– А-а-а-а, убивают! – неожиданно для себя заголосила Щека, но жесткий кулак без особых церемоний заткнул ей рот, – Сейчас приедут, сдашь всю шоблу, – распорядился «квадрат», профессионально оглядывая картину происшедшего. Моряк, отскочив от дверцы-мышеловки, принял боевую стойку, блондинка размазывала по бледному лицу кровь и слезы, один бандит сидел, привалившись к бамперу, и беспрерывно икал, второй распластался на земле без признаков жизни, под головой расплывалось темное пятно.
– Сдох, что ли? – «Квадрат» перевернул ногой обмякшее тело.
– Геночка! За что же тебя?! – вновь заверещала Лидка, бросившись к поверженному дружку. – Паскуды, сволочи!
– Заткнись, курва! – Тяжелый ботинок толкнул ее в бок. – Думала, вы будете людей убивать, а вас и пальцем не тронут?
«Квадрат» протер платком матово поблескивающую дубинку с набалдашником и вложил в руку икающего.
– Смотри, чтоб не очухался, – предупредил он напарника. – А то даст по башке...
– Дернется – завалю, – ответил тот И сунул руку под пиджак. Оба выскочили на улицу налегке. – Взяли с поличным, напишу рапорт – и все дела!
– Железяку не забудьте. – Тяжелый ботинок пинком подогнал кастет к ногам напарника. – Пальцы на ней имеются, картина ясная... Да научи эту лярву, что говорить...
– Повезло тебе, друг, – обратился «квадрат» к замершему в оборонительной позе Чижику. – Был бы сейчас трупом. Или инвалидом.
Он подошел к моряку вплотную.
– Все в порядке, расслабься. Пойдем, выпьем по рюмочке, чтобы стресс снять.
Чижик вышел из оцепенения и позволил увлечь себя к свету. Но напряжение еще владело им, и сомнения не оставляли капитан-лейтенанта.
– Кто вы такой? – с трудом выговорил он.
– Не бойся, друг, милиция, – ответил «квадрат» и ловко извлек из кармана удостоверение.
– Майор милиции Лисогрузов, – остановившись под ярким ртутным фонарем, вслух прочитал Чижик. – Старший оперуполномоченный отдела по борьбе с организованной преступностью.
Офицер с облегчением перевел дух.
– А эти?.. – Он кивнул в сторону густой тени.
– Бандюки, – будничным тоном пояснил Лисогрузов. – Теперь им конец.
Когда они входили в ресторан, с Тверской раздался вой сирен и две желтые машины под мигающими синими маячками вывернули на площадку, высветив фарами «девятку» с зазеркаленными стеклами, продрогшего в пиджаке напарника майора и обезвреженных разбойников. Одна из многочисленных неорганизованных преступных групп Москвы перестала существовать.
За прошедшие пятнадцать минут в зале ничего не изменилось. Давешний официант посмотрел на Чижика как на вернувшегося с того света. Лисогрузов подвел моряка к уютному столику в углу, за которым сидели три человека. При их приближении двое встали и отошли в сторону. Третий – солидный мужчина с властным лицом – поднялся навстречу, дружелюбно протянул руку.
– Сергей Петрович, – значительно представился он.
– Александр Иванович, – неловко отрекомендовался Чижик. Впрочем, неловкость быстро прошла. Стол был прекрасно сервирован, и хотя есть капитан-лейтенант не хотел, пережитое напряжение отрезвило, запотевшая бутылка «Абсолюта» притягивала как магнит.
Вначале он рассказал о недавнем происшествии, и Сергей Петрович искренне возмущался наглостью бандитов, но после нескольких рюмок, когда вновь поднялась горячая волна опьянения, Чижик поведал новому знакомому историю своей жизни, и тот слушая гораздо внимательнее, чем капитан третьего ранга Резников. Чувствуя искренний интерес собеседника, Чижик в двадцать второй раз описал базу номер 0752, на которой ему предстояло прозябать до конца службы.
– А вы верите в волшебные перемены? – неожиданно спросил Сергей Петрович и поднял рюмку в очередной раз. – За нашу встречу. Может быть, вы еще будете вспоминать ее как счастливый случай.
– За встречу! – с энтузиазмом откликнулся Чижик и лихо выпил.
Ресторан покачивался, как лодка, всплывшая под перископ в семибалльный шторм.
* * *
Генерал Коржов просматривал сводки сообщений и донесений, поступивших в Службу безопасности Президента из разных концов земного шара, отдельных регионов России и различных уровней власти и управления самой столицы. Стопка перечеркнутых красной полосой листов со строгим грифом «ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ» за последние месяцы стала втрое толще: информационные щупальца Службы все глубже внедрялись в тело российского государственного организма и все обширнее распространялись по остальному миру.
Первоначально обрабатывал и группировал информацию созданный в строгом секрете аналитический отдел, но читать ее должен был начальник СБП лично – столь важное дело нельзя перепоручать никому.
Между тем распорядок дня Коржова был предельно насыщен: он постоянно сопровождал Президента как в протокольное, так и в личное время, ведь главный телохранитель одновременно является доверенным лицом, почти другом. А в данном случае оговорку «почти» можно смело убрать: верность «прикрепленного» в самые критические моменты тернистого жизненного пути Президента обусловила глубокие неформальные отношения, очень ценимые в самых верхних эшелонах власти, хотя и не называемые там банальным словом «дружба». Поэтому Президент не нуждался в начальнике Службы безопасности только во время сна. Значит, Коржов занимался краснополосыми бумагами в основном по ночам.
Сейчас электронные часы, вмонтированные в настольный календарь, показывали ноль один тридцать. Генерал принял таблетку феномина – специального препарата, нейтрализующего усталость, и чувствовал себя довольно бодро, хотя и знал – за искусственное взбадривание организма рано или поздно придется платить.
В первую очередь Коржов изучил документы, отражающие внутриполитическую обстановку в России. Картина получалась удручающая. Края, области, республики и регионы принимали собственные уставы и положения, всячески подчеркивали самостоятельность и независимость от Центра. Губернаторы и главы администраций стремились выйти из-под контроля Москвы и стать удельными божками, никому не подотчетными и ни перед кем не ответственными. В сводках содержались конкретные факты неслыханного взяточничества, мздоимства и всевозможных иных злоупотреблений первых лиц регионов и их многочисленных родственников, друзей И приближенных. Центробежные силы сепаратизма угрожали разорвать Россию на части, причем за лозунгами расширения прав местного самоуправления скрывались элементарные личные интересы, своекорыстие и расчет на полную безнаказанность.
Второй блок документов содержал данные о мерах противодействия местечковой «независимости», предпринятых генералом Коржовым. В Новосибирске, Краснодаре, Тиходонске и еще восемнадцати регионах созданы филиалы Главного управления охраны. В Краснодаре, Ставрополе, Тиходонске, Пензе, Екатеринбурге образованы региональные подразделения «Альфы». Коржов достаточно долго вращался в мире политики, чтобы понимать: для пресечения любых проявлений сепаратизма достаточно пятидесяти решительных, хорошо подготовленных и вооруженных людей. Понимал он и то, что регионы в большей или меньшей степени склонны подражать ситуации, складывающейся в Центре. А здесь он располагал достаточными силами, способными перевесить заумную И бессмысленную болтовню депутатов Государственной Думы, да и Совета Федерации, если местные бонзы вдруг надумают залупаться.
Третий блок донесений информировал о сращивании криминальных структур с органами власти. Источник Лютик докладывал о том, что финансовая группа «Город» в качестве прикрытия использует Московское управление ФСК и Управление внутренних дел Москвы, а для непосредственной защиты имеет целую армию частных охранников – полторы тысячи штатных единиц, поголовно вооруженных, хотя лицензиями на оружие располагают не более сотни.
Это сообщение Коржов переписал в рабочий блокнот, сопроводив его конкретными задачами для силового подразделения СБП. Ударив в данном направлении, можно скомпрометировать конкурентов и упрочить собственный политический капитал.
И наконец, информация из-за границы. Зарубежная агентурная сеть постепенно укреплялась и расширялась. Когда он сможет ее законодательно легализовать, то Служба станет вполне способной тягаться с внешней разведкой или ГРУ. Перебирая листки сообщений последней группы, Коржов отложил одно – из резидентуры посольства в Республике Греция.
«...Проведенными военно-морским флотом Греции подводно-поисковыми работами обнаружена сверхмалая подводная лодка предположительно российского производства, лежащая на грунте на глубине двухсот метров у юго-восточной оконечности острова Тинос. При визуальном обследовании с помощью дистанционно управляемой телекамеры внутри „малютки“ зафиксирован труп члена экипажа, Находку связывают с трупами аквалангистов, найденными в том же районе незадолго перед этим. В связи с большой глубиной принято решение обратиться за помощью в подъеме СПЛ к союзникам по НАТО, скорее всего, к специальным силам военно-морского флота США».
Последнее сообщение Коржов дважды подчеркнул красным карандашом и сделал в рабочем блокноте пометку: «Не надо ли нам опередить американцев? Поинтересоваться у организаторов операции, приведшей к затоплению СПЛ».
Организатором данной операции являлся бывший одиннадцатый отдел КГБ СССР, а ныне – Управление по безопасности специальных технических объектов ФСК России. Коржов дал задание своему заму собрать подробную информацию об этом подразделении.
Следующей ночью начальник СБП выслушивал доклад полковника Разинкина.
– Полностью обособленная структура – отдельное финансирование, материально-техническое снабжение, собственный кадровый аппарат, свой научно-исследовательский институт, полигоны, даже силовое подразделение – так называемая «ударная группа», – с удивлением рассказывал Разинкин.
Позавчера ему исполнилось сорок два, и теперь он был всего на пять лет моложе шефа, но бессонные ночи переносил с трудом; тер глаза, сдерживал часто подступающую зевоту, иногда это не получалось, тогда он прикрывал рот ладонью и извинялся, по постоянно извиняться было глупо, и он перестал. Коржов, напротив, выглядел свежим и бодрым. Разинкин знал про феномин, но прибегать к стимуляторам не хотел. Это у шефа нет выбора, он играет ва-банк, а ему-то зачем здоровье гробить?
– Самое удивительное, они практически не подчинялись руководству КГБ – этот Верлинов выходил прямо на ЦК и Совмин! Да, да! Одиннадцатый отдел стал фактически самостоятельной спецслужбой, и Верлинов предлагал создать на его основе Министерство внутреннего контроля, а сам, конечно, метил в министры... Кстати, он имел мощное информационное обеспечение. Очень мощное. Мои источники считают, что он являлся одним из самых осведомленных людей в стране! Думаю, именно в том и состоит разгадка его исключительности... Разинкин зевнул в очередной раз.
– Но вояки подставили ему подножку. ГРУ раскопало, что одиннадцатый отдел проводил эксперименты по программе «Сдвиг» – помните?
Коржов секунду помедлил, затем кивнул.
– Сейсмическое оружие.
– Да. И хотя не Верлинов его придумал и не своей властью использовал, виновным сделали его. Шум в Думе, расследование и соответствующие последствия... Он не стал дожидаться и ушел за кордон. Подводным путем. Его пытались задержать, при этом лодка-"малютка" затонула. Сам он вроде тоже погиб, хотя история довольно темная.
Начальник охраны Президента задумался. Обособившаяся спецслужба, недавно обезглавленная и, по существу, никому не принадлежащая. Если прибрать ее к рукам, то могущество СБП многократно усилится...
– Кто сейчас там начальником? Разинкин наморщил лоб.
– Где?
– В одиннадцатом отделе.
– Полковник Дронов. Личность ничем не примечательная. Степашкин подмял его под себя, хотя Дронову это не особо по нраву. Но вида не подает...
– Собери все, что есть про этого полковника. Надо с ним побеседовать. До утра успеешь?
Разинкин, чувствующий себя как вареный рак, не понял.
– До какого утра?
– До следующего. Завтрашнего, – невозмутимо пояснил Коржов.
– Так ведь ночь сейчас... Все спят...
– Мы же не спим. Ты, правда, дремлешь... Зато я бодрствую.
– Так-то оно так... Если б было заведено: вы не спите – И все не спят. Тогда бы успел.
– Ты что, Сталина из меня хочешь сделать? – прищурился Коржов.
Разинкин принужденно улыбнулся.
– Нет. Разве только Берию... – Улыбка тотчас сошла с его лица. – Извините, шеф, я совсем одурел...
Коржов молча рассматривал своего зама. Неподвижное лицо, непроницаемые глаза. Определить, о чем думает начальник СБП, было совершенно невозможно.
* * *
Заседание Военной коллегии Верховного Суда Российской Федерации было закрытым и продолжалось три дня – совсем недолго, если учесть, что материалы уголовного дела составили десять томов. К обеду четвертого дня председательствующий генерал-лейтенант юстиции огласил приговор: за измену Родине и убийство трех военнослужащих ВМФ России бывший начальник бывшего одиннадцатого отдела бывшего КГБ СССР Верлинов заочно приговаривался к смертной казни.
Как всегда в подобных случаях, юридическая оценка просто оформляла политическое решение по делу. Следствие можно было прекратить и без суда – в связи со смертью лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности. И хотя официальная версия о гибели Верлинова сомнению не подвергалась, в «верхах» сочли, что процесс и суровый приговор окажут большое воспитательное воздействие на сотрудников специальных служб, дисциплина среди которых была уже не той, что несколько лет назад, а «беззаветная верность долгу» осталась лишь заштампованной фразой в служебных аттестациях и характеристиках. И хотя отнюдь не офицеры разведки и контрразведки были в этом виноваты, а объективные условия, созданные в стране теми же самыми «верхами», во всех подразделениях СВР, ГРУ и ФСК провели собрания личного состава с информацией о решении Военной коллегии.
В былые времена данная информация лишний раз укрепила бы в каждом и без того бесспорную мысль, лежащую краеугольным камнем в фундаменте честной и безупречной службы: предательство карается смертью. Ушел, гад, все – тебе конец! Если не утонул ты на самом деле, а сыграл, схитрил, сымитировал, вот он – заочный приговор! Все знали, что это значит...
Еще в ОГПУ имелся заграничный диверсионный отдел, дотянувшийся в 1926 году до неприметной квартирки на втором этаже ветхого дома в небогатом районе Парижа. Здесь мирно жил Симон Васильевич Петлюра, успевший за шесть лет эмиграции привыкнуть к мысли, что оставленный им на Украине кровавый след навсегда затянулся временем. Постучавшего в дверь молодого человека с большим букетом цветов хозяин принял за своего поклонника! – одного из многочисленных последователей националистической идеи, навещающих «батьку» и в чужеземье. Осознать ошибку сорокасемилетний Симон не успел: спрятанный в букете газовый пистолет с глухим хлопком выбросил ему и лицо заряд цианида.
Когда на смену ОГПУ пришел НКВД, в нем создали Управление специальных операций с отделом "Л", попросту – ликвидаций, между собой его называли «отделом мокрых дел». Долго работал в Управлении, а одно время и руководил им Павел Судоплатов – одна из легендарнейших личностей незримого фронта. Хотя деятельность подразделения "Л" держалась в строгом секрете, да и имя Судоплатова являлось государственной тайной, а тайны в сталинские времена хранить ой как умели, среди своих информация все равно расходилась. Да и на специальных занятиях разбирали, как шел Павел на встречу с лидером украинских националистов полковником Коновальцем в Роттердаме.
Был жаркий майский день 1938 года. Тридцатилетний «радист» с советского торгового судна «Шилка» почти не выделялся в пестрой толпе прохожих, хотя во внутреннем кармане пиджака у него лежала мина, замаскированная под коробку шоколадных конфет. Поверни коробку в горизонтальное положение – и включится часовой механизм с тридцатиминутным замедлением. О чем мог думать в тот момент молодой парень? Наверное, мечтал не споткнуться и не упасть, не попасть под машину, уповал на надежность взрывного устройства, которые почти никогда не бывают надежными на сто процентов, в любой момент ждал взрыва и в глубине души надеялся, что обойдется, опасался встречных ходов контрразведки противника и местной полиции... Вряд ли в буре чувств и эмоций, способных вогнать в панику и лишить способности к целенаправленным действиям любого обычного человека, находилось место для рассуждений о долге коммуниста, ответственности перед Родиной, верности делу Ленина – Сталина и тому подобных идеологических догмах.
Интересно, какой пульс был у Судоплатова в этот миг, с какой скоростью сокращалась сердечная мышца, в каких пределах держалось артериальное давление... Стрессовый характер ситуации вполне мог привести к разрушению организма – какому-нибудь инфаркту или инсульту, подобные неприятности частенько случались с партийными и государственными начальниками, вызываемыми «на ковер» в обком или ЦК...
А Павел спокойно прогуливался по незнакомому городу чужой страны, с невозмутимым видом зашел в ресторан «Атланта», не выказывая ни малейших признаков волнения, подсел к Коновальцу, дружески поговорил с ним. Это потруднее, чем бросить гранату и убежать: двое за столиком, лицом к лицу, глаза в глаза. Все на виду и непосредственно воспринимается собеседником – осторожным, опытным и хитрым врагом, который к тому же для тебя «по жизни» и не враг, а наоборот – старый друг... И ни тембр голоса, ни интонации, ни дыхание, ни потливость, ни взгляд не должны насторожить его...
И не насторожили. Когда, прощаясь, Павел положил «конфеты» на стол и часовой механизм бесшумно начал свою работу, любитель сладкого Коновалец, растроганный вниманием, крепко пожал ему руку. Через полчаса полковника разнесло в клочья.
Совершенно ясно, что исполнитель столь сложной ликвидации должен иметь железное сердце и стальные тросы вместо нервов. Именно такие кадры и подбирались в Управление специальных операций. Сети отдела "Л" охватывали весь мир, и в 1940 году, умело дергая за нужные ниточки, Судоплатов обрушил ледоруб Рамона Меркадера на голову проживавшего в Мексике злейшего врага кремлевского диктатора Льва Троцкого.
Кроме нашумевших акций, на счету УСО было множество диверсий, похищений и ликвидаций, не ставших известными широкой общественности, но оказывающих сдерживающее воздействие на заинтересованных лиц – потенциальных предателей и перебежчиков.
В МГБ, а впоследствии – в КГБ отдел "Л" сохранялся и работал довольно активно. Конечно, не так интенсивно, как в прошлые десятилетия, но достаточно для того, чтобы о «длинных руках КГБ» не забывали ни в Африке, ни в Австралии, ни на Аляске. И в ГРУ существовал подотдел физических воздействий, достающий подлых гадюк на самых безопасных и сверхохраняемых территориях.
Так что с заочными приговорами все было ясно. Угнал капитан Бейцов новейший истребитель в Японию и спрятался в США, на военно-морской базе, куда не всякая птица залетит. ПГУ долго не могло до него дотянуться, но все знали: конец один. И точно, гэрэушники решили задачу, «летучие мыши» хоть куда доберутся... Упал Бейцов в ванной, прямо в своем коттедже, сломал шею. И все дела!
В последние годы за рубежом никого не устраняли, да и внутри страны с предателями цацкались, отдел "Л" атрофировался, как любой неработающий орган, а когда Комитет громили, от него и следа не осталось, как будто никогда и не было такого. Так что сейчас заочный приговор ничего не значил – не приедет же осужденный в Россию с просьбой: вот он я, шлепните меня, пожалуйста! Смертника отыскать надо, дотянуться до него – через заслоны охраны пробраться, линии сигнализации преодолеть, личных телохранителей нейтрализовать, исполнить решение Военной коллегии ( что само по себе не так просто, а в условиях нелегальной деятельности на территории чужого государства задача стократно усложняется) да суметь вернуться, пройдя сквозь сумятицу поисково-преследующих мероприятий...
Кому это делать, если отдела "Л" в природе не существует? Вроде и некому... К счастью, только «вроде». Потому что Министерство обороны в последние десятилетия разрушительным катаклизмам не подвергалось, ГРУ Генерального штаба оставалось на месте, да и подотдел физических воздействий никуда не делся. Сотрудники этого подразделения были похожи друг на друга, как торпеды, да в своей среде их «торпедами» и называли – крупные сильные тела, короткие стрижки, маловыразительные неподвижные лица, суровые, много повидавшие глаза. Наиболее опытные, отличившиеся в боевых операциях за кордоном, вместо имен имели прозвища: Карл, Франц, Гор, Пьер... Таких «торпед» экстра-класса в подотделе осталось Четверо, сейчас они с товарищами поминали Джона, погибшего в Москве во время совершенно обыденной по всем нормам и Критериям операции, проводившейся год назад. Как раз об этом и говорилось в очередном скорбном тосте.
– Смерть Василия Вертуховского показала, что безопасных операций не бывает. – Низкорослый человек с бледным, морщинистым лицом чуть покачнулся, выплеснув водку из налитой до краев хрустальной рюмки. – И вина за то, что случилось, лежит на каждом из нас, а на мне в особенности...
Начальник подотдела физических воздействий майор Плеско на миг замолчал, покаянно опустив голову. Невзрачный и щуплый, он являл полную противоположность подчиненным, хотя умел все то же, что и они, многое даже лучше.
– Понадеялись на компьютер: у Василия восемьсот пятьдесят баллов, а у того – сорок... Вот и сложили руки... Про инфракрасные очки забыли... А оно вон как обернулось...
Джон проводил ликвидацию полудохлого «червяка», проходившего в деле оперативной разработки ГРУ под псевдонимом Унылый. Но тот, входя в темный подъезд, имел обыкновение закрывать голову портфелем и выставлять вперед длинное толстое шило со сплющенным жалом. Не знавший об этой привычке Джон с размаху напоролся сердцем на сталь. Потом обстоятельства изменились, ликвидацию отменили. Унылый как ни в чем не бывало продолжает коптить небо, а одну из лучших «торпед» ГРУ сожрали настоящие черви.
– Помянем нашего друга и сделаем выводы на будущее...
Плеско пригубил рюмку и поставил ее на стол. Он не пил, ссылаясь на язву, которая у него действительно завелась лет семь назад. Впрочем, он с молодых лет был трезвенником; сказывалось строгое семейное воспитание.
Трапеза проходила в небольшом банкетном зале частного ресторана, охрану которого обеспечивал вышедший недавно на пенсию майор Сивков. На всякий случай служба внутренней безопасности оперативного отдела проверила помещение, убедившись в обещанном Сивковым отсутствии микрофонов и поставив волновую блокаду.
Теперь двенадцать оперативников чувствовали себя в уютном, богато обставленном банкетнике вполне комфортно. Они расслабились, распустили галстуки, приняли непринужденные позы. Казалось, что выпитое не сказывается на их состоянии. Но быстрый официант в черном смокинге исправно подносил литровые бутылки взамен опорожненных, и постепенно алкоголь сделал свое дело. Грубые лица покраснели – у кого всплошную, у кого пятнами, на коже выступали бисеринки пота, языки то и дело заплетались, многие галстуки полетели в угол. Однако при появлении официанта все разговоры прекращались, как обычно: водка не могла притупить профессиональную бдительность.
– Я с Василием в каких только переплетах не бывал, – завел Карл обычную в таких случаях песню. – Раз – на военно-морской базе в Штатах... Надели скафандры – и в титановую цистерну с окислителем ракетного топлива. А он бетон разъедает. Сидим в темноте, машина идет, эта гадость плещется по плечам и чуть слышно: ш-ш-ш... Верхнюю оболочку жрет!
За спиной у Карла было много сложных и опасных операций, но вспоминал он всегда только одну, оставившую неизгладимый след в его маловпечатлительной душе.
– Сколько продержится скафандр – не знаем, когда удастся выйти – не знаем... Сидим, ждем. Думаю только: быстро или медленно? Вдруг по струйке начнет просачиваться?.. Потом остановка, КПП. Они даже в бочку не заглянули: каждому ясно – невозможно там находиться... Когда выбрались, последний слой клочьями распался... – Карл налил себе и, не предлагая окружающим, выпил. – А тут какой-то заморыш...
После смерти напарника Карл по своей инициативе хотел прикончить Унылого, но случай этому помешал. Потом, уже по приказу, Карл его охранял. Но стоило «торпеде» напиться, как темное чувство мести начинало жечь могучее тело изнутри.
– Я его все равно сотру. – Огромный кулак тяжело пристукнул по полированной столешнице.
– Брось, – урезонил коллегу Франц. – При чем здесь личные интересы...
– Водки и жратвы хватает? – весело спросил бывший майор ГРУ, а ныне частный охранник Сивков, стремительно ворвавшийся вместо официанта с очередной бутылкой, которая в его руках почему-то напоминала противотанковую гранату. – Тогда и я с вами могу врезать!
Взгляды бывших сослуживцев обратились к вошедшему. Стандартное лицо и фигура «торпеды», но наряд – яркий спортивный костюм и короткая кожаная куртка – соответствовал другому стандарту – бандитско-рэкетирскому.
– Не обращайте внимания, – усмехнулся Сивков. – Это униформа. Там, где мне приходится бывать, она воспринимается лучше, чем костюмчик с галстуком...
– И сколько же ты здесь заколачиваешь? – бестактно поинтересовался Карл.
– Втрое больше, чем у вас, – ответил бывший майор. – Не считая премиальных.
Он разлил принесенную водку. Из-под рукава куртки выглянули часы, вмиг перечеркнувшие облик «крутыша» из новой волны. Подарочные номерные часы для ветеранов службы и особо отличившихся разведчиков. На сине-стальном циферблате изображен земной шар, над северным полушарием которого раскинула крылья золотистая летучая мышь. Все знают эмблему ВЧК – КГБ: щит и меч, да и символ ЦРУ – злого орла со щитом в когтистых лапах. Но лишь немногим посвященным известно, что нависшая над миром летучая мышь символизирует всепроникающие возможности ГРУ. Для непосвященных же на циферблате написано: «ВС РФ. Военная разведка». Понятно, что носить такой хронометр можно только пенсионерам, не опасающимся возможности расшифровки. Действующие сотрудники хранят подобные предметы в служебном сейфе либо дома – в ящике стола, рядом с орденами и медалями, которые тоже никогда не надеваются за время службы и не только по причине отсутствия у разведчиков военной формы...
– И наши часики хорошо воспринимаются там, где тебе приходится бывать? – не унимался Карл. – За них небось и доплачивают премиальные?
Сивков поморщился.
– Угомонись, приятель. Тебе сколько до пенсии? Вот тогда и поговорим – где, за что и сколько платят. Ты четыре языка знаешь? Отлично. Могу устроить швейцаром в «Метрополь». Когда придешь оформляться, не забудь надеть свои «котлы» – это повысит оклад...
– Хватит собачиться! – приказал Плеско. – Миша – наш парень, отслужил честно, а что пенсии в обрез на еду хватает – не его вина.
Под курткой у Сивкова что-то запищало, он извлек черный коробок чуть побольше спичечного, поднес к уху, послушал.
– Голубовский на входе, – сообщил он собравшимся. – Пускать или как?
Карл рассмеялся, обнажив крупные желтоватые зубы.
– Пенсия с людьми чудеса творит! Помнишь, как ты его боялся? Тогда и подумать не мог, что будешь решать: пускать – не пускать...
– Откуда он узнал, где мы? – спросил Орлов.
– А чего, нормальный мужик, – высказался Пьер.
– Пускай, да побыстрее, а то он сам войдет! – Плеско Подвел итог короткой дискуссии.
– Пусть заходит, – скомандовал Сивков и спрятал микрорацию обратно под куртку.
Через минуту дверь резко распахнулась.
– Здорово, мужики! – На пороге стоял мужчина лет сорока пяти, среднего роста и телосложения, но с уверенными манерами человека, умеющего добиваться своей цели.
Начальнику оперативного отдела ГРУ полагалась охрана, но Голубовский почти никогда не пользовался ее услугами. Мгновенно сбросив расстегнутое пальто, он охватил взглядом присутствующих, словно сфотографировал, потом быстро прошел к столу, сел на выдвинутый Сивковым стул, взял наполненную Плеско рюмку.
– В память Василия. Чтобы больше таких глупых потерь у нас не было. Вообще пусть потерь не будет!
Лихо глотнув водку, подполковник со стуком поставил рюмку, отвел предложенную Плеско вилку с маринованным грибочком.
– Могу сообщить важную новость, – неожиданно объявил он. – Только что Президент подписал секретный Указ о предоставлении нашей службе права работать внутри страны. Направления деятельности: организованная преступность, терроризм, партии и движения, ставящие целью насильственное свержение существующего строя, коррупция в высших эшелонах власти...
За столом наступила тишина. Испокон веку ГРУ могло действовать только на территории потенциального противника. Внутренняя разведка полностью входила в компетенцию КГБ. Мозг страны – ЦК КПСС, его Секретариат и Политбюро анализировали внешнюю и внутреннюю развединформацию и использовали ее в целях дальнейшего строительства коммунизма, а точнее, для укрепления собственной власти и могущества. Мозг есть мозг. И ГРУ, и КГБ, и МВД, а других «органов» в те времена и не было, четко осознавали свою сугубо подчиненную роль и не претендовали на лидерство подобно тому, как человеческая рука и нога не могли конкурировать друг с другом или спорить, кто главнее.
Но после августовской «трепанации» положение изменилось: лишенные всевластного хозяина, министерства и ведомства принялись накачивать мускулы и напитываться информацией, ибо все стали решать сила и осведомленность, эти два фактора могли вознести тот или иной «орган» к самым вершинам государственной власти. Конкуренция между силовыми (новый, постперестроечный термин, красноречиво отражающий направленность происходящих в управленческой иерархии изменений) ведомствами достигла небывалого размаха. КГБ, превращенный рядом болезненных кастраций в ФСК, утратил былое могущество и отошел на второй план, зато на арене появились совершенно новые фигуранты – Главное управление охраны с отпочковавшейся Службой безопасности Президента. Новички стремительно набирали силу, тесня традиционных «силовиков».
Самые мощные «мускулы», конечно же, оставались Министерства обороны, но танковые дивизии, полки дальних бомбардировщиков, стратегические ядерные силы, авианосцы и атомные подлодки – слишком грубые инструменты для столь ювелирной работы, каковой является борьба за власть. А самые лучшие ротные и батальонные разведчики не смогут раздобыть ни одного бита информации из коридоров Государственной думы, министерских дач, фешенебельных саун, депутатских квартир... Поэтому министр обороны давно вынашивал мысль о том, чтобы выпустить своих «летучих мышей» на российский оперативный простор. Проект указа несколько месяцев лежал на столе у Президента, хотя начальники ГУО и СБП, как могли, тормозили его подписание. Но в конце концов, генерал армии Гонтарь не меньший друг Президента, чем генерал-майор Коржов или генерал-лейтенант Борецков, поэтому подпись под документом все же появилась.
– Вы понимаете, что это означает. – Голубовский внимательно осмотрел многозначительно переглянувшихся оперативников и отодвинул предупредительно наполненную майором Плеско вторую рюмку.
Они понимали. Увеличение финансирования, дополнительные штаты, новая структура, более высокие «потолки» званий. Все это рядовых «летучих мышей» не касалось. Им предстояло укреплять могущество своего ведомства теми методами, которые ранее использовались лишь в Канаде, Штатах, Уругвае и Мозамбике.
– Кстати, – продолжил начальник оперативного отдела. – Сегодня во всех смежных системах зачитывался заочный приговор Военной коллегии по делу Верлинова, бывшего начальника одиннадцатого отдела.
Голубовский чуть заметно улыбнулся. Именно он переиграл Верлинова и тем вынудил к побегу. Морщинистое лицо Плеско дернулось и вовсе превратилось в печеное яблоко – его Верлинов чуть было не подвел под расстрел. Остальные сотрудники не проявили эмоций, хотя о бывшем начальнике одиннадцатого отдела ходило много легенд, и всегда он выглядел героем. Но в подотделе физических воздействий говорят о заочных приговорах вовсе не для того, чтобы похвалить приговоренного. «Торпеды» ждали продолжения.
– Так что, будем исполнять? – Плеско, не выдержав, задал интересующий всех вопрос.
– По имеющимся данным, он погиб. – Голубовский встал. – Но если информация окажется ложной... С учетом внутренней и международной ситуации думаю, что практику исполнений придется восстановить.
Начальник оперативного отдела повернулся и, не прощаясь, пошел к выходу.
Двенадцать «летучих мышей» проводили взглядами прямую широкую спину. По привычке прищуренные глаза фокусировались под левой лопаткой.
«Длинные руки» укрепляют могущество ведомства сильнее, чем что-либо другое. Поэтому «торпеды» не сомневались, что практика исполнения заочных приговоров будет восстановлена. И прекрасно понимали, почему Голубовский поделился с ними первыми столь важной новостью.
– Так что американская разведка может найти в вашей подводной лодке? – повторил Коржов, пристально рассматривая явно растерянного Дронова.
Полковник молчал, чувствуя, как холодеют и отнимаются ноги.
Коржов плотно сжал губы. Обычный рабочий вопрос непонятно почему выбил свежеиспеченного полковника из колеи. Значит, надо раскручивать его дальше.
– Почему вы не отвечаете? И лицо покрылось красными пятнами... Вам плохо? Или есть что скрывать?
Когда с КПП позвонили и сообщили, что прибыл начальник Службы безопасности Президента, Дронов сразу понял: это не к добру. Но такого оборота он не ожидал...
– Специальное оборудование... Оно устаревшего образца и интереса для них не представляет...
Мозг лихорадочно прокручивал возможные варианты развития событий. Верно говорил проклятый Верлинов, что секретные бумаги умирают лишь в разведенном лично тобой огне, причем в хорошо знакомой печи. А он понадеялся, что в стальном саркофаге на морском дне дьявольски опасный документ похоронен вполне надежно... Какой осел!
Дронов чувствовал, как по спине течет пот, и понимал, что не владеет голосом и лицом.
Если координатную сетку поднимут американцы, вспыхнет небывалый скандал, и ему предъявят обвинение в сокрытии фактов, представляющих угрозу безопасности государства и Самого. Разжалование, арест, трибунал, десять лет лагерей... Но если покаяться сейчас, то результат будет тот же самый, только шуму поменьше и десять лет ему вкатят без международного резонанса... А вдруг американцы ничего не обнаружат? Может, документа вообще нет в СПЛ... Нет, признаваться нельзя!
– Еще там четыре трупа, – тяжело ворочая сухим, распухшим языком, произнес он.
– Один, – невозмутимо произнес Коржов.
– Что? – заторможенно переспросил полковник. Все звуки он слышал глухо, будто в ушах торчали катышки ваты.
– В лодке один труп. Два найдены на поверхности А четвертый где-то гуляет.
«Все знает! – мелькнула убийственная мысль. – Да иначе и не пришел бы лично... Значит, конец. Конец... Конец... Конец...» Словно закольцованная, потертая лента старого магнитофона мучительно, со скрипом, продиралась сквозь воспаленные мозговые полушария, и остановить ее можно было только одним способом. Пистолет лежал в секретном отделении сейфа, быстро не достать. Но не арестуют же его немедленно, рано или поздно зловещий визитер уйдет, и тогда...
Но представить, что последует «тогда», Дронов не мог и еще в большей степени не мог сделать того, о чем подумал.
– Что в лодке?! – рявкнул Коржов и стукнул кулаком по столу.
Полковник «лопнул». «За признание – меньше наказание», – всплыла из подкорки давно забытая детская мудрость и тут же более свежая: «Учитывая осознание членом КПСС имярек своей вины, проявленную самокритичность и раскаяние, ограничиться...» Одним словом, если деваться некуда, надо сдаваться на милость победителя.
Со скрипом распрямляя негнущиеся суставы, он выбрался из кресла, деревянно ступая, подошел к сейфу и через несколько секунд положил перед начальником СБП протокол допроса покойного Данилова с добавлениями, позволяющими не докладывать о нем высокому начальству.
Коржов неторопливо надел очки и принялся внимательно читать, его простоватое лицо приобрело сосредоточенное выражение, которое постепенно менялось. – Что это за херня? – Он раздраженно глянул поверх очков.
– Про «летающие тарелки» и прирученных крыс-мутантов можете не читать. А про Кремль и бункер 001 – все правда.
Покаянно глядя в пол, Дронов объяснил суть своей уловки.
– Ну и хитрожопые! – Коржов удивленно покрутил головой, потом снял очки и долго рассматривал полковника.
– Ладно, – буркнул он наконец и обратился к документам.
Дронов стоял как соляной столб и размышлял, какое значение для его судьбы может иметь это «ладно». Стоять пришлось долго. Начальник Службы безопасности Президента изучил протокол, потом просмотрел папку с материалами служебного расследования неудавшейся попытки ухода Верлинова за кордон.
– Хитрожопые, – повторил он, закончив чтение. – Врете друг другу по всей цепочке, снизу доверху. И самый верх норовите обмануть. Как бы самим себя не перехитрить.
Дронов молчал, машинально приняв положение «смирно». Действовал он интуитивно и, демонстрируя полную Покорносгь, надеялся на снисхождение. Так проигравший в схватке волк демонстративно подставляет горло победителю, и тот сразу же отходит в сторону. Правда, среди людей подобные сантименты не в ходу, и подставленное горло, как правило, перекусывают. Но Сейчас полковник чувствовал, что Коржов не настроен учинять над ним расправу.
– Так где план?
– Здесь его нет. Скорее всего, Верлинов взял с собой. Капитан-лейтенант Чижик утверждает, что и экипаж, и Верлинов погибли в лодке-"малютке". Значит, документ в лодке.
– Врет он, твой Чижик, – устало проговорил Коржов. – И ты заврался. Что теперь с тобой делать?
Дронов возликовал. Когда собираются расправиться, таких вопросов не задают.
– Верной службой искуплю вину, товарищ генерал-майор!
Начальник СБП усмехнулся.
– Ты же вроде мне не подчиняешься...
– Безопасность Президента – дело государственной важности. В этом вопросе все должны вам подчиняться!
– Хитрожопый, – в третий раз повторил Коржов, но уже с другой интонацией, так что далеко не хвалебное слово прозвучало как-то по-доброму. – Ну ладно... Дронов перевел дух.
– Значит, слушай сюда. – Коржов аккуратно сложил очки, спрятал в футляр, а футляр положил в боковой карман. – Направишь туда группу подводников. Специалисты высшего класса имеются?
– Так точно! Найдем!
– Они должны успеть раньше американцев. Пусть обшарят лодку и заберут все бумаги. Никому не докладывай. Я согласую вопрос с Президентом и команды буду отдавать тебе от его имени. Со Степашкиным держись независимо, как этот... Верлинов. Никаких подразделений не сокращай и в другие службы не передавай. По всем вопросам – ко мне. Ясно?
– Так точно!
– Тогда работай.
Коржов встал, но вместо того чтобы направиться к двери, подошел вплотную к хозяину кабинета.
– И запомни; не врать мне, иначе в порошок сотру. Дешевыми приемчиками вроде строевой стойки, преданного взгляда и рявканья по уставу меня не проймешь. Преданность на деле – вот что от тебя требуется. Ты меня понял?
Из Дронова будто выпустили воздух.
– Понял, товарищ генерал-майор, – тихо ответил он.
Глубина тридцать семь метров, видимость три, ледяной холод зимнего моря пробирается сквозь «сухой» гидрокостюм и два слоя шерстяного белья, сковывает тело и замораживает волю. Хочется послать все к чертовой матери, подняться на поверхность и нырнуть в сухой стоградусный жар восстанавливающей сауны, отогреться, отмякнуть, выпить стакан водки... У американцев, англичан, да у всех – костюмы оборудованы электроподогревом, наверняка они больше способствуют настрою на выполнение боевой задачи.
Инструктор отряда боевых пловцов лейтенант Еремеев чуть пошевелил ластами, меняя угол наклона тела. Дыхательная смесь охладилась, и каждый вдох обжигал горло. У нас тоже есть хорошее снаряжение. Когда-то ему приходилось работать в Арктике, под восьмиметровым панцирем пакового льда, но тогда был и электроподогрев, и регулятор температуры смеси, и бесшумный электрический скутер. Потому что прикрепить маленькую коробочку к исполинскому корпусу американской АПЛ «Огайо» считалось более важной задачей, чем обучить молодых пловцов подводной стрельбе. Но раз высококачественная амуниция в принципе есть, почему нельзя обеспечить ею и тех, кто выполняет будничные задачи повседневной службы? Этого Еремеев понять никак не мог, задавал вопросы на политзанятиях, снискав репутацию баламута и демагога, но внятного ответа не получил.
В мутном холодном мареве что-то блеснуло, лейтенант вскинул двадцатишестизарядный подводный автомат, уравняв инерцию коротким гребком ласт и сохранив прежнее положение тела. Новичкам это, как правило, не удается, поэтому двенадцатисантиметровые пули-стрелы калибра 5, 66 мм могут полететь в любом направлении. Как бы кто-то из молодых не попал вместо мишени в живое тело. Меры безопасности приняты; пространство разбито на сектора и уровни, в каждом – только один стрелок, со всеми проведен подробный инструктаж, ведение огня очередями запрещено. Но... Под водой всякое случается. Перевести дух можно будет, лишь когда стрельбы закончатся и участники невредимыми поднимутся на поверхность.
Еще один проблеск, еще... Это цели. Дистанция шесть-восемь метров. На такой глубине убойная дальность автомата подводной стрельбы составляет одиннадцать метров. Но куда стрелять, если мишень не видна! Лампочка иногда крепится в верхней части бревна, иногда – в нижней, а само бревно может располагаться горизонтально или вертикально...
Задача не поддавалась логическому разрешению. Еремеев действовал интуитивно, представляя, что перед ним пловцы противника. Выстрелов слышно не было, но оружие ощутимо дергалось, замедленно вылетали гильзы, да угадывались пузырьки газов у среза ствола. Раз, два, три, четыре... Он прекратил стрельбу, не израсходовав полностью боезапас, так как понял – цели поражены. Оставалось ждать яркой звезды сигнального огня – команды съема с позиций.
Наверху было ветрено, небо затянуто тяжелыми серыми тучами, но Еремеев почувствовал себя так, будто выбрался из преисподней и попал прямиком в рай. Пробив головой морщинистую водную поверхность, он сразу выплюнул загубник и теперь глубоко вдыхал настоящий, без привкуса резины и металла, живительно свежий воздух. Туг и там на небольшой зыби появлялись черные головы, отблескивающие огромными стеклянными глазами, к ним подходили боты, вылавливая удлиненные ластами, горбатые, с гофрированными шлангами вокруг плеч, мокрые тела.
Еремеев дождался, пока бот с выведенной тусклой масляной краской цифрой «девять» на носу собрал его группу – шесть человек, три боевые пары. Командир выходит последним и должен подавать пример для подражания, поэтому он не стал переваливаться через борт тяжелым кулем, а, глотнув воздуха, ушел в глубину метров на пять, включил ноги и, разогнавшись как торпеда, вылетел из воды, одним махом запрыгнул в бот с устрашающим рыком и выставил перед собой автомат. Пацаны с писком шарахнулись в стороны, суденышко закачалось с борта на борт, будто собираясь опрокинуться. Пижонство, конечно, но зато красиво. И способствует уважению со стороны личного состава.
Взревел мотор. Сбросив маски и акваланги, уродливые морские чудовища превратились в усталых и перемерзших матросов второго года службы, которым еще предстояло стать настоящими «тюленями».
На берегу осмотрели мишени. Лейтенант поразил все три, причем одну тремя пулями, а одну – двумя. Салажата, конечно, промазали. Все, кроме Ярцева, он попал-таки разок. И ножом хорошо работает. Молодец, толк будет. Но хвалить его Еремеев не стал, чтобы не портить. Раз норматив не выполнен, хвалить не за что.
В сауну они не попали. Приняли короткий горячий душ, переоделись и выстроились на плацу. Три гроба, обтянутых дешевой красной тканью, официально-печальные речи подполковника Сушнякова, его зама по работе с личным составом – худого, болезненного вида капитана Мелешко, вымученные косноязычные выступления сослуживцев по составленному Мелешко обязательному списку, плач родственников, тягомотина военного оркестра, с одинаковым отвращением играющего Государственный гимн и похоронный марш, следование скорбной процессией к дальнему краю полигона, где зияют три свежевырытые могилы, троекратный залп, когда красные прямоугольники повисли на веревках, сухой стук комьев земли о тяжелые мокрые доски... Символические похороны проходят точно так же, как обычные, только в гробах вместо тел – камни соответетвующего веса. Потому что мичман Крутаков, старшина второй статьи Прокопенко и старший матрос Тимофеев погибли в дальнем походе при засекреченных обстоятельствах и предать их земле по христианскому обычаю не было никакой возможности.
Потом все медленно расходились, мужчина и женщина в черном шли рядом с Еремеевым.
– Он же сказал: живой и здоровый, – сквозь плач выдавливала женщина. – Да как у него язык повернулся...
– Может, не знал тогда... Или не мог сказать – дело военное...
– Да чтоб они все посдыхали... Лейтенант ускорил шаг, разрывая дистанцию. Кто-то взял его за рукав.
– Сушняков вызывает, давай быстрей! Еремеев обернулся. Перед ним стоял старший инструктор Кисляков, когда-то они работали в паре.
– Не знаешь зачем? Кисляков пожал плечами.
– Тебя, меня и Ершова.
– Сережку? Ты с ним, кажется, плавал?
– Четыре года, сразу после тебя.
– Ну ладно, пошли.
По дороге к штабу Еремеев прикинул возможные причины вызова. Трое самых сильных пловцов с опытом совместной работы, что очень важно для подводных операций. Значит, затевается что-то «горячее», и именно они должны работать в пекле.
У входа их ожидал высокий худощавый Ершов. Он был явно озабочен.
– Посылают куда-то... Не к добру это...
– Чего вдруг? – спросил Кисляков. – Всегда к добру, а сегодня не к добру?
– А того! Приметы смотри какие. – Пловец махнул рукой в сторону пирса, у которого стояла лодка «У-762», а потом в сторону полигона, откуда еще шел народ. – Их трое, и нас трое. Их с бухты-барахты отправили по-срочному неизвестно куда, теперь нас... Да еще в день похорон... Нет, не к добру!
Сушняков встретил подчиненных широкой улыбкой. – Собирайтесь в командировку, ребята, – весело сказал начальник морского отделения, будто только что с большим трудом вырвал для них отпуск у высокого и неуступчивого руководства. – Эгейское море, вода – плюс семнадцать, курорт...
* * *
Боевых пловцов для военно-морских сил США готовят на двух базах: в Литтл-Крик, штат Вирджиния, – для Атлантического флота и в Корронадо, Калифорния, – для Тихоокеанского. Поскольку атлантическая база дислоцируется ближе к Средиземному морю, то шифрограмма из Объединенного командования специальными операциями поступила в Литтл-Крик.
Здесь как раз заканчивалась «адская неделя» – третий этап базового курса подготовки «тюленей». Весь курс занимает шестнадцать недель. Кандидаты – отлично подготовленные физически и неоднократно проверенные на психологическую устойчивость парни в возрасте до двадцати пяти лет, отслужившие не менее двадцати восьми месяцев во флоте, – проходят здесь проверку на прочность.
«Темный коридор» – заполненный водой лабиринт из труб трех футов в диаметре, по которому нужно проползти с аквалангом за плечами, уложившись в жесткий временной норматив. Когда впереди забрезжит свет и появляется мысль, что испытание позади, кандидат упирается в прутья решетки, о существовании которой его никто не предупреждал. Запас воздуха ограничен, а поведение новичка фиксируется на видеопленку. Через семь минут преграда убирается, но выдержавшим тест считается лишь тот, кто не поддался панике и пытался любыми путями прорваться на волю: выломать решетку, перепилить прутья пилкой водолазного ножа, подать сигнал на поверхность...
«Купание в одежде» – заплыв на триста метров в полном снаряжении, с оружием и буксировкой груза.
«Дыхательный мешок» – час в барокамере под повышенным давлением, дышать приходится чистым кислородом.
«Резиновое пузо» – один из многочисленных элементов полосы препятствий, требующий не только железных мышц, но и сообразительности, смелости, сноровки. На два параллельных толстых бревна положены полтора десятка круглых, отполированных чурбаков по футу в диаметре. Проползти по ним обычным способом невозможно, надо с разбега бросить тело на крутящиеся и разъезжающиеся деревяшки и прокатиться по ним под аккомпанемент взрывающихся рядом зарядов...
Есть еще «Страшный Джонни», «Учебное бревно», «Ленивая змея», «Живая торпеда» и множество других испытаний, призванных отсеять не годных к тяжелой службе боевого пловца. При этом инструктора постоянно донимают кандидатов придирками, глупыми и нелогичными приказами, а каждое проявление недовольства пресекается методами, еще более провоцирующими к непослушанию Кому понравится отжиматься сто раз посреди грязной лужи, погружаясь в отвратительную жидкость при каждом сгибании рук? Или перетаскивать воду из одного участка моря в другой, да еще двигаясь спиной вперед? Далеко не всем! Возникают конфликты, психологические срывы А зоркая приемная комиссия отчисляет как неспособных выдерживать физические нагрузки, так и психологически неустойчивых. Отсев на данном этапе составляет около тридцати процентов: люди, склонные задумываться над целесообразностью приказов, противопоказаны отрядам «Силз».
И вот, когда кажется, что из лучших остались самые лучшие, начинается «адская неделя».
В час ночи, когда сон наиболее крепок, но еще не успел снять усталость, инструктор третьего отряда Джерри Виндоуз бросил в проход между койками шумовую шашку и диким голосом заорал: «Тревога!» Одновременно со взрывом отключили электроэнергию, и вокруг казармы вспыхнула стрельба. В кромешной тьме курсанты вылетали на улицу.
– Стройся! – продолжал орать Джерри, отмечая, что его ученики не поддались атмосфере сумятицы и неразберихи, когда капрал Томпсон попытался утащить за собой первого, кто попался под руку, его мгновенно свалили на землю, сорвали черную маску, и только умение парней видеть в темноте спасло помощника инструктора от неминуемой расправы. – Нападение противника с моря. Задача – контратаковать и уничтожить вражеские суда! Боевое охранение – хорошо подготовленные «лягушки»! Ножи не применять – командовал Виндоуз.
Последняя команда была вызвана тем, что роль охраны «вражеских» судов исполнял первый отряд инструктора Джонсона. И если заряды в подводных пистолетах и автоматах легко заменить на холостые без ведома курсантов, то обезопасить участников учений от острой стали можно лишь специальным запретом. Хотя он и снижает психологическую остроту восприятия ситуации.
Через десять минут четырнадцать пловцов на семи скутерах-тандемах уходили в открытый океан. Джерри шел замыкающим на индивидуальном носителе. Целей было две: эсминец и лежащая на грунте подводная лодка. Курсанты об этом не знали, им еще предстояло их обнаружить.
Видимость нулевая, винты носителей оставляют призрачный флюоресцирующий след. Семь шлейфов демаскируют отряд, но зато позвоялют контролировать местоположение каждой боевой пары. У «противника» те же проблемы, так что они находятся в равном положении. Вода довольно холодная, но энергоресурс курсантов не успел снизиться, поэтому регуляторы обогрева гидрокостюмов находятся в первом положении. Встроенные в маски гидрофонические устройства позволяют издавать звуки, обмениваясь условными сигналами, однако пока соблюдается полное молчание. У головных пловцов имеются магнитный и акустический искатели, скоро они должны срабо-тать..
Плавный поток мыслей инструктора неожиданно прервался. Впереди что-то лязгнуло – передний скутер влетел в стальную заградительную сеть. Тут же вспыхнули прожектора, и темные фигуры метнулись наперерез диверсантам. Начинался подводный встречный бой.
В конце концов ребята Виндоуза «уничтожили» эсминец, но подобраться к субмарине так и не смогли. Три пловца «погибли», одна пара «попала в плен». Неудачники подлежали отчислению.
Потом был восьмичасовой переход на двадцати пяти метрах. Регенерирующие патроны в дыхательных аппаратах меняли, не поднимаясь на поверхность, на глубине принимали и пищу – питательную смесь из пластиковых туб.
В квадрате сбора еле живых курсантов выловил ожидающий сторожевик, и пока он шел к берегу, смертельно уставшие парни имели возможность поспать. Но уже через три часа Джерри бодрым голосом скомандовал: «Подъем! Стройся! Слушай боевую задачу!» Так и прошли четыре дня «адской недели»: ни дня, ни ночи, круглосуточные подводные и надводные бои, атаки из-под воды, предельное напряжение сил, дефицит сна. Заключительным аккордом явилась высадка на побережье под шквальным огнем «противника» – сквозь пожары, взрывы и пулеметные очереди «тюлени» прорвались за линию обороны и сразу же пошли в двадцатикилометровый марш-бросок – бегом и ползком по песку, грязи и болоту.
Казалось, что это никогда не кончится, но наступил миг, когда оставшиеся семь курсантов, построившись для получения очередного приказа, услышали поздравления с прохождением труднейшего из испытаний. Как всегда свежий, Джерри вручил каждому алый подшлемник с написанным черными буквами именем.
– Конечно, это только символ, – сказал он. – На боевые задания вы не сможете их надеть – «тюлени» воюют и умирают безымянными. Да вы еще и не стали «тюленями» – лишь прошли отбор. Пока вы только ножевая сталь, теперь из вас предстоит выковать острые клинки. Сутки отдыха, и обучение продолжится. Вопросы есть?
Пловцы оцепенело молчали.
– Вопросов нет, – констатировал Виндоуз. – Разойдись!
Но сил выполнить эту команду у курсантов не оставалось. Они опустились на землю и расслабили дрожащие мышцы. Джерри чуть заметно улыбнулся. Когда-то он сам обессиленно повалился после «адской недели» прямо на плац. И потом много раз наблюдал такую картину. Но теперь никто не смог бы сказать, что он перенес запредельные нагрузки наряду с курсантами.
– Счастливого отдыха, ребята! Четко развернувшись, инструктор направился к офицерскому жилому блоку. Но на половине пути его остановил чернокожий вестовой.
– Вас вызывает полковник Симменс, сэр! – почтительно сообщил он. – Прямо сейчас. Позвольте вас проводить.
Когда Виндоуз зашел в кабинет начальника базы, там уже находились инструкторы Джонсон, Гарднер и помощник инструктора Томпсон. Плотный, коротко стриженный полковник Симменс стоял с указкой в руке у огромной, во всю стену, карты.
– Привет, Джерри! – дружески поздоровался он и жестом предложил садиться. – Хочешь понырять в теплой воде? Ребята уже согласились... – И другим, резким командным, тоном продолжил: – Эгейское море, глубина более шестисот футов, лодка-"малютка", по всей вероятности, русская... – Полковник ткнул в карту указкой. – Дело щекотливое: политика, дипломатия... – Последние слова он произнес с явным отвращением. – Я бы не стал туда соваться, но это приказ штаба ВМС, так что ничего не поделаешь...
* * *
В одно и то же время российские и американские боевые пловцы готовились к экспедиции по обследованию сверхмалой подводной лодки, затонувшей на шельфе острова Тинос. Они не знали друг о друге, но боевая операция предполагает любые неожиданности и осложнения. Поэтому в числе прочего снаряжения группа Еремеева взяла с собой автомат АПС калибра 5,66 мм и два четырехствольных подводных пистолета СПП-1 калибра 4,5 мм.
Американцы вооружились тринадцатизарядными револьверами конструкции В. Барра – громоздкими инструментами, напоминающими приделанный к пистолетной рукояти корпус мясорубки. Только многочисленные отверстия толстенного ствола-барабана вместо колбасок мясного фарша выпускали реактивные стрелы, способные превратить в фарш человеческое тело. Обе стороны, конечно, прихватили ножи. Ножи у боевых пловцов всего мира мало отличаются друг от друга.
* * *
– Осложнения не возникали? – спросил Верлинов, без особого интереса рассматривая содержимое черного кейса, небрежно раскрытого Христофором прямо на полу, рядом с сервировочным столиком. Там находились деньги. Много денег. Пятьдесят пачек стодолларовых банкнот.
– Никаких. Все прошло исключительно гладко. Моего человека только предупредили, что все расчеты в республике осуществляются национальной валютой, и посоветовали открыть счет в драхмах. Он сказал, что именно так и поступит...
Христофор опустил крышку чемоданчика и щелкнул замком. Высокий, худощавый, с седой головой и густыми черными усами, он выглядел весьма импозантно. Диета и регулярные физические упражнения сыграли свою ропь, молоденькие девушки, с которыми он любил проводить время, не подозревали, что хозяину «Марии» исполнилось шестьдесят.
– Здесь пахнет гарью, – не то вопросительно, не то утвердительно сказал Христофор. В живых черных глазах вспыхнули искры, как будто кто-то дунул на не до конца погасшие угольки.
– Уже нет. – Верлинов невозмутимо плеснул в стакан мартини. – Хочешь выпить?
– Чуть позже...
Хозяин разгладил безукоризненно отутюженные лацканы белого костюма. Белый цвет молодит, так же как и безупречное состояние одежды.
– Хочешь знать, что я сжег?
Они разговаривали на английском, которым Верлинов владел почти в совершенстве.
– Почему ты так подумал? – Христофор ответил по-русски, с сильным акцентом. Переходя на родной язык генерала, он выражал особое уважение к гостю.
– У меня с собой был один документ. Я его приклеил к животу под гидрокостюмом. А потом спрятал в подкладку... Верлинов отвернул полу пиджака, демонстрируя разорванный шов.
– Теперь я его сжег. А поскольку этот документ имел сложное графическое выражение, я его не смогу воспроизвести. Ни при каких обстоятельствах.
Христофор принужденно рассмеялся.
– Меня не интересуют никакие документы. Разве только расчеты цен на рыбу... Верлинов вежливо улыбнулся.
– Но почему ты решил именно сейчас от него избавиться?
– Потому что всплыли трупы. И полиция ищет убийцу.
– М-да... – Христофор пожевал губами. – Но откуда ты все это знаешь?
– «Муравей» сообщил. Этот парень с «Морской звезды».
– Адам? Разве ты с ним знаком? И потом – он не заходил в дом...
– А что он сообщил тебе? – задал Верлинов встречный вопрос.
– Мне? – Черные угольки потускнели. – Ты прав. Адам выловил акваланг, и сейчас полицейские взяли его в оборот. Они разыскивают человека, недавно появившегося в наших краях.
– А где мой скутер?
– Глубоко-глубоко, среди обломков скал. Его не найдут...
– Каковы перспективы изменения цен на рыбу?
– Что? А-а-а... Рыба все дешевеет.
– Я живу у тебя на всем готовом, поэтому мне не нужны деньги. Разве что тысяч пятьдесят на личные нужды. Остальное можешь оставить себе.
– Почему ты обо всем этом заговорил?
– Просто так. Что еще нашли в море?
Христофор помолчал, внимательно разглядывая своего гостя. Верлинов помнил этот взгляд. Много лет назад провалившийся агент ЦРУ Григориадис смотрел так на допрашивающею его офицера КГБ, пытаясь распознать уровень его осведомленности. Уровень неизменно оказывался высоким.
– Лодку-"малютку". Она лежит на грунте. Скоро ее поднимут. Кстати, ты ничего не сказал мне ни о лодке, ни об аквалангистах.
– Это могло изменить ситуацию?
Вопрос прозвучал жестко.
– Нет. Конечно, нет. Просто... Христофор замолчал. На веранду вышел Гурий с подносом.
– Ваше вино, хозяин.
Христофор взял стаканчик, пригубил, одобрительно кивнул.
– Можешь идти.
На веранде наступила тишина. Верлинов смотрел на море. Шхуна «Морская звезда» уходила в сторону Тиноса.
Дело принимало совсем плохой оборот. Трупы в снаряжении боевых пловцов Российского Флота, русская СПЛ... Поднимется страшный шум! И потом, в «малютке» есть бортовой журнал, мичман наверняка записал в него все, что произошло... Это прямое доказательство тройного убийства...
– Послушай, Христофор... – Тот отставил стаканчик со своим любимым красным вином и внимательно посмотрел на генерала. – На какой глубине затоплена лодка?
– Точно не знаю Сто пятьдесят или двести метров. Наступила длительная пауза.
– А что? – не выдержал хозяин. Верлинов напряженно обдумывал ситуацию. Пожалуй, это единственный выход.
– Ее надо уничтожить. Лучше всего взорвать. Ты сможешь найти подходящих людей? Оплата из моей доли. Христофор допил вино,
– Почему нет? Если платят, находятся желающие для любой работы...
* * *
Каждый исторический период имеет свои приметы. Постперестроечную эпоху наглядно характеризуют решетки на окнах, стальные двери, бум на собак бойцовых пород, плодящиеся в геометрической прогрессии частные охранные фирмы и оружейные магазины. И еще – униформа. Рэкетирские спортивные костюмы и кожаные куртки, черные рубахи «Памяти», портупеи и сапоги казаков, полувоенные френчики «соколов» Жириновского, фашистские, калединские и прочие мундиры преследуют, в общем-то, одну цель – обозначить принадлежность их хозяина к определенной группе, а следовательно, его защищенность. В период атрофии законов и всемогущества силового беспредела это своеобразный защитный знак «не тронь меня».
Москва пестрит камуфляжем. Маскировочный комбез с высокими шнурованными ботинками – идеальное облачение для боевой схватки или по крайней мере для демонстрации готовности в такую схватку вступить.
ВДВ, ОМОН, СОБР, спецподразделения внутренних войск МВД, группы немедленного реагирования райотделов милиции, отделы физического прикрытия Департамента налоговой полиции, «Альфа», «Бета», «Гамма», «Вымпел» и еще десятки государственных силовых структур носят камуфляжные комбинезоны. Но грозный вид стремятся придать себе и частные охранники, инкассаторы банков, ревизоры пригородных электричек, сторожа автостоянок и коммерческих ларьков, члены военно-спортивных организаций, контролеры рынков, наконец, простые граждане в наивной надежде снизить вероятность неприятных неожиданностей. Поэтому каждый седьмой молодой мужчина на улице одет в ставшую знаменитой одежду, насчет которой реклама обещает: «Ты лежишь на газоне, и тебя не видно».
Среди пассажиров не обращающей внимания на светофоры кавалькады «мерседесов», несущихся по Садовому кольцу, процент камуфлированных значительно превышал средний показатель. В головном «мерседесе-300» находились пятеро охранников из группы «Город», которые внимательно следили, чтобы на пути кортежа не появилось никакой опасности для ОП.
Сам ОП ехал в «мерседесе-600», следующем вторым. Это был генеральный директор финансовой группы «Город» Семен Поплавский, по неофициальным экспертным оценкам, один из самых богатых людей Москвы. Невысокий, начинающий лысеть мужчина с одутловатым лицом и полным ртом золотых зубов, отжившим свое символом процветания и богатства, времени заменить золото на неброский, хотя и мало уступающий в цене фарфор недоставало.
С ним в салоне находился начальник службы охраны Павлов – отставной комитетчик, знаменитый недюжинной физической силой и разветвленными связями в «конторе» Как и хозяин, он был одет в строгий цивильный костюм, крахмальную рубашку с аккуратно завязанным галстуком, тщательно выбрит. В другом виде в те кабинеты, в которые он постоянно ходил с шефом, не пускали. Зато на водителе Метелкине, еще недавно возившем начальника ГУВД, был традиционный маскировочный комбез Замыкали колонну два «мерседеса-230», набитые десятком бывших сотрудников милиции, сменивших борьбу с абстрактной преступностью на вполне конкретную охрану жизни, здоровья и спокойствия господина Поплавского, платившего втрое больше, чем государство. Эти, как и охранники головной машины, поголовно затянуты в пятнистую водоотталкивающую ткань.
Коротким взревыванием сирен разгоняя мешающие машины, кортеж несся со скоростью сто километров в час, как когда-то лимузины членов Политбюро. Еще семь лет назад вечный тихушник, подпольный коммерсант Поплавский никогда бы не поверил, что такое возможно. А сейчас – пожалуйста! Кого бояться? Постовым и в голову не придет останавливать его автомобили. Знают, что у любого водителя весу больше, чем у какого-нибудь старлея или капитана. Если бы еще честь отдавали... Попросить мэра, что ли? Пусть издаст распоряжение; машины с такими-то номерами приветствоватъ прикладыванием руки к головному убору! И будут прикладывать, куда денутся...
На перекрестке стоял джип-"чероки", за зеркальными стеклами развалились на мягких сиденьях пятеро в камуфляже.
– Только что проследовали в заданном направлении, – сказал в рацию «Филипс» коренастый круглоголовый человек – майор Фиников из Главного управления охраны. Повернувшись к водителю, бросил: – Следом! Дистанцию не сокращать!
Через квартал мягко включились двигатели двух зализанных, как капли, микроавтобусов «мицубиси». В них находились двадцать сотрудников группы активных действий ГУО, имеющей кодовое обозначение «Ад». Серебристо-серые «капли» двинулись впереди колонны «мерседесов», джип следовал сзади. Никто, в том числе и Павлов, не заметил, что кортеж блокирован.
Офис «Города» располагался в старинном двухэтажном особняке на углу Большой Садовой и Малой Бронной. С незапамятных времен здесь висел дорожный знак «въезд запрещен», но водители Поплавского не обращали на него внимания.
Прибытие ОП в свои владения всегда обставлялось по одному и тому же ритуалу. Со скрипом затормозил головной «мерседес», и пятерка охранников мгновенно высыпала наружу, взяв под контроль прилегающую к шикарному подъезду территорию. «Шестисотка» Поплавского замерла прямо напротив входа, Павлов выскочил первым, мгновенно огляделся и, дождавшись, пока экипажи замыкающих автомобилей образовали кольцо безопасности, распахнул дверцу.
Охраняемая персона неторопливо выбралась из комфортабельного кожаного салона, с достоинством прошла три метра по асфальту, поднялась по мраморным ступеням и скрылась за массивной дубовой дверью. Внимательно следивший за происходящим вокруг Павлов дал отмашку подчиненным и нырнул следом за шефом.
В тот же миг к офису подкатила милицейская «волга» с крупными надписями «ГАИ» на бортах и багажнике. Строго говоря, она не имела отношения к милицейским службам, это была машина сопровождения правительственных кортежей из гаража Главного управления охраны, раскрашенная наиболее понятным любому гражданину образом. Но камуфляжные комбинезоны «Города» с пониманием относились только к двум краскам, зеленому цвету доллара и матово-тусклому воронению оружейной стали. Серо-голубой окрас и пугающая многих аббревиатура не вызывали никаких эмоций, теряясь на линялом колере той неинтересной жизни, которая не имела к ним ни малейшего отношения.
Лишь когда «волга», вместо того чтобы случайным и мимолетным штрихом уличного калейдоскопа мелькнуть мимо, затормозила у «шестисотки» Самого, они обратили недоуменное внимание на досадную помеху. Из машины вышел человек в форме капитана милиции, с нагрудным знаком инспектора дорожно-патрульной службы и регулировочным жезлом, небрежно висящим на правом запястье.
– Отдельный дивизион дорнадзора УГАИ ГУВД Москвы, старший инспектор капитан Самоваров, – четко представился он, на миг бросив руку к козырьку фуражки, при этом жезл не изменил положения, только качнулся и тут же был подхвачен тренированной ладонью.
Сидящий за рулем «волги» в форме старшего сержанта милиции лейтенант ГУО Липский порадовался, что на операцию взяли настоящего гаишника – никто из Управления охраны не смог бы так виртуозно сыграть его роль.
– Вы нарушили Правила дорожного движения, попрошу ваши документы, – строго продолжил капитан. Он бы не смог выдержать официально-требовательный тон, да и вообще не подошел бы к автомобилю Поплавского ближе, чем на три метра, если бы не личный инструктаж Разинкина и готовый приказ о зачислении его в группу эскорта СБП, подписанный сегодня утром.
– Ты что, не знаешь меня? – пренебрежительно процедил Метелкин. Пять лет он возил начальников московской милиции, и его круглая, продувная физиономия служила безотказным пропуском через любые милицейские посты.
– Ваши документы, гражданин водитель! – ледяным тоном громко повторил Самоваров. А тихо добавил: – И не тыкай мне, крестьянская рожа!
У Метелкина действительно была ярко выраженная внешность сельского жителя, и, устроившись в Москве по лимиту двенадцать лет назад, он частенько слышал обидное прозвище «деревенщина», ранившее ею до глубины души. Повозив милицейских генералов, а потом и пересев за руль «мерседеса-600» самого Поплавского, он решил, что достиг вершин успеха, а преуспевание облагородило и облик, во всяком случае, обзывать его действительно перестали. И вдруг какой-то жалкий капитанишка сорвал корку с давно зажившей душевной раны! Кровь ударила в голову, казалось, оскорбление громом разнеслось по всей улице, долетело до кабинета хозяина, до всех других кабинетов, до гаража «Города»... Зарычав, водитель выскочил из кабины и ткнул инспектора в лицо Разинкин готовил Самоварова к подобному исходу, при этом получение побоев считалось наилучшим результатом. Но инстинктивно капитан отклонился, и кулак Метелкина не оставил следов на неприкасаемой милицейской физиономии. Так же инстинктивно инспектор ударил противника жезлом по предплечью, тот взвыл от боли и вошел в клинч, разбив головой нос гаишника. Оба повалились на землю, На помощь сотоварищу устремились камуфляжные комбинезоны.
– Началось, – сказал в замаскированный микрофон Липский и вышел из машины. Его тут же ударили пистолетом по голове, закрутившийся водоворот пятнистых костюмов мгновенно поглотил фигуры в милицейской форме.
Но из глубины улицы уже выкатывались каплевидные микроавтобусы «мицубиси», а сзади скрипнул широченными скатами об асфальт джип-"чероки" с тонированными стеклами. Число маскировочных комбезов мгновенно удвоилось, и вновь прибывшие профессионально остановили опасный водоворот.
– Лечь! Всем лечь на землю! Главное управление охраны!
Ни отданная властным голосом команда, ни упоминание ГУО сами по себе не были способны пресечь драку. Но в отличие от охранников «Города» группа «Ад» каждый день отрабатывала силовые задержания, к тому же ее бойцы имели четко поставленную задачу и готовность выполнить ее любой ценой. Целеустремленность и решительность нападающих деморализовали людей Павлова. По слаженности действий и штатному единообразию униформы, подшитым к камуфляжу белым подворотничкам, мелькающим тут и там новейшим автоматам «абакан» легко угадывалась государственная организация. Кто рискнет открыть огонь по должностным лицам неизвестною силового ведомства? Тем более что, судя по легкости, с которой они сбивали с ног частных охранников, атакующие явно не позволили бы безнаказанно стрелять в себя.
Бац!
Оказавший сопротивление бывший милиционер с расквашенным носом рухнул на землю.
Трах!
Неосмотрительно извлеченный пистолет отлетел в сторону, а его владелец повалился на мраморные ступени.
Бум!
Известный в свое время боксер-тяжеловес грузно опрокинулся на асфальт.
– Не надо, я сам! – пискнул Метелкин, плюхаясь на живот.
– Сказано – всем лечь! – повторно гаркнул властный голос. После ударов, тычков, бросков, разбитых лиц и выкрученных рук он оказался более убедительным: те, кто еще стоял на ногах, покорно приняли горизонтальное положение.
– Обыскать всех, оружие изъять! – последовала следующая команда, и бойцы тут же приступили к се исполнению.
Фиников не покидал джипа, наблюдая за происходящим через односторонне прозрачные стекла. Когда группа «Ад» приступила к активным действиям, он связался с дежурной частью Главка охраны.
– Началось. Все идет по плану. Дежурный щелкнул клавишей селектора, соединяясь с Коржовым.
– Операция началась, товарищ генерал, – коротко доложил он.
Коржов и сидящий напротив Борецков переглянулись.
– Сообщи дежурному ГУВД, – приказал Коржов и отключился.
Борецков смотрел на него в упор.
– Ты хоть представляешь, что сейчас поднимется? Как бы мне не сломать с тобой шею...
– Ничего. Или мы их, или они нас. А кто начинает, тот и выигрывает.
Тем временем дежурный по ГУО соединился с дежурным Главного управления внутренних дел Москвы.
– Это из Главка государственной охраны. Мы проводим операцию на Малой Бронной, у Садового кольца. Задержание группы подозреваемых... Нет, сами справимся. Просто имейте в виду.
Когда Семен Поплавский поднялся на второй этаж в свой шикарно обставленный кабинет, сотрудники «Ада» заканчивали обыск охранников «Города».
– Двенадцать пистолетов, четыре складные дубинки импортного производства, – доложил Финикову лейтенант Липский, зажимая платком ушибленную рану на затылке. – Разрешения есть только на пять стволов. А дубинки со стальным стержнем, они вообще запрещены.
Павлов, чуть задержавшись, зашел в кабинет вслед за шефом.
– Так кому продали центральный квартал? – попытался он продолжить начатый в мэрии разговор. В машине при водителе он никогда не говорил на щекотливые темы. – Американцам или немцам?
– Оно тебе надо – чужое горе? – отозвался Поплавский присказкой, которую использовал уже пятнадцать лет.
– Я же вроде тоже акционер, – с намеком на обиду сказал начальник охраны.
– Ну и не боись, свое получишь... Замолчав, Павлов подошел к окну.
– Шеф! Скорей сюда, шеф!
Истерические нотки в голосе бывшего комитетчика сорвали Поплавского с места. Кресло с грохотом упало на пол.
Охранники «Города» валялись на асфальте, какие-то люди в камуфляже держали их под контролем: оттягивали за волосы головы, выворачивали карманы...
– Нам конец, накрыли! – Павлов забегал по кабинету. – Я знал, что бесконечно это не продлится...
– Заткнись, баба! – Потяжелевшей походкой Поплавский вернулся к столу, поднял кресло, придвинул аппарат правительственной связи АТС-1, именуемый на аппаратном сленге былых времен «вертушкой», резкими движениями набрал номер мэра.
– Тут у нас проблема... – Говорил он довольно спокойно, как когда-то, погорев на «левом» товаре, отвечал на допросах следователю. Да и потом спокойствие выручало его много раз в жизни.
– Какие-то люди повязали мою охрану. Не знаю откуда. Явно военные. Профессионалы...
Слушающие разговор Коржов и Борецков удовлетворенно улыбнулись. – Понимает, падла...
Коржов бросил взгляд на включенный магнитофон и напряженную спину оператора, смущенного визитом высокого начальства.
– Пока не заходят. Не знаю, чего хотят. Может, обыск или что-то в этом роде... Я позвоню, а ты задействуй свои каналы... Выйди на Яренко, Степашкина – эта банда явно кого-то из них... Коржов свернул кукиш и показал то ли спине оператора, то ли магнитофону.
Следующий звонок Поплавский сделал начальнику ГУВД Москвы.
– Какие-то бандиты напали на наш офис, связали охрану... Пришлите помощь, срочно. Спасибо.
Павлов немного успокоился. Никто не выбивал двери, не вламывался в помещение, не предъявлял санкцию на обыск и арест. Может, действительно напутали чего... Взявшись за городской телефон, он принялся обзванивать знакомых газетчиков, телевизионщиков, депутатов. «Город» подкармливал многих и в критическую минуту имел моральное право рассчитывать на ответную поддержку.
– Или бандиты, или спецслужбы... Беззаконие! О каком правовом государстве может идти речь... Лучше прямо сейчас прибыть сюда и увидеть все своими глазами, сделать снимки, видеозаписи...
Между тем Поплавский позвонил начальнику Управления ФСК Москвы и тоже попросил помощи.
– Простой человек никуда не достучится, – комментировал Коржов. – Среди бела дня войдут в квартиру и что захотят, то и сделают. А тут все спешат на подмогу...
С улицы донесся вой сирены. Павлов и Поплавский снова подошли к окну. Две милицейские машины подлетели к месту событий, раздвинув плотную толпу неизбежных зевак. Шестерка омоновцев в бронежилетах и с автоматами в руках стремительно вырвалась на оперативный простор, готовая искалечить всех, кто окажется на пути.
– Кто такие? Руки вверх! – привычно рявкнул командир патруля и чуть замешкался, поняв, что столкнулся не с обычной криминальной разборкой. Опытный взгляд сразу определил, чем одержавшие верх камуфляжные комбинезоны отличаются от поверженных. И «абаканы», многократно расхваленные специалистами, но не поступившие на серийное вооружение, говорили о многом. Но приказ пришел с самого верха, тут контроль жесткий и спрос серьезный, поэтому работать понарошку, демонстрируя лишь видимость активности, было нельзя. Блокировавшие офис «Города» вооруженные люди подлежали нейтрализации независимо от любых обстоятельств. И численный перевес ничего не значил: если окажут сопротивление, то резерв подоспеет через считанные минуты, тогда закрутится такая мясорубка... А потом уже пусть начальники разбираются между собой...
– Уберите оружие! – приказал в ответ капитан Сидельников, возглавлявший взвод «Ада». – Мы из кремлевской охраны!
Хотя представляемая ими служба называлась по-другому, капитан интуитивно нашел правильный оборот. При существующем обилии ведомственных и частных охранных фирм только слово «кремлевская» могло правильно сориентировать непривычных к аналитическим размышлениям омоновцев. И оно действительно оказало магическое воздействие.
С кремлевской охраной ни одно из милицейских подразделений никогда не сталкивалось, и даже скорый на расправу ОМОН не имел желания пополнять свой боевой опыт таким фактом. Движения патруля замедлились. Командир явно растерялся.
– Документы, – по инерции произнес он. Подойдя вплотную, Сидсльников извлек из нарукавного кармана бордовую кожаную книжечку несколько большего формата, чем привычные служебные удостоверения, и, раскрыв, протянул старшему патруля. Тот хотел взять документ, но капитан не дал.
– Только в моих руках.
Согнувшись в неудобной позе, командир омоновцев прочел жирный типографский шрифт на голубоватой, с многочисленными завитушками защитной сетки, бумаге:
«Капитан Сидельников Андрей Миронович состоит на службе в Главном управлении охраны Российской Федерации». Фотография владельца со вдавленными печатями ГУО по углам, дата выдачи – словом, все как обычно, кроме последней строчки. «Президент Российской Федерации...» Личная подпись черными чернилами, большая мастичная печать Президента.
Никогда не видевший вблизи натуральной атрибутики Первого лица государства, омоновец оторопело поднял голову. Капитан Сидельников Андрей Миронович пристально смотрел ему в лицо. Серые, глубоко посаженные глаза излучали уверенность и спокойствие. Еще бы! Если за спиной стоит Президент... Удостоверение старшего патруля подписал командир Московского ОМОНа полковник Боровченко. Оправдывающая решительные действия универсальная фраза «пусть начальники разбираются между собой» применительно к данной ситуации не годилась, слишком уж разные весовые категории у их начальников...
Подавив желание козырнуть, омоновец повернулся и, махнув рукой своим людям, пошел к машине. Несколько минут он разговаривал по рации, потом повернулся к зевакам и крикнул; – Очистить улицу! Немедленно разойдитесь! Шестерка в бронежилетах перехватила автоматы в положение для вытеснения неорганизованных масс и двинулась вперед. Толпа дрогнула и начала рассасываться.
Наблюдавший через окно Поплавский нахмурился. Что-то не сработало.
– Похоже, они из ФСК, – сказал Павлов. – Что обещал Сероштанов?
– Прислать свою группу, – буркнул Поплавский и тут же вновь оживился.
– Вот и они!
Микроавтобус без опознавательных знаков выплюнул десяток тренированных мужчин в камуфляже. Еще несколько лет назад специальная оперативная группа Управления ФСК Москвы являлась последней инстанцией на месте происшествия. Никто не мог противостоять ей физически, да и авторитет чекистов был непререкаемым. Исходивший из старых представлений Поплавский испытал прилив восторга, как в далеком детстве, когда на поле сражения с соседскими пацанами врывался старший брательник, неминуемо обеспечивавший быструю и убедительную победу, Но радость оказалась преждевременной. Наткнувшись на подпись Президента в бордовом кожаном удостоверении, руководитель спецопергруппы тоже спасовал и вернулся в микроавтобус к радиотелефону.
– Кто же это, черт возьми! – Павлов нервно ударил кулаком в ладонь.
– Кто, кто – конь в пальто! – Как всегда, изящно выразился генеральный директор. – За что я плачу деньги тебе твоим обалдуям?! Может, проще платить этим... Поплавский кивнул на бойцов группы «Ад». В это время затрезвонили сразу два телефона специальной связи.
– Это охрана Президента, – сообщил начальник ГУВД Панов. – Я ничего не могу сделать.
– На тебя наехали люди Коржова, – быстро проговорил Сероштанов. – Выезжаю на место, попробую разобраться, что к чему.
Телефоны продолжали звонить. Следующим оказался мэр.
– Панов и Сероштанов наложили в штаны. Не хотят ссориться с главком охраны. Пытаюсь связаться с Президентом, пока не получается. Держись.
Рубленые, решительные фразы, а голос бесцветный, невыразительный, как всегда, когда мэр не владел ситуацией. Правда, такое случалось нечасто, но Поплавскому от этого не было легче.
– За что я плачу деньги? – Теперь вопрос задавался с иным оттенком, и Павлов сочувственно кивал: мол, действительно, платите вы бездельникам, на которых нельзя положиться в трудной ситуации. – Кто мог натравить на меня президентскую охрану? Кто за этим стоит? Премьер? Или Яренко? Или... Да кто угодно мог... Но если Сам дал команду – тогда действительно крышка!
Поплавский снова взялся за «вертушку», но набрать номер не посмел: не те отношения, чтобы выходить напрямую. Впрочем, он бы и не сумел соединиться с Президентом, как не смогли этого сделать ни мэр, ни Степашкин, ни Яренко, жаждущие пожаловаться на произвол Коржова и превышение им полномочий своей службы. Начальник СБП предпочитал, чтобы информацию об инциденте Хозяин получил от него. а потому принял необходимые меры.
Телефонные сети Москвы, как общие, так и специальные, работали с перегрузкой. Вначале события у офиса «Города» обсуждали десятки абонентов, потом сотни, потом тысячи. Не есть ли это следствие смены курса? Удержится ли Поплавский? Надо ли отзывать инвестиции и продавать акции? Правительственные учреждения, органы управления столицы, деловые сферы, тесно переплетающиеся миры бизнесменов и бандитов гудели, как растревоженные муравейники. Слишком много людей играли в одну игру с Поплавским и слишком большие деньги стояли на кону, чтобы можно было безучастно отнестись к вмешательству неизвестных и, как оказалось, могущественных сил, разыгрывающих какую-то свою карту.
Автоматика узла прослушивания ГУО работала в режиме предельного напряжения. Предусмотрительный Коржов приказал задействовать систему выборочного поиска с включением записи на ключевые слова: Поплавский, «Город», Коржов, Президент, ГУО, СБП... Высокоскоростные компьютеры анализировали тысячи разговоров, отбрасывая ненужные и выводя на входы многоканальных магнитофонов те, которые могли представлять интерес.
Сам Коржов в черном лимузине мчался к офису «Города». Он впервые попробовал свои силы и не мог допустить, чтобы какая-то случайность перепутала его планы. Тем более что Президент любил конкретику, свидетельства очевидцев и документы.
ОМОН успешно разогнал толпу любопытных горожан и перекрыл улицу с двух сторон. Но депутаты, журналисты, телевизионщики просачивались сквозь кордоны, образовывая новую толпу из пишущей, снимающей и болтающей братии. Охранники «Города» по-прежнему лежали на земле, капитан Сидельников в десятый раз вызывал милицию, чтобы сдать задержанных, но безуспешно: дежурный по ГУВД переадресовывал его в РУВД, там советовали позвонить в тридцать шестое отделение, в тридцать шестом исправно принимали вызов и ... не приезжали. Связавшись с дежурной частью ГУО, Сидельников начал пресс-конференцию, демонстрируя журналистам изъятое оружие, разбитую голову лейтенанта Липского и расквашенный нос капитана милиции Самоварова. Горели красные глазки телекамер, тихо шелестели диктофоны, щелкали фотоаппараты, чиркали в блокнотах карандаши.
Когда на место прибыл генерал Сероштанов, видеокамеры и фотоаппараты мгновенно обратились к нему. Импозантный мужчина с бородкой «ришелье» и лицом интеллектуала, он заметно отличался от своих предшественников, да и вообще от традиционного типа руководителей «конторы». Он был фотогеничен, знап это и любил фотографироваться. Щелканье на миг приоткрывающих чувствительные пленки шторок напоминало приглушенные звуки передергиваемых затворов окончившим смену караулом. Из джипа-"чероки" майор Фиников тоже сделал несколько снимков.
– Кто старший? – строго спросил начальник УФСК, расправляя складки элегантного плаща.
– Капитан Сидельников, – как и положено по уставу, отрекомендовался командир взвода «Ада».
– Почему вы вмешиваетесь в дела пашей компетенции?
– Я только выполняю приказ. На ваш вопрос лучше ответит тот, кто его отдал, – генерал Коржов.
– Разве он здесь? – Сероштанов несколько смешался.
– Генерал выехал, скоро прибудет. Да вот и он. Черный лимузин въехал с противоположного конца улицы. Грузноватый, простолицый Коржов в свободной, чуть обвисшей куртке явно проигрывал Сероштанову. Журналисты сразу обступили начальника СБП, хотя не ожидали, что он ответит на интересующие их вопросы. Однако Коржов повел себя вполне доброжелательно и демократично: остановился, выслушал, чего от него хотят, кивнул головой.
– Мы получили информацию, что неизвестные вооруженные люди, пренебрегая правилами движения, разъезжают по трассе, входящей в зону нашей оперативной ответственности, – неторопливо объяснил он. – По этим участкам дороги передвигается Президент, премьер-министр, члены правительства. Главное управление охраны не могло оставить такой сигнал без внимания, поэтому мы занялись его проверкой. Убедились, что четыре машины с мужчинами в полувоенной форме нарушают правила и тем самым создают аварийные ситуации, что ставит под угрозу безопасность руководителей государства, да и всех остальных граждан...
Коржов как будто не видел Сероштанова, и тот неприкаянно мялся в стороне, чувствуя, что умышленно поставлен в дурацкое положение.
– Раз первая часть информации подтвердилась, мы обязаны были проверить и вторую – насчет оружия. Нас опередили работники ГАИ, которые предъявили законные претензии к нарушителям дорожных правил. В ответ те напали на них, избили... Моим людям пришлось вмешаться, задержать хулиганов. При этом у них изъяли много незаконно хранящегося оружия. Все действия сотрудников Службы безопасности Президента вытекают из их компетенции. Следствие покажет, что именно замышляли задержанные. – Коржов указал на лежащих. – Думаю, что все предельно ясно...
Начальник СБП двинулся дальше, но дорогу ему преградил Юркин из «Московских ведомостей».
– Последний и очень важный вопрос: как вы получили эту информацию?
– Очень просто. – Коржов слегка улыбнулся. – Кто-то позвонил к дежурную часть главка охраны и сообщил.
– Откуда же он узнал телефон? – не унимался Юркин. – Его нет ни в одном справочнике! Коржов улыбнулся пошире.
– А это вам лучше спросить у того, кто звонил. Отстранив газетчика, он подошел к Сидельникову.
– Раз милиция не приезжает, сами отвезите их в тридцать шестое отделение. Нет, там столько задержанных не разместят, везите в районное УВД, я позвоню Панову.
На Сероштанова он по-прежнему не обращал внимания. Тот постоял на месте еще несколько минут, потом повернулся и пошел к машине. Версия Коржова была безупречной. Первую схватку между ГУО и ФСК чекисты проиграли «всухую». Да и ГУВД осталось с носом. На арене борьбы за власть, демонстративно растолкав традиционных «силовиков», появился опасный конкурент. Но любая игра состоит из нескольких периодов, сетов, таймов, раундов. И выигрыш первого вовсе не означает окончательной победы.
* * *
– ...В настоящее время стратегические ядерные силы бывшего Советского Союза пришли в упадок, как и все их военное хозяйство. Но это не значит, что они стали менее опасны для Соединенных Штатов. – Генерал Малькольм О'Нил сделал паузу и со значением обвел взглядом членов подкомитета палаты представителей по обороне. – Обнищание ядерных республик, рост национализма и экстремизма, политические амбиции, неконтролируемые вооруженные формирования, претендующие на власть, дезорганизация армии, отсутствие государственной воли у руководителей, слабость центрального руководства – все эти факторы способствуют и ядерному шантажу, и международному терроризму, и самопроизвольным запускам...
Конгрессмены внимательно слушали директора Организации по созданию обороны от баллистических ракет, который озвучивал интересы большинства республиканцев. Речь шла ни много ни мало о миллиардных ассигнованиях.
– Кроме того, сейчас баллистические ракеты разного радиуса действия имеются у десятков стран, в том числе у ближневосточных агрессоров, – продолжал О'Нил. – Поскольку утечка расщепляющихся материалов из России приняла массовый и практически неконтролируемый характер, мы не знаем, сколько правительств или оппозиционных кабинетов способны нанести ядерный удар по Вашингтону или Нью-Йорку. Такое положение ставит нас перед необходимостью вернуться к плану противоракетной обороны и в течение шести-семи лет развернуть систему ПРО, известную под кодовым названием «Зонтик»...
Крепкая фигура генерала излучала уверенность и силу, вряд ли ему могли дать его шестьдесят два, только ежик совершенно седых волос над красным от загара лбом выдавал возраст.
– Когда-то все знали, что означает ПРО «Зонтик», но время стирает детали, поэтому я кое-что напомню... Итак, «Зонтик» – это система обнаружения, сопровождения я перехвата ракет с двадцатью ракетами-перехватчиками, сетью радиолокационных станций и датчиками космического базирования. Общая стоимость – пять миллиардов долларов.
Всем присутствующим была хорошо известна суть проблемы. Создание системы ПРО давало Штатам абсолютное стратегическое превосходство над всеми иными державами. Ни одна страна в мире по техническому потенциалу и материальным ресурсам не способна раскрыть над собой подобный «Зонтик». Значит, США становятся обладателями мощнейшего внешнеполитического козыря и инструмента воздействия на любое государство Но... Существовало препятствие, которое следовало обойти, ради этого и проводится сегодняшнее заседание.
– Как будет решен вопрос по обязательствам Соединенных Штатов перед другими странами? – задал вопрос конгрессмен от штата Вирджиния Майкл Блэкоп. – Договор 1972 года запрещает нам и России разрабатывать подобные системы. А он заключен на неопределенный срок и продолжает действовать!
Малькольм О'Нил откашлялся, закрыв губы белоснежным носовым платком.
– Пусть над этим подумают в постоянном Комитете по делам вооруженных сил, – наконец произнес он. – И, в специальном Комитете по разведке. Россия столько раз нарушала свои обязательства, что мы можем оправдать нарушение своих. Вам предлагается проголосовать за то, чтобы конгресс вернулся к ПРО.
Голосование прошло единогласно.
* * *
Директор Центрального разведывательного управления США адмирал Джеймс Вулси, вернувшись с закрытого заседания специального Комитета палаты представителей по разведке, собрал своих заместителей и руководителей стратегически важных отделов.
– Что у нас есть по фактам несоблюдения Россией международных договоров и обязательств? – устало спросил он. Директор собирался в отставку, и это ни для кого не было секретом. Но директора приходят и уходят, а ЦРУ остается, поэтому кадровые перемещения не влияли на старательность ведомства в деле отстаивания национальных интересов. – Годятся также любые примеры агрессивности русских, – продолжил адмирал, – свидетельствующие об их ненадежности как партнеров цивилизованных стран.
– У берегов Греции затонула диверсионная подводная лодка русских, – доложил начальник средиземноморского отдела. – Обнаружены убитые диверсанты.
– Подробней! – потребовал директор. – Причины их гибели, в чем проявлялась диверсионная активность, какова опасность этой деятельности для Республики Греция?
– Подробные данные отсутствуют. Мы только сегодня направили туда группу «тюленей» из Литтл-Крика...
– Что еще? – Джеймс Вулси поправил очки в изящной оправе, оглядел своих сотрудников, но больше никаких примеров не услышал и нахмурился.
– А операция по сейсмическому оружию? Мы отрабатывали версию о причастности русских к нашим землетрясениям. Чем это закончилось?
Начальник русского отдела потупился.
– Наш офицер добыл подтверждающую видеозапись, но ему ее подменили. Операция провалилась.
– Если ничего другого у нас нет, надо вернуться к той операции и поправить дело. Как фамилия офицера?
– Роберт Смит, – ответил начальник русского отдела. – Сейчас он резидент в Афинах.
