Книга: Пешка в большой игре
Назад: Глава восемнадцатая
Дальше: Глава двадцатая

Глава девятнадцатая

Валерий Антонович Верлинов проснулся, как всегда, около семи. Иногда он открывал глаза в половине, иногда – без пяти, сегодня электронное табло высвечивало шесть сорок пять.
Упруго спрыгнув с кровати, он вышел на просторную застекленную лоджию, открыл раму, поеживаясь, размялся и взялся за гири.
В семь он принял душ, побрился японской бритвой «Национала», служившей ему уже почти пятнадцать лет и нуждающейся в замене, спрыснул лицо дорогим лосьоном и, накинув халат, прошел на кухню.
Просторная трехкомнатная квартира была обставлена если и не аскетично, то, во всяком случае, без генеральского шика: всю мебель, холодильник и телевизор Верлинов купил много лет назад и, поскольку вещи служили исправно, не видел оснований их менять. Он вообще был консервативен, привыкал к одежде, обстановке, людям вокруг и не терпел резких изменений в прилегающем микромире.
Единственным отличием его квартиры от тысяч ей подобных были бронированные стекла в окнах и лоджии и система аудиоэкранировки. Использование служебного положения для обеспечения безопасности семьи генерал считал оправданным.
Европейский завтрак уже ждал его: два яйца всмятку, тосты, масло, мед, кофе. Жена варила сардельки внуку – дочь вышла замуж второй раз и жила у мужа: по соображениям безопасности Верлинов не мог допускать в семью чужого человека.
Когда он допивал кофе, на кухню выбежал Борька, чмокнул деда в щеку и взгромоздился на стул напротив.
– Деда, этот мальчик много зарабатывает?
– Какой мальчик?
– Которого по телевизору показывают. Он машины моет, а потом идет с дядей в банк для солидных клиентов. Значит, он солидный клиент?
– Про него, шалопая, в газете писали, – вмешалась жена. – Бросил школу, хулиганит, стекла бьет... Какой же он солидный? Хулиган, и все!
– А я солидный клиент?
– Сейчас ты еще мальчик, – ответил Верлинов. – Учись хорошо, тогда из тебя толк выйдет.
– Деда, а вы с бабой акции МММ купили? – спросил Борька, уплетая сардельку и запивая томатным соком.
– А зачем?
– Так разбогатеть! Ты что, не видел? Их все покупают и радуются...
– Помнишь, как лиса Алиса и кот Базилио посоветовали Буратино посадить золотые монеты?
Борька, не переставая жевать, кивнул.
– И что получилось?
– Обманули. Они же были жулики.
– Здесь – то же самое.
– Да-а-а? – Глаза у внука широко раскрылись. – Значит, по телевизору жуликов показывают?
Бабушка погладила Борьку по голове.
– Сейчас жулья хватает. Везде расплодились.
Верлинов промокнул губы салфеткой и встал.
– Скоро мы им хвосты прижмем!
Он обошел стол, клюнул Борьку в макушку и на миг задержался, ощущая, как теплые биоимпульсы от детского тельца живительно промывают его энергетические каналы, зашлакованные подозрительностью, жесткостью и теми крупицами, которые неизбежно образуются при постоянном противостоянии злу и являются не чем иным, как точно таким же злом.
Пройдя в кабинет, генерал надел темно-серый костюм, голубую рубашку и синий галстук, привычно повесил на брючный ремень слева мягкую замшевую кобуру и отработанным жестом вставил в нее изящный, совершенной формы «маузер H-S», выпущенный по лицензии в Италии несколько лет назад и подаренный римским резидентом ПГУ.
Табельный «Макаров» так же, как и приготовленный на случай боевых операций «стечкин», лежал в большом сейфе служебного кабинета, и их Верлинов носил еще реже, чем генеральскую форму.
Семь сорок пять. Предстояло приступать к выходу из дома и переезду на службу, что для генерала не являлось столь обыденным делом, как для миллионов москвичей, потому что именно на этом отрезке его могли убить.
Дом принадлежал Второму главку КГБ СССР и охранялся, но при нынешнем уровне терроризма это мало что значило. Поэтому в назначенное время телохранитель в лифте поднимался на последний – шестнадцатый – этаж и спускался пешком, а водитель, наоборот, пешком поднимался. Они встречались на седьмом и звонили условным сигналом.
Выглянув в «глазок» двери из легированной стали, генерал выходил и пешком спускался к выходу. Три охранника «держали» прилегающую территорию, пока он садился на заднее сиденье бронированной, с форсированным мотором «Волги». Водитель занимал свое место, телохранитель прыгал рядом, и машина срывалась с места, следом шла «Волга» сопровождения. Иногда она вырывалась вперед, а так как внешне машины не различались, то определить, в какой едет генерал, было невозможно. Только эта нехитрая предосторожность вдвое снижала шансы на успех покушения.
Меры безопасности были разработаны давно, когда угроза могла исходить от внешнего врага, задумавшего обезглавить советскую контрразведку. Поскольку подобная возможность существовала чисто теоретически и ни разу за всю историю не пыталась стать реальной, ухищрения охраны превратились просто в почетный церемониал.
В последние годы положение резко изменилось. Улицы и дороги Москвы, как, впрочем, и всей России, заполонили откровенные бандиты, ездящие по купленным правам на краденых машинах, набитых к тому же оружием.
И вероятность столкновения лоб в лоб с пьяным водителем выскочившей на встречную полосу иномарки либо автоматной очереди из «мерса», которого ты обогнал на светофоре, была настолько велика, что охрана ориентировалась на них больше, чем на происки засланных ЦРУ террористов.
Откинувшись на мягкую спинку сиденья, генерал, как и всегда, думал о делах. Ночное происшествие на конспиративной квартире настолько обеспокоило его, что еще неделю назад он бы отказался от использования агента с сомнительными историями о подмененных бумагой деньгах и с вполне конкретными неприятностями. Но сейчас давать обратный ход поздно, и этот чертов Асмодей подлежал всяческой охране и защите как ключевое звено важной операции. Придется перевести его на другую квартиру и обеспечить постоянное физическое прикрытие.
Но какая наглость у новых гангстеров! Готовы назначить «разборку» могущественному ведомству, одного названия которого в прежние времена оказалось бы достаточным, чтобы они намочили штаны! И хотя времена изменились и нет уже того могущества, на что они надеются? Ударная группа разнесет в клочья любое их «войско»!
В душе генерала шевелилось еще какое-то неприятное чувство, и, сосредоточившись, он понял, что это осадок от разговора с внуком. Из детей и подростков целенаправленно делали болванов! Идиотами считали и старшее поколение, весь народ в целом. Круглые сутки молодцы с рожами пройдох убеждают сограждан доверить им свои деньги для приумножения. Мастерски сделанные клипы открывают путь к процветанию, мужественности и силе: курите сигареты, жрите «сникерсы», жуйте жвачку – и все будет у вас о'кей! С убедительностью и настойчивостью наперсточников сотни фондов, акционерных обществ и банков приглашают покупать абсолютно неликвидные акции. Советскому человеку, привыкшему, что его приглашают в дело только для того, чтобы обмануть, сулят баснословные доходы, которых можно добиться быстро и, самое главное, ничего не делая. Как? Дело десятое, только дайте нам свои денежки!
Самое удивительное, что, приученный десятилетиями промывания мозгов доверять официозу, простой человек неспособен перестроиться и, воспринимая кривляющегося на экране проходимца как представителя государства, послушно несет ему горбом добытые тысячи, а государство и пальцем не шевелит, чтобы помешать мерзавцу их при – карманить. Где, на какомуровне сомкнулись интересы государственных чиновников и аферистов всех мастей против интересов среднего россиянина?
Верлинову мало что было нужно лично для себя, а необходимое вполне позволяли иметь генеральская зарплата и занимаемое положение. Но он хотел, чтобы Борька и сотни тысяч его сверстников росли не в королевстве кривых зеркал среди шутов, мошенников и бандитов, а в нормальном, правильном мире. Именно это все более убеждало его в необходимости окончательно принять решение, которое уже созрело.
За размышлениями Верлинов чуть не забыл о важном. Сегодня выходила в свет статья Кислого.
– Остановите на перекрестке, у киоска! – приказал он.
Водитель сбавил скорость. Телохранитель поднес ко рту микрофон:
– Плановая остановка возле киоска...
Верлинов сам вышел из машины и подошел к металлической будочке. Недовольные охранники окружили его кольцом, встревоженно осматриваясь по сторонам. Они не терпели нарушений графика движения.
Генерал купил две хрустящие, пахнущие краской газеты, не торопясь, вернулся к машине.
Материал должен был располагаться на четвертой полосе, внизу. Так и оказалось. Броская рубрика: «Газета ведет расследование», жирный заголовок: «Мыло для подземной войны», солидная, гораздо более солидная, чем в штатном расписании института, типографская подпись: «А. Каймаков, социолог». Набранный мелким шрифтом редакционный комментарий, мнение военных экспертов. Бомба! Верлинова удивляло только одно: Министерство обороны и ГРУ не чинили появлению статьи никаких препятствий, хотя не могли не получить заблаговременную информацию о ее содержании.
Генерал нашел кнопку, и толстое стекло отделило его от водителя и телохранителя. Он взял радиотелефон, набрал номер.
– Здравствуйте, Верлинов. Вы уже читали газеты? Прочтите, есть очень интересная статья: «Мыло для подземной войны». Да. Да. Хватит на два парламентских расследования. Послезавтра? А чего ждать? Ах так... Ладно, до связи...
«Волга» генерала въехала на огороженную территорию штаб-квартиры одиннадцатого отдела.
В то же утро на одной из правительственных дач собрались восемь человек, чьи лица были хорошо известны в руководящих кругах канувшего в Лету Союза. Они входили в костяк рухнувшего режима, представляя собой симбиоз партийной номенклатуры и ответственных работников КГБ СССР. Периодические перетасовки перемещали их из кабинетов на площади Дзержинского в апартаменты на Старой площади и наоборот.
И хотя ЦК КПСС и КГБ СССР перестали существовать, все они сохранили персональные машины, дачи, охрану, сановитый вид и возможности. Возможности даже расширились, потому что раньше требовалось соблюдать правила игры и при определенных обстоятельствах мог наступить спрос, зачастую довольно строгий. Теперь же все барьеры и ограничения сняты, и на смену использованию как собственного государственного добра пришло откровенное и почти неприкрытое превращение государственного в свое.
– Откладывать больше нельзя, нас опередят другие, – начал высокий плотный мужчина с обрюзгшим лицом. – Я зондировал вопрос на всех уровнях и почти уверен, что мы найдем полное понимание.
– Почти? – Похожий на колобка толстячок с блестящей лысиной вытянул вперед пухлый пальчик. – Почему «почти»?
– Потому что у многих наш дурачок вызывает активное неприятие. Они не хотят связывать себя со столь одиозной фигурой.
– Но ведь ясно, что он всего лишь фигура прикрытия, марионетка! – Колобок пошевелил растопыренными пальцами.
– Это не столь однозначно, – возразил высокий. – Есть мнение, что, сев на трон, он поведет свою игру.
– Ерунда, – вмешался коренастый брюнет, напоминающий в профиль хищную птицу. – С его сомнительной национальностью...
– Она как раз несомненна, – хохотнул Колобок. – Но, если еврей выгоден антисемитам, они считают его русским!
– Кхе, кхе, – деликатно покашлял маленький аккуратный человек в очках с тонкой золоченой оправой, и все почтительно замолчали.
– Он был у меня вчера. И, как хотите, я не поверю, что он попытается порвать пуповину. Он просто не знает, что ему делать. Зато готов стать знаменем борьбы и уверен в победе.
– Чуть-чуть выждем. Василий Александрович гениально придумал с водкой.
– Какой водкой? – удивился брюнет.
– Ты как раз был в Париже. Скоро появится водка, названная его именем. И портрет на этикетке. И цена – ниже «Столичной». Это самая убойная, неотразимая пропаганда.
– Кстати о водке. – Высокий открыл портфель и извлек бутылку «Смирновской».
Человек в очках отрицательно качнул головой.
– У меня встреча в Администрации Президента. Может, проведут к самому.
– Ну дохнешь на него, большое дело. – Высокий налил водку в складной стакан, выпил, глубоко втянул носом воздух. – Хорошо! Кому еще?
Больше желающих не нашлось. Он завинтил пробку, с треском сложил стакан и спрятал все в портфель.
– Значит, я через своих людей в Думе будирую вопрос о досрочных выборах. Так? Ориентировочный срок – осень этого года. Может, зима. Что еще?
– У меня вот какое предложение, – проговорил толстячок.
Совещание продолжалось.
Резо Ментешашвили находился в плохом настроении. Похоже, он впервые в жизни не разобрался в ситуации и совершил серьезную ошибку. Московская община осталась недовольна его последним разбором. Поговаривали о сборе всеобщего сходняка, чтобы дать ему по ушам.
За всем этим стоят Крестный и Антарктида. И, конечно. Клык. Змей оказался пустышкой: когда вопрос встал ребром, выяснилось, что авторитета у него-то и нет. Многие прямо так и сказали: «Кто есть Змей? Я такого вора не знаю!»
А Крестный с Антарктидой по всему бывшему Союзу малявки разослали, и им поверили, того и гляди вправду сходку соберут. Клык по зонам весть прогнал, там у него вес большой, уже пошел хипиш, что Очкарик ссучился.
С Клыком сегодня должны решить, рваный его выманит, а Змей выстрелит в голову. Еще недавно Резо считал, что это будет хорошо: сам он рук не пачкает, а одним серьезным противником меньше. Сейчас он засомневался: а не рубит ли сук, на котором сам сидит? И не казалось уже, что убирать Клыка полезно и правильно.
Резо вздохнул. Он стоял у окна «люкса» гостиницы «Аэрофлот», напротив, метрах в трехстах, возвышался такой же стеклянный параллелепипед служебного здания. «Гладиаторы» жили в соседнем номере, через стенку, один из них постоянно находился с Резо или в коридоре у двери «люкса».
Осторожность никогда не бывала излишней, особенно сейчас. Недавно к нему обратились чеченцы – у них намечалась разборка с москвичами: чего-то там не поделили в одном из казино. Они просили братьев-кавказцев помочь. Резо предпочел сохранить нейтралитет, чтобы не осложнять и без того неспокойную обстановку. Земляки его вроде согласились, а сейчас аукнулось большим недовольством. Вроде он потому отказал, что чечены абхазцев поддерживают, на их стороне воюют. Но здесь, в Москве, свои дела, свои расклады, земляки вместе с чеченцами фальшивые авизовки обналичивают, оружие от них получают, деньги в нефть да бензин вкладывают, а он, выходит, такой чудесной, выгодной дружбе помешал!
И на родине, в Грузии, когда узнают, как он спор Клыка с Седым решил, тоже будут недовольны: Клык деньгами помог народному делу, в святой войне поддержал, а потому ответной помощи и поддержки заслуживал.
Вот и получается: у воров авторитет пошатнулся, земляки и здесь, и дома недовольны, а может человек без корней жить? Нет, не может! Надумай его сейчас чечены замочить, кто заступится? Эти двое за стеной против организации не устоят. А кто еще? Седой? У него свои проблемы. Да и не самый главный он оказался: обещал под него, Резо, банк открыть, да что-то не заладилось, видно, не разрешили. Эти банкиры с ворами дел иметь не хотят, они с «новыми», тюрьмой не запачканными, дружбу водят!
Честно говоря, он уже решил в Москву дергать, дома совсем никакой жизни не стало: ни законов не признают, ни правил, ни авторитетов. Все обвешались автоматами, гранатами и шныряют по селам, городам, на дорогах
– каждый сам себе авторитет!
Вот и нацелился на переезд, только вышло так: старые корни ослабил, а новые пустить не может. Значит, засыхать? Нет, надо к своим корням возвращаться!
Резо подошел к телефону, набрал номер.
Трубку снял порученец. Ментешашвили представился и попросил хозяина. На восьмом этаже служебного здания, в запертом на ремонт кабинете, сидел снайпер и, положив на упор диковинного вида оружие с толстым стволом и мощным оптическим прицелом, вглядывался в глубину «люкса». Цель мутно просматривалась, словно рыба в неосвещенном аквариуме.
Можно достать и так, но твердой уверенности нет, а профессионал не работал на авось. Значит, надо ждать.
– Алло, – рыкнул Клык.
– Это Резо, – повторил Очкарик.
Клык настороженно молчал.
– Тебя Рваный куда-нибудь звал сегодня?
– Ну?
– За ним стоит Змей. Они тебя замочить хотят. И пропажей общака прикроются.
Клык проворчал что-то неопределенное.
– Я знаю, у тебя людей много побили, – сочувственно сказал Резо. – Я своих «гладиаторов» пришлю. Прямо сейчас отправлю. Змей тебе мешает, а Рваный заодно с ним. Пусть уедут, без них лучше будет. Понял? Пусть уедут! Мои люди проводят, прямо сегодня. Понял?
– Понял, – после паузы ответил Клык.
Голос его звучал глухо и неуверенно. Это было непривычно, но Резо истолковал по-своему.
– Не бойся, сердце у меня чистое. А на толковище я для вида на тебя наехал. Так было надо. Потом объясню. Сегодня убедишься, что я друг. А завтра встретимся и поговорим.
Очкарик положил трубку и дважды стукнул в стену. Мгновенно «гладиаторы» явились на зов. Резо дал им краткие инструкции, и они ушли. Он запер дверь, придвинул к ней стул и, наклонив, упер под круглую ручку. Если кто-то попытается войти – стул упадет. Из прикроватной тумбочки он вынул заряженный «ТТ» и засунул за ремень сзади. Несколько раз прошелся по номеру, затем зашел в туалет помочиться. Струя была слабой, и он подумал, что надо опять пройти курс лечения.
Помыв руки, он вернулся в комнату, налил стакан красного полусладкого вина, сделал два больших глотка. Потом подошел к окну и, потягивая терпкую ароматную жидкость, смотрел на кишащую у аэровокзала толпу.
Снайпер слился с оружием воедино. Это была новейшая бесшумная автоматическая винтовка «вал». Ею оснащались боевые спецподразделения МВД, МО, ФСК, и еще не во все она поступила.
Винтовка дернулась, и в трехстах метрах у Резо Ментешашвили исчезла голова. Девятимиллиметровый патрон обладал ужасающей разрушительной силой.
Отработанными движениями снайпер разобрал винтовку: отделил оптический прицел, магазин, аккуратно выщелкнул патрон из патронника, снял приклад. Прицел уложил в кожаный чехол и застегнул застежку, сунул в специальный чехол ствол, приклад и магазин просто замотал куском простыни. Детали спрятал в замызганную клеенчатую сумку. Поискал и нашел гильзу, закрыл оконную раму, осмотрелся. Все было в полном порядке. Он снял тонкие резиновые перчатки, взявшись резиной за ручку, открыл дверь и вышагнул в коридор.
Маленький человечек с бледным сморщенным лицом в заляпанном мелом рабочем комбинезоне и грязных строительных ботинках. Не привлекая ничьего внимания, он прошел к грузовому лифту и спустился вниз.
Клык тяжело задумался. Приговоренный Очкарик вроде бы заслужил право на жизнь. Ему давно не нравился Рваный, и сегодняшний вызов внушал неясную тревогу, но, если бы не звонок, он бы пошел. И умер.
Но раз приговор вынесен, он должен быть исполнен. Тем более машина запущена, заказ сделан и аванс уплачен. В таких делах обратного хода нет.
Да и с чего Очкарик вдруг стал таким хорошим? Просто понял, что очень много косяков упорол. И попытался выкрутиться. Но поздно!
Клык испытывал что-то похожее на угрызения совести. Все же Очкарик спас ему жизнь. И послал своих людей подавить бунт. То есть помог навести порядок в хозяйстве Клыка...
Как же будет правильно, по Закону? Дядя Петя говорил: «Вор должен добром платить за доброе, злом за злое». И вздыхал: «Правда, добро и зло всяк норовит по-своему понять...» Может, изменить голос и сказать коротко: «К окну не подходи!»
Мысль была глупая. Клык это прекрасно понимал. Но он набрал номер, еще не зная, что будет делать, когда Очкарик ответит. И если Очкарик ответит. В трубке бесконечно повторялись длинные гудки. Это тоже было ответом. Пожалуй, именно такого ответа Клык и ждал.
Тульский оружейный завод стал в последние годы очень популярным местом, как и все предприятия, производящие оружие.
Раньше плановые оптовые поставки осуществлялись по утвержденному десятками инстанций графику и не вызывали ни малейшего интереса у населения, разве что изредка приедет какой-нибудь военный: срочная нужда ускорить отгрузку, поспособствуйте...
Сейчас все подъезды забиты транспортом: легковушки, пикапы, фургончики, микроавтобусы, «КамАЗы»... В административном здании толчется разношерстный люд с заявками, запросами, ходатайствами от президентов никому не известных республик, правительств малых народов, администраций краев и областей, министерств, ведомств, полугосударственных организаций и частных фирм.
Оружие нужно всем и исключительно в законных, гуманных и благородных целях. Пулеметы, автоматы, ручные гранаты и гранатометы – для вооружения национальных гвардий и независимых армий, снайперские винтовки Драгунова, самозарядные карабины Симонова, нарезные «лоси», «барсы», «тигры», «медведи» – для охоты на крупную дичь, пистолеты Макарова – государственным и частным охранникам для защиты влиятельных должностных лиц и богатых персон, а также самим этим лицам и персонам для самозащиты, гладкоствольные ружья – для охоты на животную мелочевку и для охраны человеческой мелочи.
Уладившие формальности с визами, подписями и оплатой счастливцы грузят покупки в «Волги» и «Мерседесы», «Нивы» и «Ниссаны», забивают под завязку фургоны, микроавтобусы и «КамАЗы». Стволы разъезжаются по растерзанной на кровоточащие куски стране.
Оружейный бум, как и следовало ожидать, породил теневой рынок. Со строго охраняемой территории выносили в плавках, за пазухой, в карманах, ботинках, за обшлагами брюк, в бюстгальтерах, сумках, портфелях, банках с борщом и компотом, вывозили в мусоре, фальшивых бензобаках, двойном дне кузовов, в сиденьях персональных легковушек возвратные и боевые пружины, стволы, выбрасыватели, бойки, курки, спусковые скобы, шептала, подаватели, рамки, щечки, спусковые крючки, затворы – словом, всю производимую номенклатуру, которая в подпольных цехах собиралась и доводилась до кондиции.
Если какая-то группировка или отдельный клиент не обладали достаточными связями, возможностями и деньгами, чтобы обзавестись разрешающей бумажкой, они могли приобрести потребное количество стволов без лишних формальностей и за доступную цену, которая впоследствии многократно увеличивалась, пропорционально расстоянию от завода и числу сменившихся посредников.
Нелегальная торговля – дело опасное для обеих сторон: покупатель вместо товара может получить по голове и отдать деньги «за так», не исключено, что аналогичным образом «кинут» и продавца. Поэтому суются сюда только серьезные люди, с многократной системой подстраховок и весомых гарантий.
Все же выстрелы гремят почти ежедневно, и местные оперативники едва успевают документировать трупы.
Все это рассказал командированному в Тулу начальнику уголовного розыска Котову старший опер, курирующий завод, пока они добирались до места.
В приемной толпилось много народа, но местный оперативник разрезал толпу, как ледокольный буксир нетолстый прибрежный припай.
Перед огромным полированным директорским столом стоял толстый неряшливый мужчина явно южного вида, с плешивой головой и двухдневной щетиной.
– Интересно, зачем такой маленькой республике пятьсот «СКС»? – спрашивал директор, представляющий в отутюженном костюме, свежей рубашке и идеально повязанном галстуке полный контраст внешности посетителя.
– Охотиться! – горячо воскликнул плешивый. – У нас горный баран, кабан, медведи... Охотников много. И президент просит, и МВД ходатайствует! Все бумаги в порядке! И вообще... Он обернулся на вошедших и досадливо поморщился.
– Все документы собрали, президент подписал, министр, как по закону положено, – просительно забубнил покупатель, делая двусмысленные движения рукой то в сторону хозяина кабинета, то к своему карману.
С усталым вздохом директор расписался и толкнул бумаги по гладкой поверхности. Плешивый подхватил их и, не прощаясь, выскочил из кабинета.
– Так с утра до вечера, – сказал директор оперу. – Зачем на пятьсот тысяч населения пятьсот карабинов? Продадут в Закавказье – и все дела!
Он снял массивные очки, помассировал переносицу.
– Что на этот раз?
Оперативник представил Котова.
– Из Москвы? – переспросил хозяин кабинета. – Опять автоматы?
– Специальные пистолеты с приборами бесшумной стрельбы. Сразу три штуки. Имеют заводские номера.
– Это ничего не значит, – отмахнулся директор. – Они сейчас и самосборку клеймят. Чтоб вид естественный был. Но... Он задумался, грызя дужку очков.
– Из этого цеха ничего не выносят. Ничего! Там, кроме прочего, режим секретности... О нем мало кто знает, даже на заводе!
Он еще подумал, прикидывая различные варианты. И совершенно уверенно повторил:
– Невозможно! Ни изделия, ни самосборка оттуда не уходят!
– Тем лучше. Давайте мы посмотрим на месте.
Наступила неловкая пауза.
– Видите ли, – директор отвел взгляд в сторону. – Для этого нужно иметь режимный допуск. Специзделия являются секретными... Котов усмехнулся.
– Эти секретные специзделия лежат у меня в сейфе. А до того ими пользовались бандиты, причем заметьте – без всякого допуска. И поубивали из них около десятка наших сограждан. Представьте на минуту, что они украдены-таки из особо режимного цеха, в который нельзя пустить майора милиции... Он подобрал убедительные аргументы.
В специальном цехе изготовляли особое оружие. Стреляющие бесшумным патроном ножи разведчика, выбрасывающие на расстояние обоюдоострый клинок ножи «матадор», замаскированные под бытовые предметы смертоносные устройства, многозарядные «стрелки», автоматы и пистолеты для стрельбы под водой, несколько разновидностей бесшумных пистолетов.
Котова не интересовали двух – и четырехствольные «МСП», компактные, с непропорционально широкой рукоятью «ПССы», поэтому он предметно интересовался только участком производства «Макарова-особого». Рукоятка и половина затвора этого специзделия выглядели, как в обычном, хорошо всем известном пистолете, но потом привычный затвор переходил в неподвижный цилиндр, имеющий в торце прорези для присоединения прибора «ПБС» и фиксирующую защелку.
– Сколько случаев недостач комплектующих частей выявлено за прошлый год? – спросил майор у сопровождающих.
– Ни одного, – уверенно ответил мастер участка, и начальник специального цеха подтверждающе кивнул.
Ни уверенность, ни подтверждение ничего не значили, но тройная линия рубежного контроля, металлоискатели и полное, до белья, переодевание на выходе убедительно свидетельствовали о максимальной затрудненности хищений.
Из плоской папки Котов извлек листок с номерами, восстановленными экспертами на оружии бандитов.
– Куда ушли эти изделия?
– Это очень легко установить. У нас есть специальный журнал. Пройдемте ко мне.
В кабинете начальника цеха действительно имелись журналы движения всех производимых специзделий.
– Так, так... Вот они, – палец мастера уперся в нужную строку. – Отпущены одной партией в феврале 1990 года Министерству обороны СССР.
– Число наших заказчиков очень ограниченно, – пояснил начальник цеха.
– КГБ, МВД, МО. Именно центральные аппараты. С отдельными учреждениями и подразделениями мы дел не имеем. Распределение производится непосредственно в ведомстве.
Котов немного подумал.
– Мне нужна справка: кто, по какой доверенности получил изделия. Кто подписал доверенность. Какой документ предъявил получатель.
– Это не составит труда. У нас очень строгая отчетность. Действительно, через полтора часа майор Котов получил официальную справку. Специзделия восьми наименований в количестве пятидесяти трех штук, среди которых находились и «макаровы-особые», лежащие у него в сейфе, получил 15 февраля 1990 года лейтенант Иванченко по доверенности Министерства обороны СССР N 1205, подписанной генерал-лейтенантом Тимошкиным. Лейтенант Иванченко предъявил служебное удостоверение старшего инспектора по вооружению Центрального склада вещевой и материально-технической комплектации МО СССР за номером 972.
Вернувшись в Москву, Котов официально запросил Министерство обороны России о пути движения специзделий. Ответ был обескураживающим: в связи с упразднением Министерства обороны СССР и утратой соответствующих документов МО Российской Федерации не имеет возможности осветить интересующий уголовный розыск вопрос.
– Вот суки, – прокомментировал ситуацию Котов. – Те же люди, сидят в тех же кабинетах, роются в тех же архивах, а осветить, видите ли, вопрос не могут!
По большому счету майору Котову было глубоко плевать на этот, да и на все другие вопросы, связанные со службой. Хотя он и являлся фанатиком сыска, любил идти по едва видимому следу, состыковывать нити, торчащие из различных клубков жизненных ситуаций, выслеживать, преследовать и заламывать наконец самую хитрую, изворотливую и опасную на свете дичь, но заниматься тем, во что сейчас превратилась работа уголовного розыска, ему окончательно осточертело.
Он никогда не романтизировал свою профессию и считал себя охотничьим псом на государственной службе. А коль так, значит, его дело – преступника установить, разоблачить и задержать, а дело хозяина – его за то поощрить, накормить, если надо – защитить. Более-менее так и было: зарплата – не разжиреешь, но и с голоду не сдохнешь, премии получал, звезды – до майора вот дослужился... Квартиру пятнадцать лет ждал, получил недавно в новом районе у черта на рогах, ладно, зато своя. И служба удовлетворение приносила: власть, авторитет, сила и постоянный интерес в жизни, острота, азарт, риск...
Только в последнее время вишь как пошло: гонишь ты его, гада, гонишь, догнал, свалил, ножпушку отнял, в глотку вцепился, а хозяин – бац по морде – а ну отпусти! Иди других ловить! Вон работяга через забор родного завода лезет, что у него за пазухой? Так подождите, дорогие эшелон целый по липовым документам отправляют, вон где хищники матерые заседают! Это не твоего ума дело, тот уже перелез, хватай его – и по всей строгости закона! Или жену побил, нос сломал, клю – чипу вывихнул – давай его в камеру! Как так, вот рэкетиры, целая банда, под подпиской ходят, разбойную группу под залог освободили, насильника выпустили! То суд, прокурор решили, нам их дела не обсуждать, им виднее! Как же виднее, если крупные звери безбоязненно на свободе обретаются, а мелочевкой всякой, шелупонью зоны под завязку забиты! Разве ж это правильно?! Опять не наше дело, пока еще законов хороших нету, законодатели над ними думают, политики, а тебе голову забивать лишним не нужно: кого скажут – кусай, кого скажут – не трожь!
Нет, в рот вам ноги, тогда сами, без меня! Старики, кто с характером, уходят, другие приспосабливаются: мельтешат, гавкают, вид делают... И ничего, нормально! А молодые приходят, думают – так и надо... Это особенно противно. Хотя, конечно, еще противнее, когда начинают тем служить, кого душить обязаны, из грязных, рук сахарные косточки брать...
Кстати, дохода больше, а риска меньше, потому что если схлестнешься с крупняком по-настоящему, то как-то незаметно получится, будто это твое личное дело: сам кашу заварил, сам и расхлебывай... А то, что заваривал ты как представитель государственной власти, а расхлебываешь как гражданин Котов, эту самую власть не интересует, хотя ясно: другие смотрят, на ус мотают, выводы делают и завтра усердствовать не будут, а без их усердия и самой власти конец. А ей вроде как все равно, она, похоже, сегодняшним днем живет.
А Котову и о завтрашнем дне думать надо, двое детей, как-никак и выпить нужно, и заработать впрок, потому что образование теперь – платное, жилье – платное, и врачи, да все, за что ни возьмись.
А на этой собачьей службе капиталов не заработаешь, только нож или пулю, если, конечно, хорошо вести себя не станешь да сахарные косточки из окровавленных рук принимать...
Нет, хватит! Выслуга имеется, и работа подвернулась по нему: в частное охранно-сыскное бюро зовут, там за один день можно больше заработать, чем здесь за месяц.
Так что, как ответили вояки, так и ответили! Что, ему больше всех надо?
Но многолетний инстинкт сыскаря не позволял бросить след. Чертыхнулся Котов сам на себя, созвонился с Аркадьевым из Главрозыска и подъехал в назначенное время.
Спецслужбы, а раньше у нас один КГБ и был, всегда от милиции дистанцировались, себя элитой считали, белой косточкой. И дела, мол, у них поважнее, и работа потоньше, и результаты погосударственнее. Хотя, если разведку и контрразведку отбросить, все остальные главки, управления, направления и отделы почти такими же, как угрозыск или ОБХСС, делами занимались, методы, бывало, куда топорнее применяли, а о результатах и говорить нечего: дел-то в суды почти не направляли, «на корзину» работали.
А когда люди в одном и том же дерьме копаются, руки то и дело сталкиваются, надо спросить друг друга, уточнить – чьи пальцы что держат, значит, без взаимодействия не обойтись. Но раз Комитет выше – любой их опер свободно в райотдел или управление придет, вопросы задаст и ответы без проблем получит. А наоборот – так просто не получится. Тут вопросы можно лишь через «контактного офицера» центрального аппарата задавать и через него же ответы получать, чтоб утечку информации предотвратить.
Таким посредником в Главке уголовного розыска и являлся Аркадьев. За долгие годы контактов с «соседями», как называют в милиции комитетчиков, он приобрел внешность и манеры сотрудника госбезопасности: респектабельность, подчеркнутая вежливость, властная солидность.
Выслушав начальника УР, он покачал головой.
– Никто ничего по этому поводу не скажет. Сто процентов! Там любят выносить сор из избы еще меньше, чем везде. Но кое-чем я вам помогу.
Аркадьев еще раз прочел справку оружейного завода.
– Генерал-лейтенант Тимошкин в девяностом году был начальником Главного разведывательного управления Генерального штаба.
– Ага, – кивнул Котов.
– Движение оружия по центральному складу могла бы отследить только военная контрразведка. Пли военная прокуратура. Но они этим заниматься не станут, можете мне поверить. В лучшем случае получите еще одну отписку.
– Ясно. А вы можете установить этого лейтенанта Иванченко с центрального склада? Установочные данные, адрес?
Аркадьев подумал.
– Пожалуй, можно попробовать. Отдельных людей сдают с большим удовольствием, чем тайны ведомства. Но ведь он ничего не скажет.
– А если правильно спросить? – улыбнулся Котов и подмигнул.
Длительная работа «контактным офицером» не вытравила из Аркадьева сыщика. Он улыбнулся в ответ.
– Составь запрос: «В связи с подозрением в краже специального оружия, использованного для совершения преступления, прошу установить...» Ну и так далее. Я постараюсь сделать все быстро. Попробую даже выяснить его слабости.
Аркадьев, в свою очередь, подмигнул. Сыщики прекрасно понимали друг друга. Добиться от человека того, чего хочешь, легче всего тогда, когда используешь его недостатки. А они имеются практически у каждого.
Слабостью командира группы немедленного реагирования Кабанова была страсть к выпивке. Низменный порок в данном случае имел некоторое оправдание. Когда изо дня в день ходишь на ножи, обрезы, пистолеты и автоматы, дерешься, стреляешь и уворачиваешься от выстрелов, нервы превращаются в туго натянутые и постоянно вибрирующие струны. Эта вибрация пронизывает все тело: мелко стучат зубы, дрожат руки, подергиваются веки и губы, а главное – постоянное напряжение внутри и тонкий, на грани ультразвука, звон в голове. И постоянно хочется оглянуться: не стоит ли кто за спиной, не подкрадывается, не набросит ли на шею удавку?
Никаких таблеток от этого дела не выдумали, ну, пропишут доктора седуксен или корень валерианы – толку чуть, и всю жизнь сидеть на них не будешь... Психофизиологическая разгрузка, гипноз, смена вида работы, щадящие режимы службы – все это в далеких от жизни приказах да методических рекомендациях. Да и как ее сменишь, работу, какой щадящий режим придумаешь, если больше делать ничего не умеешь – только ждать часами в прокуренной дежурке или машине, срываться по сигналу и мчаться, преследовать, подползать, прыгать, лезть по пожарной лестнице, выбивать двери, влетать сквозь стекло и опять: лицо в лицо с озверевшим бандитом, кулак в кулак, ствол в ствол. Опять воля против воли, нервы против нервов, сила против силы.
Ну сломал его, поехал он в камеру, или в больницу, или в крематорий, а тебя уже следующий ждет, и еще один, и опять, и снова... Много их, а с каждым месяцем все больше и больше. Их много – а ты один...
Вот и наливаешь после службы сто граммов – раз! – и потеплело внутри, расслабилось, и струна та самая дрожать перестала, и мышцы не дергаются. Хорошо! Жить можно.
Только потом сто граммов не помогают, добавить надо, потом еще... В общем, дорога известная.
Хотя мотив пьянства Кабанова оправдание имел, последствия его были такими же мерзопакостными, как у любого подзаборного забулдыги. Когда сержант Перцов – тип подозрительный и скользкий – предложил после смены принять «по чуть-чуть», он согласился без охоты, только чтоб напряжение снять, но бутылки, как обычно, оказалось мало, взяли еще, в конце концов, вместе работают, коллеги, одно дело делают. Потом друг Перцова присоединился, Кабанов посторонних людей не любил, но это парень хороший, спортсмен, да и сержант за него поручился. Втроем крепко загудели... И за жизнь говорили, и на судьбу жаловались, и обнимались, и целовались. Спортсмен работой группы интересовался. Кабанов рассказал, как на прошлой неделе обрез от самого живота отбил, как армянских террористов повязал, много всякого рассказал, чтоб знал, каково в ментовской шкуре приходится... На другой день вспоминал – не болтнул ли лишнего, но не вспомнил. Успокоил себя тем, что никаких особых секретов он и сам не знает. Но на Перцова смотрел с еще большей неприязнью, чем обычно.
А Гена Сысоев доложил шефу, что на хате у Клыка были кагэбэшники, фамилия одного – Васильев.
– Значит, точно они деньги забрали, – резюмировал Седой. – И бомжа они подставили. Да и не бомж он никакой, видно, маскировался для дела... Надо этого Васильева за вымя брать...
– Где ж его искать по Москве? – резонно поинтересовался Сысоев.
– Вызовем спеца, проконсультируемся. За двести «зеленых» полный расклад получим.
Спецом оказался майор из окружного управления с одутловатой физиономией пройдохи и наглыми выпуклыми глазами. Выслушав задачу, он покачал головой.
– По адресному – бесполезно, в кадры к ним руку не засунешь.
– Найди какого-нибудь чекиста, ему проще разузнать, – подсказал Седой.
Мордастый усмехнулся.
– У них с этим сложно. Там друг за другом слежка идет: то телефоны слушают, то «наружку» кидают... Каждый под колпаком, потому они всего боятся и на контакт не идут.
– Не идут, говоришь? – переспросил Седой, и губы его скривились.
– Как правило, нет, – повторил майор.
Он немного подумал.
– Есть один способ...
– Это другой разговор. – Седой поощряюще похлопал его по плечу.
– У нас тоже адрес и телефон черта с два получишь. А в поликлинике на каждого карточка, в ней и адрес, и члены семьи, и телефон. Кстати, там хоть и вахтер на входе, а войти можно свободно. Я могу десять способов подсказать.
– Достаточно одного, – процедил Сысоев.
Поликлиника КГБ СССР никогда не имела вывески, поэтому ничего не приходилось менять в ходе сотрясающих ведомство реорганизаций, тем более что обслуживаемый контингент не менялся, даже если служба отделялась и становилась самостоятельной.
Сысоев остановил «Ауди» в ста метрах от массивных дверей подъезда с аккуратными шторками на стеклянных проемах. Морщась, полоснул по пальцу ножом, обмотал платком и быстро подошел ко входу. Здесь он убрал платок и открыл дверь.
Отставник-вахтер привстал с места, но кровоточащий палец поставил его в тупик: как быть? Вход разрешен сотрудникам по удостоверениям и членам семьи по пропускам. Окровавленная рука пропуском не является, но выталкивать раненого, который уже видит мельтешащие тут и там белые халаты, тоже неловко. Он быстро снял трубку внутреннего телефона и соединился с заведующим.
– Оказать неотложную помощь в вестибюле, дальше не пускать, – распорядился тот. – В случае необходимости вызвать «скорую».
Гена, не дожидаясь разрешения, прошел к регистратуре, показывая рану молоденькой санитарке, стоящей за стойкой.
– Сейчас, – пискнула та, вытаскивая из стола вату и кусок бинта. – Где йод?
Сверху уже спускалась медсестра с сумочкой, в которой имелось все необходимое.
Через несколько минут порез был обработан и забинтован. Не сказав ни слова, медсестра ушла. Молоденькая санитарка смотрела с сочувствием.
– Как это вас угораздило?
– Колесо в машине менял. – Гена обаятельно улыбнулся. – Как вас зовут?
Дальше все пошло по плану: вечером он отвез ее домой, на другой день они сидели за столиком в ресторане, а потом лежали в постели. Поскольку Гена разыскивал армейского товарища, который вроде бы служил в системе ГБ, девушка нашла медицинскую карту Васильева, списала адрес и телефоны и передала новому другу.
Гена сразу же позвонил.
– Васильев будет в конце недели, – ответили на службе.
– Он в командировке, – прояснила дело жена.
Назад: Глава восемнадцатая
Дальше: Глава двадцатая