– Кто там? – послышалось из-за двери.

– Это я, Алексей.

Пауза.

– Это который? Бывший будущий зять, что ли?

«Вот же ехидная тетка», – подумал Леший.

– Типа того, – буркнул он. – Открывайте!

– Так типа или все-таки – почти зять? Видите ли, молодой человек, всяких типов я, как правило, не пускаю в свой…

– Да зять! Зять! – крикнул он. – Открывайте, Лидия Станиславовна! Иначе, честное слово, выломаю к чертям собачьим эту дверь!

– О, разошелся…

Щелкнул замок. Дверь открылась. Леший стремительно влетел в квартиру, отодвинув Лидию Станиславовну, стоявшую на пороге с неизменным мундштуком в зубах.

Кухня. Спальня. Гостиная. Ванная. Туалет… Ничего. Никого.

А-а, кладовка!

Он распахнул дверь темной кладовой, включил свет. Чемоданы, обувь, коробка из-под телевизора. На всякий случай заглянул в коробку. Пули там не было.

– Ну, чисто «Маски-шоу»! – послышался рядом голос Лидии Станиславовны. – Не хватает только черной шапочки, такой, с прорезями для глаз. Вам бы очень пошло, кстати.

Шутит. Издевается. Как обычно. Что само по себе, конечно, неплохо. Если бы с Пулей что-то случилось, если бы она об этом знала, она бы так не разговаривала.

– Много вы про это знаете, – процедил он.

– По телевизору видела, – гордо кивнула будущая теща.

– Где Полина? – спросил Леший.

Лидия Станиславовна затянулась, театрально отвела в сторону мундштук. Выпустила дым краем рта.

– Не знаю, молодой человек.

Она не намного его старше. Может, злится, что он не за ней ухаживает?

– Врете.

Улыбнулась.

– А вот хамить не обязательно.

– Ее второй день нет дома. Телефон недоступен. Вам что, все равно?

– В этом доме, в моем доме, – уточнила она, – ее нет гораздо дольше. С тех самых пор, молодой человек, как она стала жить с вами… В гражданском, так сказать, браке.

Затянулась, выдохнула.

– Может, это мне следовало спросить, куда вы ее дели?

Он увидел, что входная дверь до сих пор открыта. Толкнул ее ногой. Дверь с грохотом захлопнулась. Лидия Станиславовна изобразила на лице «ну-ну, отлично», вздохнула и отправилась на кухню. На плите что-то булькало и кипело, слышалось бормотание телевизора.

Леший сделал повторный обход. Место обитания молодой женщины выдают мелочи. Запах лака для ногтей. Тюбики со всякими скрабами и пилингами. Зарядка для телефона или планшета, забытая в электророзетке. В холодильнике всегда стоит баночка-другая ее любимого йогурта…

– Вы еще в мусорном ведре забыли посмотреть, молодой человек, – обронила Лидия Станиславовна, глядя в телевизор и одновременно нарезая лук на дощечке.

Леший захлопнул холодильник. Чтоб она себе пальцы отрезала, ведьма старая. Мусорное ведро… Что ж, он посмотрит и в ведре, если надо.

– Под мойкой, – напомнила Лидия Станиславовна.

– Ваше спокойствие меня просто бесит, – не выдержал Леший.

– Я вижу. В гневе вы ужасны. – Нож продолжал проворно нарезать луковицу тонкими полукольцами. – Даже испугаться можно…

Он сам не помнил, как врезал кулаком по столу. Увидел только, как подпрыгнули и опрокинулись баночки со специями. По столу рассыпался перец и какой-то желтый порошок, резко запахло пряностями.

Лидия Станиславовна перестала нарезать лук, оторопело заметила:

– Ого. А у меня нож, между прочим. Очень острый. Так что там у вас получилось?

– Не знаю, – сказал он чистую правду.

Они ведь даже не ссорились вроде. Непонятно. Поехала в клуб, а вернулась под утро, пьяная. Говорила про какую-то «Барби-пати».

– Позвони подругам, если не веришь, сидели за одним столиком, ничего такого, расслабились просто немного в чисто женской компании…

Но он даже не бил ее. Пощечину только, и все. И проехали. Утром она в магазин сбегала, купила продуктов, в кои-то веки завтрак нормальный приготовила – омлет с беконом, сыр, тосты, фрукты всякие. Обычно они просто кофе пьют… Потом он поехал в «Золотой Алтын» на Большой Садовой, там скупы собираются. Сказал ей, чтоб никуда ни шагу. Она не спорила, не истерила, ничего такого. Ладно, говорит, не парься. А когда вернулся – ее нет. И вещи все на месте. Ну, или почти все, он ведь не ведет учет всем ее бюстгальтерам и колготкам… Телефон не отвечает. Соседи ничего не видели. Что делать?

…Первым делом вспомнил пару клубов, куда она ходила. Поехал. Один, второй, третий. Без толку. Он ведь даже в лицо никого не знает из ее подруг. Светка. Алевтина… Думал, может, она сама там сидит, квасит. Нет. Не сидит и не квасит.

Потом в институт ее архитектурный – нашел там Рыбу, дружка ее бывшего, вытянул прямо с лекции, припер к стене. Пацан извивался, скулил, какая такая Пуля, знать ничего не знаю, до одного места ему эта Пуля, он вообще женился, остепенился, ребенок скоро родится. «Чего?.. Покажи кольцо!» Показал. Леший отпустил его и поехал дальше.

А дальше куда?

Насчет ее мамы с самого начала было ясно. К маме она не побежит, даже если совсем край. Хоть в ночлежку, хоть на Таймыр, хоть в петлю – только не к маме.

Но Леший все равно поехал. Не в милицию же ему обращаться. Да он просто не знал, где еще искать. Мама, конечно же, на коня его подсадила сразу – это она умеет. С улыбочкой, с издевками своими, с дымящей сигаретой во рту. Все-таки странные у них с Пулей отношения: вроде и похожи во многом друг на друга, и в то же время мамаше, например, абсолютно по барабану – где дочь и что с ней. А может, просто не хочет показывать свои чувства. Ну да, Пуля ведь точно такая же…

И все-таки польза какая-то была.

– А знаете, что я бы сделала на вашем месте, молодой человек? – сказала на прощание Лидия Станиславовна. – Я бы заглянула на ее страничку в «Фейсбуке» или «Одноклассниках». Конечно, я не очень во всем этом разбираюсь… – Она хмыкнула. – В силу возраста, наверное. Но отовсюду только и слышишь, как молодые люди зациклены на этих социальных сетях…

А ведь старая ведьма говорила дело.

Сам Леший «Фейсбуками» этими никогда не пользовался, в гробу он их видал. Сейчас впервые пожалел об этом. Там же пароли всякие, наверное, прочая байда…

Свой планшет Пуля забрала с собой. По крайней мере, Леший его не нашел. Всю квартиру перерыл. Ладно. Хорошо. Он включил собственный компьютер. Когда-то она, видимо, заходила с него на свою страницу, потому что после того, как он щелкнул ярлык «Фейсбук» на рабочем столе, страница сразу открылась.

…Пуля улыбалась. Яркое солнце светило ей в лицо, глаза прищурены. Незнакомый голубой купальник, мокрые волосы зачесаны назад… Она стояла в позе «Мисс Вселенная» на палубе какой-то яхты. За спиной – бескрайнее синее море.

«ДЕВЧОНКИ! У МЕНЯ ВСЕ ААААААТЛИЧНО!!! НЕ БЕСПОКОЙТЕСЬ! ВСЕ ПОДРОБНОСТИ ПОТОМ!!! ПОКА НЕТ ВРЕМЕНИ!!! ОТДЫХАЮ ИЗО ВСЕХ СИЛ!!!»

Леший пошел в прихожую, взял в куртке сигареты и вернулся к столу. Ни фига себе.

Море. Яхта. Ааааатлично…

Ни фига себе!!!

Кто ее фотографировал, интересно?

Он встал, прошелся по комнате, роняя пепел на пол. Пальцы сами собой сжимались в кулаки. Потопить эту яхту со всеми, кто есть на борту, – прямо сейчас! Сей момент!

Выкурив две сигареты, он заставил себя сесть за компьютер.

Под фотографией несколько комментариев. Какая-то Рыжая Бестия: «Воду – только из бутылок. Не обгори. Не обжирайся. Пьянствуй в меру… А вообще я рада за тебя. Чмоки!» А вот Ухоженная Дама в белом «мерсе»: «Так что там за остров? Я вроде на всех уже побывала, а этот… Захолустье, наверное, какое-то. Ну ладно. Чему быть, как говорится. Своего мужка-подземника в известность еще не ставила? Ну и хын с ним. Расслабляйся, подруга, пока сезон!»

Почему-то сразу понял, что под «мужком-подземником» имеют в виду именно его. Мужок – это как бы недомуж, нечто мелкое и незначительное. Ясно. Не олигарх, не депутат, простой диггер. Не девушку в шампанском купает, а сам в говне бултыхается.

Ни фига себе…

А вот папка с фото. Последние несколько штук выложены пять часов назад. Сидит у пальмы. Купается. Загорает на белом песке… Ага. Стоит у штурвала яхты в обнимку с каким-то хреном. А потом – с ним же – на широкой мраморной лестнице, в роскошном вечернем платье. Подпись: «В 8-3 °Cемен Романович собирает вечеринку в мою честь. Будут какие-то знаменитости. Я – хозяйка! Страшно! Но я держусь изо всех сил!!!»

Если бы не винчестер с картой подземной Москвы и прочие диггерские дела, он бы расколотил компьютер.

Выбивая из клавишей искры, набрал: СУКА! Я ДО ТЕБЯ ДОБЕРУСЬ!

Надпись так и не появилась на экране. Он не умеет пользоваться этим гребаным «Фейсбуком»!

Но, может, так даже лучше. Пусть думает, что ее недалекий «мужок-подземник» не в курсах…

И тут он понял. Узнал. Семен Романович. Он ведь видел эту рожу. Самолеты, яхты, миллионные сделки… Семен Романович Трепетов. Один из самых богатых людей России. Миллионер. Или даже миллиардер.

Пуля спуталась с миллиардером?!

Он открыл какие-то новостные сайты, набирал в поиске: Трепетов. И всюду, всюду та же самая рожа. Ошибки быть не могло. Трепетов со значительным видом улыбался ему. Хмурил сурово брови. Позировал на фоне новоприобретенного «Боинга» за девяносто миллионов долларов. Загорал на палубе роскошной стопятидесятиметровой яхты…

Той самой яхты, где фоткалась Пуля. Штурвал точно такой же. И палуба.

Леший почувствовал, что у него дергается щека. Нет, это в самом деле хорошо, что они сейчас где-то там, на каком-то острове, а он – в Москве… Он бы убил обоих. Взорвал яхту, и самолет, и эту виллу с широкой мраморной лестницей. Что там еще? Остров бы разнес к такой-то матери…

А может, ничего бы не сделал. У него ведь ни власти, ни денег, ни армии. Кто он против Трепетова? Муравьишка, даже меньше – микроб… От этой мысли стало совсем противно.

Восточные Карибы. Остров Сен-Барт. Яркое солнечное утро. Огромная белоснежная яхта с двумя вертолетными площадками и шестнадцатиметровым бассейном заходит в живописную бухту в южной части острова. Владелец яхты стоит на верхней, «хозяйской» палубе, опершись локтями о бортик и поставив ногу в белоснежной сандалии на трос ограждения.

– Марин. Марин. Ну… Нет. Марин, короче… Слушай. Гхм. Да я… Марин…

Его не хотели слушать. Трепетов морщился, зевал, смотрел на воду, выразительно возил языком за щекой, поднимал глаза в чистое, без облачка, синее небо. Из телефонной трубки, которую он держал на некотором безопасном расстоянии от уха, доносилось что-то вроде пулеметной очереди. Тра-та-та-та-та.

– Марин. Я ведь уже говорил… Марин, послушай. Марин. Мы закрыли большую сделку по «Айстил Ко», могу же я в конце концов как-то… Что? Какие бабы, Марин? Обычные сплетни…

Тра-та-та-та. На другом конце связи не верили, что это обычные сплетни.

– Это ведь… Марин. Все очень просто. Цыбин с Гуревичем спят и видят, как мне поднасрать. Марин… Марин. Ну, тихо, тихо. Успокойся. Послушай. Ты ведь знаешь, как это делается. Покупается человечек, у человечка камера, он снимает всякую мудотень, потом выкладывает ее в Сеть, а потом…

Тра-та-та-та. Не убедил.

– Марин, да нету здесь у меня никакой бабы!! Не-ту! Слышь? Марин!!! – Трепетов перешел на повышенный тон, чтобы добавить убедительности. – Да, один! Один как хрен торчу здесь, ну!.. Что значит – без тебя уехал? У тебя верстка, номер, типография, уё-моё, ты мне сама всю неделю мозги клевала, чтоб я отстал!..

Из каюты выпорхнуло юное прекрасное создание в голубом купальнике, помахало Трепетову рукой. Трепетов страдальчески улыбнулся, махнул в ответ приветственно-удерживающим жестом: «Поиграй немножко одна, бэби, у меня дела, скоро освобожусь», – и ушел на другую сторону палубы.

– В общем, кончай гнать, дорогая, – проговорил он уже по-трепетовски уверенно и веско, без пауз. Он стоял, широко расставив ноги, и смотрел на приближающийся берег. – Мечтала о собственном журнале – я тебе его купил. Хотела, чтобы я уважал твою творческую личность, не наступал на горло твоей песне – на здоровье. Пользуйся. Разворачивайся во всю мощь своего гребаного таланта. У меня тоже есть свои представления о том, как и что я должен делать. И что должна делать ты. А также… Слушай, не перебивай! – рявкнул он. – А также чего ты делать не должна. Что тебе категорически противопоказано. Это, запоминай: первое – цыкать на меня зубом, второе – устраивать истерики, когда я отдыхаю с друзьями, и третье… Что? Правильно, дорогая. Перебивать. Друзья, которые меня перебивают, очень скоро перестают быть моими друзьями. Так что спокойно работай, сдавай свой гребаный номер. А потом можешь поехать отдохнуть куда-нибудь… Да куда угодно. На недельку. Нет. Ждать меня не надо. У меня кое-какие встречи, мне будет не до этого. Езжай с подругами. Правильно. Отдохнешь от моих деспотических замашек… Я сказал: езжай! – с нажимом повторил он. – Да. Обязательно. И не надо реветь. Всё. Целую. Пока.

Трепетов спрятал трубку в карман. Свежий бриз трепал его редеющие волосы и гавайку от «Стоун Айленд». Юное прекрасное создание приблизилось к нему сзади и нежно обняло за шею.

– Все в порядке?

– Да, Полли, детка. Все в порядке. Видишь виллу за теми соснами?

– Это твоя вилла?

– Не суть. Вся бухта моя. И все виллы на этом берегу. А в той вилле мы проведем сегодняшнюю вечеринку. И ты будешь ее хозяйкой.

– Виллы? – наивно поинтересовалось создание.

– Вечеринки, детка, – сказал Трепетов.

Группа на сцене играла что-то очень знакомое. Особенно голос. Пуля его где-то слышала, но не могла вспомнить. Она путалась в полах длинного платья. Леший тоже покупал ей платья, но не такие роскошные. Не такие длинные. И не ТАКИЕ дорогие.

Раздались громкие аплодисменты. Нет, это не музыкантам, песня еще продолжалась. Вошла очередная молодая пара. На мужчину Пуля не обратила внимания, а на девушке было что-то вроде пестрого сари, и она… Точно. Она играла Пенни в «Теории Большого Взрыва». Наверное, аплодировали им. Пара остановилась перед Пулей и Трепетовым. Мужчина произнес длинную фразу на английском, из которой Пуля поняла только «we are very glad» – «мы очень рады», или что-то в этом роде. Черт, здесь не было даже переводчика. Это ведь дружеская вечеринка, а не официальный прием, блин, здесь все друзья и все друг друга понимают!

Пуля оскалила зубы в улыбке и сказала:

– Э-э… Велкам!

До этого она говорила еще «хелло», «ит из вери гуд» и «велкам плиз». Весь ее нехитрый багаж знаний английского на этом окончательно растаял.

– Не напрягайся. Легче, легче, – шепнул ей Трепетов.

Он был в обычной футболке и шортах. Гости тоже одеты легко, по-пляжному. Вечером на побережье плюс двадцать девять. Одна Пуля красовалась в вечернем наряде. Полы платья липли к мокрым от пота ногам. Перед глазами стояла Мерилин Монро в знаменитой сцене, когда воздух из вентиляционной решетки задрал ей юбку, обнажив трусики. А еще сцена бала в «Мастере и Маргарите» – там хозяйка бала и вовсе была абсолютно голой.

– Пошли выпьем, Полли. Главные гости уже на месте. Остальные нам до лампы.

Среди главных гостей – люди со странно знакомыми лицами. Постепенно Пуля вспоминает: мамочки, это же Джордж Лукас, который снимал «Звездные войны»! Старенький какой!.. А этот красавчик – ну точно! Это ведь сам Надаль, испанский теннисист! Такое впечатление, что она попала по ту сторону телевизионного экрана. Как Алиса в Зазеркалье. И горячий пот течет между лопаток, и ниже, и собирается в районе резинки от трусов. Не таких консервативных, как у Мэрилин Монро – два шнурочка и крохотный треугольник: время другое!

Здесь, как и в Жаворонках, стеклянные стены, только не такие толстые. Кажется, что стен вообще нет. Кажется, будто сидишь прямо на берегу: ночь, пальмы, песок и темное море. Мама, Леший, Москва – все это отсюда выглядит нереальным. Как кино про российскую чернуху. Даже Светка с ее белым «мерсом» – смешная какая-то, жалкая.

– Тебе здесь нравится? – заботливо интересуется Трепетов.

– Йес, оф коз… Тьфу, то есть да! – Пуля рассмеялась.

Они сели за плетеный столик в углу.

– Я люблю это место, – сказал он. – Здесь все самого высшего уровня. Даже песок – лучший в мире. Восемьсот местных жителей работают в обслуге. Других людей нет. Никаких туристов. Ни русских, ни американских.

– Почему? – спросила Пуля.

– Потому что короткая взлетная полоса. Только для небольших частных самолетов.

– Но мы ведь приплыли на яхте…

– Потому что мой самолет слишком большой. И потому что кроме самолета у меня еще есть и яхта. – Трепетов улыбнулся и потрепал ее по щеке.

Пуля хотела отвернуться, ей не нравилось, когда ее треплют по щеке. Но она не отвернулась. Она какая-то обалдевшая. С той самой ночи, когда Семен Романович подвез ее к дому на своем «Майбахе»… Правда, по дороге они заехали в ресторан, и там же был отель, и номер в японском стиле с кроватью под балдахином из рисовой бумаги, и букет влажных орхидей…

Какие-то люди время от времени подходили к ним, перекидывались с Трепетовым парой фраз на английском, смеялись, чокались – кто бокалом, кто бутылкой с пивом или вообще минералкой. Этот, из «Горбатой горы», который играл педика-ковбоя. Наоми Уоттс из «Кинг-Конга». Кошмар… Пуля не понимала, о чем они говорят. Внутренне сжималась: только бы у нее ничего не спросили, не попытались втянуть в разговор.

– Что она сказала? – спросила Пуля.

– Кто?

– Она. Ну… Уоттс.

– А-а. Сказала, что ты отлично смотришься, – сказал Трепетов.

– Почему они все здесь? Вы что, друзья?

– Не-а, – Трепетов поморщился. – У кого-то тоже участок на острове. Это как соседи по даче. Кто-то с любовником или любовницей сюда удрал на пару дней. Вот как мы с тобой. Остров маленький, заняться особо нечем, мы тут все друг к другу в гости ходим…

Она узнала голос музыканта на сцене. Это был Стинг. Она слушала его в школе, у нее над столом висел его постер.

– Обалдеть, – сказала она.

Многие вышли из дома на берег. Устраивались на песке – парами и группами, а кто-то пил в гордом одиночестве. В полумраке сновали официанты в белых рубашках, расставляли в песке толстые свечи.

– А Маруська твоя где? – послышалась рядом русская речь.

К Трепетову подошел немолодой человек в смешных желтых шортах. Пуля подумала, что это, наверное, единственный гость, чье лицо не кажется ей знакомым. И единственный русский. Он был изрядно навеселе.

– Журнал свой сдает в типографию, – нехотя отозвался Трепетов. – Решила заняться делом.

– А-а.

Человек в желтых шортах уставился на Пулю.

– Эта цыпа посимпатичнее будет, – сказал он.

– Иди спать, – сказал Трепетов.

– Маруська мне никогда не нравилась! – заявил человек тоном правдоруба. – Пора менять!

Что-то произошло на берегу. Крики. Пуля повернула голову и увидела, что вода в бухте светится ярким светом, будто там вспыхнул голубой пожар. Наверное, какие-то светильники на дне…

– Слава «Газпрому»! Слава России! – выкрикнул человек в желтых шортах и, шаркая ногами, направился к выходу.

Многие из гостей – кто-то прямо в одежде – бросились в воду. В голубой дымке воды мелькали тени купальщиков.

– А Маруся – это кто? – спросила Пуля.

– Марина, – поправил Трепетов. – Мы с ней дружим. Дружили какое-то время. Она неплохая девушка, редактирует модный журнал. Но тебе не стоит волноваться по этому поводу.

– Я не волнуюсь, – сказала Пуля. – Она сейчас в Москве?

– Когда мы вернемся туда, ее там не будет. Она тоже собиралась сгонять куда-нибудь на море.

Пуля хотела спросить еще что-то, но Трепетов положил ей палец на губы.

– Расскажи мне лучше о своих парнях, – сказал он.

– В смысле?

– Кто у тебя был до меня. Любовники, мужья. Кто там еще… – Он усмехнулся. – Или друзья.

– У меня был Рыба, однокурсник, – сказала Пуля. – Но ему ровным счетом ничего не обломилось.

– А где ты училась?

– В архитектурном.

– Ого.

– Да. Я хотела сама спроектировать свой дом. В стиле Корбюзье.

Трепетов взял в пальцы локон ее волос:

– Ты серьезная девушка. Ну а кто у тебя еще был, кроме этого твоего Рыбы… и Корбюзье?

– Леший был. Мы даже чуть не поженились.

– Леший? – Трепетов поднял брови.

– Это прозвище. Он диггер. Точнее, раньше был диггером…

– Что-то знакомое, – сказал он.

– Ну, вряд ли вы знакомы, – усмехнулась Пуля. – Он не любитель модных вечеринок и всего такого. Обычный мужик без понтов. Думаю, он не вписался бы в вашу компанию.

– Полли, детка, а что у тебя общего с обычным мужиком? – переключился Трепетов. – Мне даже интересно… Вот честное слово.

– Не называй меня Полли, – сказала Пуля. – Мне не нравится. Почти как Долли, клонированная овца…

Трепетов рассмеялся.

– А как Леша твой тебя называл?

– Кто?!

– Алексей Синцов.

– Откуда ты знаешь его фамилию?!

– Читал в «Вечерней Москве», как он спас заблудившихся в коллекторе студентов. Я же сказал – что-то знакомое.

– Странно. Вообще-то он многих спасал.

– Так как он тебя называл?

– Пуля.

– Хм. Отлично. Пуля. Тебе подходит. Я тоже тебя буду называть Пулей, ладно?

Она пожала плечами:

– Называй как хочешь.

Музыканты перестали играть. Стинг что-то крикнул со сцены Трепетову. Тот сказал: «О'кей, тэнкс! Релакс!» Пуля смотрела на плавающих в светящейся воде людей.

– А акулы не могут приплыть сюда на свет? – обеспокоенно спросила она.

– Они боятся света и шума, – сказал Трепетов. Он поднялся и взял ее за руку. – Пошли поплаваем на сон грядущий?