Замдиректора ФСБ Никонов поднял глаза на вошедшего.

– Проходи, Евсеев.

Тон грубоватый, свойский. Никонов хорошо знал майора по совместной работе в президентской «ракетной комиссии». Можно сказать, на одной сковороде жарились в аду.

– Что-то ты, Евсеев, бледновато выглядишь. Есть проблемы?

– Никак нет, товарищ генерал. Все в порядке.

Хотя нет, сковороды были разные: у одного тефлоновая, антипригарная, генеральская, у другого – обычная чугунная, откуда порой приходится отскребать ошметки мяса. И все равно Евсееву общаться с Никоновым проще, чем с тем же замначем Управления Плешаковым или начальником секретариата Огольцовым. Хотя они и по званиям и по должности гораздо ниже и, следовательно, ближе к Евсееву.

– Проблемы у всех есть, Евсеев, – прогудел назидательно Никонов. – Главное, чтобы они не выходили за плоскость, так сказать, рабочего…

Он очертил руками в воздухе некую фигуру.

– Рабочей сферы. Чтобы тылы были обеспечены… Жена как? Дети?

Ну, дети – это громко сказано. У Евсеева пока что один ребенок. Этого генерал, скорее всего, не знал. Или забыл. Насчет жены… С женой Евсеев последний раз пересекался, кажется, позавчера. Или позапоза… Здесь уже сам майор не владел полной информацией. Одно он знал точно: жена у него еще есть. Тоже одна.

– Спасибо, все хорошо, товарищ генерал.

– Это хорошо, что хорошо. Тогда к делу. Что по утечкам?

Вступление закончено. Евсеев открыл папку, заглянул в нее, закрыл и положил перед генералом.

– Мы закончили комплексную проверку второго круга доступа. Отработаны сорок восемь непосредственных носителей секретной информации, пятьсот пятьдесят девять близких контактов и триста дискретных контактов, выбранных по случайному алгоритму. Отработана вся сопутствующая техзона, коммуникации доступа «Б» и «В». Если коротко, товарищ генерал, мы ничего не нашли.

По лицу Никонова ничего нельзя было прочесть. Возможно, он даже не слушал. Генерал взял папку, раскрыл. Еще раз посмотрел на Евсеева. Стоящий перед ним майор и в самом деле не излучал волны радости, уверенности и чего-то там еще… Причина, видимо, крылась в этой папке.

– Так, – сказал генерал Никонов. – А теперь подробнее.

Секретная информация («синька» на языке профессионалов) – обитатель инфосферы. Она рождается и живет согласно ее законам точно так же, как живые существа рождаются и живут согласно законам биосферы. Информацию можно представить в виде зернышка, ростка, дерева. Она тоже проходит несколько этапов эволюции: ситуация – идея – обсуждение – разработка – документ под грифом «совершенно секретно» (либо некое техническое устройство) как высшая стадия развития. Число людей, имеющих доступ к «синьке» на каждом из этих этапов, строго фиксировано. Каждый носитель известен. Так считается. И в девяносто девяти процентах случаев именно так оно и есть.

Но утечки все равно происходят. Это жизнь, это практика, так бывает.

Утечку необходимо обнаружить и устранить. Первоочередная мера – технический мониторинг «среды обитания» информации. Идет поиск «жучков», сканеров, других сравнительно нехитрых устройств несанкционированного доступа. Затем наступает очередь персонального мониторинга. Отрабатывается каждый причастный – от низшего звена к высшему. Родственники, знакомые, любовницы и любовники. Занятие долгое, нудное, деликатное. И очень неблагодарное.

Чаще всего бывает достаточно пройти эти два круга. «Синька капает» либо там, либо там. Либо – и там, и там.

Если результата все равно нет, дело плохо. Но работа продолжается. У контрразведки имеется на такой случай сплошная проверка, так называемый «сплошняк», когда препарируется каждый отрезок времени существования секретной информации. Дни, часы, минуты, сразу по нескольким параметрам: люди – пространство – техническое окружение. «Дерево» информации распиливается на тонкие срезы и изучается под микроскопом. Не только ствол, но и корни, и каждая тоненькая веточка. И даже каждый листочек. Особенность «сплошняка» в том, что на этом этапе не существует диких, глупых и невероятных версий. Отрабатываются любые. Технические возможности врага априори считаются неограниченными. Встроенная в дужку очков видеокамера с накопителем. Записывающее устройство, закамуфлированное под таблетку аспирина. Распыленный в кабинете наркотик с амнезирующими свойствами.

Отработанные под всевозможными углами версии либо становятся рабочими версиями, либо идут в «отвал».

Формулы отработки имеют устрашающий вид и чем-то напоминают нелинейное дифференциальное уравнение четвертого порядка. В самом деле, учитывать приходится множество разных факторов, между которыми существуют сложные и не всегда явные связи.

На одного носителя информации в среднем приходится по 9,4 человека, с которыми он имеет постоянный контакт (родственники, сослуживцы, близкие друзья), и по двадцать два человека, с которыми он встречается время от времени, может, даже раз в пять лет. Но это в среднем. Кто-то живет с мамой, а то и один, в гости не ходит, контактирует только с коллегами по работе, а кто-то имеет по три-четыре любовницы, «зажигает» в ночных клубах…

И есть стремящееся к бесконечности число случайных прохожих, попутчиков в троллейбусе, поезде и так далее. Чтобы «слить синьку», достаточно одной-единственной встречи. Просто пройти рядом. Постоять за соседними писсуарами в общественном туалете. Такие встречи называются «моменталками».

Уж проще, кажется, головой об стену…

Но это привычная работа для контрразведчиков.

Зона предполагаемой утечки сужается с каждым решенным уравнением, с каждой отбракованной версией.

Сужается.

В конце концов не остается ничего. Ноль. Пустота в кулаке.

А «синька капает» по-прежнему.

– …Таким образом, обычный метод исключения указывает на то, что утечки могут происходить на единственном неотработанном участке поля нашего поиска. Это – закрытые коммуникации доступа высшей секретности «А», каналы правительственной связи… – Евсеев поднял глаза на Никонова и закончил доклад: – Поэтому прошу согласовать с руководством Федеральной службы охраны и Службы правительственной связи вопрос допуска сотрудников нашего отдела к коммутационным станциям и коллекторам, а также к личным делам работников ФСПС, и… – Он сделал паузу. – Нам может понадобиться список абонентов правительственной связи и ежедневные карты соединений.

Никонов слушал не перебивая. Когда Евсеев замолчал, он пошевелился, встал. Подошел к окну, откинул верхнюю фрамугу и остался стоять, подставив лицо прохладе. Евсееву и самому вдруг показалось, что в кабинете стало как-то душно.

– Может, тебе еще расшифровки телефонных переговоров членов кабинета министров предоставить? – сухо поинтересовался генерал. – Их личную переписку?

В голосе не осталось и следа былой неофициальной грубоватости. Точнее, грубоватость осталась – но другая, сухая, раздраженная, даже брезгливая, словно он говорил с надоедливым просителем.

Евсеев ничего не ответил. Что тут можно ответить? Он стоял, вздернув кверху подбородок, и ждал.

Никонов смотрел в окно.

– Значит, правительственная связь… – проговорил он некоторое время спустя. – Святая святых государства. Высший уровень конфиденциальности и доверия. Одиннадцать тысяч высокопоставленных пользователей… – Он оглянулся на Евсеева.

– Я знаю, товарищ генерал, – сказал майор.

Никонов опять отвернулся.

– Особая каста, Евсеев. О-ох, особая, – протянул он сквозь зубы. – Если ты ошибся, они тебя с потрохами съедят. Да я сам первый тебя сожру. Это пощечина всей контрразведке…

– Я все понимаю, – сказал Евсеев. – Дело в том, товарищ генерал, что несколько лет назад в одном из коллекторов правительственной связи в Подмосковье был обнаружен сканирующий прибор…

Никонов нетерпеливо махнул рукой.

– Что я, по-твоему, вчера родился? – прорычал он уже самым настоящим свирепым казарменным рыком. – Думаешь, я здесь сижу и ничего не знаю?! Ты вообще, Евсеев, ты хоть соображаешь, с кем ты разговариваешь? Или думаешь, если мы были в одной комиссии, то тебе все можно? Вообразил себя всемогущим, да?!

Майор вытянулся в струнку и оцепенело уставился в потолок. Это защитная поза всех подчиненных. Поза смирения и самосохранения. Ты мужественно стоишь на месте, не мечешься испуганной тенью по кабинету – и в то же время как бы висишь на невидимой нити, подвешенной к потолку примерно в той точке, куда устремлен твой остановившийся взгляд. Как обезьянка, раскачивающаяся на люстре. А начальство ходит вокруг, цокает когтями, бьет хвостом, как голодный тигр. Но добраться не может. Главное – не опускать глаза, не встречаться с ним взглядом, иначе…

– В общем, так, Евсеев… – Раздраженно топоча, Никонов вернулся к столу, опустился в кресло. Кресло взвизгнуло. – Добро на проверку коммутаторов и кабелей ты получишь, хрен с тобой. Уже на этой неделе. Доступ к личным делам… – Он сжал зубы, постучал ногтем по столу. – Не обещаю. А что касается всего остального – забудь! Просто забудь! Вот так. И – давай… – Он помахал в воздухе рукой, изображая что-то вроде вращающегося пропеллера, буркнул: – Иди, Евсеев, иди. Можешь быть свободен.

Фейсы приехали в обед. Двое, молодые, на «Ладе-Приоре». Представились, предъявили документы, подписанный директором ФСО допуск.

Пряхин спросил:

– А что именно будете проверять?

– Для начала покажите ваш журнал обхода, – сказал тот, что поплотнее.

Пока один внимательно изучал журнал, словно это был свежий «Плейбой», второй прошелся по операторской. Комната четыре на два метра. Стол, стул, телефон. На столе лежали книги. Фейс взял одну, взвесил в руке, посмотрел на обложку – «Люберецкий стрелок. Запрет на охоту».

– Это ваше?

– Да, – сказал Пряхин.

– Любите литературу?

– Люблю как бы…

К чтению он пристрастился уже здесь, на участке контроля № 18. А ничего больше и не оставалось: либо читай, либо сиди и пялься на аппарат контроля спецсвязи, по которому может прийти сигнал о неполадках на вверенном участке или каких-то других проблемах. Радио и телевизор запрещены. За пьянство на рабочем месте – суд. А какие еще варианты?..

Зато Пряхин не принимал запрещенные наркотические средства, не курил, не злоупотреблял спиртным и даже не играл в «Doom» и «Bioshock». По крайней мере – на рабочем месте. Уже за одно это его можно было премировать… По уставу тысяча девятьсот какого-то древнего года операторам запрещалось пользоваться электронными устройствами с импортными комплектующими. Так вот, поэтому Пряхин читал не букридеры, а самые настоящие бумажные книги. С переплетом, форзацем, гарнитурой «Школьная» и прочими прибамбасами. За полтора года службы он одолел двенадцать томов серии «Русский Рэмбо», а теперь уверенно справлялся с «Люберецким стрелком». В наш нечитающий век он был в каком-то смысле аристократом духа.

– Я что-то не вижу вашего напарника, – сказал полный, еще раз окинув взглядом крохотную каморку операторской, как будто напарник мог прятаться под столом или еще где-нибудь. – На участке контроля должно быть два человека, ведь верно?

– Полтора года уже обещают, – сказал Пряхин. – Пока не нашли подходящей кандидатуры. Таджика-гастарбайтера сюда не посадишь, сами понимаете…

– Вы, значит, один и дежурите, и обходите участок?

Пряхин пожал плечами. И дежурит, и обходит.

Операторская контроля № 18 ютилась в небольшой комнатке в здании Кукуевского РОВД. Отсюда до ближайшего смотрового люка линии правительственной связи пять минут ходу. Всего таких люков на дистанции – восемь. Протяженность линии – шестьдесят километров.

Сели в машину и поехали смотреть. Первый люк, второй, третий. И так далее. Фейсы осматривают пломбу, замок. Просят открыть люк, спускаются вниз и светят фонариком. Что они ищут, непонятно.

– И как же вы справляетесь в одиночку? – никак не успокаивается полный. – У вас и машины своей нет, как я понимаю?

– Меня подвозят, – сказал Пряхин. – У начальства договоренность с РОВД. А там транспорта хватает.

Фейсы переглянулись между собой.

– И часто вас подвозят?

– По-разному бывает, – уклончиво сказал Пряхин. Видимо, что-то подсчитав в уме, он добавил:

– Не так уж и редко, между прочим…

Дело в том, что в окрестностях Кукуева, как раз по направлению линии связи, стоит печально известная деревня Колпаково. Неспокойное место. То драка с поножовщиной, то поджог, то еще какая-нибудь напасть. Полисменам из РОВД туда частенько кататься приходится. Они и Пряхина с собой берут, если место свободное есть. Он из окошка смотрит, фиксирует, все ли в порядке. Потом протокол обхода составляет. А бывает, что и попросит остановиться да проверит пломбу. Это когда у них время есть.

– А вы не помните случайно ту историю десятилетней давности, со сканером? – спросил фейс, словно подслушав его мысли.

– Да меня ж здесь не было тогда, – ответил Пряхин. – Я только полтора года как. А кто смотрел участок, не знаю…

Да, скорее всего, вообще никто не смотрел. В девяностых – начале нулевых на тысячу километров линии ПС нередко был всего один обходчик.

Остановились у люка № 5.

Пломба на месте. Замок работает. Фейсы на этот раз спускаться не стали, заглянули внутрь, фонариком туда-сюда поводили. И дальше поехали.

– Так что все-таки за история была такая? – обернулся к Пряхину второй фейс. – Со сканером?

– Да ничего интересного, – буркнул Пряхин. – Так, бытовуха обычная, считай…

– И все-таки? – настаивал фейс.

Пряхин вздохнул.

– Из Колпаково тут двое отметились, короче. Алкаши местные. Взломали шестой люк, хотели кабель оттуда вырезать. Как цветной металлолом, значит…

– Срезали замок? – уточнил фейс.

– Может, и срезали, – пожал плечами Пряхин.

– Не было там никакого замка, – сказал первый фейс, который за рулем. – Так что и срезать было нечего.

– Может, и не было, – с обидой сказал Пряхин. – Видно, вы лучше знаете… Тогда сами друг другу и рассказывайте.

– Не обращайте внимания, – вежливо сказал второй. – И что было дальше?

– Залезли они в колодец, значит, – продолжил Пряхин, – а на одном из кабелей висит штука непонятная. Большая, тяжеленная. Вот они сняли ее и в скупку отвезли. Кажется, за сто пятьдесят рублей сдали. А в тот же день в ту же скупку ОБЭП нагрянул. Металлолом изъяли. И кто-то там внимание на эту елдовину обратил – показалось, на бомбу похоже. Вызвали ваших, из ФСБ… Ну, а те покрутили, разобрали елдовину на части, и оказалось, что это какой-то суперсовременный сканер-передатчик. Передавал данные прямо на американский спутник…

Пряхин сделал паузу и бодро резюмировал:

– Но это, как говорится, дела давно минувших дней. Сейчас все по-другому. Все под контролем. И замок на каждом люке. И оператор есть, и надзор соответствующий. Да вы и сами видите же…

– А оператор еще и литературу любит, – сказал тот, что за рулем, своему коллеге.

Зачем сказал, непонятно. Сам бы попробовал отсидеть вахту в этой каморке, умник!

Следующим был тот самый люк. Номер шесть.

Машина остановилась. Ржаное поле до горизонта. Колпаково в двух километрах. Точнее, Колпаково-1 – сама деревня, пьющая, гулящая и умирающая, и чуть дальше – Колпаково-2, недавно отстроенный коттеджный поселок, где живут вполне себе обеспеченные люди. Которым жители Колпаково-1, правда, иногда создают проблемы разного рода. То обворуют, то забор обоссут…

Пряхин подождал, когда фейсы проверят пломбу. Склонился над люком, покрутил ключом, отпер замок.

На этот раз более вежливый и худой фейс спустился в колодец. Пряхину было видно сверху, как он осматривает кабеля и крепления.

– Спуститесь сюда, пожалуйста, – неожиданно послышалось снизу.

– А что такое?

– Спуститесь, спуститесь. Не бойтесь.

Кряхтя, Пряхин спустился вниз, осторожно ступая на ржавые скобы. Фейс светил фонариком вдоль стенки коллектора. Покрытые пылью толстые кабели уходили в темноту.

– Сюда смотрите.

Фейс показал на… Сердце чуть не выскочило из груди Пряхина. Между кабелями и стеной находился какой-то предмет. Серый. Размером с маленькую подушку или мешок. Тоже покрытый пылью. Что это?

Пряхин облизнул губы и как бы сам себе ответил:

– Я не знаю…

Свет в колодце стал ярче. Это заработала подсветка видеокамеры, которую держал в руках второй фейс, толстый. Пряхин даже не заметил, как он спустился.

– Когда вы осматривали колодец в последний раз?

Пряхин пожал плечами, продолжая тупо смотреть на пыльный мешок. Или что это было еще.

– Не помню, – сказал он.

– Если верить журналу, вы спускались сюда во вторник… То есть вчера…

По журналу выходит так. В жизни получается иначе. Он чуть не сказал это вслух. И сказал бы – если бы не услышал тонкий писк. В мешке что-то шевелилось и пищало. Или это у него в глазах шевелилось. А в ушах сам по себе рождался противный тонкий звук, похожий на мышиный писк… Но разве так бывает у человека, ведущего трезвый образ жизни?

– Один секунд, – сказал Пряхин.

Он подошел к мешку, ткнул его пальцем. Ковырнул. На пол посыпалась труха, внутри показались шевелящиеся маленькие розовые тельца.

Пряхин неторопливо отер руку о штанину.

– Да ё… Это ж мышиное гнездо.

Фейсы подошли, посмотрели. Точно – гнездо. Толстый выругался и выключил камеру.

– Это тоже непорядок! – проворчал он. – В коммуникациях не должно быть никаких животных! Они могут повредить связь!

– Может, уже повредили! – сказал второй.

Пряхин вздохнул, развел руками. Чего тут спорить, огород городить… Из своего чемоданчика он достал специальный тестер-анализатор, поколдовал над каждым из кабелей, показал фейсам какие-то значения на дисплее.

– Да все в порядке!

Поднявшись наверх, он нашел подходящую палку, вытряс мышиное гнездо в пакет и выбросил.

…За десятую долю миллисекунды сигнал тестера прошел через кабели правительственной связи и достиг Москвы. А точнее – коммутационной камеры, расположенной на глубине двадцати пяти метров где-то под Кремлем. Чуткий и умный прибор, прозванный своими создателями «патефоном Кольбана», зафиксировал сигнал и добавил данные о нем в «двухчасовой» пакет. Когда спутник-шпион окажется над широтой Москвы, прибор отправит этот пакет через шестьсот пятьдесят километров воздушного и безвоздушного пространства. Там уже содержались записи переговоров двенадцати разных абонентов правительственной связи в Москве, Иваново, Барнауле и Белграде, а также сигналы еще нескольких тестовых «прозвонок». Последние фиксировались в памяти прибора как короткий писк. Специалисты в Лэнгли, которые всему любят давать прозвища, ласково называли его «О'кей-Маус». Пи-и! Все в порядке! Система работает!

В последнее время такие сигналы заметно участились. Если бы чуткий и умный прибор, установленный под Кремлем, был способен делать выводы, он бы, наверное, решил, что вся сеть правительственной связи России проходит тотальную проверку. Но он только собирает и отправляет данные. А выводы делают люди, которые эти данные получают…