Глава 9
Из жизни лилипутов
Темную звали Эльзой, – она, как и положено брюнетке, была начальником и финансовым директором этой Лилипутии, уместившейся в однокомнатной китайской шкатулке. Все-таки символично, что подруги жили именно в Китай-городе, а не где-нибудь на Лосином Острове: лилипуты похожи на китайцев куда больше, чем на лосей. Чем похожи? Ну-у-у… Фарфоровыми лицами, миниатюрностью, клановой замкнутостью, дистанцированностью от всех остальных – «не своих», а значит, чужаков. Причем лилипуты, как отмечал неоднократно Хорь, в силу своей малочисленности, от обычных людей отличаются куда больше, чем китайцы. В смысле, по повадкам, по мироощущению, по ментальности, как выразился бы Леший. Только Леший предпочитал не выражаться.
Итак, темную звали Эльза, а светлую – Инга, и она, как положено блондинке, была болтлива, смешлива и весела. И им обеим, как и большим проституткам, на все было наплевать. Подруги вели специфический образ жизни: дрыхли до одиннадцати, потом ездили по вызовам, вечером – на какие-то сугубо закрытые вечеринки, исключительно для VIP-персон, ну а дальше – как повезет, домой возвращались не раньше трех-четырех утра. В день, когда Леший и Хорь, приведя себя в относительный порядок после подземных странствований, заявились в этот кукольный домик, Эльза и Инга только-только-только проснулись после всенощного заседания какого-то клуба – то ли педагогов, то ли педофилов, а может, фашистов или фетишистов, – им было глубоко наплевать, как все это называется. Проснулись, включили музыкальный центр, под «кислоту» намазали жирными зелеными кремами помятые мордашки, поставили варить кофе, когда раздался нежданный звонок в дверь.
Гостям, которым они были по пояс, девушки, мягко говоря, не обрадовались. Под изумленными взглядами двух задравших головы куколок Леший вдруг понял, что зря сюда пришел: никакой он им не брат, не сват и не друг; а то, что они с Хорем считали относительным порядком в своем внешнем виде, в силу теории относительности никакого отношения к этой аккуратной, оклеенной дорогущими китайскими обоями квартирке не имеет. Два «больших», с плохо выбритыми рожами, неотмываемыми запахами подземелья, в стоящей колом, замызганной одежде, выглядели здесь столь же неприлично, как бомжи с Казанского вокзала в фойе Большого театра. С той разницей, что ни одному бомжу и в голову не придет лезть в Большой театр, как, впрочем, и в Малый.
– Какого хрена вам надо? – с заслуживающей одобрения прямотой спросила Эльза, сурово разглядывая нежданных визитеров.
– Мы, это… Пожить на неделю. Мы заплатим, – неуверенно пробормотал Леший. Он еще не отошел от болезни, едва держался на ногах и не был уверен, что эти зеленые мартышки существуют в действительности, а не мерещатся в горячечном бреду.
– Совсем охренели?! А кто вас сюда звал?! – Эльза с подозрением глянула на подругу, словно оценивая ее причастность к столь дикой измене, но тут же отбросила вздорные подозрения и вновь повернулась к Лешему. – Ты думаешь, разок угостил нас коктейлями, так мы уже и родня? Можешь шляться к нам, как в гостиницу, друзей-приятелей водить? Нет, браток, тут другие деньги нужны…
– Да есть деньги! – прогудел Хорь, шаря в кармане. – Монеты антикварные есть, из них можно обалденные серьги сделать! Рубли, баксы – все есть!
Но Эльза была непреклонна.
– Валите на хер! Тут вам не ювелирная мастерская! И не ночлежка!
Как известно, крепость цепи определяется крепостью самого слабого ее звена. Инга оказалась таким звеном.
– Подожди, пусть покажет свои монетки, – вмешалась она. – И потом, нам надо выключатели починить, розетку, и из ванны вода плохо уходит, а на кухне пол горбом встал…
Подруги несколько минут пререкались, но настроение у Эльзы изменилось. Потом она уверяла, что прониклась состраданием к изначально увечной мужской сущности, и вид больного Лешего растопил лед в ее гордом, но отзывчивом сердце… Может, конечно, и так, а может, дело было в Хоре с его деньгами и монетами.
Короче, уговорились на том, что четыре дня – и большие мужики выметаются отсюда. Оплата: двести баксов и четыре монеты, – чтобы обеим хватило на сережки, вдобавок они должны выполнить необходимые работы по сантехнике, электрике, поправить полы в кухне, ну и вообще укрепить хозяйство одиноких маленьких женщин.
К концу третьего дня, в тоске глядя из окна на мусоровоз, с лязгом опорожняющий контейнер в кузов, Хорь заметил, что стал сутулиться. Даже не сутулиться – горбиться. И вдобавок сгибать ноги в коленях. Еще бы, четыре дня в этой кислотно-музыкальной шкатулке!.. Они здесь и вправду как Гулливеры в стране лилипутов.
Эльза с Ингой обустроили жилье по своему вкусу и, главное, по своему росту – нормальному человеку здесь приходилось не очень комфортно. Очень не очень.
Все маленькое, словно сперто из детского сада или куплено на каком-нибудь пигмейском мебельном рынке. На стуле одна только половинка задницы и помещается, столик до колена не достает, все шкафы и полки – по грудь, умывальная раковина – на уровне писсуара, а к унитазу сиденье такое приделано, как маленьким детям подкладывают, чтобы не провалились – с дырочкой размером в кулак. Главное – не снимается! Смешно, да.
И еще: в гостиной антресоли понаделаны – потолки-то высокие, три с половиной метра, зачем такие малышкам? Вот они комнату по вертикали и разделили на два этажа, вдоль стен галереи пустили, на них крохотные яркие диванчики поставили, мягкие веселые креслица, лилипутский журнальный столик со стеклянной крышкой – вроде лишнюю комнату сделали, ну, может, не комнату, так, типа будуара. Сейчас хорошо – спят они там. А Хорь с Лешим могут свободно бродить на нижнем пятачке, где полная высота, а чуть шагнут в сторону, и, как завзятые рогоносцы, таранят головой эти галереи и разноцветные китайские фонарики, что вместо люстр развешаны… Спят они здесь же, на полу, в углу, на ярких тряпках, набросанных Эльзой.
Хозяйки на них, как на кастрированных котов, – внимания не обращают, бывает, и голые пробегают в сортир, только выглядят они словно девчонки восьмилетние – диггеры лишь глаза крепче зажмуривают. А один раз Инга по пьянке полезла ночью к Хорю, как взрослая женщина, но тот только шарахнулся: ты что, малышка, я же не педофил… Та обиделась, но до утра все позабыла.
Так что мужики на полу спали, но половой жизни не вели – постились во всех смыслах. Всякие завтраки-обеды-ужины употребляли из посуды наподобие той, что продается в игрушечных наборах «Семья Барби». Да и есть там было нечего – в том смысле, что, во-первых, сварить нормальный борщ этим лилипуткам в голову не придет, это «еда больших людей» – «ебл» по-ихнему. К «ебл» помимо борща относятся сало, колбаса, рыба, яичница и все такое… а вот кефирчик, овощи-фрукты – это да, это «емл». Даже из спиртного они пьют только ликеры и коктейли, от которых стошнить может. Ну а во-вторых – порции. О, да. Это порции! Кошки сдохли бы с таких порций…
Зато здесь они в безопасности. Постепенно до Хоря дошло, что Леший поперся к лилипуткам не только затем, чтобы отлежаться, попить антибиотики и переждать опасное время, он действовал с дальним прицелом. Но это потом дошло, потом уже… Они приходили в себя, и Хорь честно отрабатывал за постой – в одиночку, поскольку у Лешего больничный. Перестелил полы в кухне, прочистил слив в ванной, заменил несколько розеток и выключателей… Вообще, квартирка была в крайне запущенном состоянии, сразу видно, что с мужским полом у лилипуток отношения сугубо специфические, узконаправленные, можно сказать, а с ДЭЗом никаких отношений нет и в помине.
– Так что это за уродцы были, там, внизу? – спросил Хорь, продолжая пялиться на водителя мусоровоза, который дергал рычаги, заставляя опорожненный контейнер дергаться, отдавая последние прилипшие ко дну остатки мусора. По какой-то глубокой ассоциации эти рычаги и это дерганье напомнили ему подземный проходческий щит. – Маленькие, полуголые, злые… Ты их раньше видел?
– Я много чего видел, – уклончиво сказал Леший. – Только не могу понять – что в действительности, а что в бреду…
Он все время вспоминал подземные поселения, полузасыпанные деревянные срубы, остатки обоза и не мог понять – привиделись они или были в действительности? И эти уродцы…
– Раньше, на Малой Пироговской, помнишь, ты там руку повредил?
– Угу, как же! Ты мне ее и вывернул!
– Неважно. Так вот, там вроде точно одного такого видел. Даже дрался с ним. Он мне кувалдой ногу расшиб, а я его киркой зацепил…
– Это тот, который на шести ногах? – скептически спросил Хорь. – Или на восьми?
– Лишние ноги, может, и показались. Но шишка у меня была конкретная…
– А может, и все остальное показалось? Мало ли откуда у диггера шишка? – Хорь поскреб ногтем по стеклу. Раздался отвратительный дребезжащий звук.
– Да хрен его знает! Вроде нет, – Леший, уже окрепший немного, но все еще смурной, время от времени приподнимался с пестрой груды тряпья и тоже поглядывал в окно. Он все эти дни поглядывал. Только в отличие от Хоря, делал это не от скуки, а из осторожности.
– Чего он так поздно приехал? – сказал Леший, кивая на мусоровоз. – Они ведь днем обычно приезжают, когда во дворе машин нет. Чего он именно сейчас приперся?
– Ему Эльза свидание назначила на четырнадцать ноль-ноль, – рассеянно пошутил Хорь. И пропел под нос: – Моя лилипуточка, приди ко мне, побудем минуточку наедине… Слушай, а тот, с которым ты дрался, – он тоже лилипут?
Леший пожал плечами.
– Да нет. Лилипуты – они миниатюрные. А тот коренастый, как обезьяна…
Водитель вытряс из контейнера остатки мусора, с грохотом поставил его на место, сел в кабину и уехал. Разминувшись с ним, во двор вкатился черный лимузин, из двери выглянул гориллоподобный субъект и уставился на окно китайской шкатулки. Он был похож на обезьяну, но не на лилипута. Леший отпрянул.
С антресолей, стуча каблучками, спустилась Эльза.
– Ну, что там видно? – тонким голоском спросила она. – За нами еще тачка не пришла?
Леший перевел дух.
– Пришла, – сказал он и улегся обратно на свое лежбище.
– Инга, быстрей! Толян опять будет орать! – крикнула Эльза.
Лилипутки уехали. Хорь, наконец, оторвался от окна.
– Так, это… Плинтуса надо закрепить, – вспомнил Хорь. – Не видел, где крепления?
– Ты их в пакет складывал, – буркнул Леший, листая старые журналы «Семь дней» с неземными красотками на обложках. – На подоконнике.
– Нет здесь никакого пакета.
– Инга прибиралась вчера утром. Наверное, выбросила.
– Вот дура, – сказал Хорь. – Блондинка и лилипутка. Для одной бабы это как-то слишком.
Он пошел шарить по комнате в поисках своих креплений, но шарил как-то без энтузиазма и совсем не там, где эти крепления следовало искать. В конце концов, он залез в секретер, где стояли початые бутылки с яркими этикетками и засахаренными потеками на горлышках, налил себе стопарь и с отвращением выпил.
Леший просматривал очередной яркий журнал. Ослепительная красотка стояла в археологическом раскопе, поставив ножку в дорогой туфельке на белый каменный шар, будто для огромного бильярда. «Анна Алмазова на съемках очередного клипа…»
Его как током ударило: шары показались знакомыми, да и на заднем фоне виднелись знакомые срубы! Он жадно стал читать заметку:
«Мы с Анной входим в кремлевскую „калитку“, что справа от Спасской башни, сворачиваем налево, спускаемся вниз по Боровицкому холму – это место, где находится Тайницкий сад, еще называется подолом. И… вот мы уже в XVI веке – он на глубине всего лишь девяти метров на площади почти полгектара. Кажется, тут намного холоднее, чем в веке XXI, и мы начинаем кутаться в шарфы. Здесь два раскопа: один побольше, другой поменьше. Всего в них обнаружено более тридцати древних построек так называемой „кремлевской окраины“. На Боровицком подоле найдено немало свидетельств Смутного времени. Видели мы и „вещдоки“, которые пять веков назад оставили поляки, засевшие было в Кремле. Археологи раскопали целый арсенал белокаменных пушечных ядер – не исключено, что осенью 1612 года именно ими отстреливались поляки от наступавших русских ополченцев… Бревенчатый поселок пересекает „новенький“ бревенчатый трубопровод – кстати, действующий! По нему талые воды с Боровицкого холма все эти века стекали в Москву-реку. До начала съемок археологи рассказали нам, что такое же поселение имеется и на восточной стороне Боровицкого холма, однако раскопки там вести нельзя из-за близости административных зданий Кремля…»
Вот так штука! Про то, как снимали клип, Леший читать не стал. Отбросив журнал, он откинулся на свое импровизированное ложе, прикрыл глаза. Значит, ему и вправду удалось пробраться под Кремль! Обойдя все бетонные заглушки, хромированные решетки, датчики движения и автоматические пулеметы спецтоннелей…
Ай да Леший, ай да молодец! Неважно, что он не помнит дороги, – главное, что она есть, а значит, цель достижима!
– Моя лилипуточка, приди… – Хорь выдвинул в секретере какую-то шуфляду и достал оттуда увесистый фотоальбом. – Слушай, чего я нашел-то, мама моя… Семейная хроника. Или, как это… Портфолио. Что умеют наши девочки…
Он листал толстые картонные страницы, загадочно хмыкал, поднимал брови, потом подошел к Лешему:
– Угадай, кто это.
С неровно обрезанной фотографии смотрела ладненькая девчушка лет пяти, в джинсовом комбезике. Веселые кудряшки, улыбка до ушей, в руках женская сумка с массивной застежкой – мамина, наверное. На ногах – взрослые женские туфли на высоком каблуке.
– Ни за что не поверишь, – сказал Хорь и перевернул фото. На обороте аккуратным почерком подписано:
«Элла хочет скорее вырасти. Орландо, август 1985».
– Элла. Это Эльза, что ли? – сказал Леший. – Не похожа.
– А я о чем. Она здесь нормальная с виду, никакая не лилипутина. Может, они, это… Ну, лилипутами не рождаются, а становятся, типа этого… А Орландо – это что такое? Курорт? Где это?
– В Штатах где-то, – предположил Леший. – Не знаю точно.
– Ого. По Штатам разъезжала, значит. Я в восемьдесят пятом еще настоящей жвачки не пробовал, а она уже там вовсю рассекала… Родители большие шишки были, наверное. И квартирку вон какую ей оставили – в самом центре…
Хорь перекинул еще несколько картонных страниц. На одном из фото – вся семья в сборе: папа в каракулевой шапке пирожком, стройная симпатичная мама в какой-то шубке, явно несоветского происхождения, маленький сверточек у нее на руках, перевязанный атласной лентой. Похоже было даже, что фотографировались во дворе этого дома.
– Слушай, она сто процентов нормальная была в детстве…
Хорь выронил из альбома несколько фотографий, наклонился, чтобы поднять. Смотрел, хмыкал и складывал их на место.
– И семья у нее нормальная, никаких карликов. Мамаша так даже красивая. Что, скажешь – нет?… – Хорь посмотрел на Лешего. Тот не спорил.
– Все было при них, как говорится. А потом раз – и так перекосило… И кирдык счастливой жизни. Чего она, получается… в один прекрасный день просто перестала расти, что ли?… Ни хрена себе. Здесь, кстати, ни одной ее взрослой фотографии нет… Слышь, Леший? Только детские. Выбросила, наверное, остальные.
Леший опять стоял у окна. Он не слушал. Во дворе разворачивался неновый красный «Пассат» с шашечками таксомотора на крыше. Развернулся и остановился у подъезда. Открылась дверца с пассажирской стороны, из машины вышел высокий, спортивного вида парень в неброской одежде, быстро оглянулся и скрылся под бетонным козырьком.
Лицо Лешего окаменело. Хорь запнулся на полуслове.
– Что там?
– Какой-то хрен на такси, – сказал Леший и облизнул губы. Лицо его позеленело еще больше, но глаза как-то странно засверкали. – Это не сосед. Я его здесь не видел раньше.
– И что? – спросил Хорь. Леший не отвечал.
Через десять минут парень вынырнул из-под козырька с беременной женщиной под руку. Пара осторожно уселась в машину, и «Пассат» выехал со двора. Леший перевел дух. Хорь тоже повеселел.
* * *
Несколько дней, которые диггеры прожили в Лилипутии, были насыщены не только нервным напряжением загнанной дичи, не только интенсивным домашним трудом, но и совершенно непривычными заботами. У Эльзы случилась задержка, а Инга подозревала, что поймала специфическую инфекцию. Эти проблемы маленькие женщины бурно и шумно обсуждали, не обращая внимания на больших мужчин. Они вообще не считали их за людей. К счастью, ни то ни другое подозрение не подтвердилось, в двухэтажной квартирке наступил покой и умиротворение. Но и срок оговоренного гостеприимства подошел к концу.
Когда настала минута прощания, Эльза повернулась к Лешему и хлопнула себя по лбу.
– Да, чуть не забыла! Я договорилась с Бруно. По жизни он Генка Кульбаш, а псевдоним сам придумал, для красоты. Сейчас он на гастролях, а через неделю цирк приезжает в Капотню. Подойдешь к нему после представления. Минут через двадцать, не раньше. Только разговаривай очень аккуратно, фильтруй базар. Бруно, хоть и маленький, но пацан конкретный! Он даже в тюрьме сидел, как большой. Кажется, два раза… А сейчас вроде коксом балуется. Так что смотри, не ошибись!
– Спасибо, Эльза! – кивнул Леший. – Я буду очень аккуратным.
– Спасибо этому дому, – сказал Хорь. – Пойдем к другому.
По идее, Леший должен был бы спросить: «К какому?» Вопрос буквально лежал на поверхности, настолько это был правильный вопрос, тот редкий случай, когда и рифма есть, и смысл не теряется. На что Хорь ответил бы: «X… его знает». Что тоже не являлось пустой игрой слов. Возможно, это произвело бы впечатление на Эльзу с Ингой, и они, расчувствовавшись, предложили бы диггерам остаться еще на пару недель. Как-никак полы-то перестелены, новенькая электрическая линия с заземлением проведена от самого щитка, и теперь лилипуткам если и грозит какая случайная смерть, то не от удара электрическим током – это точно. И из кранов не капает, и сифон под ванной больше не проваливается, уступая дорогу сотне литров мыльной воды… Ну?…
Но Леший, как всегда, ничего не спросил. Да никто бы их и не оставил. Эльза хмуро поглядывала куда-то вбок и переминалась с ноги на ногу, словно готовилась бежать стометровку и только ждала сигнала стартового пистолета. Инга безмятежно улыбалась с видом «пока-пока». Подруги прервали свое очередное мероприятие, чтобы проститься с этими непонятными большими людьми, которые слишком долго отравляли воздух в их милом кукольном домике. Хорь подумал, что вряд ли это была дань вежливости, скорее уж дань осмотрительности: а не унесут ли большие парни с собой запасы ликера, крохотные лифчики-трусики и другие ценности?… Хотя, если поразмыслить, на это у парней было целых четыре неспешных дня.
– Ну что ж, – продолжил Хорь. – Спасибо, в общем…
– Спасибо, – поддержал его Леший.
Они стояли в дверях, одетые в свою «залазную» одежду, которую сами же выстирали и заштопали, и были в самом деле похожи на двух сантехников, только что исполнивших свой профессиональный долг.
– Не за что, – буркнула Эльза. – Все нормально.
– Ага, – сказал Хорь.
– Заходите как-нибудь, – сказала Инга. Наверное, это у нее вырвалось бессознательно, без буквального значения, как вырываются слова, призванные заполнить неловкую паузу. Но в следующее мгновение до подруг дошло, они переглянулись и рассмеялись – две красивые куколки из магазина «Мир живых игрушек». Да, забавно вышло, в самом деле. Приходите еще. Ха-ха.
Леший первый вышел на площадку, за ним Хорь. Дверь захлопнулась, провернулся и звонко щелкнул замок, собственноручно перебранный и смазанный Хорем.
– А теперь, – бодро провозгласил Хорь, – можно завалиться в общагу к Брюсу, например…
Леший неторопливо спустился по лестничному маршу, слегка пристукивая пятками.
– Ни к какому Брюсу мы не пойдем, – хмуро сказал он. – Сколько можно прятаться? Острый момент прошел, будем жить, как жили. Может, они на другое переключились, может, их постреляли, может, посадили… Посмотрим. Надо только в кармане что-то носить – молоток там, или отвертку. Да на людях больше находиться.
– А то они людей побоятся, – буркнул Хорь. – Машину на воздух подняли в самом центре, не постеснялись…
– Береженого Бог бережет, – ответил Леший. – Да мне уже и вниз хочется, а там нас никто не достанет.
– Кроме этих, маленьких уродов…
Леший промолчал.
– Или они нам померещились? – не успокаивался Хорь.
– Кто его знает. Жизнь покажет, – философски отозвался напарник. И без всякой связи с предыдущим мечтательно сказал: – Завалимся в «Козерог», пивка попьем с сосисками…
– Попьем, – согласился Хорь, но без особого энтузиазма.
– И карлика этого надо найти…
– Надо, – кивнул Хорь с тем же кислым выражением лица.
* * *
Карлика, как и говорила Эльза, они нашли в Капотне, на представлении цирка шапито. Посреди огромного пустыря был установлен огромный голубой шатер, сверху заляпанный птичьим пометом, а по бокам оклеенный красно-оранжевыми, похожими на языки пламени, буквами: ТАЙНЫ МАЛЕНЬКОГО НАРОДА!! КОЛДУНЫ И ЭЛЬФЫ!! ПОЕДИНОК ЧЕЛОВЕКА И ОБЕЗЬЯНЫ!! БРУНО АЛЛЕГРО – ЧЕЛОВЕК-ЯДРО!! На расстоянии нескольких метров шатер опоясывала неровная цепочка вагончиков-теплушек, расписанных фигурами зверей, птиц и всяких экзотических диковинок.
– Бруно Аллегро, – пояснил Леший, – это он и есть. Тот самый парень, что нам нужен.
Они прибыли за полчаса до окончания вечернего представления. Леший направился к служебному входу, где обменялся парой слов с охранником. Имя Бруно сыграло роль контрамарки: через несколько минут диггеры сидели на служебных местах по обе стороны прохода.
На манеже топтались в странных позах лилипут, в борцовском трико с блестками, и старый унылый шимпанзе. Оба были примерно одинакового роста. Иногда эта странная пара бросалась друг другу в объятия и принималась раскачиваться из стороны в сторону, изображая жестокую схватку. Зрителей было довольно много, они лузгали семечки, пили пиво, ели мороженое, переговаривались и весело смеялись. Оркестровая ложа пустовала, из хрипящих динамиков неслась музыка к кинофильму «Джентльмены удачи».
Потом под плоские шутки большого конферансье большие рабочие выкатили большую, зеленую, в красных звездах, пушку. На противоположном конце манежа натянули сетку, между пушкой и сеткой под куполом повесили обруч, затянутый папиросной бумагой. Музыку сменила тревожная барабанная дробь. Зрители перестали есть, пить и разговаривать.
– Бруно Аллегро, человек-ядро! – торжественно объявил в микрофон конферансье. – Встречайте!
Под не очень бурные аплодисменты из-за кулис выбежал крепкий, мускулистый человек в серебристой конической шапке, серебристой полумаске, серебристом комбинезоне с широким красным поясом и в красных туфлях на толстой подошве. Его костюм был будто заимствован из советских фантастических кинопостановок 50-х годов и изображал снаряд. Если бы не короткие руки и ноги, Бруно выглядел бы обычным цирковым силачом. Но диспропорции фигуры портили впечатление, рядом с конферансье он казался школьником, которому еще расти и расти. Однако волевое мужское лицо со шкиперской бородкой наглядно демонстрировало, что резерв роста уже исчерпан.
Под барабанную дробь человек-ядро, или человек-снаряд, – кто его там разберет, да и какая, к черту, разница? – по скобам на стволе взобрался к пушечному жерлу и, ногами вперед, ловко скользнул в черное отверстие. Лилипут-наводчик покрутил прицельный штурвал, придавая пушке нужный угол наклона. Барабан смолк. Наступила оглушительная тишина. Нервы зрителей натянулись до предела. Даже видавшие виды Леший с Хорем напряглись: ни один из них не захотел бы оказаться в пушке на месте Бруно! Перенести ускорение выстрела, пролететь двенадцать метров и, если повезет, попасть в спасительную сетку… Бр-р-р-р! Ужас!
Ба-бах! Грянул громкий выстрел, пушечное жерло брызнуло огнем и дымом, серебристый снаряд по крутой траектории взлетел вверх, пронзил папиросную бумагу в обруче, затем полетел вниз и угодил в страховочную сетку, которая принялась раскачиваться, подбрасывая маленькое тело вверх и вниз. Но Бруно Аллегро быстро выскочил из импровизированного батута и, наскоро раскланявшись, скрылся за кулисами. Цирк разразился аплодисментами.
– Ну что? – перегнувшись через проход, спросил Леший. – Видал?
Хорь задумчиво покачал головой.
– Да, крепкий орешек! Тут за один раз в штаны наложишь, а он каждый день так летает…
Еще пара номеров, и представление закончилось, зрители стали расходиться. Леший поглядывал на часы, наконец, двадцать минут истекли, и он махнул товарищу рукой.
– Пошли!
За кулисами громко орал магнитофон, прохаживались, сидели, судачили, покуривали и попивали пиво карлики и лилипуты, одетые в самую причудливую одежду. Леший заговорил с одним из них, большеголовым коротышкой в брюках-клеш. Музыка была очень громкой, Лешему пришлось наклониться к самому его уху. Коротышка слушал его, глядя в сторону, ответил не сразу, и ответил, судя по всему, отрицательно. Потом еще что-то добавил и махнул рукой в сторону выхода.
Бруно Аллегро они нашли в вагончике с изображением пятнистого леопарда на фоне гор. Бородатый карлик в гриме и каком-то дурацком тренировочном костюме выглядел вовсе не так героически, как на манеже. Он сидел за дощатым столом, ел плов из поставленной на обрывок газеты пластмассовой тарелки и смотрел футбол по маленькому телевизору.
– Здравствуйте. Меня зовут Алексей, – представился Леший. – Эльза должна была позвонить вам насчет меня…
Бруно, не оборачиваясь, предостерегающе поднял руку. На телевизионном экране «спартачи» били штрафной в тридцати метрах от ворот «Зенита». Стадион ревел. Мяч пролетел высоко над перекладиной. Бруно длинно выругался и посмотрел на Лешего.
– Чего надо?
– Мы диггеры, – сказал Леший. – Знаете, что это такое?
Бруно зацепил взглядом Хоря, выглядывающего из-за плеча Лешего и опять отвернулся к телевизору, демонстрируя гостям грубый дулеподобный профиль и полное равнодушие к представителям племени диггеров.
– Ты остаешься здесь, – сказал он. – Второй пошел нах…!
Повисла пауза.
– Не понял, – Хорь наклонил голову, как скворец, собирающийся склевать очередную мошку. – Куда?
– На х…, – повторил Бруно громко и отчетливо. – Или пойдете оба, – добавил он, швыряя под ноги пустую тарелку и вытирая рот ладонью. – Мне говорили про одного, про Алексея. А тебя я не знаю. Пошел.
Хорь нахмурился, отстранил Лешего и шагнул вперед.
– Что за гнилой базар, лягушонок?! Кто «пошел»?! Я щас на тебя наступлю, и ты лопнешь!
Бруно спрыгнул с табуретки, как обычные люди спрыгивают, например, со стремянки, расставил ноги, подбоченился и выпятил грудь. Он был кряжистым и довольно крепким, если бы добавить полметра роста, то в возможной схватке любой поставил бы на него, не задумываясь. Но сейчас непропорционально большая голова карлика находилась на уровне живота Хоря, поэтому его воинственность выглядела довольно комично.
Леший даже улыбнулся, но улыбка тут же исчезла, как будто ее неудачно нарисовали акварелью и мгновенно стерли мокрой губкой. Потому что Бруно вдруг стремительно бросился вперед и ударил Хоря головой в солнечное сплетение. Впечатление было такое, что им выстрелили из пушки. И эффект оказался таким же: человек-ядро легко сшиб диггера с ног. Раздался удар опрокинутого навзничь тела и град отборных ругательств.
– Ну, все! – держась за затылок, Хорь с трудом сел, зачем-то шаря руками вокруг. – Щас я тебя урою!
Но Бруно схватил с пола пустую бутылку и хватил ею о ножку стола. Брызнули осколки. Острые грани стекла заплясали перед побледневшим лицом Хоря.
– Какого х… тебе надо?!! – заорал карлик, подпрыгивая на месте, будто его распирала избыточная энергия. «Шведской розочкой» он целился в глаза противника. – Я тебя звал?!! Ты сам пришел ко мне, ругаешься и угрожаешь! Пошел отсюда, я сказал!
– Тихо, тихо, Бруно, – осторожно сказал Леший, высматривая по сторонам какую-нибудь палку. Он поймал себя на мысли, что воспринимает маленького человека как равного и вполне опасного противника. – Никто не собирался тебе угрожать, это недоразумение. Мы пришли предложить тебе работу. Хорошо оплачиваемую работу. Успокойся!
Человек-ядро сплюнул, бросил «розочку» в мусорное ведро, вернулся за грубый стол, вскарабкался на табуретку и вновь уткнулся в телевизор.
– Пусть он уйдет. Иначе никакого разговора не будет!
Леший посмотрел на с трудом поднявшегося Хоря и кивнул: иди. Хорь тоже плюнул и вышел. Бруно даже не посмотрел в его сторону, целиком поглощенный происходящим на экране. Лицо его казалось спокойным, как перед выстрелом из пушки. Только вздувающиеся желваки свидетельствовали о владевшем им возбуждении.
– Говори, – резко бросил он.
– Под землей есть одно место, куда нам нужно попасть, – сказал Леший. – Узкая труба на высоте. Система вентиляции. Мы туда пролезть не можем. Нужен физически подготовленный человек вашего сложения.
– И что там? Банковский сейф? Золотой фонд? – Бруно дернулся, вытянул в сторону экрана длинную и мощную, как у гориллы, лапу, истошно завопил: – Кому даешь, мудак?! Ну кому?!!
– Старые рукописи, – невозмутимо продолжал Леший. – Антиквариат – «рыжий» и «белый». Может, еще что-нибудь.
– И на х… мне это надо? – спросил Бруно.
– Мы заплатим хорошие деньги.
– Сколько?
– Двести пятьдесят, – сказал Леший. И добавил: – Долларов.
Бруно на секунду оторвался от экрана, посмотрел на него с каким-то новым, непонятным выражением. Потом сказал:
– Садись, чего стоишь.
Тон его немного смягчился. Приободренный Леший уселся на табурет, стоявший рядом с телевизором. Бруно какое-то время стонал и ерзал на своем сиденье, переживая за неудачную атаку «спартачей», потом произнес:
– За эти деньги, Алексей, ты даже не сможешь отсосать у меня, у Бруно Аллегро.
Леший сперва застыл, потом полез в карман за сигаретой.
– Да я и не собирался как-то…
– Много кто не собирался, – вполне доброжелательно отозвался Бруно. – А приходилось. Большие люди ошибаются. Я на них не в обиде. Но если обижусь – мало никому не покажется!
– У меня есть информация, что за эти ваши полеты вы получаете четыреста долларов в месяц…
– Этих сучек ты не слушай, они раздвигают ноги за четыреста долларов и других сумм не знают, – перебил его Бруно. – Ты слушай меня.
Он схватил что-то со стола и бросил на колени Лешему. Это была пачка дешевых сигарилл в броской упаковке.
– Вот это я курю. Не «Винстон», не «Бонд», не «Яву» какую-нибудь. А вот что я пью… – Он выдвинул ногой из-под стола запыленную бутылку из-под «Чинзано». Бутылка упала и покатилась. – Это я пью. Это мой уровень. Я – Бруно Аллегро, человек-ядро. Я – звезда. Я умнее тебя в четыре раза. Хочешь знать, кого я е…у? Вот!
Он показал своей лапой на журнальный портрет шикарной большой блондинки, пришпиленный к стене кнопками.
– Она мне руку чуть не прокусила, когда я ее здесь по полу возил, видишь?
Он сунул Лешему под нос свою ладонь, от которой шибало чем-то резким и кислым. Леший убрал лицо. Он никак не мог понять, говорит карлик серьезно или издевается над ним.
– Полторы тонны баксов, – сказал Бруно, глядя в экран и грызя ноготь большого пальца. – Или вали в говно.
– За полторы тонны я сам куда хочешь влезу, – сказал Леший.
Карлик его, казалось, не услышал. Он снова протянул руку к экрану, словно собираясь раздавить там муху, возмущенно крякнул и ударил кулаком по колену.
– Тогда «кусок», – сказал он немного погодя. – Но половину вперед.
– У нас нет таких денег, – сказал Леший.
Тут он вдруг успокоился и сказал:
– Семьсот пятьдесят. И десять доз кокса. Кокс сегодня, деньги завтра утром.
– У меня нет кокса, приятель. Будь здоров.
Леший поднялся, с него было достаточно.
Бруно рассмеялся.
– Стой. Погоди. Если я захочу, ты не выйдешь отсюда. И дружок твой не выйдет. Здесь территория маленького народа, от вас даже скальпов не останется. Но Бруно Аллегро тебя прощает. Мне нравятся дерзкие люди, даже если это большие люди… Большие, тупые, неловкие, никуда не годные люди… А вот смотри, как я умею!
Карлик вскочил, подпрыгнул и вдруг оказался в противоположном конце теплушки, он висел на одной руке, зацепившись за крохотный выступ на потолочной панели, смотрел на остолбеневшего Лешего и с превосходством улыбался.
– А вот так?
Бруно медленно, явно красуясь, подтянулся на этой одной руке, повернул тело параллельно плоскости потолка и застыл. Послышался громкий треск, панель отошла и переломилась, но Бруно успел соскочить на пол и сейчас стоял перед Лешим, держа в руке неизвестно откуда взявшийся складной нож. Раздался щелчок, блестящее лезвие выпрыгнуло и нацелилось острием в живот диггеру.
– Э-э-э, друг, ты что? – Тот попятился.
Карлик усмехнулся, защелкнул нож и спрятал его в карман.
– Теперь ты понял, кто я такой? Я заслуживаю, по-твоему, уважения?
Леший засунул руки в карманы и молчал. Видимо, карлик все это говорил всерьез. И действительно, он, Леший, зауважал неукротимого коротышку. Потому что полеты из пушки в сетку – это цирк, а все остальные его штучки – это жизнь.
– Большие люди часто ошибаются, – продолжал Бруно, подбочениваясь. – Думают, мы на все готовы за какие-нибудь полтора рубля. А ни хрена. Мы знаем себе цену. Мы лучше вас в четыре раза. Мы умнее и ловчее вас. Ты хотел обвести меня вокруг пальца, большой человек. Но я сам тебя обвел. Ты хотел заплатить мне двести пятьдесят долларов, а заплатишь триста долларов. На пятьдесят долларов больше. Это цена за мою работу, и торговаться я больше не стану.
– Договорились, Бруно. До встречи, – Леший с некоторым облегчением вышел из вагончика.
Когда гость ушел, Бруно снова извлек нож, подбросил на ладони, проверяя центровку, и, оскалившись, метнул в дальний угол. Клинок воткнулся с такой силой, что задрожала дощатая стена.
