Глава 10
Седьмой
Евгений Олегович Кравитц всё никак не мог поверить в происходящее. И не потому, что сомневался в старом друге Граве. И совсем не потому, что такого не может быть вообще. И не потому, что был против чего-нибудь такого. Скорее наоборот! По той причине, что подспудно всю свою жизнь ожидал чего-либо подобного. Чего-то такого, про что можно смело сказать: чудо свершилось, я к нему прикоснулся, и я в нём поучаствовал. Ожидал, надеялся и верил. И сейчас, когда чудо вдруг начало свершаться, проникать в жизнь, очень сильно опасался, что всё происходящее вокруг окажется невероятным розыгрышем, шуткой или откровенным издевательством. Ну ладно, издевательство он сразу скидывал со счёта, дело уже зашло слишком далеко, и не настолько Загралов подлый, а вот некий трюк со словами «Улыбайтесь! Мы вас снимали скрытой камерой!» у него в сознании постоянно проворачивался всеми гранями.
Ведь каким ни был Иван странным или полярным порой в своих интересах, на подобную приключенческую авантюру он мог пойти с лёгкостью. В этом сомневаться не приходилось.
И вот сейчас он пошлёпывал ладонями Евгения на спине и явно о чём-то сосредоточенно размышлял. А скорее всего вновь советовался со своими фантомами. И получится ли фантом-копия, теперь уже «объевшийся, упившийся, какими-то травами нафаршированный», известно не было. А вдруг опять заставит ещё что-то вытворять?
«Нет, если скажет, что надо ещё вприсядку станцевать, я точно начну вопить от разочарования!» – решил Евгений. Причём он не мог толком сосредоточиться на окружающей обстановке, потому что вначале интенсивно дозванивался в Грецию, а потом начал довольно сложный разговор с Зиновием, двоюродным братом Галины Павловны Тарнавской.
Мужчине уже было под пятьдесят, он считался в семье самым ушлым, пробивным, наиболее подкованным юридически, да и силёнкой бог не обидел. Всё это было выяснено во время предварительных звонков к родителям Галины. Да и в разговоре с ним излишняя самоуверенность так и пёрла в каждом слове. Разве что с воспитанием у него были явные нелады, с интеллигентом Зиновия всяко не спутаешь, услышав только первое предложение:
– Ты о чём базаришь, дядя? И какого финика в такую рань со своей лапшой тусоваться лезешь?
Причём родственники утверждали, что «ходо€к в Грецию» не уголовный элемент и никогда не сидел. Просто такая вот манера общения, «пацанская», на уровне малолетних гопников.
Но понимал всё быстро и схватывал любые дельные мысли на лету. Когда его собеседник представился и расписал всё о своих возможностях корреспондента, вычленил самое главное:
– Скандал в прессе – самое клёвое и своевременное действо будет! И чем больше вульгарной истерики, чем грязней вопли, тем лучше подействует на этих греческих пи…ов!
Ну и потом ещё уточнил:
– Колись, дядя, в какое время и как долго кувыркался на потных простынях с моей гулёной кузиной? – это так из его уст прозвучал вопрос: «А вы, я извиняюсь, долго были с моей уважаемой сестрой в любовных отношениях?»
А дальше, пусть и эпатировал своим жаргоном, но говорил чётко и по существу. Лишь следовало у себя в сознании включить автоматический переводчик. А для истинного представителя «пятой власти» подобный фильтр – дело привычное и часто используемое. Так что довольно сложная картина происходящего в солнечной, но далеко не благополучной стране Элладе вскоре прорисовалась чётко и во всей своей неприглядности.
Молодая семья, приехавшая в Афины четыре года назад, влилась в тамошнюю жизнь быстро и безболезненно. Галина как корреспондент была удивительно коммуникабельна и общительна, тогда как её муж сразу выделился своей ухваткой солидного и уверенного в себе бизнесмена. Справились за полгода с языком, купили квартиру, завели полезные и приятные знакомства да и стали помаленьку наживать благосостояние.
Конечно, бога за бороду им ухватить не удалось, в миллионеры они не пробились, но на весьма достойную жизнь расстарались. И бизнес за четыре года сумели увеличить чуть ли не втрое. Да тут и случилось несчастье, произошедшее из-за того, что в небольшой штат фирмы затесалось двое из местных, торгующие наркотиками. Причём нагло торгующие, не оглядываясь на то, что своими противоправными действиями могут подвести к тюрьме и своего работодателя, и всех остальных сотрудников. А когда шеф дело вскрыл да наехал на преступников сгоряча, те полезли на него с ножами. Да не на того нарвались, потому что в скоротечной драке были убиты оба. Самому русскому бизнесмену тоже досталось, и его увезли в больницу с места событий. Зато он и его супруга успели до приезда полиции спустить в унитаз огромную партию кокаина, из-за которой и началась драка.
Естественно, что клан наркоторговцев гибель своих подельников без мести не оставил. Сразу же по горячим следам были произведены подтасовки фактов, написаны фальшивые письма и распоряжения, собраны лжесвидетели и поданы иски в полицию. По всему получалось, что бизнесмен сам занимался преступной деятельностью с наркотиками, его жена являлась любовницей убитого сотрудника и само убийство произошло на почве ревности. Каток обмана был запущен в тот момент, когда Галина хлопотала над израненным мужем в госпитале и тотчас не могла дать должный отпор клевете, мобилизуя попутно для помощи всех своих новых знакомых. А следом был нанесён самый жестокий удар: как только раны были перевязаны, госпожа Тарнавская оставила мужа и умчалась на разборки с полицией. А раненого тут же, не успела дверь закрыться, кто-то отравил. Следом зашёл врач с сиделкой. Паника, вызов полиции. Логичный вопрос: кто был последний у кровати. И арест женщины, подозреваемой в убийстве.
Следователи стали несколько прессинговать подозреваемую во время допросов, выбивая из строптивой русской признание. Как следствие – истерика у несчастной женщины, попытка ногтями прорваться на свободу, несколько ударов по голове, тяжёлое сотрясение мозга и кома. Теперь Галина лежит в тюремном госпитале, словно овощ. Причём в данный момент полиция начинает понимать, что всё подстроено и ложь страшно противоречит действительности.
Но правовая машина Греции – это и не машина вовсе, если сравнивать нелицеприятно, и тем более не локомотив. А так, арба, запряжённая ленивым ослом. То есть шансы, что разбирательство будет сделано верно и арестованную невинно женщину выпустят на свободу, имелись. Но! В весьма и весьма туманном будущем.
Можно и сейчас забрать под залог, но такой огромный и несуразный, что когда Зиновий его озвучивал и комментировал, в его криках превалировали только нецензурные слова, связки и выражения. Ну, разве что союзы изредка проскакивали.
Чуть позже, когда мужик спустил пар и немного успокоился, заявил:
– Одна надежда – на крупный мировой скандал. Потому что денег таких у нашей семьи никогда не было и не будет.
Все эти крики и комментарии из Греции Евгений вполголоса дублировал для Ивана. И тот реагировал на это весьма своеобразно: словно и сам всё слышал. Нервно размахивая руками, перебегал то к окну, то в спальню к ноуту, то на кухню заскакивал и выглядел так, словно ведёт неслышные дебаты с невидимыми духами. Ну, разве что один раз воскликнул:
– Камень! Серый камень на ростке! Вот как выглядит состояние комы для человека! – Подобные выкрики следовали недолго, дальше пошла конкретная работа: Александр Васильевич, могу тебя забросить вместе с женой к терминалу Фонда помощи жертвам следственного произвола?
Что отвечал полковник и другие фантомы, Евгений ещё не слышал, зато примерно догадывался, да и затем ему все подробности рассказали. А Клещ отозвался тогда с готовностью:
– Чрез три минуты можешь перекидывать меня одного. Ульяна тут останется, нельзя прервать процесс присмотра.
– Хорошо! А напомни, сколько денег мы в последнее время перевели на счёт Фонда и что там ещё осталось?
– Много перевели, а осталось тоже изрядно: более пятнадцати миллионов зелени.
– Кракен, ты не теряй связь с Зиновием, но скажи немедленно, что деньги скоро будут переведены на счёт суда или кого там надо. И узнай, что с лечением Галины? Можно ли поместить там в лучший центр нейрохирургии или лучше везти в иное место?
И в этом вопросе ушлый родственник, выражающийся непечатными словами, оказался уже проинформирован:
– Тюремный врач мне сказал, что Галку следует срочно везти прямо в Гамбург, но дорога чревата нежелательными осложнениями. Поэтому лучше доставить в Салоники, там тоже имеется шикарная клиника неврологии и нейрохирургии. Если будут переведены деньги за операцию, то пострадавшую незамедлительно положат на операционный стол. И есть все шансы, что её вытянут.
Кравитц ещё не успел продублировать слова Зиновия вслух, как Иван уже настоятельно требовал узнать:
– Какая сумма и куда следует делать перевод?
Родственник пообещал и это выяснить в течение часа, тут же доказывая свою прозорливость и сообразительность:
– Раз с деньгами вопросы решаются, то пусть и на мой счёт подкинут. У меня почти ноль, а транспортные услуги тут неимоверно дороги. И самолет надо будет заказать в Салоники. Потом все квитанции и чеки о расходах предоставлю.
Обладатель на эту просьбу лишь бровями подвигал озадаченно и бросил:
– Резонно…
Ещё полчаса, и все детали, номера счетов, суммы и порядок перечисления оказались выяснены, утрясены, согласованы, перепроверены и запущены в действие. В Греции началось освобождение госпожи Тарнавской с одновременной её транспортировкой в клинику города Салоники.
А Загралов в какой-то момент уставился недоумённо на Евгения:
– Едритун-дроботун! А ты чего не ешь?!
Пришлось Евгению Олеговичу открывать рот, как на приёме у врача, и тыкать туда пальцем:
– Видишь?
– А что там должно быть? – не понял старый друг, хотя наверняка помнил этот анекдот с бородой.
– Как что?! Капусточка торчит – значит, норма. Больше не влезет.
– А-а-а… – протянул Иван, видимо, окончательно растерявший чувство юмора. – Всё хохмишь? Ну ладно, потом не обижайся на себя за маломощность своего фантома… – и тут же резко хлопнул в ладоши. – Итак, приступим! Готов к лицезрению себя, тупого, некрасивого и умственно отсталого?
Вот тогда Евгений понял, что сейчас всё решится окончательно и он увидит своего двойника. Причём двойника покорного, без собственного полного сознания и практически находящегося в рабском подчинении у своего создателя. Раньше он вроде не против был на такой просмотр первых трёх разговоров, а потом и на первые сознательные фразы к самому себе, а тут вдруг испугался:
– Слышь, Вань, а может, ты с ним там поговоришь? Без меня? А то мне как-то неприятно будет наблюдать за собой… таким… ну, никаким! Понимаешь?
Загралов рассердился и начал укорять, экспансивно размахивая руками:
– Кракен, но мы же договорились! Ты тоже должен понять, что творить подобный эксперимент я не могу с кем попало. Тут нужен именно ты, полный друг и едритунский товарищ, с которым мы прошли всё и вся. Мне ведь нужно знать всё досконально: что чувствуешь ты, что почувствует он, как вы отреагируете друг на друга и прочее, прочее, прочее!.. Или ты предложишь мне сотворить подобное с твоей Галиной? Или с моей Ольгой?! Стоп! Это я не туда… Ну, короче, ты понял мой главный крик души: на ком я ещё поставлю такой опыт, как не на тебе?
Ничего не оставалось, как выдумать несуществующие причины для отказа:
– А вдруг я получу стресс от такого знакомства с самим собой? Или он будет шокирован до того, что так и останется неполноценным?
– Не прячься в чемодане, уже не маленький! С ним ничего не случится. А с тобой и подавно. Корреспонденты и журналисты – вообще не люди, а роботы. Настучал ему по тыковке, залил в рот коньяка, пнул под зад – и он дальше побежал работать.
– Ух… как ты заговорил! Словно тот самый Зиновий…
– Короче, акула пера и осьминог клавиатуры, ты готов?
И Евгений сам себе мысленно скомандовал: «Прочь сомненья! Назад возврата нет!» А вслух выразился не менее высокопарно:
– Веди меня, Сусанин! Рубикон перейдён!
– М-да, – развёл руками Иван скорее с восхищением, чем с укором. – Мастак ты, Женька, митинги устраивать. Садись вот здесь, в уголок, и пока не разрешу – молчи, как умный.
После этого сам уселся на второй стул, чуть прикрыл глаза, расслабился и…
Евгений Олегович Кравитц увидел свою точную копию, стоящую посреди свободного пространства гостиной. Точно такую же, как он сейчас, в той же одежде и точно так же напряжённо дышащую после обильного переедания. Голова не поворачивалась, руки свободно свисали вдоль туловища. А вот взгляд отличался, оказался живым, подвижным и сразу вызывал неприятное ощущение: не был тупо направлен в одно место, а систематически перемещался. То есть просматривал обстановку перед собой то слева направо, то обратно. Словно сканировал, всё подмечая, всё оценивая и рассчитывая расстояния для своих последующих действий. Сразу понималось: дай обладатель команду «фас!», фантом так и бросится на собственный аналог, не задумываясь ни секунды.
А это уже было страшно. Журналист представил, как он борется сам с собой, и его чуть не стошнило. Почему-то сомнений не возникало, что он ему проиграет.
И хорошо, что создатель этого существа начал первый разговор.
