Глава 31. Знакомство продолжается
От созерцания красот пару отвлёк звук открываемой двери, и не успели они обернуться или отстраниться друг от друга, как послышалось громкое восклицание:
– О! Папа уже на ногах! И уже со своей милой супругой любуется пейзажами!
Хотелось Васильевичу ляпнуть, что совсем ещё недавно он эту «супругу» задушить мечтал, но сам понимал, что обнимает женщину с удовольствием. Да и встреча с сыном, которого не видел больше двадцати лет, – это из ряда вон выходящее событие. Во время оного любые слова бессмысленны, только эмоции преобладают.
Вот потому минуты две мужчины давили друг друга в объятиях, похлопывали по плечам и по спине, осматривали со всех сторон да обходились только краткими восклицаниями и ёмкими междометиями.
Но когда первый пыл встречи стал спадать, появились и более связные предложения:
– Вижу, вижу, что выздоровел ты на все сто! Ничего не болит?
– Вроде ничего…
– А вот второй шрам так пока и остался. Но ничего, со временем и он уберётся.
– Надо же… – Отец пытался ладошкой прогладить лицо, нащупывая шрамы. – Я в зеркало до сих пор глянуть не успел.
– Аскеза тебя ввела в курс здешних событий? – Дмитрий искренне улыбнулся мачехе. – Она ведь у нас, почитай, что уже местной стала. Наверное, и замок успела изучить лучше, чем Эрлиона.
– Что успела за час, рассказала. – Светозаров-старший непроизвольно понизил голос: – Только я как проснулся, с Эрлионой говорить начал. Не понял, кто она, и нечаянно, кажется, обидел. Как бы мне так с ней встретиться и извиниться?
– А для этого отдельного приглашения не надо. Следует только громко крикнуть… Эрлиона! И она уже здесь! Правда?
– Что случилось? – тут же раздалось грудное контральто магической сущности.
– Твой дедушка просит простить его за бестактность в разговоре с тобой.
– Ой! Да я его сразу простила! Он ведь ничего не знал и совсем не со зла меня с роботом спутал. И вообще нам с Элем следовало правильно представиться, со всеми нужными объяснениями…
– Вот и отлично, что все недоразумения утрясли. А что там с торжественным ужином на сегодня?
– Через полтора часа всё будет готово. Тебе только и останется, что гостей собрать, – заверила Эрлиона и деловым тоном уточнила: – Твой союзник со всем своим семейством будет?
– Обещал всех прихватить. Ну, кроме своего сына Гривина с невесткой. За ними мне придётся самому смотаться. Или, может, Шу’эс Лава да Хотриса попрошу, двух особей и младенца они сами без труда перенесут.
Отец озадаченно скривился, стараясь припомнить:
– Гривин? Это нынешний муж твоей матери?
– О! Ты уже в курсе? Ну да, речь идёт о ней. И она очень хотела тебя увидеть, как только ты поправишься, пообщаться.
– М-да… Как оно всё сложно в жизни получается… И вроде никто не виноват…
Сын поддержал растерянное бормотание отца, но с несколько печальным смешком:
– Именно что никто! Всему виной коварное подпространство между мирами. Но в данном случае мы обязаны радоваться факту, что остались все живы. Плюс ко всему в данный момент, – он выразительно покосился на Аскезу, – мы все счастливы! По этому поводу и ужин устраиваем.
– Вроде я только что пообедал… – прислушался к себе Пётр.
– Забудь! У тебя сейчас резко повышенный метаболизм, тело перенастраивается, так что к ужину будешь голоден, как дракон. Пока можешь прогуляться, замок осмотреть, к Леночке зайти…
– А где она?
– Её спальни – в противоположном крыле. И насколько я понял, она уже начинает приготовления к своей свадьбе. Если заблудитесь в коридорах, Эрлиона подскажет. Правда, милая?
– Конечно! – тут же отозвалась магическая сущность. – Но мне кажется, Аскеза и сама прекрасно ориентируется в замке. Правильно?
– Хвастаться не буду, попробую не заплутать, – скромно отозвалась Мураши. – А потом встречаемся в главной семейной столовой?
Дмитрий подтвердил, после чего несколько раз стиснул отца в объятиях, объяснил кратко причины своей чрезмерной занятости и куда-то умчался, бросив напоследок:
– Чувствуйте себя не «как дома», а дома!
Ну и прежде чем покинуть спальню, мадам Мураши проявила заботу:
– Может, всё-таки приляжешь? Целители предупреждали, что ты будешь ещё несколько часов слаб и заторможен.
– Может, хватит ущемлять мои права и свободы? – гневно поблескивая глазами, Пётр попытался отстраниться от держащей его за локоть женщины. – То в тюрьме за моим режимом следила, теперь в замке моего сына собираешься указывать мне, когда ложиться. Эдак я и передумать могу…
Судя по тому, как цепко удерживаемый локоть остался в женских ручках, намёк на расставание подействовал изумительно. Да и дальнейшее общение Аскеза вела неназойливо, с милой улыбкой и сразу же соглашаясь с любым пожеланием своего возлюбленного мужчины. Правда, в мыслях он всё-таки удивился такой покладистости:
«Она ведь жутко красивая и при желании может отыскать для себя любую пару по качеству и огранке. И наверняка в этом не сомневается. Почему же тогда настолько крепко за меня ухватилась? Неужели и в самом деле влюблена настолько и все эти четырнадцать лет мечтала только обо мне? Хм! Иных причин не вижу… Или просто не замечаю? А какие они могут быть? К примеру, вдруг местные женщины все как одна в сотни раз красивее Аскезы?.. Надо бы присмотреться…»
Пока такие мысли бродили у мужчины на заднем плане сознания, его почти восстановленная в своих правах супруга довольно ловко и уверенно вела по маршруту с интересными достопримечательностями, кратко говорила, что где, и безошибочно называла имена тех, кто встречался у них на пути:
– В финале этого коридора – личные апартаменты графской четы, а также арсенал-музей, полный оружия из разных миров. К сожалению, без сопровождения твоего сына туда не войти, но о своих впечатлениях могу сказать только одно: «Я бы там согласилась безвылазно пожить несколько недель».
– Ну да, ты любишь пострелять…
– А вон там зал прибытия и убытия для Торговцев. Потому что там самый удобный и большой створ в замке… Обрати внимание на эти две великолепные картины Джейка Слейви. Он академик, пожалуй, один из самых известных художников мира Зелени, но проживает именно здесь, в замке, и кроме творчества занимается обучением живописи наиболее одарённых учеников, будущих целителей.
Чисто непроизвольно землянин задержался перед первым же полотном размерами два на четыре метра. Но тут же был аккуратно развёрнут в сторону прежнего маршрута со словами:
– Когда я первый раз увидала эти шедевры, зависла перед ними почти на час. Можешь, конечно, и ты полюбоваться, но тогда с Леночкой увидишься только во время ужина.
Пётр перестал сопротивляться и ускорил шаги, но несколько раз всё-таки оглянулся, соглашаясь:
– В самом деле забыл, куда шёл…
– А вот здесь как бы главная внутренняя площадь замка, – продолжала вещать экскурсовод. – Эти чётыре коридора ведут непосредственно в учебный корпус Академии Целительства, который граф полностью отдал в распоряжение учеников. Между прочим, если увидишь детей в замке, играющих или шалящих где угодно, – не удивляйся, им тут разрешено почти всё. Ну, кроме проникновения без спроса в лаборатории или в арсеналы. О! А это мистер Хулио Кассачи, знакомьтесь: он главный управляющий всего этого великолепия.
Представительный мужчина, в костюме этакого придворного генерала, чинно склонился и после пожатия руки поинтересовался у дамы, не угодна ли ей помощь или сопровождение. Та с милой улыбкой поблагодарила и, отказавшись, двинулась с супругом дальше. Не преминув дать пояснения:
– Первые дни я тут пару раз заблудилась, и меня частенько возвращали к главным коридорам ученики или работники замка. Эти тоже – из них…
Они на ходу раскланялись с тремя людьми, которые спешили куда-то, неся в руках кожаные саквояжи.
– И ты их знаешь?
– Конечно! Запомнила с первого раза. Та женщина, что повыше, Бригита, кастелянша замка, вторая – Тельма – лучшая швея не только данной обители, а чуть ли не всей империи Рилли. Ну а мужчина с прищуренными глазами, похожий на лаомца, – это Зейлонг, главный снабженец всего огромного графского хозяйства.
Они как раз вошли в овальный зал, один край которого оказался покрыт свисающими с потолка странными листьями, напоминающими вуаль, точнее говоря, покрывало, сделанное из многослойной паутины. На подступах к нему толпилось десятка два детей в возрасте от десяти до семнадцати лет. Они оживлённо переговаривались, спорили и пытались перекричать одного взрослого, добродушно улыбающегося мужчину.
Поняв, что его ведут именно туда, Пётр удивился:
– Там же нет сквозного прохода…
– И не надо. Тебе только и следует, что постоять под деревом Омовений одну минутку. И целители настоятельно рекомендовали, и Эль мне только что напомнил. Утверждают, что это весьма полезно любому разумному существу. Мне самой ещё ни разу не удалось под ним побывать, потому что дерево ещё очень молодое и всего лишь двое суток как начало функционировать… – Дети расступились в стороны, пропуская прибывшую пару к молодому мужчине. – А это Яков Праймер, главный садовод, опекун данного растения, которое он сумел вместе с Прусветом вынести из волшебного лабиринта Янтарного мира. Кстати, того самого лабиринта, где произрастают молодильные каштаны. И называют это полуразумное растение Тэйг Омовения.
Обмениваясь рукопожатием, Яков начал с искреннего заверения:
– Рад, что вы в полном здравии! И правильно сделали, что согласились испытать на себе воздействие очищающей благодати. Вот вначале встаньте сюда… А потом по моей команде шагнёте на тот круг. И постоите там две минутки.
Светозаров было собрался признаться, что он ни на что не соглашался. Но наткнувшись на укоряющий взгляд Аскезы, признал неуместными свои сомнения. Встал, где его попросили, и прислушался к последним инструкциям, которые Яков раздавал вставшим полукругом ученикам:
– Всматривайтесь не столько в видимые спектры взаимодействия, сколько в невидимые подвижки аурного восприятия. То есть постарайтесь прочувствовать очищающие потоки. Приготовились? – И уже к объекту всеобщего исследования: – Шагайте, Пётр Васильевич!
Тот и шагнул в обозначенный кружок. И наверное, в любом случае замер бы от нахлынувших ощущений. Словно невидимый глазом, а ощущаемый только внутренними эмоциями, сквозь тело промчался освежающий ветерок. Убрал флюиды недовольства, развеял усталость, прогнал вялость и раздражение, взбодрил рецепторы осязания. Появились лёгкость в дыхании и чёткое ощущение несравненной, никогда ранее не испытываемой чистоты самого себя.
Две минуты пролетели, как несколько мгновений, хотелось стоять гораздо дольше, но требовательный голос Якова вывел из блаженной расслабленности:
– Пётр Васильевич, прошу выйти из круга. Этот Тэйг ещё слишком молод и неопытен, поэтому не умеет вовремя остановиться с очищением.
– И это опасно для человека? – не поверил Светозаров.
– Нисколько. Это опасно для самого древа. Оно может физически и морально надорваться. Это когда оно станет взрослым, то научится распределять свои силы и возможности. Со временем мы мечтаем установить Тэйги во многих местах замка, тем самым создав уникальную систему очистки всех без исключения разумных, под ними проходящих.
– То есть наступит рай для тех, кто не любит умываться и чистить зубы?
– Можно и так выразиться, хотя в Академии, где и так поголовно все целители, умеющие очистить себя простеньким магическим действом, вопрос о личной гигиене не стоит. Скорей у нас получится испытательный полигон как для совершенствования самих целителей, так и для создания наиболее благоприятных условий взращивания самих Тэйгов.
Видно было, что окружившие своего наставника дети стремятся как можно быстрей обсудить итоги наблюдений и обобщить выводы, поэтому прошедший очищение экскурсант раскланялся со всеми и вновь был утянут своим экскурсоводом дальше по маршруту. Причём информация поступала от неё беспрерывно:
– Яков – тоже Торговец, но не принимает участия ни в силовых операциях, ни в иных научных экспериментах. Задача у него и у его группы помощников только одна: взращивание Тэйгов, доставка молодильных каштанов и попытка взрастить те самые карликовые деревца, на которых те каштаны растут.
– Это настолько сложно?
– Невероятно! Пока такое удалось сделать только дракону Осстиялу, но он подался с этим даром в свою цивилизацию и до сих пор от него ни слуху ни духу. Правда, он и не обещал, что скоро вернётся, но твой сын уже изрядно обеспокоен и поговаривает об отправке силовой группы по оставленному ему адресу.
Светозаров-старший немедля оживился:
– Здорово! Это же получится феноменально: побывать на планетах с цивилизацией драконов! Надо будет не забыть потребовать допуск в арсенал во время ужина. Хочу подобрать себе оружие самое-самое… А что здесь со стрельбищами и тирами?
– Не спеши себя вносить в списки той самой команды! – Губки красавицы искривила ироничная ухмылка. – Здесь в данном вопросе для родственников – никаких привилегий. Ну и самое главное: тебе назначен реабилитационный период в десять дней. Во время оного настоятельно не рекомендуется перемещаться между мирами.
– Не понял?! – Возмущению Петра не было предела. Хотя говорил, а скорей шипел он шёпотом, потому что коридоры оказались полны учеников Академии. – Что за ущемление прав?! Это же фирменное издевательство! Или это у тебя такие шуточки? Привыкла в тюрьме каждый шаг мой контролировать, а теперь мечтаешь ввести это в систему?
– Что за упрёки, дорогой? – Аскеза постаралась так прижаться к руке мужчины, что тот явственно ощутил её упругую грудь. – Я здесь тоже на правах гостьи, так что только пересказываю существующие здесь правила. С твоей стороны тоже было бы опрометчиво начать с критики сложившихся здесь законов, подрывая тем самым авторитет собственного сына… О! А вот и спальня твоей дочери Леночки! Заходим?
Зря спрашивала, у отца мгновенно от волнения затряслись губы, выступила испарина на лбу. Настолько он разволновался перед встречей с дочерью. Он её помнил тринадцатилетней егозой, милым ребёнком, а за дверью его ждала встреча с женщиной, которой за тридцать и с которой ещё только предстояло заново знакомиться. И когда они вошли в гостиную, он так и замер в растерянности, пытаясь отыскать выветрившиеся враз из головы слова, которые готовил для такого случая.
Хорошо, что Елена Петровна, увидев вошедшего и узнав его, бросилась к нему и повисла на груди с криками и причитаниями:
– Папочка! Родненький мой!.. Дорогой и любимый папочка!..
А вздохнувшей с облегчением Аскезе Мураши ничего не оставалось, как отойти в сторонку, присесть там и с долей хорошей зависти наблюдать за встречей родных людей, которые не виделись более двадцати лет.