Книга: Спасение рая
Назад: Глава шестнадцатая Зрелища бывают разными
Дальше: Глава восемнадцатая Враг не дремлет

Глава семнадцатая
Старинный замок

Группа вышла из горного массива Бавванди на дорогу в намеченном месте, но на несколько часов позже обусловленного времени. Все-таки носилки с бесчувственным Петром основательно вымотали всех четверых носильщиков на последнем участке пути. Благо еще, что погони теперь совершенно не наблюдалось и отвлекаться слишком на оборону или подготовку ловушек и сюрпризов, не приходилось.
Уже почти наступила ночь, когда расположившийся лагерем Василий развел порядочный костер, благо на караван вьючных лошадей не забыл взгромоздить несколько вязанок дров. В костерке гораздо меньшем у него кипела вода во внушительном казане, и как только он разглядел на фоне белого снега идущие со стороны гор неясные тени, так сразу забросил для готовящейся похлебки заранее приготовленный картофель и крупу. И только потом, вновь уставившись в темноту, внимательно всматриваясь в фигуры приближающихся товарищей, забеспокоился. Начал выкрикивать еще издалека:
– Свои, что ли?
– Да удивляюсь, как на твое кострище еще все чужие с округи не сбежались! – крикнула ему в ответ Сильва.
Ее жених облегченно вздохнул:
– А несете кого?
– Петруху камнем по спине шарахнуло.
– Вот те раз!
Он было устремился им навстречу, но его остановил командирский голос целительницы:
– Сами донесем, не дергайся. Лучше поляну накрывай быстрее, изголодались как волки.
Встречающий проворно расстелил на удобных местах сразу два толстенных одеяла и на одно из них принялся расставлять уложенные в сумках продовольственные запасы. При этом он ни на минуту не прекращал разговор с товарищами, с каждым шагом приближающимися к лагерю:
– Я, конечно, подозревал, что вы проголодаетесь, но ведь и с собой вы достаточно припасов захватили. Неужели все съели? Или кого-то угощали?
Так как подруги натужно дышали, стал отвечать Курт:
– Ну на весь полк егерей все равно бы нам не хватило, а вот сами решили кровь из носу, но до полной темноты к тебе добраться. Поэтому рвали когти без остановок и перерывов на полдник с ужином. А для скорости сбросили с себя даже лишнюю теплую одежду…
– То-то я присматриваюсь, вы слишком стройными выглядите!
– …продукты и даже бесполезную разгрузку.
– Как же вы до такого додумались?! – ошалел номинальный старший группы. – А вдруг разгрузка нам понадобится?
– Не ворчи! То, что осталось из оружия, и без разгрузки на себя навесим! – осадила его Дана, появляясь первая в круге освещения от костра и с блаженным стоном опуская носилки на второе из одеял. – Ох! У меня руки теперь ниже колен вытянулись! И сколиоз до конца жизни не излечится.
Она рухнула рядом с носилками на колени и принялась осматривать раненого Петра. Тогда как остальные трое подошли к большому костру и начали неспешно становиться к нему то боками, то спиной. В морозном воздухе над ними отчетливо просматривались вздымающиеся столбы пара. По ходу такой «сушки» воины стали стягивать с себя вещмешки с остатками амуниции. Разве что граф был без поклажи и содрал с себя с пыхтением роскошный тулуп. Так и не бросил на последнем отрезке, хотя ему настойчиво советовали это сделать. Зато теперь тулуп выглядел как после макания в воду.
Василий первым делом набросил по два сухих одеяла на женщин, потом раздал утепленные накидки мужчинам и вновь засуетился вокруг котла с похлебкой, кидая теперь в него нарезанное вареное мясо, приправы и какую-то зеленую травку. Аромат горячей пищи шибанул по ноздрям с такой силой, что даже чинно лежащий Петруха не выдержал и заголосил:
– Или добейте сразу, или дайте пожрать!
– О! Ну раз аппетит не пропал, значит, идет на выздоровление! – обрадовался Василий, но тут же осекся, наткнувшись на сердитый, предупреждающий взгляд целительницы. Поэтому тему развивать не стал, а принялся деловито рассказывать о своем путешествии: – Сложностей никаких на Воротах не возникло. Выпускали всех без обыска и допроса. Но вот на сам тракт Магириков никого не пускали. Уже на рынке мы услышали основные новости про странные взрывы и пожары на пропускном пункте. Нашлись и свидетели, которые утверждали, что в некоторых местах постройки облицовочный камень отпал и отчетливо стали видны несущие балки из чистого железа. При этом все поговаривали, что проход закрыт только временно, внутри никаких разрушений нет и якобы жрецы объявили про всего лишь двухдневное перекрытие потока паломников. Что из всего вышесказанного следует – вы и сами прекрасно понимаете.
– Как не понять! – скривился немец, усаживаясь на одеяло с разложенной снедью. – Вряд ли бы мы эти Ворота и десятикратным зарядом порушили. Кстати, ты чего-нибудь для согрева прихватил?
– Русские о таком не забывают, – самодовольно усмехнулся Василий. – Сейчас раздам по фляге.
Но только собрался нагнуться ко второй сумке, как его остановил голос госпожи Маурьи, уже давно распоряжающейся в «третьей»:
– Фляги можешь раздать, но пить запрещаю категорически. За ночь мы должны добраться до графского замка. – Заметив, как все напряглись, более тихо добавила: – Не нравится мне состояние Петра. Сильва, помоги!
Они вдвоем немного передвинули примолкшего Петруху, приподняв его плечи и тщательно укутав ноги одеялами. Руки оставили свободными, потому что тот потребовал миску с ложкой и заявил, что есть будет сам. А потом, прожевав первый кусок копченой рыбы, настойчиво сказал:
– И вообще, где моя персональная фляга? Мне ведь наркоз положен в любых количествах! Заявляю авторитетно как врач.
Прежде чем протянуть товарищу флягу с крепкой ашбунской самогонкой, Василий вопросительно взглянул на целительницу. Но та лишь устало махнула рукой:
– Ему не повредит. Может, даже уснет и меньше болтать будет.
– Ну-ну, – пригрозил Петр. Затем принюхался, выдохнул и надолго приложился к фляге. На глазах заблестели слезы, а руки торопливо засунули в рот кусок хлеба с ветчиной и луком. Лишь прожевав все это, парень довольно выдохнул и заявил: – Плохо ты меня еще знаешь, дорогая. Я вас всю ночь теперь веселить буду, песни петь и анекдоты рассказывать.
Дана ответила ему, так и не прожевав до конца свой кусок ветчины, но в ее тоне послышалась явная угроза:
– А ты меня знаешь еще хуже! Усыплю на целую неделю, вот тогда ты у меня точно взвоешь!
– У, какая ты злая! – улыбался раненый, сооружая себе новый бутерброд. – Уйду я от тебя, если будешь меня сердить. Эй, кашевар! Давай похлебку, пока я трезвый.
– Погодь малость, сыровато.
– Горячее сырым не бывает! – хохотнул Петруха.
И от этого излишнего балагурства Дана еще больше разозлилась. Хотела уже опять грубо прикрикнуть, но вдруг отчетливо увидела в глазах приятеля такую тоску и моральную боль, что побледнела от страха и вся задрожала. Ведь наверняка Петр понимал, в какого он инвалида превратился, и теперь неимоверно страдал от своей беспомощности, стараясь скрыть рвущее его душу отчаяние за ерничаньем и показной бравадой. Отбросив еду, Маурьи на коленках проползла короткое расстояние к раненому и со всхлипом уткнулась в меховой воротник его теплой куртки.
– Петенька, прости меня, но я пока ничего не могу сделать, – зашептала она с порывистым плачем. – Потерпи еще немножко, родной, я обязательно что-нибудь придумаю. Я знаю, ты самый сильный и стойкий, но потерпи. – И, пожалуй, впервые за все время их знакомства, трогательно добавила: – Любимый!
Тут уже улыбка у парня стала до ушей. Несмотря на свое бедственное положение, шумно фыркнул и бодрым шепотом интенсивно залопотал:
– Ну что ты, маленькая! Да я ни секунды и не сомневаюсь, что ты меня вскорости починишь и я буду как новые пять копеечек. А если мне и взгрустнулось немножко, так только по страстному желанию тебя не только защищать от опасностей, но и поносить тебя на ручках, обнять, поцеловать, а потом и…
Недвусмысленные намеки заставили Дану собраться, незаметно вытереть слезы и, вставая, буркнуть на прощание:
– Ну погоди, развратник! – хотя внутренне она и в самом деле успокоилась, даже улыбнулась слегка. Оглянувшись на табун лошадей, она вновь присела к «столу», обращаясь к Василию: – Вижу, что лошадок отменных прикупил?
– Самых лучших, – похвастал тот, самодовольно ухмыляясь. – Хотя со скакуном графа ни одна из них и близко не сравнится. И вы знаете, меня чуть за них под нож не поставили! – Так как все интенсивно жевали и вопросов не последовало, стал разливать по мискам загустевшую похлебку и продолжил рассказ: – Видимо, какие-то любители легкой наживы присмотрели, что я сам собираюсь выезжать из города, и присели мне на хвост. Сразу четверо стали меня на большом расстоянии сопровождать по дороге. Мне патронов жалко, поэтому я и дал одному встречному пареньку пару медяков и попросил передать четверке всадников такие слова: «Эти лошади куплены для Эрхайза Тантри, барона Фьерского. Так что не нарывайтесь на неприятности!»
– Неужели помогло? – удивилась Сильва.
– О! Ты бы видела, как эти гопники резво развернулись и поскакали в сторону города.
Но Курт забеспокоился:
– Могло быть, что они и за жрецами помчались.
– Я тут с самого обеда ошиваюсь. Так никто даже на дымок не заглянул. Хотя пара отрядов человек по десять – пятнадцать и проехали по дороге, но в мою сторону даже не посматривали почти.
Но беспокойство практичного немца передалось и Маурьи.
– И в самом деле, мы слишком расслабились. Сильва, прибор на голову и в дозор! А вы, ребята, доедайте горячее и думайте, как носилки между коней приспособить.
– Сейчас сообразим, – заверил ее Василий, с некоторой грустью посматривая вслед своей будущей супруге, которая взбиралась на ближайший взгорок с прибором ночного видения на глазах. – У меня и веревок хватает, и рулон резинового жгута есть в багаже. Пристроим Петруху как на «роллс-ройсе». Но ты мне скажи, мне показалось или и в самом деле у Сильвы лицо глаже стало?
– И глаже, и белее, и милее. Только она пока ничего не видит, и вы помалкивайте. Доберемся до тепла, отоспимся, а там еще раз проверю, как идет восстановление кожи. Надеюсь, граф, в вашем замке нормальные бытовые условия?
Джакомо вздрогнул, когда к нему обратились, но ответил уважительно:
– Не могу сказать, госпожа Маурьи, что вы окажетесь в королевской роскоши, но все-таки несравненно лучше, чем в чистом поле. Или вас беспокоит что-то конкретное?
– Горячая вода есть?
– Сколько угодно! В связи с беременностью моей супруги и с ожидающимся появлением пополнения в семье я особое внимание уделил заблаговременной заготовке двойного запаса дров на зиму. Так что даже зал с термами и бассейн отапливаются круглосуточно и всегда будут к вашим услугам.
Со стороны доедающего свою порцию Петрухи послышалось радостное восклицание:
– Васек! Неужели сбудется наша мечта идиотов и мы попаримся в баньке? Да еще с веничком?
– Попаримся, «Петек», попаримся! – раздраженно ответил Василий, вставая и начиная уборку продуктов и посуды в сумку. – Но я тебе когда-нибудь за «Васька» точно морду набью.
– Да-а? – хамовато протянул парень, затем демонстративно хлебнул пару глотков из своей почти уже пустой фляги и угрожающе прохрипел: – Эй ты, качок! А ну пошли отойдем в сторонку!
Начавший помогать сворачивать лагерь Курт мечтательно пробормотал на немецком языке:
– Лучший цирк – это когда русские перед баней бьют друг друга по морде.
– Ага, – продолжал в том же хриплом тоне Петруха, – а потом идут в баню пить дальше водку, но при этом почему-то плачут именно немцы. – И сделав еще один глоток ашбунского самогона, вдруг без предупреждения сорвался на пение: – Протопи ты мне баньку по-белому, я от белого пару отвык. Протопи ты, и мне угор-р-релому-у-у, пар-р гор-р-ря-чий р-развяжет язык…
Последние слова он безуспешно пытался прокричать, выворачиваясь из-под властной женской ручки. Да так и затих, еще несколько раз несуразно дернув руками и прикрывая устало глаза. Маурьи заботливо поправила на нем одеяло и, вставая, сделала вид, что уговаривает сама себя:
– Ему и в самом деле лучше выспаться в пути. Тем более что поет он явно не на ашбунском и сразу вызовет к себе подозрение любого встречного.
– По ночам тут не ходят, – напомнил Василий.
– Хм! Раз мы выступаем в путь, то и другим может не спаться!
Тяжелейший переход завершился лишь в лучах восходящего светила. Взмыленные, еле бредущие кони только и переступали ногами, что почувствовали близкое жилье и напрягли свои последние лошадиные силы. Да и с расположенного на стратегической возвышенности замка заметили путников издалека, и небольшой отряд стражи прибыл навстречу.
– Ваша светлость! – радостно приветствовали стражники своего сеньора при опознании. – Это вы?! Но вас же ждали только через четыре дня! Почему так рано? С вами все в порядке?
– Несомненно! – отвечал Джакомо. – Но как себя чувствует графиня?
– Превосходно! Ранним утром выходила на прогулку на террасу.
– Ага! А потом дуэнья по двору ходила, и мы слышали, как она говорила, что все без изменений.
– Чего это вы так резво кинулись нам навстречу?
– Так опять эта большая банда Желтяков в окрестностях появилась, вот мы и удвоили бдительность. Мало ли что.
Наверняка были и еще новости, но Джакомо взмахом руки оборвал словоохотливых стражников:
– Скачите в замок и срочно приготовьте комнаты для госпожи Маурьи и ее спутников. Ну и завтрак соответствующий, мы двигались всю ночь.
При ближайшем рассмотрении древний и величественный замок оказался строением, которое вот-вот может рухнуть в любую минуту. Разве что наружные стены и главные ворота с мостом частично соответствовали своему предназначению закрывать полуразвалины от постороннего взгляда да считаться неприступными. Плиты двора потрескались и вздыбились, три четверти конюшни и хозяйственных построек стояли без крыши, а сам замок змеился трещинами и зубоскалил отвалившимися фронтонами. Да еще и большинство окон оказались заложены деревянными глухими щитами. Глядя, с какой опаской гости поднимаются по парадной лестнице, граф со стыдливым окрасом на лице поспешил заверить:
– Да вы не волнуйтесь, стены толстенные и внутри довольно сухо, тепло и уютно. На голову балка тоже не рухнет.
– Все равно такую красоту следует содержать более тщательно, – не удержался от упрека Василий. – Вот у вас вроде и люди есть, и деревня недалеко, леса полно.
– Увы! Людей только на охрану и обслуживание хватает. Деревню отобрали уже лет пять как за вымышленные долги, да и лес в придачу.
– Как это – вымышленные? – удивилась целительница.
– А-а, долго рассказывать, – ушел Джакомо от ответа. – Вот отдохнем, отоспимся с дороги, тогда, может, и поведаю свою кручину. О! – Его лицо сразу озарилось улыбкой счастья, гордости и одновременным сопереживанием. – Прошу знакомиться с моей супругой.
По широкому внутреннему коридору им навстречу плыла поддерживаемая с двух сторон женщина. Молодая, не старше тридцати лет, нельзя сказать, что особо симпатичная на лицо, но вот своим огромным животом она сразу приковывала всеобщее внимание. И любой, даже совершенно несведущий в данном вопросе человек мог бы смело утверждать, что будущая мать вынашивает как минимум пятерых младенцев. А если бы и не стал такое утверждать, то без колебаний согласился, что уж как минимум трое – в обязательном порядке.
Графиня и говорила таким тихим голосом и с такой осторожностью, что казалось, крикни она как следует, и предродовые схватки начнутся немедленно.
– Рада вас приветствовать, господа, в замке Ночной Преграды. Ваши комнаты уже приготовлены, прошу располагаться и спускаться в большой обеденный зал на завтрак.
Но при этом она так вопросительно, недоуменно и с надеждой посматривала на мужа, что тот сразу ввел ее в курс дела, озвучивая предварительную договоренность с целительницей:
– Госпожа Маурьи хотела бы тебя сразу осмотреть.
Стоило видеть, какой радостью озарились лица встречающих женщин и с каким восторгом они уставились на черноглазую красавицу. И хоть красавица не была измучена, как Дана, она кивнула утвердительно:
– Я только разденусь с дороги и устрою нашего раненого товарища.
Для себя и Петра она заняла центральную из трех предоставленных им комнат. Туда же все остальные воины снесли запасное и громоздкое оружие, оставив в карманах только компактные пистолеты и запасные обоймы к ним. А весь остальной арсенал Дана строгим голосом приказала охранять штатному снайперу:
– Всю ночь песни пел и буянил, значит, выспался и энергию девать некуда. Вот теперь постоишь в карауле.
– Как всю ночь? – вполне, по его мнению, справедливо возмущался парень, расположившись средь высоких подушек и укладывая к себе под одеяло автомат и парочку убийственных приспособлений меньшего размера. – Я вроде как и одну песню допеть не успел.
– Все мозги пропил! – с гневом апеллировала целительница к товарищам. – Ничего не помнит!
А немец ее поддержал со своеобразным акцентом:
– Водка пить – земля валяться, песни выть – и целоваться.
Петруха выпятил глаза на Василия:
– Васек! Мы что, с тобой опять целовались?
– Да пошел ты!.. – рыкнул тот, уже идя к выходу. – Будешь хорошо бдеть, может, и пришлем к тебе служанку с яичницей.
– О! Тогда лучше две! – не растерялся парень.
Услышав такое пожелание, приостановившийся на пороге немец уточнил:
– Чего две? Служанки или яичницы?
Дана сердито его вытолкала наружу и, прежде чем закрыть дверь, пригрозила кулаком «дежурному по арсеналу»:
– Если здесь появятся две служанки, то у тебя точно больше ничего не останется даже для одной яичницы.
– Я тебя тоже люблю! – донеслось уже сквозь закрытую дверь.
Но после этого Маурьи заметно приободрилась.
Возле графских покоев гостей встретил уже переодетый и посвежевший Джакомо, но его целительница внутрь не пустила:
– Сама справлюсь. Лучше меня здесь подождите.
А чтобы не стоять, глазея по сторонам даром, Василий попытался отвлечь задумавшегося графа вопросами:
– Внутренняя архитектура замка и в самом деле весьма своеобразная. Кто его построил?
– О! Это одна из самых уникальных построек Успенской империи! – оживился хозяин и с жаром принялся живописать историю своего древнего рода. Куда и усталость от невероятного по интенсивности перехода делась!
Если верить фамильным преданиям, замок с мощной, теоретически неприступной стеной построили полторы тысячи лет назад. Так это строение и дошло до нынешнего времени без глобальных перестроек или изменения профиля. Ни случающиеся порой землетрясения, ни многочисленные штурмы не смогли сровнять эту твердыню с поддерживающим ее каменным холмом. Утверждалось, что замок стоял на границе трех королевств еще тогда, когда самой Успенской империи и в помине не было. А вот потом один из предков как раз и умудрился встать у истоков нарождающейся империи, которая захватила весь материк, и громче всех прославлял вдруг неожиданно для всех открытый в центре горного массива Бавванди черный монолит. Тогда-то и принадлежали графскому роду, если судить по некоторым расползшимся или многократно раз копированным картам, сохранившимся в древней библиотеке, все окрестные земли на день пути в разные стороны. Великие предки рода Стредери в старые времена занимали посты министров, управляющих провинциями, порой даже роднились с выходцами из правящих императорских династий.
В общем, всегда считались на первых позициях в рейтинге дворянства. Но годы шли, века проплывали, и обстановка постепенно менялась. Представители рода по совокупности причин вышли из фавора у императоров, превратившись в затворников и мизантропов. Потом стали терять земли самыми экзотическими способами, начиная от щедрых дарственных и разудалых проигрышей на столичном ипподроме и кончая банальным шантажом и подлой подделкой документов. По итогам одной такой исторической подделки в обозримом прошлом от угодий замка отрезали последнюю деревню и последний кусок со строительным лесом. Отец Джакомо оказался семь лет назад предательски убит в соседней провинции, а потом прискакали посланники тамошнего Маурьи с бумагами, якобы подписанными покойным, и долговыми расписками. Все понимали, что подписи подделаны или вырваны пытками, но доказать молодой наследник ничего не смог. Так и пришлось молча проглотить кровную обиду и засесть в собственном последнем пристанище. Благо еще, что при мелком ремонте его молодая супруга обнаружила небольшую сокровищницу и, благодаря найденным там камням и древним монетам, ей удалось содержать замок с дружиной и мизерным числом слуг последние шесть лет.
Так что повод стать жрецом был не один. Потому что следовало вначале спасти жену, а уж потом, пользуясь привилегиями жреца, хоть мало-мальски заработать на приличное существование. Потому как найденных средств хватило бы еще на год, максимум полтора.
Вот таким грустным признанием и закончил граф Джакомо Стредери свое печальное повествование. Его уже вместе со всеми дослушивали и вышедшие из покоев женщины. И только когда расселись за столом и подали прожаренные в горячей подливе овощи, обеспокоенный супруг поинтересовался состоянием супруги:
– Надеюсь, с ней все в порядке?
– Да, теперь можете быть совершенно спокойны, – твердо заверила Маурьи, хотя ее боевые товарищи после этих слов подобрались и насторожились. Условными жестами Дана показывала: «Я говорю неправду!» и «У нас осложнения!»
Назад: Глава шестнадцатая Зрелища бывают разными
Дальше: Глава восемнадцатая Враг не дремлет