Пролог
Император Дасаш Маххуджи внешне выглядел самым обаятельным, веселым и жизнерадостным человеком во вселенной. А про его доброту в Успенской империи ходили правдивые и душещипательные легенды. Не только весь народ, но и подавляющая часть знати, дворянства и жреческого контингента твердо были уверены, что их правитель готов последнюю рубаху с себя снять, лишь бы помочь первому встречному-поперечному. И не только первому, но и последнему тоже.
За его здоровье и долголетие истово молились во всех храмах. Имя Дасаша Маххуджи произносили только с трепетом, невероятным почтением и с внутренней, откровенной радостью. Когда он появлялся в общественных местах, обыватели затаптывали друг друга, лишь бы только попасть под взгляд живого божества. Раз в месяц он обязательно наведывался в любой выбранный спонтанно дом в столице и обязательно благоденствовал его обитателей. Император не гнушался зайти раз в неделю в простой трактир, щедро угостить всех т а м присутствующих выпивкой и закуской да еще и пображничать с ними час, а то и два. И почти не было в столице забулдыги, который бы не хвастался, что пил на брудершафт с самим императором всей Успенской империи. Только на его справедливость и всепрощение надеялись как честнейшие подданные, так и самые оголтелые преступники. Самые бедные ждали щедрых подачек, самые богатые верили, что всегда могут выпросить у императора еще бóльшие привилегии. А наиболее умные, гениальные и талантливые мечтали лично изложить свои великие открытия высшему властителю ашбунов.
Вот только на пути к добрейшему, жизнерадостному и щедрейшему императору стояло всегда два жутких препятствия.
Первое: его министры, злейшие и беспринципные негодяи; второе: два верховных жреца, которые имели высокое звание Арчивьелов. Но вели себя низко и недостойно. Имелся, по слухам, еще и третий Арчивьел, но он безвылазно жил в черном монолите, и о нем мало что знали. А вот остальные!.. Истинные звери, садисты и кошмарные моральные уроды, как о них говаривали простые ашбуны. Прорваться сквозь этот круг приближенных к древнему трону удавалось только самым отчаянным и настойчивым счастливчикам. Министры с Арчивьелами творили что хотели и всеми силами ограждали императора Маххуджи от знания правдивого положения дел в государстве. Это были страшные люди, рассердить которых или пойти вопреки их воле считалось верным подписанием себе смертного приговора. Обойти их для встречи с императором слыло делом личной удачи и чрезвычайного везения, потому что те счастливчики, которые оказывались с ним случайно в одном зале городского трактира, потом резко меняли свою жизнь к лучшему. Как и те, которые в той же ситуации успевали пожаловаться на несправедливость и испросить высочайшего императорского заступничества. После личного вмешательства Дасаша Маххуджи в дело уже никто и ничто не могло помешать торжеству справедливости, а министрам и высшим жрецам оставалось лишь поскрипывать зубами от злости и бессилия. Молва о таких случаях заступничества волнами разносилась по всей империи, возвеличивая и без того максимальную славу добрейшего правителя. И смерть жалобщика через некоторое время проходила совершенно незаметно и буднично. Мало ли в жизни несчастных случаев.
Второе препятствие на пути общения с императором возникало из-за основной святыни Успенской империи: вершины Прозрения. Все прекрасно знали, что черный монолит, расположенный в самом центре горного массива Бавванди, общается только с одним человеком на планете: благородным Дасашем из династии Маххуджи. Только ему раскрывает замыслы врагов, только ему показывает все земли с высоты птичьего полета, только ему дает уникальные знания и силы. И только ему вручает секреты таинственного оружия, способного защитить Успенскую империю от остального мира, находящегося поголовно под гнетом «демонов смерти». Ведь в остальном мире никто не мог изгонять этих демонов из тел новорожденных младенцев, никто не пленял этих демонов в ларцах Кюндю и ни у какого другого государства на семи материках больше не было такой святыни, как вершина Прозрения, где злобные демоны легко уничтожались. Оставалось только удивляться, как это высший правитель еще находил в себе столько силы, чтобы тянуть за собой и общение с божеством, и управление великим государством. Да еще и оставаться после этого жизнерадостным, добрым и чутким к любой несправедливости.
Так думали почти все. Любили, обожали своего императора так же сильно, как ненавидели, хоть и страшно боялись министров и Арчивьелов.
При этом почти никто не догадывался, кого и почему боялись сами министры, окружающие Маххуджи. А они, как бы это дико ни прозвучало для всех остальных подданных, млели от ужаса и падали в обморок как раз при виде того самого добрейшего, милейшего и светлейшего. Потому что в узком кругу своих приближенных император превращался в сущее отродье, циничного подлеца и мерзкого, ублюдочного тирана. Но самое страшное зрелище наступало, когда розовощекий весельчак начинал применять дарованную ему черным монолитом колдовскую силу. Подобная демонстрация заставляла министров и Арчивьелов дрожать, словно листочки осины на ледяном ветру. И постыдно при этом чувствовать, как они из легендарных «зверей» превращаются в трусливых ящериц. Но если та же ящерица может иногда и укусить своего огромного врага или, оставив хвост у него в зубах, сбежать, то ближайшее окружение великого трона не осмеливалось даже пикнуть. Мысль о побеге им даже в голову не приходила, потому что они лучше всех знали о невероятной магической мощи, которая сосредоточилась в «самом добрейшем и справедливом» правителе мира Зелени.
Вот и сейчас все замерли в каменном почтении, наблюдая за очередной, намечающейся прямо на их глазах экзекуцией.
В малом зале приемов шел очередной доклад. Задыхающийся от волнения и переживаний командующий оборонным поясом вокруг горного массива Бавванди, генерал, сообщал Высшему Совету подробности недавнего ограбления, а потом и исчезновения всего каравана с ларцами Кюндю. Рядом с генералом стоял преклонивший колени командир полка егерей, на глазах которого и происходило «похищение века». Он глазами ел с благоговением высшего правителя, а его непосредственный начальник старался делать доклад четко, сжато и только по существу. Хотя и пытался однозначно свалить неудачу при атаке егерского полка на таинственное оружие и невероятную магическую мощь неизвестных нападающих. Потому что завершил генерал свой пересказ конкретными выводами:
– Предварительное расследование на месте преступления показало, что егерей уничтожали все теми же кусочками сплавов тяжелых металлов, летящих с огромной скоростью. Подобные средства враг применил при срыве наступления нашего войска в районе перешейка. Ни одного трупа жреца обнаружить не удалось, их тоже похитили вместе с повозками и трупами павших возле дороги егерей. Мало того, возникший во время хищения торнадо зачистил плиты дороги до первозданной чистоты. От снега не осталось даже влажного пятнышка. Не удалось отыскать ни единого предмета, которому дано определение «гильза». Также не опознаны…
– Хватит, – обманчиво спокойным голосом перебил император. Но этого было достаточно, чтобы все присутствующие министры и оба верховных жреца вздрогнули. – Избавьте меня от этих постыдных подробностей. Пусть лучше полковник скажет, почему его воины побежали обратно в лес?
Полковник смотрел на своего кумира с обожанием и восторгом. И готов был хоть сейчас понести заслуженную кару за случившееся. Но он наивно полагал, что великий и справедливый Дасаш Маххуджи будет скрупулезно интересоваться нападающими, чтобы отыскать и наказать в первую очередь именно их за подобное преступление. Поэтому отвечал смело, хотя и дрожащим от переживаний и подобострастия голосом:
– Ваше императорское величество! Первая колонна нашего авангарда полегла полностью. Остальные воины сразу осознали, кто именно оказался перед ними, и, не имея возможности противостоять таинственному оружию, поспешно отступили под прикрытие леса. Тогда как…
– А ты где был? – чуть ли не с ленцой уточнил «добрейший».
– У кромки леса, вел наблюдение и отдавал приказы. Оттуда.
– Зря, – скорбно кивнул император, сложив ладони перед собой и направляя пальцами в сторону генерала с полковником. – Лучше бы ты пал смертью храбрых, отбивая из рук врага караван с ларцами. Встань!
Полковник вскочил, успев еще проговорить:
– Мне казалось более важным донести эту страшную весть до вашего императорского величества.
– Ты смеешь мне перечить? – хохотнул Маххуджи, показывая наконец-то свою истинную веселость. – Да ты не просто трус, а еще и невежлив.
Полковник только и успел заметить, что стоящие по бокам министры сделали непроизвольный шаг назад, ближе к стенам. А в следующий миг сорвавшаяся с рук императора молния оторвала командиру егерей обе ноги выше колен. Тело при этом отбросило метра на четыре назад, а у стоящего рядом генерала вспышка обожгла левую кисть, левую часть лица и оплавила почти все волосы на голове. Он только и смог, что рухнуть на колени, бухнуться лбом об пол и залепетать:
– Помилуйте, ваше величество!
– Что с оставшимися егерями полка? – послышался будничный, сочащийся искренней заботой голос.
– Они разоружены и сидят в казарме под домашним арестом. – Настолько наивным, как полковник, который сейчас валялся сзади без ног и без сознания, генерал не был, но и в его голосе послышались нотки надежды. Ведь по большому счету его вины в пропаже каравана нет. – Я приказал к ним никого не допускать ради неразглашения сути происшедшего.
– Верный приказ. Иначе тебе бы самому пришлось их вылавливать по лесам и весям. – Генерал в непонимании поднял свой взгляд на говорящего. – Потому что наказать паникеров и трусов надо обязательно. Сейчас выйдешь и отдашь приказ своим заместителям: немедленно казнить всех воинов позорного полка, бежавших с поля боя.
– Всех? – в недоверии выдохнул генерал.
– Конечно, – подтвердил император таким тоном, словно речь шла о мелких проблемах сельского хозяйства. – Причем приказ должен исходить строго от твоего имени. Для неукоснительного проведения твоего приказа в жизнь отправишь со своим заместителем две пары жрецов из моей охраны. Они дополнительно проследят, чтобы приговоренные ни с кем перед смертью не общались. После отдачи приказов о казни приведи себя в порядок и поступишь в распоряжение министра обороны. Дальнейшие указания получишь от него.
– Слушаюсь и повинуюсь, ваше императорское величество!
Командир оборонного пояса вокруг Бавванди, пятясь, стал выходить из зала и чуть не поскользнулся в луже крови. При этом он столкнулся с взглядом своего подчиненного, который во время разговора пришел в себя и слышал каждое слово по поводу уничтожения оставшихся в живых воинов из вверенного ему полка. Преодолевая слабость и жуткую боль во всем теле, полковник все-таки умудрился приподняться на локте и выкрикнуть, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Но егеря не виноваты! Их глупая смерть ничего бы не дала Успенской империи! Какое скотство здесь творится! Народ взбунтуется, когда узнает!
Еще в начале этих криков Маххуджи махнул рукой двум стоящим за его троном жрецам:
– Перевяжите ему обрубки и вырвите язык. А потом подвесьте за руки возле ворот главных казарм гвардии. И надпись не забудьте прикрепить: «Этот трус убегал так быстро, что потерял на поле боя свои ноги!» Пусть там повисит сутки, пока не издохнет.
Через несколько мгновений вопли несчастного полковника стихли за дверью. После чего император обратился к министру обороны:
– Позаботьтесь отыскать более достойного кандидата на место командира оборонного пояса Бавванди.
Тот кивнул и, выдержав паузу вежливости, уточнил:
– А с этим генералом что делать прикажете?
– Через час выдадите ему большой двуручный меч и вытолкаете на мою внутреннюю арену. Моя зверушка уже давно порядочного сальца не пробовала. А этот генерал совсем не следит за своей фигурой. Пора ему слегка прибавить стройности. Ха-ха-ха!
Проследив, все ли в ответ вежливо и радостно заулыбались, правитель Успенской империи со старческим, притворным кряхтением поднялся с трона и пошел прочь со словами:
– А я полчасика, пожалуй, отдохну от дел. Может, и с монолитом поболтаю о последних событиях.
Никто не осмелился взглянуть ему вслед со страхом, ненавистью или затаенной злобой. Только с радостным умилением и раболепным почтением. Ведь все министры и жрецы прекрасно знали, что Дасаш Маххуджи и такие взгляды легко замечает, а потом еще легче избавляется от неосторожного подданного. А жить хочется даже «зверям».
