Юрий Иванович
Мария-Изабель
Мария-Изабель – была закоренелой реалисткой и страшно этим гордилась. Почти все действия в её жизни, были плодом глубоких и тщательных размышлений, в которых приоритетною роль играли: необходимость, возможность и целесообразность. Марии совершенно несвойственны были какие-либо мечтания о чуде, упования на судьбу или счастливый случай. Никогда не позволяла себе даже думать на тему: повезёт или не повезёт. Во всём только здравый смысл и конкретные, вполне осуществляемые действия.
Единственное, что она категорически считала неприемлемым для достижения поставленных целей, так это использования своей привлекательности и своего красивого тела. Даже наоборот. Если кто-нибудь из мужчин, во время деловых переговоров начинал намекать, что, мол, всё бы решилось парного проще и быстрее, если бы они вечером встретились и выпили по чашечке кофе и «мило поболтали» в непринужденной обстановке, Мария Изабель превращалась в мстительную ведьму. И не успокаивалась до тех пор, пока изрядно не насаливала незадачливому ухажеру.
Это нисколько не говорило о том, что секс ей не нравился и она его отрицала. Как реалистка она понимала: секс необходим женщине и физически и морально. Без него невозможны полноценное развитие и существование здорового, и желающего таковым остаться, организма. К тому же, как человек с нормальной психикой, она всегда хотела иметь мужа, детей, свою семью. Характер и образ будущего супруга у неё уже был намечен с самого детства – добрый, веселый, любящий и только мой. Став постарше, она узнала расхожее мнение: если жена не устраивает мужа в постели, тот идёт либо к проституткам, либо ищет связи на стороне. А этого она не хотела категорически. Ей шёл восемнадцатый год, когда один из её старших друзей, известный ловелас, в шутку предложил дать уроки сексуального образования, и был очень приятно удивлён ее согласием. «Ученица» оказалась такой одарённой и старательной, что «учитель» бросил свою жену, своих любовниц и ползал на коленях у её дверей, умоляя выйти за него замуж. Но это было не то. Мария-Изабель считала, что муж должен быть только её. И ни в коем случае не бывший в употреблении. К тому же, надо было устраиваться в жизни и делать карьеру. Замужество ею было запланировано на тридцати-, тридцатидвухлетний возраст. Поэтому она безжалостно отбросила предложения о браке, как впрочем, и всякие отношения со своим первым любовником. А что бы в дальнейшем не возникало подобных осложнений с мужчинами, она выбрала своеобразную и очень расчётливую тактику. Подбирала партнеров для постели только женатых и только очень боящихся своих жён. Два-три раза в неделю, по несколько часов, вполне хватало для Марии, что бы содержать свой организм чувственным и здоровым. Если же партнёр терял голову и начинал мямлить о более продолжительных встречах или тем более о сожительстве, она его безжалостно «отшивала» и без больших усилий всегда находила адекватную замену.
И делала карьеру. И к тому же в очень нелёгкой, не сулящей быстрых и больших доходов, деятельности. Огромная конкуренция и большие предложения никому и никогда не давали почить на лаврах, или сделать перерыв. А потом без усилий снова вернуться на прежнее поприще и продолжать работать, как и прежде.
Нет. Надо было работать каждый день, почти без выходных. Скрупулезно и тщательно разрабатывать старое и уверенно, но с оглядкой, делать новое.
В отличие от большинства людей, порой всю жизнь мечущихся в поисках своего призвания, для Марии никогда не вставал вопрос: «Кем быть?» Только модельером! Только создавать и шить то, что украшает, защищает и радует любого человека. Творить одежду! Она увлекалась шитьём одежды с самого детства. После занятий в школе часами просиживала за машинкой, стараясь сшить, долго и предварительно продумываемые и детально раскраиваемые, самые различные виды одежды. И у неё получались превосходные вещи. Подруги всегда откровенно завидовали её шикарным блузкам, юбкам, платьям и брюкам, в которых её и без того очаровательный вид, получал особый лоск, опрятность и, довольно-таки, впечатляющую шикарность.
Но свои первые деньги на этом поприще она, как ни странно, заработала на мужских рубашках. Ей удалось придумать новую и вполне оригинальною модель, которая ознаменовала начало коммерческой деятельности и принесло средства для постепенного увеличения производства. Первый экземпляр своего труда Мария кроила, шила и переделывала целых три дня. А на четвёртый день, на Ретиро, самом большом базаре Мадрида, состоялась премьера. Она встала в длинном ряду продавцов всякой всячины и, держа рубашку просто в руках, даже без плечиков, заломила за неё совсем несусветную цену. При этом она руководствовалась вполне реальными рассуждениями. Первое: если рубашкой будут очень интересоваться, то надо изучить этот спрос подольше, нет смысла продавать изделие быстро, пусть даже с солидной выгодой. Второе: если же не купят и не заинтересуются, то надо работать дальше по усовершенствованию, а первая модель всегда продастся по цене покрывающей расходы на её, даже не создание, а просто шитьё и материалы.
Поэтому она даже не обрадовалась, а сильно расстроилась, когда в первую же минуту к ней подошёл солидный мужчина крепкого телосложения и спросил:
– Есть мой размер?
– Увы! – Мария притворно вздохнула. – Только этот размер: 48–50.
Покупатель в задумчивости почесал подбородок, разглядывая швейное творение, и вдруг воскликнул:
– О! Как раз на моего сына! Сколько?
Она выпалила цену, которая, по её мнению, должна была если не отпугнуть, то заставить задуматься любого и перестала дышать. А в ответ услышала:
– Заверните!
Трясущимися реками сложила рубашку в кулёк, получила деньги и чуть не расплакалась, глядя в спину, удаляющемуся мужчине. Как же так! Шила, старалась, хотела узнать мнение покупателей о своей модели, а её совершенно никто не видел!
Уже потом, дома, успокоившись, она стала рассуждать более здраво. Во-первых: покупатель был очень респектабельный. Он был превосходно одет, чист и опрятен. Такой знает, что покупает и не возьмёт что-либо импульсивно и необдуманно. Во-вторых: рубашка, хоть и по космической цене, всё-таки продалась и к тому же, мягко говоря, очень быстро. И, в-третьих: с одной рубашкой на рынок не выходят!
Поэтому она тут же села и, по уже готовым закройкам, сшила ещё пять.
На следующий день они улетели за десять минут!
Почти не спав, она сшила ещё двадцать рубашек. Продались за полчаса!
После бессонной, каторжной недели Мария-Изабель предстала перед выбором: нанимать людей, задумав в дальнейшем создавать предприятие или оставаться работать одной, сугубо индивидуально и тогда отказаться сразу, от попыток производить крупные партии изделий по невысоким ценам и пользующимися повышенным спросом. Решила: нанимать!
Купила ещё один оверлок и посадила за шитьё одну из знакомых швей, которая работала в ателье, но была недовольна мизерными заработками. У Марии она стала зарабатывать в 4–5 раз больше.
Ещё через неделю у неё работало три швеи. Встал вопрос о раскройщике. Невероятное количество времени уходило на нарезку ткани хоть и острыми, но всё-таки ножницами. Как назло не удавалось купить электронож для кройки. Но один из старых швейников подсказал оригинальную идею: можно кроить 50–60 слоев материи длинным острым ножом, пропущенным в щель раскройного стола. Дело пошло полным ходом.
Через три месяца уже было задействовано двенадцать швей! Мария сама успевала вечером раскроить материал, поздней ночью упаковать рубашки в сумки с самого утра занять место на базаре и до обеда почти всё распродать. По дороге домой она покупала комплектующие и снова в цех, под который был переоборудован неиспользуемый гараж отца. Глажка и укладывание продукции в кулёчки входили в обязанности швей.
Правда, конкуренция есть всегда. Соседи по базару, заметив огромные очереди к столику Марии, стали тоже интересоваться рубашками. И после небольших наблюдений покупали для образца, распарывали для выкроек, подыскивали адекватнее материалы и начинали «шлёпать» подобною продукцию. Но…
К тому времени, когда они выставляли свою продукцию на рынок, у Марии было огромнейшее преимущество в ассортименте, цвете и, пожалуй, самое главное, в размерах. Она сразу же, с первого дня, поняла, как важно иметь самые разные размеры. Ведь тогда покупатель всегда будет иметь выбор и не только при покупке на себя лично. И если у конкурентов были рубашки только самого ходового размера 48–50, ну в лучшем случае ещё 46-ой и 52-ой, то у Марии были размеры от 36-го (!) до 62-го (!). Очень часто покупатели, выбрав одну рубашечку для мальчонки, брали тут же такую же для старшего брата; подумав – для папы; вспомнив – для дяди; а потом, решившись – ещё для нескольких родственников. А сколько рубашек было куплено для девчонок! Мария-Изабель их честно предупреждала: это мужские, но было бесполезно отговаривать юных особей женского пола. Зато как потом приятно было увидеть на улице молодую девчонку, щеголяющую в рубашке созданной твоими реками. Особенно если ткань плотно обтягивала на груди волнующие округлости, так притягивающие взгляды каждого парня (да и мужчин более старшего возраста).
Эти то наблюдения и натолкнули Марию на создание простейших трикотажных маечек, а потом и платьев для женщин. Эта продукция у неё вообще поначалу давала до четырёхсот процентов прибыли!
Потом были шорты, брюки, блузки, даже целые костюмы. Через год в штате стали работать две способные модельерши, помогавшие Марии в изготовлении и доводке новых моделей.
Через два года у Марии-Изабель была уже собственная солидная фирма. Она уже не продавала сама на базарах, хотя и проходила по ним два-три раза в неделю, пытаясь высмотреть что-то новенькое. К ее офису стояла постоянная очередь из машин владельцев магазинов, оптовых покупателей и лоточников. И каждый наперебой пытался заполучить очередную партию товара.
Теперь Мария делала ставку на качество, подгоняя свою продукцию под самые высочайшие стандарты и требования. И это давало свои результаты. При переполненном предложениями рынке стало почти невозможно всучить заказчикам суррогат или несовершенное изделие. Да и любой продавец отдавал предпочтение отлично сшитым одеждам зная: не сегодня, не завтра – так через несколько дней оно обязательно продастся.
И в такой постоянной, повседневной работе, не оставляющей для личной жизни почти ни одной минуты свободного времени, Мария-Изабель достигла 26-тилетнего возраста.
Всё шло прекрасно, всё шло по плану. До намеченного замужества было ещё далеко, выполнение задуманного осуществлялось вполне реальными методами и обдумывание близлежащих задач проходило все в той же предварительно-продуманной расчётливости и целесообразности. Только так! Никаких сомнений и колебаний, никаких упований на судьбу и счастливый случай. Чудес не бывает, не должно быть!
Но чудо случилось! Единственное и непредсказуемое, таинственное и загадочное.
Оно началось в послеобеденное время, когда Мария-Изабель вышла из своего офиса. В голове царила неразбериха из различных деталей одежды, которые она в течении нескольких последних часов пыталась привести в некую единую форму, сидевшую глубоко в подсознании. В глазах рябило от перекрещивающихся линий и пунктиров. Бессмысленным взглядом она бессознательно стала высматривать свою машину, припаркованную где-то рядом. Поэтому даже отшатнулась когда поняла, что прямо перед ней стоит мужчина и с напряжением вглядывается в её лицо.
Да, он был красив! Высокий, стройный, отличного телосложения и со слегка вьющимися каштановыми волосами, уложенными в идеальную причёску. Чисто выбритое лицо украшали выразительные глаза, ямочки на щеках и округлённом подбородке. И совсем не портил нос с небольшой горбинкой. Его чувственные губы слегка задрожали, когда он спросил:
– Мария-Изабель?
– Да! – она совершенно ничего не понимала.
– Здравствуй…. – он хотел что-то добавить, но потом неожиданно выпалил: – Ты ещё не замужем?
– А какое это имеет значение? – насторожилась Мария.
– Сколько тебе лет? – услышав в ответ возмущённое фырканье, мужчина, жадным взглядом ощупав её лицо и шею, констатировал: – 26, максимум – 27.
– Ну, знаете ли! – она возмутилась не так самим вопросом, как правильно угаданным возрастом.
– Значит не замужем?! – радостно воскликнул он и тут же перешёл на совершенно иной, деловой тон: – Разрешите представиться: Хоссе. Хотя боюсь, что моё имя для вас пока пустой звук, ведь вы меня ещё не знаете.
– А вы, значит, меня знаете? – с нескрываемым сарказмом спросила Мария.
– Да как сказать?.. – он прям таки съедал её взглядом. – Не совсем, конечно…. Но… 0-очень многое! Вот, например: Разрешите вам вручить ваши любимые! – с этими словами он поднял с тротуара огромную корзину с большущими белыми розами. Лицо Марии искривилось в презрительной усмешке:
– Увы! Я не люблю цветы!
– А вот и не правда! Любите! – с удивляющей твердостью заявил мужчина, одновременно поднимая корзину повыше. – Только не любите вы срезанных цветов, а любите живые, растущие.
Она, как под гипнозом, посмотрела на стебли цветов, каждый из которых рос из квадратной пластиковой коробочки. И коробочки были поставлены друг на друга в шахматном порядке чуть ли не в три слоя на всей глубине корзины. Цветы были взращены так искусно, что сперва создавалось впечатление, будто они срезаны и уложены в прекрасный букет.
Мария похолодела. Об этом никто не мог знать! Ну, почти, никто! Да, она не любила срезанных цветов, но и никогда никому об этом вроде бы не говорила. Вполне резонно рассуждая, что людей от этого не отучишь, а её возражения будут неправильно поняты и истолкованы. А уж о том, что она любит розы? Да ещё именно белые? Она даже испугалась и сделала шаг назад. Мужчина улыбнулся и, как бы угадав её мысли, проговорил:
– Да ты не бойся, со временем я тебе все расскажу. Просто знаю, какая ты реалистка и как отнесешься к моим сказкам и небылицам. – И поставил корзину обратно на тротуар. Потом просительно сложил ладони вместе: – А пока давай просто приятно проведём вечер. Ты ведь устала? И тебе совершенно не помешает хорошенько отдохнуть.
– Да, конечно! Но…. – она хотела возмутиться тем, что какой-то незнакомец увидел на её лице усталость и пытается распоряжаться её временем.
– Поэтому предлагаю пойти развлечься в парк аттракционов! – быстро проговорил он, перебив её возражения.
Это был ход конём! Это было даже как-то нечестно. «Может быть, он умеет читать мысли? – подумала Мария, пристальнее вглядываясь в лицо собеседника. – Или он действительно меня знает или изучил так хорошо, что прекрасно осведомлён: от чего я не могу никогда отказаться!» В парк аттракционов она хотела пойти всегда и дала себе слово никогда не отказываться от подобного предложения, от кого бы оно ни исходило. Она до безумия любила качели, карусели, русские горки, но тоже никогда никому не признавалась. Считала, что пусть мужчины сами додумываются. А они как назло приглашали её куда угодно: в рестораны, кино, театры, в постель, в цирк, в различные путешествия и даже на работу, но только не парк аттракционов! И вот, впервые в её жизни наконец-то кто-то додумался пригласить её в этот мир детских снов и воспоминаний. Она безнадёжно махнула рукой и спросила:
– Хоссе? – он утвердительно кивнул головой. – Вы знаете, что я не откажусь? – он закивал головой не переставая. – А может мне надо переодеться? – он замотал головой в стороны. – Ну, тогда больше не вижу причин отказываться от вашего предложения.
– Ур-Ра! – выкрикнул Хоссе во всю глотку и губы его расплылись в радостной улыбке. Потом посерьёзнел, стал в позу актёра и жеманно произнёс:
– Надеюсь вы никогда не пожалеете о принятом решении!
– Время покажет! – философски изрекла Мария.
И время показало: не жалела и никогда не пожалеет.
Какой это был вечер! Фейерверк радости, счастья, веселья и развлечений.
Хоть в самом начале какой-то червь сомнения и пытался ей испортить настроение. Он стал нашёптывать: «Нереально это всё! Что-то здесь не так, так не бывает и не должно быть!» Но Мария яростно его растоптала мысленно выкрикивая: «Раз я всё это вижу и слышу, значит, всё реально! Мне это нравится – значит, это хорошо! Если хорошо, значит мне это необходимо! И раз я дала слово – никогда не отказываться от подобного предложения, от кого бы оно ни исходило, я это слово сдержу: иначе сама себя уважать перестану! И баста! Веселимся!»
И как она веселилась! Визжала как малолетка на всех поворотах, спусках и падениях. Подвывала от страха и удовольствия в замках страха и в фонтанах брызг падающих в пропасть лодок и баркасов. Громко хохотала как ненормальная, когда в небольших очередях к следующим аттракционам Хоссе без умолку болтал милую и интересную ерунду, рассказывал уморительные анекдоты, с большим юмором подмечал у окружающих их манеры поведения, какие-то несуразности в деталях одежды. Чем кстати не мало удивил Марию:
– Может быть ты модельер?
– Увы! Но…. – он сделал многозначительною паузу: – Благодаря тебе, немножко разбираюсь в этих вопросах.
Но в своей памяти Мария восхищённо отметила: «Видно специально изучал, что бы мне больше понравиться!»
А то, что Хоссе ей нравился с каждой минутой всё больше и больше – было несомненно. Как он чувствовал каждое её желание! Как он мог аккуратно и бережно подать руку! Как трепетно и ласково он придерживал её под локоть. Иногда, в сутолоке, он брал её рукой за плечо и незаметно отодвигал в сторону от проносящихся мимо расшалившихся и веселящихся посетителей. Она постепенно почувствовала возле него полнейшую безопасность, постоянную защиту и внимание. Ей не надо было ни о чём думать. Он умудрялся предугадывать все ее желания и заранее знал, что она захочет в следующую минуту. Стоило ей взглянуть на что-то новое, как она замечала, что они уже стоят в очереди или входят в аттракцион. Достаточно было облизать пересохшие губы, как Хоссе тут же подавал её любимое мороженое или обожаемый ею «Спрайт». Этому Мария даже не удивлялась, подумав; что уж эти то мелочи для него совсем нетрудно было узнать.
Но когда стало темнеть и зажглись фонари, Мария, пожалуй, впервые в своей жизни, стала отрываться от реальности. Виной тому были всё учащающиеся прикосновения мужчины, которого она знала всего несколько часов, так ничтожно мало времени, необходимого для того, чему, как она про себя решила, предопределено было случиться.
Её стало бросать то в жар, то в холод. Когда Хоссе дотрагивался, как бы невзначай, то к руке, то к плечу, то к талии, ей сначала, даже было стыдно от той приятности, которая возникала при этом во всём теле. Но постепенно внутри всё начало закипать, затрудняя даже иногда дыхание. Разумом ей уже хотелось непрерывного ощущения его руки и постепенно, это желание стало распространяться и на все тело.
Пред самым закрытием парка её воля и чувство реальности сделали отчаяннейшую попытку ужаснуть заблудившееся сознание окружающей обстановкой. Она остановилась как вкопанная, пытаясь прислушаться к борьбе, вспыхнувшей внутри неё.
Но Хоссе… Он как бы уловил момент колебания и сомнения и, положа сзади руки на плечи Марии, стал нежно целовать между лопаток и в шею. Она внешне только чуть поёжилась, но внутри всё тело заколотилось в ознобе: такого удовольствия ей не доставлял никто и никогда в жизни.
Как она потом сама рассказывала Хоссе: «– Обладать тобой там же и тогда же, мне помешали снующие в разные стороны толпы посетителей. Я испугалась: они же нас растопчут!» На что он отвечал с весёлой уверенностью: «Вот видишь! Ты и тогда продолжала думать реально и трезво!»
Потом они ехали в такси к ней домой, и Мария всю дорогу держала его руки в своих. Она не боялась, что он исчезнет, она просто не давала к себе прикасаться! Он что-то рассказывал, она отвечала, он радостно смеялся о, чём-то рассказывая, она бессмысленно улыбалась. Она смотрела прямо на него, но ничего не видела. В мозгу неотступно была только одна мысль: «Далеко ли ещё до дома?» Она старалась этого не показывать, отсчитывала в уме каждую улицу, каждый поворот. «Осталось три перекрёстка! Теперь уже два! Что это? Светофор! Ну надо же, красный!» Она с досады чуть не прокусила губу и на обеспокоенный вопрос: «Что с тобой?», отрицательно замотала головой повторяя: «Ничего, ничего! Всё хорошо! Ничего, ничего! Всё хорошо!» На последних метрах Хоссе всё-таки не шутку встревожился и постарался высвободить свои руки. Встретив отчаянное сопротивление, он успокоился немного только после её слов: «Умоляю! Наделай ничего, пока мы не зайдём домой!»
«Я даже испугался! – рассказывал он через какое-то время. – Мне казалось, ты выскочишь из машины чуть ли не ходу и убежишь, исчезнешь и никогда уже не отыщешься!» – после этих слов он всегда целовал руки Марии до самых плеч быстрыми нежными поцелуями и, прикасаясь губами к ямочке на прелестной шейке, добавлял замирающим голосом: «– Но если бы я знал, с какой страстью ты на меня накинешься в своей квартире, то испугался бы ещё больше!»
И была ночь! Мария-Изабель никогда ранее не употреблявшая в своей жизни подобных сравнений, называла её не иначе как – «Сказочная ночь!»
Конечно, потом у неё с Хоссе бывали и более приятные нюансы в любовном интиме, но тогда…
Всего было так много, так ласково-нежно, так яростно-страстно, так обоюдо-желанно и так упоительно-красиво!
Под утро ей даже пришла в голову шальная мысль, что у них так всё получается потому, что они жили до этого лет двадцать вместе, а потом лет десять не виделись. И вот встретились!
«Сама себя не узнаю! – внутренне удивилась Мария. Пытаюсь найти объяснения необъяснимому с помощью каких-то нереальных фантазий». А тут её поддержал ещё и будильник, неожиданно известивший, что надо идти ну работу, Сказка сказкой, но работать то надо.
Она удобно улеглась у Хоссе на груди и, нежно покусывая его за подбородок, спросила:
– У тебя есть сегодня какие-нибудь дела?
– Кроме тебя – никаких! – он провёл, едва касаясь, кончиками пальцев от самых бёдер по всей спине Марии. Она содрогнулась от удовольствия:
– Не делай так, а то останусь дома!
– Так я на это и надеюсь!
– Нет! – она решительно соскочила на пол и отступила на два шага от кровати. – Так нельзя! Мне необходимо быть на работе! – ей правда самой не было ясно: кого же она убеждает в первую очередь. Но Хоссе смиренно вздохнул:
– Я знаю. В этом тебя не переделаешь.
– А ты чем будешь заниматься?
– Ждать тебя здесь. Или хочешь, что бы я пошёл с тобой на работу?
– Нет, нет! – Мария смутилась. – Я не в том смысле, что ты мне будешь мешать. Просто при тебе я ничего не смогу сделать.
– Ты так убедительно говоришь, что мне ничего не остается, как поверить… и остаться здесь до твоего прихода.
– И ты никуда не уйдёшь? – с подозрением спросила Мария.
Хоссе резко вскочил с кровати и, притянув её за руки, усадил к себе на колени:
– Дорогая! Если бы ты знала, как долго я к тебе шёл, ты бы подобного не спрашивала! – а потом, сменив тон на шуточный: – Или я похож на ветреного жигана разбивающего сердца и бесследно исчезающего с первыми лучами солнца?
Она, неотрывно глядя ему прямо в глаза, очень серьёзно ответила:
– Не знаю. Но очень хочу верить, что нет! – потом выскользнула у него из рук и добавила: – Отдыхай, делай что хочешь… Я постараюсь освободиться пораньше.
– Может я сварю кофе? – неожиданно предложил Хоссе.
– А сумеешь?
– О, сеньорита! Поверьте, я буду, очень стараться! Разрешите хоть как-то прогнуться и отблагодарить вас за то, что приютили на ночь бедного, одинокого странника и…
– Ладно, ладно! Разрешаю! – смеясь, перебила Мария.
Пока она принимала душ и одевалась, Хоссе возился на кухне и оттуда раздавался звук чего-то жарящегося на сковородке. Когда Мария появилась у стола, на нём стояли чашка с кофе и тарелочка с приятно пахнущим парующим содержимым. Возле тарелки аккуратно были разложены: вилка, нож и салфетка. Но удивило Марию совсем другое:
– Откуда, ты знаешь, что это моя любимая кружка?
– Мне было бы стыдно чего-то не знать о моей любимой женщине! – последовал высокопарный ответ.
– Когда же ты всё успел узнать? – поинтересовалась Мария, пробуя кофе. И замерла: такой кофе готовила только она сама и почти всегда только для себя. Взгляд ее бросился к мойке, где уже стояла та же посуда, которую обычно она сама использовала.
– Ну, знаешь ли!.. – с изумлением протянула она. – Ты что, с самого детства за мной следишь?
Хоссе досадливо взъерошил волосы на голове. В её переднике на голое тело он выглядел как милый клоун, сбежавший из женского пансионата:
– Ну, видишь ли дорогая! Это так долго рассказывать…. Но если ты хочешь, я готов!
– Ну нет! Если долго, то лучше потом. Ты мне лучше скажи, что это за блюдо так вкусно пахнет?
– А, это, – оживился Хоссе, – Твоё любимое, лече называется.
Мария нахмурила брови:
– Как же оно может быть моим любимым, если я его никогда не пробовала?
– А ты попробуй! – он уселся на другой стул и, подхватив на вилку то, что приготовил, протянул к её ротику. Мария покорно вздохнула и съела предложенное. Распробовав, похвально хмыкнула: – О! Очень даже ничего! И что, много тебе ещё известно подобных прелестей, которые я люблю, но совершенно о них не знаю?
– Ну…. – заулыбался Хоссе, довольный произведённом впечатлением. – Я постараюсь не раскрывать подобные секреты сразу, а буду растягивать на возможно дольшее время. Ведь если ты захочешь вкусненького, то возможно лишний раз меня за это приласкаешь?
– Да ты оказывается шантажист! – притворно возмутилась Мария.
– Увы! – Хоссе тоже притворно застыдился, теребя краешек фартука чудно смотрящегося на его, мягко выражаясь, не совсем лысых ногах. – На что только не пойдёшь, что бы удержать возле себя любимую женщину.
– Ну, я тебя не покидаю, – успокоила Мария, с аппетитом доедая лече. – Я просто иду на работу! – запила кофе. – Как вкусно! Не знаю, как и благодарить…
– Знаешь, знаешь… – вкрадчиво заговорил Хоссе, поглаживал её коленки.
– Вечером! – строго скомандовала Мария, отводя его руки в стороны. Потом нежно добавила:
– Поверь, мне тоже не хочется уходить, но…
– Мне ничего не остаётся, как только верить вам и ждать! – продекламировал Хоссе, глядя на Марию влюблёнными глазами.
Мария выскочила на улицу охваченная трепетным возбуждением. Ну, надо же! Ещё чуть-чуть и она бы не пошла на работу. Неужели было мало целой ночи? Ну конечно мало, ничтожно мало!
Прохладный утренний воздух приятно освежал всё тело, и она стала понемногу успокаиваться. Машина осталась возле работы и надо было ехать на метро. Но почему бы не пройтись одну остановку пешком? Заодно и попробовать трезво оценить всё с ней происшедшее.
Хоссе. Кто он? Мария только сейчас сообразила, что совершенно ничего о нём не знает. Где живёт, откуда родом, кто есть из родных? Мысль о том, что он женат и имеет семью, Мария почему-то, отвергла сразу. Чем занимается? Каковы его увлечения? Что делал в прошлом? Какова его профессия? Столько вопросов! И ни одного она не удосужилась ему задать. Как это на неё не похоже! И откуда он знает так много о ней? Она стала в подробностях вспоминать все те детали, мелочи, которые произошли между ними и услуги, которые оказывал ей Хоссе. Выходило, он знал о ней столько, как она сама, ну, по крайней мере, более, чем кто-либо из друзей или родных. Мало того! Он знал то, чего даже не знала о себе сама Мария! Как он поцеловал ей спину, там, в парке! Ведь он наверняка знал, что ей понравится. А это утреннее лече! Мария всегда с подозрением относилась к новым кушаньям, а ведь он уверял, что это её одно из любимых блюд. Мария вспомнила вкус и аромат съеденного ею на завтрак. Да он прав! Теперь лече навсегда станет украшением её праздничного стола.
Ну и самое главное – секс. То, что они вытворяли в постели, можно было бы назвать постоянным оргазмом. Мария даже представить себе не могла подобного прежде. А ведь в основном Хоссе был инициатором всех ласк и любовных игр; и он превосходно чувствовал, а, скорее всего даже знал, как отреагирует её тело на то или иное. Неужели он такой опытнейший ловелас? Мария вдруг с острой ревностью подумала о тех женщинах, с которыми Хоссе возможно, встречался раньше. «Всё! – твердо решила Мария. – Вечером никакого секса, пока он всё о себе не расскажет! Почему, я должна в рабочее время всё сама додумывать?! Кстати! Работа!!!» Она взглянула на часики и обомлела: Через две минуты она должна уже быть в офисе! Задумавшись, она прошла больше чем две остановки и, уже было невозможно вовремя попасть на работу. Какой кошмар!
Она бросилась ловить такси и, в безуспешных попытках прошло минут пять. Потом пробки, оживлённое движение, светофоры, пешеходы.
В итоге, она впервые в жизни опознала на работу. На целых 23 минуты! Зато, какую бурю, она там устроила! Отчитала за что-то секретаршу, возмутилась по поводу якобы не прибранных помещений, как шторм прокатилась по всем цехам, выискивая, внушая, ругаясь и даже угрожая кое-кого наказать, как положено. Досталось всем. Ну, почти всем. Когда она с супербоевым разгонным настроением ворвалась в кабинет начальника охраны и попыталась и там навести порядки, тот, спокойно отложив газету с футбольными новостями в сторону, взглянул на пенящуюся Марию поверх очков, съехавших на нос, и спокойно произнёс:
– Ты что, доця, влюбилась?
Начальником охраны работал её родной дядя Альфонсо. Бывший полицейский, несколько лет назад ушедший на пенсию и прекрасно справлявшийся со своими теперешними обязанностями на фирме любимой племянницы. Он знал Марию с детства, очень ею гордился и, естественно, нисколечко не боялся. Не дождавшись ответа от раскрасневшейся директрисы, он констатировал:
– Это не значит, что надо мешать работать другим!
– Извини, что помешала тебе читать газету! – съехидничала Мария.
Но дядя Альфонсо в долгу не остался:
– Я, по крайней мере, на работу не опаздываю!
И, ухмыляясь в усы, поглядел вслед выскочившей Марии. А та, действительно пристыженная, вдруг моментально успокоилась и, проходя в свой кабинет, мило улыбнулась своей секретарше, и даже извинилась за шум и гам ею учинённый, сославшись на плохое настроение.
У себя она попыталась сосредоточиться на работе недоделанной накануне и стала перебирать выкройки и рисунки, в беспорядке разбросанные по столу. Но в голове было совсем другое. Хоссе! Что он сейчас делает? Она вспомнила его страстные объятия и ей стало невыносимо жарко. Поспешно открыв окно, она попыталась несколько раз глубоко вздохнуть, как неожиданно в голову пришла другая мысль: «А если он уже ушёл?»
Дрожащей, почему-то, рукой набрала свой домашний номер телефона. Никто не отвечал! Ещё раз! Опять никто не берёт трубки! Ещё и ещё она зажигала повтор вызова – но безрезультатно!
Никому ничего не сказав, вышла с фирмы и бросилась к своему авто. И помчалась домой. А в дороге вообще додумалась до абсурда: «А если он вор?! Ведь есть же преступные группы, которые работают в подобных направлениях. Они тщательно изучают намеченную жертву, узнают все её вкусы и привычки, подсылают красавчика, могущего вскружить голову любой женщине, а потом спокойно, в её отсутствие, обчищают всю квартиру. Ах, какая же я дура! Господи! Ну, надо ж так было влипнуть! И ведь он ещё был уверен в том, что я обязательно пойду на работу, он знал, что я не могу не пойти! Так мне и надо! Всю жизнь презирала подобных безмозглых куриц, а сама то!!! Головой думать надо, а не…!!!»
Мария резко затормозила, что бы не сбить какого-то мужичка, неспешно бредущего через улицу по пешеходному переходу. Высунувшись из окна, она нервно выкрикнула:
– Эй, клоун! Чего ползёшь! Это улица, а не парк! Хочешь ещё пожить немножко – побыстрей шевели ходулями! Козёл! – и объехав пешехода, дала полный газ, а тот ошеломлённо посмотрел ей в след, глянул себе под ноги, на «зебру» и потом долго ещё возмущённо что-то выкрикивал и крутил пальцами возле висков.
Забежав в подъезд, Мария даже не стала дожидаться лифта, а взбежала по лестнице на четвёртый этаж. Немного отдышавшись, тихонько открыла дверь и прислушалась. Всё было тихо. Она осторожно прошла, по коридору и вошла в спальню. С трудом подавила шумный выдох облегчения, вырвавшийся у неё из груди. И даже с удивлением заметила за собой что всхлипывает.
Хоссе спал совершенно нагой, раскинувшись чуть ли не по всей кровати. Лицо, обращенное к окну, было спокойным и светлым и на нём даже запечатлелось некое подобие счастливой улыбки.
Боясь шелохнуться, Мария минут пять умильно наблюдала за мужчиной, которого она знала менее суток. Вернее не знала совсем. Но почему-то была уверена, что этот мужчина уже стал для неё самым родным, близким и желанным во всём огромном мире, да и во всей Вселенной.
Она поискала взглядом телефон и увидела лишь шнур, торчащий из под большого тёплого одеяла на полу. Они ведь ночью его сбросили за ненадобностью и прямо на телефон, звонок которого и так был настроен на минимальную громкость.
Ругая себя в душе за безалаберность, Мария с большой осторожностью освободила телефон, заодно добавив звонку громкости. На цыпочках вышла из спальни, прошла по коридору и улыбнулась, увидев входную дверь открытой: «Пока одного вора ловила, другие могли все из квартиры вынести… вместе со мной, дурой несусветной!»
Аккуратно, что бы не хлопнуть замком, закрыла дверь, постояла с минуту, бессмысленно пялясь на деревянную облицовку сделанную под дуб и вдруг вспомнила, что у неё есть внутренний замок, который закрывается только снаружи. Поспешно нашла ключ и, провернув несколько раз, удовлетворённо хмыкнула. Потом нажала кнопку вызова лифта и замерла. «Да что ж это я делаю?! – ее, словно током ударило. – Видно не в порядке что-то с моими мозгами!» Вся горя от стыда, и страшно на себя за это злясь, вернулась к двери и открыла внутренний замок.
«Если убежит – пусть бежит! – думала в машине, уже не спеша, возвращаясь на работу. – Если вор, пусть всё уносит! Но так, как я себя веду – вести нельзя! Столько работы, а я скитаюсь по городу! – потом улыбнулась: – Не даром правда: увидела, как он спит! Но работать то надо!»
Вернувшись в офис, она решила не звонить домой до конца рабочего дня. И даже сумела переключиться на работу, постепенно приводя в порядок свои эскизы моделей.
Но телефон на её письменном столе, о котором не знали ни заказчики, ни клиенты, ни коллеги, вдруг зазвонил перед самым обедом. Увидя высветившийся на определителе номер своего квартирного телефона, Мария не в силах была остановить руку, которая сама схватила трубку.
– Дорогая, привет! Я бешено по тебе соскучился! – кричал Хоссе в телефон радостным и энергичный голосом. – Мне кажется, я тебя сто лет уже не видел!
– Привет… Дорогой! Я тоже соскучилась, хотя не видела тебя намного меньше времени. – Ей стало тепло, хорошо и спокойно на душе и она подумала, что уже никогда, наверное, в жизни не будет волноваться по поводу Хоссе.
– Я уже выспался, побрился, оделся и звоню тебе по поводу предстоящего обеда. Через минуту выхожу и через полчаса жду тебя у офиса. В обеденный перерыв я думаю, имею право на твоё внимание?
– Конечно, имеешь! Но ты мне лучше скажи: откуда знаешь этот номер телефона?
– Солнышко! До моего выхода осталось десять секунд. Хочешь спросить что-нибудь посущественней?
– Да нет, вроде.
– Тогда крепко целую и до скорого!
Был обед и был лёгкий ужин, а потом снова бурная и страстная ночь полная огня, сладких стонов и упоительного экстаза. И ещё один обед с ужином и ещё ночь. Но уже не выдерживал организм Марии такого долгого бодрствования. Разум противился сну, но тело требовало отдыха и, посреди ночи она крепко заснула, прижавшись к Хоссе как можно большим количеством клеточек своего тела.
Она и проснулась утром в той же сладкой позе и, сонно прищурив глаза от первых солнечных лучей падающих в спальню, взглянула на своего любимого.
Хоссе не спал. Широко открытыми глазами он неотрывно смотрел на неё, лаская и гладя взглядом ее тело. В то же время он боялся даже шевельнуться, вероятно, не желая её разбудить.
– Ты почему не спишь? – Мария капризно сложила губки, подставляя их для поцелуя. С трудом оторвавшись от ее уст, Хоссе мечтательно произнёс:
– Как ты прекрасна! – потом крепче прижался к ней всей телом. – Неужели ты думаешь, что я мог бы заснуть, когда ты ко мне прикасаешься?
– А почему не можешь?
– Дорогая, когда я чувствую твое тело, я страшно возбуждаюсь, во мне все дрожит и снова разгорается пламя.
– А когда же ты будешь спать? Или как?
– Ну, во-первых, я могу отсыпаться днём…
– Так ведь мы и днём можем быть вместе. Например, завтра – суббота.
– А во-вторых:…. Тогда придется от тебя отодвигаться и спать на другом краю дивана.
– Ничего! Со временем ты привыкнешь и даже наоборот будешь просыпаться не чувствуя меня! – она произнесла это с полной женской самоуверенностью.
– Да нет, радость моя! – печально вздохнул Хоссе и уверенно добавил: – Не привык и никогда не привыкну.
– Тогда я вообще буду сталкивать тебя на пол! – засмеялась Мария. – Иначе я не смогу уснуть, тебя не обнимая. Ой! – она взглянула на часы. – Мне пора бежать, а ты отсыпайся!
– Да, кстати! – Хоссе удобнее улёгся, подложив подушку под голову. – В конце рабочего времени я за тобой заеду и сразу отправляемся на море.
– На чём? – удивилась Мария, останавливаясь в двери ванной.
– Как на чём? На моём авто. Я знаю, он тебе понравится.
– А при чём здесь море?
– Дорогая! У нас в выходные огромная культурная, да и не только, программа. – Глаза его уже слипались, и он говорил, сдерживая зевоту. – Тем более мне надо тебе так много рассказать. Ты ведь помнишь? Я обещал!
«Действительно! – Мария, задумавшись, прошла в ванную комнату. – Обещал. Да и давно пора узнать о нём всё, что хочу!»
Все эти дни Хоссе ловко уходил от её редких вопросов, явно не желая рассказывать ни о себе, ни о своём прошлом. Он только ссылался на то, что ещё рановато и что всё равно она всё узнает в своё время. Если же она начинала настаивать, он усыпал её поцелуями, и Мария забывала обо всём на свете. Иногда только успевала философски подумать: «А и вправду. Оно мне надо? Мне и так хорошо. О-о-о… как хорошо!»
Но сейчас, стоя под холодным душем, она приняла, одно решение. И даже не засомневалась в его правильности. Одевшись и собравшись, она беззвучно вернулась в спальню. Хоссе спал, как ребёнок крепким сном праведника и совершенно не подозревал (ему даже не снилось!), что его собираются обыскивать. А Мария осторожно достала его портмоне, нашла нужные документы и обстоятельно переписала все данные.
Придя на работу, она сразу же зашла к начальнику охраны:
– Дядя! У меня к тебе огромная просьба. Постарайся узнать как можно больше и как можно быстрее об этом человеке. У тебя ведь полно связей и ты всё можешь.
– Что, не выдержал тебя, уже сбежал? – заулыбался дядя Альфонсо, беря у племянницы листок с данными Хоссе.
– Да нет, это я собираюсь сбежать. Только хочу потом знать где его найти! – пошутила Мария. – Сможешь сделать это к концу работы?
Дядя в задумчивости почесал затылок, потом согласительно развёл руками:
– Для тебя, красавица, всё что угодно!
И уже в 13.30 на столе у Марии лежал довольно-таки пространный информатив о жизни человека так её интересующего. И в полученной информации было много интересного.
… – Хоссе Игнасио Альрейда. 34 года. Уроженец провинции такой-то (кстати, возле самого моря)…. родители тот-то и тот-то…. школьные годы…. художественная студия (!)…. учился там-то…. высшая школа Академии искусств (!!). первая персональная выставка (!!!)… холост…. (ну ещё бы!), в армии не служил…. 3доров…. (неплохо!), заядлый курильщик (очень странно! Неужели не заметила?!)…. увлекается волейболом…. пишет стихи (ну надо же!)…. к судебной и административной ответственности не привлекался (вот и прекрасно!)
Но больше всего Марию заинтересовало последнее сообщение из департамента дорожного движения. Когда она его читала, то перестала дышать, а сердце облилось кровью от сопереживания.
Оказывается, всего лишь за один день до их знакомства Хоссе побывал в жуткой автомобильной катастрофе. На автомагистрали, на большой скорости сцепились два огромных грузовика. И в образовавшеюся стальную мясорубку влетел автомобиль Хоссе, видимо не успевший затормозить перед возникшей на дороге грудой железа. В результате он сказался под одним из опрокинувшихся грузовиков. Примчавшиеся спасатели, став на колени и пригнувшись к самому асфальту, осветили покореженную легковушку и только в отчаянии покачали головами: вряд ли кто-то там остался в живых! И чуть не одурели, когда вдруг услышали:
– Эй, вы, там! Вы будете меня отсюда вытаскивать или думаете, что мне достаточно света ваших фонариков!
Что потом было! Сорок минут понадобилось, что бы с помощью кранов освободить изуродованный автомобиль и ещё целых двадцать, что бы разрезать его на куски и вытащить оттуда живёхонького человека. Даже опытные спасатели не помнили подобного случая, что бы в аналогичной аварии не то что не пострадал водитель, а ещё и жив остался. А Хоссе, во время всей операции, ещё и подбадривал своих освободителей и даже давал нужные правильные советы. Вырвавшись из металлоломного плена, он по очереди обнял каждого, кто его спасал, слегка пожурил водителей грузовиков, которые почти не пострадали и, сев в попутную машину, тут же умчался в неизвестном направлении. Отказался даже от медицинского осмотра, сказав, что чувствует себя прекрасно. Мотивируя всё это тем, что у него очень много важных дел. Через день даже пришло его письменное подтверждение об отказе в судебном иске, подтверждённое нотариусом и дело было закрыто.
«Какой ужас! – Мария представила себя между стенками сплющенного автомобиля и похолодела: – Бедненький! Что ему пришлось пережить за этот час!»
Сидящий через стол дядя Альфонсо, как бы прочитав её мысли, констатировал:
– Везунчик! Что ни говори, везунчик! Да ещё и такую девчонку умудрился закадрить! Редкостный везунчик!
В этот момент раздался звонок с входа. Работник охраны, вежливо поздоровавшись, сообщил, что какой-то мужчина просит напомнить ей об окончании рабочей недели.
Дядя выглянул в окно:
– Ого! Классное авто. И белого цвета, как тебе нравится. – Потом взглянул на заметушившуюся Марию: – Да не спеши ты так! Он ещё не бежит к машине. – Увидев, что племянница не отреагировала на шутку, безнадёжно махнул рукой:
– Всё! Влипла птичка!
Мария с удовольствием наблюдала, как Хоссе ведёт машину. Он делал это уверенно и с какой-то утончённой артистичностью, не превышая скорость и строго соблюдая все правила движения.
– Ты раньше любил полихачить? – спросила она.
– Ну…. Как сказать…. Не без того.
Она решила его удивить и спросила напрямик:
– А теперь, после аварии, ездишь более осторожно? – Хоссе совсем не удивился:
– Это не из-за аварии, а из-за того, что ты со мной рядом. – А потом удивил её: – Я вижу, дядя Альфонсо прекрасно справляется со своими обязанностями старого шпиона!
– А ты что, и его знаешь! – воскликнула Мария.
– Пока – нет, но! Обязательно познакомлюсь! Славный мужик!
– Ну, знаешь ли! – она даже возмутилась. – Может ты какой-то спецагент? А ну давай всё о себе рассказывай!
– С удовольствием, дорогая! Но ты знаешь, что отвлекать водителя во время движения не рекомендуется. А есть места, где это категорически запрещено и даже наказывается штрафом. – Он положил ей руку на коленку и нежно погладил.
Мария, в момент, расслабившись, спросила поглупевшим голосом:
– Каким штрафом?
– Большим! Огромным… по продолжительности… Поцелуем! – прорычал низким голосом Хоссе.
– Тогда я буду болтать всю дорогу! – сообразила она.
– Не буду возражать, мне очень интересно будет послушать о твоей работе, да и вообще – как у тебя всё начиналось.
– Но ты ведь наверняка и об этом всё знаешь?
– Знаю. – Согласился Хоссе. – Но может быть не всё? Может я что-то упустил или забыл? Давай так: ты рассказывай и преднамеренно вставляй в рассказ какие-нибудь неточности. Если я их замечу – исправлю. Значит, я о них знаю. Если пропущу – значит мне это неизвестно. Но тогда уже ты обратишь на это внимание. Договорились?
Марию это предложение заинтриговало:
– Хорошо! Проверим твою осведомлённость! – и она начала рассказ. Но сколько ни старалась его исказить, Хоссе замечал малейшие неточности, и постоянно её исправлял:
– Первый раз ты вышла на базар не с самого утра, а почти перед обедом!
– И у тебя было не две рубашки, а одна!
– И купила её не женщина, а мужчина!
– К тому же, буквально за одну минуту!
– А почему ты забыла про купленный для первой швеи новый оверлок?
– Ну, нет! Платья ты стала шить гораздо позднее, месяца через три!
В конце концов, Мария даже расстроилась:
– Мне как-то даже неинтересно тебе рассказывать. Ты совершенно всё знаешь! Хочу тебе чем-то похвастаться, чем-то удивить и ничего не получается.
Хоссе, не отрывая взгляда от автострады, взял её руку и прижал к своим губам:
– У тебя всё получается, дорогая. – Сказал он чуть спустя. – Потому что самое большое чудо – это ты и то, что ты существуешь в этом мире. А удивляться тобой я никогда не буду…. а буду просто восхищаться! Согласна?
Мария обхватила рукой его за шею, погладила по волосам и прильнула щекой к его плечу:
– Ну, как можно не согласиться с таким поклонением?
Они замолчали. И так проехали оставшуюся часть пути, не проронив ни слова. Мария даже под конец задремала с мыслью о том, что впереди ещё уйма времени, целая жизнь, и они успеют наговориться, сколько им захочется.
Проснулась она от лёгкой встряски, когда автомобиль въезжал с автострады на более старую дорогу. Та вела в небольшой городок, раскинувшийся в долине возле самого моря. Старые, добротные здания, чередовались с новыми, многие из которых были построены под старину. Но даже в их линиях сквозила некая лёгкость и воздушность современного стиля. Всё утопало в густых кронах деревьев и буйной зелени, перемежающихся иногда остропикими листьями пальм. Многие въезды во двор были покрыты высокими арками, сплошь увитыми виноградом, среди листьев которого уже появлялись первые светлые соцветия, из которых в будущем должны были налиться тяжёлые соковитые гроздья.
Возле одного из таких въездов Хоссе и остановился, не доехав какой-то десяток метров. Заглушил мотор и, повернувшись к Марии всем корпусом, взял её руки в свои.
– Дорогая, у меня к тебе есть один важнейший для меня вопрос. – Руки его еле заметно дрожали, а лоб, несмотря на прохладу от работающего кондиционера, покрылся маленькими бисеринками пота.
– Я слушаю, – она попыталась подбадривающе улыбнуться.
– Я хочу представить тебя как мою будущую жену. И поэтому хочу спросить, согласна ли ты, выйти за меня замуж?
Мария-Изабель уже примерно знала и предчувствовала этот вопрос. Её сердце и разум, вместе с женской интуицией, предполагали подобное. Но всё равно – это было неожиданно! Её даже затошнило: внутри всё сжалось, спирая дыхание не то от счастья, не то ещё от чего-либо, а на глазах выступили непроизвольные, никогда ранее не позволяемые, слезы.
Хоссе не выдержал затянувшейся паузы и ещё больше занервничал:
– Может… я, что-то… не так?
Мария справилась со своим дыханием и, глубоко вздохнув, сказала сквозь слезы тихим голосом:
– Нет, нет, дорогой! Всё хорошо! Просто всё так слишком хорошо, что мне не верится! – она смахнула выступившие слезы и увидела лицо Хоссе выражавшее ожидание, смятение и даже смущение.
– Конечно, я согласна!
Выражение лица Хоссе моментально прояснилось, а глаза прямо-таки засияли от счастья.
– Ура! – с шумом выдохнул он из себя и бросился целовать свою возлюбленную в руки, плечи, шею, щёки, губы, глаза, короче всюду, куда могли достать его горячие ищущие губы. Мария стала игриво уклоняться, посмеиваясь от удовольствия. Потом у неё вырвалось:
– Можно подумать ты не знал, что я соглашусь!
– Но дорогая! – он вмиг посерьезнел, простучал себя легонько по голове. – Одно дело знать! – потом вздохнул, хватаясь двумя руками за сердце. – А совсем другое – делать предложение! Знаешь как это страшно? – он даже сделал огромные глаза, как бы показывая степень своего испуга.
– Не знаю, не знаю! – засмеялась Мария. – Но догадываюсь! Поэтому в награду за твою смелость, награждаю тебя одним поцелуем! – и подставила губки.
– Всего лишь одним?! – капризно возмутился Хоссе.
Она невинно отвела глазки в сторону и промурлыкала:
– Но я ведь ничего не сказала о его продолжительности.
– А-га! – сообразил он, воодушевляясь и притягивая её к себе поближе. – Тогда приступим!
Поцелуй был очень сладким и очень долгим. И продолжался бы, пожалуй, до бесконечности, если бы не звонкий детский крик, раздавшийся сверху, со стороны мощного каменного забора, обрамляющего усадьбу:
– Дядя Хоссе, дядя Хоссе приехал!
Они смущённо отпрянули друг от друга и пригнулись к лобовому стеклу, высматривая кричавшего. Но успели лишь заметить курчавую шевелюру, спрыгнувшего во внутрь сада, мальчугана.
– Это мой племянник – Эладио. – объяснил Хоссе. – Огонь мальчишка! Сейчас всех переполошит, сама увидишь, сколько шуму будет, – потом завёл мотор, подъехал поближе к солидным металлическим воротам и, с помощью пульта дистанционного управления, открыл их.
– О! Как здесь всё современно! – похвалила Мария. Хоссе в тон ей похвастался:
– Ты знаешь, тут даже радио есть…
– Да ты что?!
– С изображением… цветным!..
– ?!?!
– Телевизором называется!
– О-о-о! – она в восторге закатила глаза. – Невероятно! Какой прогресс! – и они оба от всей души захохотали.
Так и въехали они в огромный двор перед старинным обложенным камнем домом. Весёлые молодые, брызжущие радостью и счастьем. Хоссе, лихо притормозив, выскочил из машины и проворно её оббежав открыл дверь со стороны своей пассажирки.
– Осмелюсь доложить, сеньорита, мы прибыли по месту назначения! Она церемонно подала руку и, выйдя, обвела всё вокруг быстрым взглядом. И тут же шёпотом призналась:
– Мне как-то немного неловко.
– Не переживай, – шепнул он тоже ей на ушко. – Это добрейшие и прекраснейшие люди.
А из дома, по ступенькам, уже спускалось целое семейство родных, близких и, вероятно, даже знакомых. Все наперебой выкрикивали приветствия, каждый пытался первым добраться до Хоссе и поцеловаться. Но раньше всех прилетела худенькая старушка, прильнувшая к груди Хоссе. «Мать» – сразу догадалась Мария.
– Сынок! Ну, куда же ты пропал! – с укором запричитала старушка, осматривая и ощупывая тело своего сына.
– Ничего с ним мать не случилось! – подошедший за ней грузный, но высокий мужчина с чёрными волосами без единой сединки хлопнул со всей силы своей ручищей по плечу Хоссе, и они прижались щеками в приветствии. – Твой брат навёл панику по поводу твоей аварии, – стал объяснять он. – И мать вот, совсем распереживалась.
– А как же не паниковать?! – раздался другой голос, и Мария даже вздрогнула, когда увидела говорящего. Он был копия её любимого, но уже в следующее мгновенье она рассмотрела, что он старше: года на три или на четыре. – От машины, только обрезанные куски остались. И когда отец сказал, что видел тебя без единого синяка, я даже решил, что это не с тобой произошло!
Они тоже поздоровались. Наперебой подходили другие: сестра с мужем, невестка. Хоссе всё никак не мог остановить этот поток приветствий, вопросов и похлопываний. Он в нетерпении взял Марию за руку и поднял свою вторую руку, прося о внимании. Но лишь только все стали затихать, как раздался детский, уже знакомый Марии голос:
– А эта красавица, дядя Хоссе, твоя невеста? – и, с детской непосредственностью добавил: – Я видел, как вы целовались!
Все дружно прыснули, давя в себе смех, и только мать Хоссе, сразу посерьёзнела и стала пристально разглядывать своего сына и стоящую рядом девушку.
– Да! – решительно произнёс Хоссе. Все вокруг снова притихли, а он сильнее сжал ее руку. – Зовут её Мария-Изабель и она согласилась стать моей женой. – Сегодня, завтра решим, когда будет свадьба. Я хочу, что бы она состоялась здесь. Если, конечно, никто не против? – таковых не оказалось.
Все дружно загалдели и зашумели и также дружно бросились знакомиться и целоваться с Марией. Каждый называл своё имя сам, потом называл степень своего родства или приятельства. Она даже опешила от такого количества новых лиц и имён и успевала только ответить:
– Рада познакомиться, очень рада!
Потом все постепенно потянулись в дом.
– А в честь чего все собрались? – тихо успела спросить Мария.
– Сегодня начинается трёхдневный праздник нашего городка, и на него всегда все съезжаются. Вот увидишь – будет очень весело и интересно.
И это было действительно так. Вечер получился чудеснейший. Угощенья и выпивка были на славу, а когда Даниель, брат Хоссе, взял гитару, и все стали петь, Мария вообще пришла в восторг. Заметив это, мать с гордостью похвасталась:
– Эти песни придумали мои сыновья!
– Ну, мама! – с укором сказал Хоссе. – Здесь вся заслуга принадлежит Даниелю. Ведь если бы не его музыка, не было бы и песен.
– Ты посмотри, какой скромный стал! – вмешался Даниель, объясняя всё в первую очередь для Марии. – Раньше наоборот говорил: если бы не мои стихи, что бы вы пели на праздниках?
– Ну, раньше я был молодой и глупый! – сразу согласился Хоссе смеясь. – И мне было свойственно зарываться.
– А сейчас значит, поумнел?
– Да! – он, шутя, принял позу мыслителя. – А что, не заметно?
– Заметно. Потому и курить бросил? – вдруг в упор спросил отец. – За весь вечер ещё ни одной не выкурил.
– Ну, так…. – Хоссе развёл руками. – Надо же когда-то начинать беспокоиться о своём здоровье.
– Вот именно! – назидательно вставила мама. – После аварии ты хоть был у врача? Всё ли у тебя в порядке?
– Мама! Я совершенно здоров. – Хоссе явно не хотел обговаривать эту тему и попытался перевести разговор в совсем иную сферу: – А фейерверки будут и сегодняшней ночью или только завтра и послезавтра?
Но мать не дала себя сбить с толку и настойчиво продолжала, но теперь больше обращаясь к Марии:
– Ну, сами посудите, побывать в такой страшной аварии! Может у него там ушибы, какие, а то и переломы…
– Мама…. – сын снова попытался её остановить.
– … Он ведь не признается! Никому не покажет и не расскажет! – сказала она, повысив голос и угрожая маленьким пальчиком своему огромному сыночку. – А вы, дорогая, (опять к Марии) – Ничего не заметили?
Девушка задумалась, а потом честно сказала:
– Да нет! У него всё в порядке!
Даниель весело захихикал, за что получил кулаком по рёбрам от своей миниатюрной жены, и Мария вдруг осознала подоплёку своего ответа. Так могла отвечать только женщина, детально изучившая тело своего любимого. «Ну и что? – подумала Мария, даже не смутившись. – Он почти мой Муж и мы можем вытворять всё, что хотим!» А вслух добавила:
– Конечно! Небольшой осмотр у специалиста ему бы не повредил! – глаза матери засияли благодарностью, зато Хоссе запричитал:
– О! Уже сговорились! Да дайте пожить спокойно! Не люблю я врачей и никак в толк не возьму, что у них делают здоровые люди? И чего мне к ним тащиться? И вообще: праздник есть праздник! Давайте лучше споём! Даниель, что-нибудь весёленькое!
И они запели шуточную песню о старом, древнем автомобиле давно мечтающем уйти на пенсию. Но это ему никак не удавалось из-за всеобщей любви и золотых рук мастеров его чинивших. Все подхватили припев, в котором уставшая машина, разминая амортизаторы, набирает скорость и вновь летит навстречу ветру, к синеющему вдалеке морю.
Мария не могла нарадоваться, слушая оригинальные слова и чудесную музыку. Но где-то в глубине её сознания засела, с осуждающим укором, мысль:
«Может я просто самка? Может ему действительно, где-то больно и он это скрывает? А я ничего не заметила, сосредоточившись только на своём удовольствии? Обязательно буду настаивать, что бы он прошёл хотя бы простейший медицинский осмотр».
Когда все стали расходиться, будущие муж и жена пошли гулять к морю.
– Я знаю одно укромное местечко, – заговорщески шептал Хоссе. – Где можно чудно искупаться, без ничего.
– А если кто-нибудь нагрянет? – он на мгновенье задумался.
– Ну и что? Мне как-то всё равно! А тебе?
– Мне тоже, – согласилась Мария. – Главное, что бы ты был со мной!
И они купались! Тёплая морская вода приятно обволакивала их сплетающиеся тела и своими потоками и завихрениями обостряла и без того возбуждённые чувства. Почти полная луна освещала их купание ласковым серебристым светом, придавая всему вид ирреального и фантастического.
Потом, улегшись между скал, на прихваченное с собой одеяло, они соединили уста, и весь мир вокруг вообще перестал для них существовать. Были только два «Я» слившиеся воедино, ставшие одним целым, безграничным и необъятным миром сказки и удовольствия, мечты и блаженства, любви и упоения.
Они лежали, отдыхая, когда первые лучи солнца вынырнули из розовых волн и осветили их импровизированное ложе. И тогда Хоссе стал рассказывать. Стал рассказывать странную и нереальную историю-сказку о том, чего не было и не могло быть никогда.
– В некотором царстве, в некотором государстве, в неизмеримой дали и в невероятной близости, живут некие разумные существа саму суть и подобие которых почти невозможно описать здешними понятиями и словами. Но если и попытаться это сделать, то они как бы состоят из знания, разума и памяти. И это краткое определение – совершенно неприемлемое, размытое, неполное и во многом неправильное. Ибо необходимо быть тем существом, обладать его всеми органами, опытом и чувствами, и ещё бесчисленнейшими параметрами для того, что бы увидеть или вернее ощутить, а может почувствовать друг друга. Если попытаться дать им имя одним словом, то это будет бесполезно, так как нет в земном языке подобных понятий и определений. Но если попробовать сделать это поверхностно и, скорей всего, в шутку, то можно было бы назвать этих бестелесных духов – «ЗНАЙКАМИ».
Но если отбросить в сторону вопрос об их, так называемой, внешности, то следующий вопрос возникает о смысле и способе их существования.
Кратко скажу вначале о способе. Есть определённая энергия пронизывающая всё сущее, все Миры и все Вселенные. Именно с её помощью и существуют вышеупомянутые существа, и именно эта энергия позволяет образовывать новые индивидуумы. Теоретически они бессмертны, но иногда они бесследно исчезают. Существует лишь одна версия по поводу их исчезновения или, возможно даже, смерти. Но сейчас это неважно и я расскажу об этом попозже.
Теперь о смысле. В основном он заключается в накоплении знаний, сборе различной информации и изучении бесчисленного количества миров. Возможности для этого у Знаек поистине безграничны. Хоть и есть маленькие, коварные исключения, исходящие из самой сути всё питающей и творящей энергии. Например, Знайка может находиться в любом мире и исследовать его примерно не более трёх лет и только один раз. Один-единственный раз! После этого он обязан передать полученную информацию как можно большему количеству себе подобных, и после продолжать действовать по своему усмотрению где угодно, но только не в предыдущем мире.
Ещё одно ограничение. Хоть исследователь и может это сделать, но для него очень опасно воплощаться в чужой разум, ибо тот может оказаться «гитодуальным». То есть с более сильной волей и подавить волю и способности вторжителя и тот останется существовать в каком-то уголке мозга или сознания своего «носителя».
Единственное, в этом случае, вмешательство которое можно осуществлять на разум носителя, так это на глубоком подсознании, прививая незаметно свои взгляды, особо ценные мысли и задавая незаметно, на первый взгляд, изменения в характере и образе действия. Носитель, как правило, уже никогда не будет жестоким, будет всегда придерживаться справедливости и до конца дней своих будет стремиться ко всему прекрасному и высокому. Можно, например, постепенно привить носителю мысль покорить полюса и он это сделает, достичь наивысшей точки планеты и тот будет к этому стремиться. Можно заставить его полюбить цветы, и он станет заядлым цветоводом; можно заинтересовать жизнью наших «меньших братьев» и он будет участвовать в движении «За защиту животных». Но никогда при этом носитель даже не догадается, что эти стремления и мысли навязаны ему чужим разумом. А когда носитель умирает, вырывающийся на свободу разум впитывает все его знания, чувства и пережитое и умерший как бы становится частью всего сознания Знайки.
Вот тут я хочу вернуться к смертности самих Знаек. По существующей у них теории, вторичное пленение более сильным и волевым разумом при смерти последнего умерщвляет и самого Знайку. Так как не было ещё ни одного исследователя пережившего вторичное пленение. Конечно, подобные случаи очень редки. Почти невероятнейшее стечение обстоятельств может свести могущественных Знаек с индивидуумами, обладающими более сильной волей и, потенциально, более уникальнейшим разумом.
Но всё-таки этот вариант возможен и Знайки, уже раз побывавшие в плену чужого разума, никогда больше не пользуются возможностью изучения нового мира, как бы изнутри, вживаясь в сознание его обитателя. Для дальнейшего изучения чего угодно подобным способом, существует другая, более безопасная форма проникновения в любой мир. В намеченном заранее мире, изыскивается оболочка одного из жителей, вполне пригодная для физического и прочего существования, но которую только что покинул умерший разум. Чаще всего практикуется вживление в организм дряхлой и старой особи, пожившей долго и имеющей большой опыт и много знаний. Так как при вживлении изучающему передаётся в тот же момент вся память оставшаяся в мозговых хранилищах. При этом нормы поведения Знайки совершенно ничем не будут отличаться от прежних норм поведения личности, в которую он интродуцировался. Для более лучшего функционирования выбранной оболочки широко используются методы небольшого капитального ремонта, легко осуществляемые при вживлении.
В связи с этим мне вспоминается один забавный случай…
– «Тебе вспоминается?» – сонно перебила Мария рассказ Хоссе. – Ты, дорогой, совсем уже стал завираться!
– Каждый рассказчик должен свято верить в то, что он рассказывает! – молвил нравоучительно Хоссе, поднимая вверх указательный палец. – Только тогда его рассказ будет выглядеть правдивым и заслуживающим доверия.
– Ладно, ладно! – согласилась Мария. – Фантазируй что хочешь, для меня даже просто слушать тебя – одно удовольствие.
– Но ты хоть улавливаешь суть мной рассказываемого? – спросил Хоссе.
– Конечно, дорогой! – уверила она его. – Я слушаю очень внимательно.
– Надеюсь…. Так вот. О забавном случае.
Умер один старикашка, ну вернее, почти умер. А был он очень богатый, но очень вредный и невыносимый по характеру. У его постели собрались все многочисленные родные и кое-какие знакомые, питающие небольшие искорки жалости к умирающему старцу. Измучившийся доктор прекратил попытки запустить остановившееся сердце и уже начал фразу, что, мол, с «глубоким прискорбием» и т. д. и т. п. как вдруг заметил, что умирающий пытается вздохнуть. Возобновив свои усилия, доктор был награждён открытыми глазами, а чуть позже и полным восстановлением всех жизненных функций пациента. Через минуту дедуля встал, обвёл глазами присутствующих и ехидно прошепелявил:
– Что, смерти моей ждёте? Не дождётесь!
И почти у всех там находившихся, мелькнула нехорошая мысль: «О господи! Лучше бы он уже…!» И только трёхлетний правнук радостно подскочил к деду и затеребил его за руку:
– Не умилай, деда! Мы ведь с тобой на лыбалку соблались!
У старца на глазах выступили слезы, и всю его вредность как рукой сняло. Погладив внука по голове, он произнёс:
– Да я уже вроде как на том свете был. Но… вдруг вспомнил, что совсем не так завещание составил. …И вернулся. Не хочу, что бы вы меня вспоминали только плохими словами. А сейчас – на рыбалку! – и схватив малого на руки выскочил из комнаты.
– Совсем старый рехнулся! – удивлённо воскликнула сноха. Хотя тоже находилась в довольно-таки преклонном возрасте.
– А может наоборот… – мечтательно произнёс младший сын. – Изменился к лучшему и стал таким, каким был в молодости, до смерти матери.
И действительно. Характер старика преобразовался кардинально и, что интересно, в самую лучшую сторону. Он стал самым милым, добрым и обаятельным человеком. И когда, через насколько лет, он всё-таки ушёл из жизни, не нашлось ни единого человека, кто бы не сказал о нём доброго слева.
То есть, воплотившийся в него Знайка, сразу всё расставил по полочкам и понял причину той нервной вредности, так портившей жизнь старцу в последние годы. И этим помог очень многим
– Как интересно! – протянула Мария. – Выходит эти Знайки довольно-таки добрые и сердечные существа. Хотя сердце, как таковое, если я правильно поняла, у них отсутствует?
– В общем то, да! – согласился Хоссе. – Для них неприемлемы зло, жестокость и насилие. – И вдруг спохватился: – Слушай, который час? Нас наверняка уже разыскивают, да и давно пора завтракать.
– Если я не соглашусь, мой желудок воспротивится и взбунтуется от голода! – засмеялась Мария, вскакивая и бодро одеваясь. Хоссе тут же последовал её примеру и через несколько минут они уже мчались, хохоча по пляжу, взбивая ногами брызги с волн, пытающихся достать их своими пенистыми лапами.
А после обеда в городке начались парады и шествия. Потом был карнавал с завершающим его красочным фейерверком салютов, и начались дискотеки. Но Мария с Хоссе сбежали после нескольких танцев и забрались в старый, но прочный сарай, расположенный в глубине сада. Сюда почти не достигала грохочущая музыка с ближайшей площади, временно превращённой в гигантскую дискотеку.
И им было хорошо вдвоём. Уютно расположившись на душистом ароматном сене, они опять предались пылким и страстным объятиям и ласкам. После них Хоссе поинтересовался:
– Хочешь послушать продолжение истории о Знайках?
– Конечно хочу! – согласилась Мария, а про себя подумала: «Он же поэт! Скорей всего он хочет написать какой-нибудь фантастический роман и хочет послушать моё мнение о задуманном сюжете. Хоть я и не люблю фантастики, но его замысел очень интересен и, я думаю, книга у него получится замечательная!» – и вслух добавила: – А там будет что-нибудь про меня?
– Конечно, дорогая! В дальнейшем рассказе ты будешь главной героиней.
– О! Звучит заманчиво!
– Ну, тогда слушай!
– И был среди Знаек один молодой и неопытный, начинающий исследователь. Он так горячо и необдуманно стремился к набору новых знаний и новой информации, что поступал порой очень неосмотрительно и неосторожно.
И вот однажды, без всякой консультации и предварительной разведки он ворвался в один из миров и с ходу интродуцировался в мозг одного из его обитателей. Это всегда можно сделать не задумываясь и почти автоматически. Я говорю почти, так как имеется всё-таки три главных параметра необходимых для вхождения Знайки в телесную оболочку намеченного разумного существа. Первый – это, естественно, наличие самого разума. Второе – наличие свободного, незадействованного места во всей инфраструктуре мозга для размещения там иного разума. И третий – самый странный – это определённый размер несущих конечностей. То есть, если у меня, например, размер ноги сорок седьмой, то я бы никогда не смог интродуцироваться в человека с сороковым, сорок третьим или даже сорок шестым размером обуви.
Мария подняла свою маленькую ступню и приставила сверху к ноге Хоссе. И всё равно его пальцы были длиннее и выступали из под маленьких розовых женских пальчиков.
– Значит, ты бы не мог поселиться во мне?
– Ни в коем случае!
– Это хорошо! – констатировала Мария.
– Почему? – Хоссе оглядел девушку оценивающе и заинтересованно.
– Для меня лучше обнимать тебя снаружи, чем ощупывать изнутри! – засмеялась Мария, сжимая свои объятья. Он закрыл глаза от удовольствия:
– Конечно, так намного лучше!
– Но меня в твоём рассказе, смущает один нюанс, – она подняла голову с его плеча и чмокнула в щёку. – Ты ведь говорил, что Знайки трудно поддаются описанию и являются как бы бестелесными. Тогда при чём тут размер несущих конечностей особи, в которую они и нтыр… – дур… – цур…
– Интродуцируются? – помог Хоссе.
– Вот именно!
– Ну…. – он немного задумался. – Вот ты, например, что знаешь об устройстве своего сердца?
– Оно вот такое, – она пальчиком повела по груди Хоссе, контурно обозначая рисунок, которым обычно рисуют сердце, пронзённое стрелой Амура. – Оно качает кровь по всему организму. Состоит из камер, клапанов…. – она задумалась вспоминая. Потом засмеялась: – Ну… и ещё чего-то!
– А как эти камеры, клапаны, я уже даже не спрашиваю про «ещё что-то», функционируют? – продолжал допытываться Хоссе. – И почему так, а не иначе?
– Понятия не имею! – чистосердечно призналась Мария.
– Ну и этот молодой и юный Знайка, тоже пока не имеет понятия о многом. Ведь нельзя объять необъятное, тем более – сразу.
– Ну что ж, возможно и такое, – она согласно закивала головой. – Но я бы на твоём месте, придумала что-то белее логическое и правдоподобное по этому вопросу. – Хоссе как-то странно посмотрел на неё и хмыкнул. – Не возмущайся по поводу критики, – посоветовала Мария. – А лучше рассказывай дальше. Я никак не дождусь – где же там про меня?
– А это потому, что ты отвлекаешься на несущественные мелочи, – нравоучительно заметил Хоссе, вздохнул и продолжил: – Так вот. Попав в чужую оболочку, Знайка вдруг с ужасом обнаружил, что находится в плену более гитодуального разума и почти совершенно бессилен им управлять. Но что делать? Пришлось смириться и занять наблюдательную позицию и посмотреть, чем занимается его носитель. А его носитель, которого звали Арчибальд…