Глава 22
Странная обитель
На последних метрах тропы пришлось изрядно повозиться. В закруглённом, весьма коротком переходе оказался завал из камней. Изначально не просматривалось: то ли прежние обитатели устроили преграду сознательно, то ли тут была ловушка, задействованная кем-то уже после смерти сентегов, то ли это чисто природное явление. Хорошо ещё, что препона в самом широком месте не превышала полутора метров. Поэтому, повздыхав над препятствием, Кремон приступил к его разборке.
По ходу выяснилось, что перед ним и в самом деле ловушка. Некогда свод был на одном участке вырублен колодцем вверх, потом перекрыт несколькими плитами, и уже сверху опять заложен камнями. Ныне остатки, а когда-то цельная система пускового механизма провоцировала падение вниз плит вместе с нагруженной на них породой. И скорей всего настройка или выключение механизма производились с обеих сторон прохода. Но никого и ничего постороннего под завалом не оказалось.
Спрашивается: почему тогда каменная западня сработала? По первым итогам расследования получалось, что сентег, уходя в последний путь к мавзолею, сознательно перекрыл за собой дорогу. Или, в крайнем случае, механизм повредился от времени, и падение плит произошло самопроизвольно. А строили это коварное препятствие явно Древние со своими механизмами. В крайнем случае – таги. Потому что кроме них никто не смог бы пролезть через малую дыру в конце уходящего вверх колодца.
«Что же строители пытались упрятать? – размышлял Невменяемый, заканчивая расчистку. – И по какую сторону от данного прохода? Потому что и шар с жёлобом – явно не результат титанического труда парочки влюблённых сентегов…»
Судя по общему направлению тропы, анфилада пещер и проходов между ними вела к тому самому тоннелю с левой стороны ущелья, к которому и спускался крутой жёлоб с Непреодолимого. Оставалось, по прикидкам, пройти не так уж и много, километров пять, чтобы преодолеть толщи скальной породы и выйти к точке видимости моста. А так как обилие древних ловушек впечатлило, следовало утроить осторожность и не спешить. Тем более что после завала тропа взяла круто вправо, пошла вверх и почти сразу же привела в открытое пространство. Причём точно такое же по размерам, как и тот провал, в котором произрастали Сонные деревья. Разве что глубина окружающих стен здесь не превышала пяти-шести метров.
Ну и сразу бросилось в глаза, что здесь наверняка пара сентегов устроила приусадебный огородный участок. Лучи Занваля сюда проникали, света хватало, и на многочисленных грядках, наверное, росли собранные по округе и нужные в питании растения, пряности и овощи. Вот только за последние столетия без хозяйственной руки они все вымерли, а пригодное для использования пространство уверенно захватил многолетний кустарник свала. То же самое растение, которое снискало славу посёлку Агван и из которого давили замечательное масло для технической смазки. Видно было, что свал сейчас несколько одичал, но всё равно был великолепен. Да как раз вступил в пору своего цветения.
А раз пора цветения, то можно собирать пух. Потом формировать его в серый шарик, создавая Флор, годный для значительного взрыва. Взрыв, конечно, не сравнится с зарядом литанры и даже взрывом мраморного шарика из керечесы, но в любом случае опытный Эль-Митолан может сотворить с помощью Флора (и уж тем более из огромного количества Флоров) массу полезных атакующих и бытовых действий.
«Хм! Да у них тут были все условия, чтобы горы свернуть, – озадачился Кремон. – И за сотню-вторую лет жизни с Флорами можно такое наворочать… такое!.. Что и Барьер бы не выдержал!.. Видимо, парочка ни за что не хотела возвращаться в цивилизацию. Допекли их основательно… Да и одним – влюблённым было тысячекратно лучше. Ведь они и в самом деле любили… а большего для счастья и долгой жизни – и не надо!»
Позавидовав с горечью и тяжко вздохнув, заставил себя двинуться на исследование жилищ. Потому что назвать его единым у него вначале и в мыслях не было. Входы темнели чернотой практически по всему периметру овала, и насчитывалось их целых двадцать шесть штук. Но чем больше просматривал внутренние помещения, чем больше анализировал, тем больше приходил к выводу, что перед ним единая многофункциональная обитель. Иначе говоря: многокомнатный дом, практически со всеми удобствами. Ну а сам провал с огородом являлся как бы внутренним двориком. Скорей всего так и было изначально, и только пара сентегов нанесла сюда земли и устроила приусадебный участок.
Шесть, а то и восемь комнат можно было назвать спальнями. Две палаты – некое подобие огромных гостиных. Причём одна сделана в толще пород в виде единой квадратной пещеры, а вторая в виде анфилады комнат, соединённых широкими арочными проходами. Имелось четыре помещения, пригодных как для кабинета, так и для лабораторий. Все вышеперечисленные объекты имели как минимум отхожее место с подачей воды и канализацией, максимум – с ванной и отдельным душем. Правда, несущие воду аксессуары оказались начисто уничтожены временем. Только дыры в стенах остались да некие куски свисающей ржавчины.
Ещё пять комнат – некие складские помещения с каменными полками вдоль стен. Один квадратный зал служил входом в три преогромнейших в глубине подвала. И в них было неожиданно прохладно, не более чем пять градусов тепла.
Две горницы имели некие подобия печей, духовых шкафов и плит. Вокруг этих кухонь наблюдалась куча мелких кладовок. Ну а остальные комнаты могли использоваться для чего угодно. Но сразу понималось: подобное жилище – не для одной или пары особей. Тут наверняка когда-то жила внушительная семья. Или общность разумных созданий, занятых одним делом. Судя по некоторым предметам каменной утвари – скорей всего именно людей.
Не вызвала удивления и такая мысль, что речь может идти про общность тех самых людей, которые когда-то строили мост Непреодолимый, а то и занимались созданием местного участка Барьера. А может, здесь обитали наблюдатели, оставленные для присмотра за новой границей после её создания?
Естественно, что логика рассуждений повела Невменяемого дальше. Тем более что он прекрасно знал про технические комплексы, которые управляли каждым подобным участком. А благодаря проштудированным книгам по этой теме располагал сведениями, как управлять этими комплексами. Но сейчас додумался до определённых выводов:
«Если здесь жили наблюдатели – значит, пульт управления комплексом где-то совсем рядом. Или отсюда имеется прямой переход к этому пульту. Как минимум! Только вот… почему же пара сентегов за долгие годы так ничего и не отыскала?.. Хотя… чего это я так решил, что не отыскала? Надо самому вначале тщательно осмотреться… а уж потом делать правильные выводы».
Надписи, вырезанные в камне, отыскались быстро. Видимо, сентег время от времени вносил на одну из стен исторические даты. Причём делал записи краткие, на излишние пояснения не отвлекался, да и всё количество строчек не превышало десятка. Прибыли, освоились, убедились, что потомства у них не будет, разобрались с оставленным наследством, прокляли всех живущих, поняли, что выхода отсюда нет, даты нескольких путешествий в верховья Гайды и вдоль Шанны по обоим направлениям, потом ещё проклятие для всех, и последней стояла запись о смерти любимой.
Вряд ли мужчина намного пережил женщину, если вообще не помер в тот момент, когда уложил её в мавзолее на возвышения из камней. Так что общая биография здешних отшельников просматривалась довольно скучной. Прибыли они сюда тысячу восемьсот лет назад. Легенда-то оказалась воистину древняя! Прожили – сто семьдесят три года. Проход сквозь Барьер выжег у них так впоследствии и не восстановившиеся детородные функции. Проклятия – тоже вполне понятны, не от хорошей жизни они здесь оказались. Как и повторное проклятье, после путешествий. Наверное, убедились окончательно, что умирать придётся именно здесь.
А вот фраза «…разобрались с оставленным наследством» – интриговала. Если прикинуть даты, то получалось, человека придавило каменным шаром в желобе несколько раньше, чем здесь обосновалась парочка влюблённых. А судя по отсутствию чего-либо интересного в жилище, никакого «наследства», как такового, здесь и в помине нет. Ни устройств, ни артефактов, ни толковой, сохранившейся с помощью магии мебели. Тогда как дата перед таким утверждением даёт понять, что сентеги «разбирались» очень долго: пятьдесят один год.
Спрашивается, что так долго стоило исследовать? За полвека можно плевками каменную стену пробить, а шлепками – ту же стену в песочек рассеять. Ну и не простые же они смертные, а Эль-Митоланы. И Флоры имели, прессуемые из пуха свала, и еды вдоволь, и…
«Вот тут, пожалуй, и всё! – оборвал свои перечисления энормианин. – У них даже оружия нормального не было. Ни на нём, ни возле неё, ни здесь… Бежали с той стороны – вполне возможно, что голышом. Свои ремни – уже здесь из шкур животных создавали. Не удивлюсь, если они простыми палками землю копали, в листьях носили, а потом и взрыхляли на огороде. Придавленного покойника и то не разоружили. А почему? Есть у меня подозрения, что некто им всё-таки мешал… И очень сильно! А кто? Кто мог быть такой злобный и коварный, что после его уничтожения сентег сподобился на сотворение записи? Ведь нечасто такое делал, в среднем раз в двадцать лет, образно, говоря… Хм! А ведь и мне спешить некуда!»
Сразу просматривать все стены он возможности не имел. Вернее, не стоило себя истощать отделённым сознанием, когда две трети собственной силы уходит на устранение раны на плече.
Поэтому первым делом, после первичного осмотра жилища и выбора спальни для себя, попросту выспался. Вечером доел жалкие крохи припасов и вновь завалился спать.
Утром, наевшись Сонных плодов, отправился ловить рыбу.
К вечеру отыскал первую съестную зелень и кустарники со специями, годными для добавления в пищу. На пятый день наткнулся на шахту с грязной, но самое главное – что существующей каменной солью.
Через неделю, убедившись, что гигантские тигры покинули эту местность, заставил приблизиться чуть ли не к самому водопаду упитанного лесного кабана.
А в остальном… Дни потянулись за днями, ничем друг от друга особо не отличаясь. Проснуться, поесть, проведать любимую, грустно вздыхая, полюбоваться её неподвластным тлену личиком, поработать на огороде, в пещерах с грибами, вокруг Сонных деревьев, и вновь, с ленцой и почти полным безразличием, прочёсывать отделённым сознанием окружающие горные массивы. Ни шага в сторону от тропы, ни взгляда в небо, ни мыслей об иных разумных, которые словно перестали одновременно существовать во всех мирах. Про желание вернуться домой – и подобия мыслей не возникало, да и само понятие «дом» – полностью абстрагировалось с найденной обителью.
Желания умирают вместе со смыслом жизни.
