Дэн
— Вот такая история! — Леся смотрела только на Дэна, и только ему одному предназначалась ее отчаянно-сумасшедшая улыбка.
Сейчас, подсвеченное колдовским светом блуждающего огня, ее безумие было особенно выпуклым, очевидным, а ее глаза горели тем же фанатичным светом, что и у Ильича. Гарь получила еще одну жертву.
— Где Ксанка? — Сейчас, когда счет, возможно, шел на секунды, ему было не до психоанализа. Он должен был действовать.
— Тише! — Леся приложила указательный палец к губам. — Слышите? Волки замолчали.
— Где Ксанка, я тебя спрашиваю?! — Отчаяние достигло своего апогея, Дэн был готов совершать безумия. Если понадобится, он силой выбьет признание из этой ненормальной.
— Спокойно, друг. — На плечо легла ладонь Гальяно. — Разреши, я с ней поговорю.
— Нет времени…
— Мне нужна одна минута. — Гальяно присел на корточки перед Лесей, сказал мягко: — Ты же не просто так нам все это рассказала? Есть еще что-то?
— Волки замолчали. — Она продолжала улыбаться. — Как вы думаете, мальчики, почему они до сих пор на вас не напали? Почему вы до сих пор живы?
— Ты не дала им команду.
— Я дала им команду. Моя бы воля, вы были бы мертвы еще несколько дней назад.
— А чья сейчас воля, Леся?
— Она очень сильна. — Леся, казалось, не услышала вопрос. — Возможно, она даже сильнее Лешака. Если она не захочет подчиниться, с ней ничего нельзя будет поделать. Даже он, — она посмотрела в сторону гари, — это понимает. Ваша Ксанка решила умереть этой ночью. При ее способностях остановить сердце будет не сложно. Она умрет, и он потеряет все.
— Я пошел! — Дэн не сводил взгляда с полыхающего над лесом зеленого зарева. — И ты пойдешь со мной! — Он силой поставил Лесю на ноги.
— С удовольствием! — Она вздернула подбородок. — Только не потому, что ты так хочешь, а потому, что мне хочется видеть, как он победит.
— Ты сказала, что Ксанка собирается убить себя… — Гальяно с тревогой посмотрел на Дэна.
— Собирается, но она не посмеет этого сделать. И знаешь, почему?
— Почему?
— Вы ей не позволите! Пойдемте, мальчики! Представление начинается!
…Гарь со всех сторон окружали волки. Их было десятки, если не сотни. Никакое оружие не поможет, если эти твари нападут все разом. Но Дэн не думал о волках, Дэн смотрел на Ксанку…
Как тринадцать лет назад, она парила над гарью. Вокруг ее лодыжек обвивались зеленые вихри, белые волосы развевал ветер, а глаза были открыты. Дэн мог поклясться, что она их видит.
— Алекс! Ксанка! — Он рванул вперед, и по морю из волчьих тел пробежала тревожная рябь.
— Осторожно! — Кто-то с силой дернул его за руку, оттаскивая от волков. — Они порвут тебя…
Туча, бледный, сосредоточенный, сдернул с плеча бесполезное ружье, передернул затвор.
— Не порвут. — Голос Леси звучал на удивление громко. — Она их держит. Она одна удерживает всю стаю, не позволяет волкам напасть на вас. Я же говорила, она очень сильна, но чтобы контролировать этих тварей, ей нужно быть полностью сконцентрированной. Вот так! Она сильна, а я умна. — Леся победно улыбнулась. — Сыграть можно не только на человеческих слабостях, но и на человеческой силе. Перед вашей ненаглядной Ксанкой сейчас стоит очень сложная дилемма. Ее силы хватит на что-то одно: удерживать волков или сопротивляться чужой воле. Угадайте, что она выберет? Я почти уверена, что волки на вас не нападут.
Это был подлый и одновременно чудовищно коварный план. Волки не подпустят их к Ксанке, а она не позволит волкам напасть, и сопротивляться Чуду она тоже не сможет…
— Может, пальнуть из дробаша? — Гальяно бросил вопросительный взгляд на Матвея, но тот ничего не ответил.
— Мы пальнем, — пообещал Туча, смахивая со лба пот. — Только, боюсь, силы не равны.
— Начинается… — не сказала, а выдохнула Леся, и Дэн, удерживающий ее за руку, почувствовал, как она дрожит.
Дрожала не только Леся, дрожала земля под их ногами. Пепел поднялся в воздух, закружился над гарью серой метелью. Ксанка на мгновение прикрыла глаза, но тут же снова их открыла. Теперь она смотрела прямо на Дэна, и во взгляде ее была мольба: «Уходи! Уходите все!»
Он не мог предать ее во второй раз, он должен хотя бы попытаться.
Ксанка парила в полуметре над землей, когда гарь изрыгнула из себя гроб.
— Он пришел! — По щекам Леси катились слезы. — Скоро он возьмет то, что ему причитается.
Порывом ветра с гроба сорвало крышку, швырнуло на землю. Лежащий в гробу мертвец хищно осклабился, в провалах глазниц разгоралось синее пламя.
— Гальяно, дай мне дробовик. — Не отрывая взгляда от Ксанки, Дэн протянул руку.
— Это плохая идея, мальчики. — Лицо Леси светилось от счастья.
— Держи, братан! — В ладонь лег нагретый руками Гальяно приклад.
Дэн прицелился. Мертвую тишину разорвал выстрел, потом жалобный вой свалившегося на землю волка, и лишь в затухающем эхе он услышал слабый стон. Позвоночник Ксанки натянулся как струна, по щекам катились слезы.
— А я предупреждала. — Леся продолжала улыбаться. — Чтобы контролировать волков, нужна очень крепкая связь. Стреляя в них, ты убиваешь ее…
— А если я выстрелю в тебя? — Дэн так сильно сжимал приклад дробовика, что пальцы свело судорогой.
— Попробуй! Но не думаю, что тебе хватит духу убить человека. — Леся смеялась ему в лицо. — Ты же благородный и правильный. Вы все такие! Дураки! Вот поэтому с вами так просто…
— Дэн… — Кто-то тронул его за локоть.
Он со свистом выдохнул, обернулся. Лицо Матвея было сосредоточенным, точно он пытался разгадать какую-то головоломку.
— Он здесь, я его вижу.
— Кого?
— Мальчика, Сашу Шаповалова. Он стоит прямо перед тобой.
— Я ничего не…
Он не договорил, осекся на полуслове. Он тоже увидел. Только не мальчика, а старика… Лешак опирался на посох, смотрел на него из-под густых бровей. Взгляд его был просительный и требовательный одновременно.
— Мне кажется, он хочет что-то тебе сказать. — Голос Матвея долетал словно издалека.
— Проваливай! — сказал Дэн человеку, едва не убившему Ксанку. — Пошел к дьяволу!
Лешак покачал косматой головой, сделал шаг навстречу. Мгновение — и на запястье Дэна сомкнулась призрачная рука. То, что произошло затем, наверное, длилось доли секунды, но мгновений этих хватило, чтобы Дэн прожил долгую, полную боли, потерь и страданий жизнь. Жизнь Лешака. Теперь он знал этого несчастного старика, как самого себя. Теперь у него были ответы на все вопросы.
«Я хочу помочь, — чужой голос разрывал барабанные перепонки. — Я хочу спасти ее. Мне нужно твое тело. Решай!»
Старик глядел ему прямо в глаза, и лицо его менялось. Мгновение — и вот перед ним черноволосый, синеглазый мальчишка. Тот, которого все это время видел Матвей. Еще мгновение — и мальчик превращается в рослого, обезображенного шрамами мужчину, чтобы состариться и вернуться в стариковское обличье.
«Я умер той, самой первой, ночью. Моя светлая половина умерла, — Лешак читал его мысли. — Твой друг видит меня таким, каким я был тогда, чистым и безгрешным, а ты… ты видишь самую суть. Если ты позволишь, я попробую ее спасти».
— Для этого тебе нужно мое тело?
«Да. И я должен тебя предупредить: это будет непросто. Если у меня ничего не получится, ты тоже умрешь…»
— Я согласен! — Он не стал раздумывать. — Что мне нужно сказать? Добро пожаловать?
«Просто закрой глаза».
— Хорошо.
Дэн крепко зажмурился, чтобы уже через мгновение сложиться пополам от резкой боли.
«Потерпи, это сейчас пройдет. — Голос Лешака теперь звучал у него в голове. Он сам был Лешаком. — Открой глаза».
Мир изменился. То, что раньше виделось Дэну четко и ясно, утратило яркость, сделалось призрачно-зыбким. На своих друзей он смотрел теперь словно через запотевшее стекло. Но все остальное, невидимое обычным взглядом, вдруг проявилось с фотографической четкостью. Теперь он отчетливо видел светящиеся нити, удерживающие Ксанку над землей. Видел укрытые под слоем пепла, рассыпанные то тут, то там золотые безделушки, видел, как припали к земле волки…
«Они не тронут тебя. Они чувствуют, что теперь ты — это я. Вперед!»
Дэн шел, волки покорно расступались.
«Мне нужен нож».
Каким-то немыслимым образом он знал, какой нож, чувствовал, где он сейчас. Всезнание — еще одна особенность неживого существования.
Путь в несколько метров показался ему длиною в вечность. Гарь морочила, хлестала по лицу зеленым ветром, душила пеплом, но Дэн продолжал идти. Наверное, без помощи Лешака он бы непременно заблудился в этой круговерти, но чужая несгибаемая воля толкала его непослушное тело вперед. До тех пор, пока его вытянутые руки не коснулись Ксанкиных лодыжек.
— Девочка моя, мне нужен мой нож. — В этом пепельном мире Дэн не понимал, он это говорит или Лешак, а руки уже шарили по Ксанкиной одежде, ощупывали, обыскивали, до тех пор пока ладонь не коснулась костяной рукояти.
Взмах ножом — и рассеченные невидимые путы упали к его ногам. Ксанка тоже упала, Дэн едва успел подхватить ее бесчувственное тело. Волки, отпущенные на волю, заметались по периметру гари.
«Позволь им уйти. Они устали. Они не станут нападать на твоих друзей».
— Как?! Как я могу их отпустить?
За пределами гари послышались выстрелы…
— Я скоро вернусь. Я быстро. — Дэн бережно положил Ксанку на землю, шагнул навстречу волкам.
— Не стреляйте! — Теперь друзья казались ему не живыми людьми, а призраками.
Они послушались, выстрелы стихли.
«Вы можете идти, я вас отпускаю…»
Оказывается, разговаривать с волками легко. Волки подчинились его воле…
— Стоять! Не сметь! — Голос Леси был похож на визг. — Я кому сказала, безмозглые твари?!
Мгновение Дэн наблюдал, как растворяются в темноте серые тени, а потом шагнул обратно в пепельную круговерть, к своей Ксанке…
— …Как ты осмелился?! Как ты посмел стать на моем пути?!
В самом центре гари, прислонившись спиной к стволу мертвого дерева, сидел черноволосый мужчина. У ног его лежала Ксанка…
— Ты думаешь, я позволю отнять ее у меня? — В глазах его полыхнуло синее пламя. — Защищая вас, она растратила всю свою силу. Теперь мне достаточно протянуть руку…
Чудо коснулся Ксанкиных волос, и ее тело выгнулось дугой, потянулось за его ладонью.
«Позволь теперь мне, — голос Лешака звучал мягко, но требовательно. — Доверься мне. Мне нужен полный контроль».
Как же сложно было довериться чужому человеку! Но еще тяжелее было видеть, как с каждым ласковым прикосновением Чуда Ксанка становится чуть менее живой…
«Нет времени! Пусти!»
И Дэн подчинился, отошел на задний план…
…Костяная рукоять легла в ладонь приятной, давно знакомой тяжестью. Стальное лезвие вспороло сначала серое пепельное марево, а потом истлевшую плоть. С сухим хрустом треснули почерневшие кости, яростно оскалился череп.
— Ты не посмеешь! Ты не сможешь убить меня дважды!
Не слушать, не отвлекаться. Провернуть лезвие так, чтобы уже наверняка.
«Митенька, мне больно…»
Маша смотрит на него с укором, а на ее белоснежной сорочке расплывается кровавое пятно.
«Что ты делаешь, папочка?»
И вот уже не Машеньку он убивает, а Анютку.
«Дедушка, мне нечем дышать».
Лиза смотрит жалобно, с мольбой. Тонкие пальчики беспомощно скользят по лезвию ножа.
«Посмотри на меня, Сашенька! Тебе не будет больно».
Лицо правнучки, самой маленькой, самой любимой его девочки, под толстым слоем воды. Сашенька не хочет умирать…
«Это не они! Слышишь ты меня?!» — Голос злой, настойчивый, прогоняет наваждение, сдергивает с истлевших костей пелену морока.
Это не они! Всем весом он наваливается на рукоять.
— Не смейте! Я вас уничтожу! — В голосе Чуда, всегда уверенном, всегда самодовольном — паника. Это хорошо, это значит, они на правильном пути.
— Мне кажется, вот это пригодится! — Теперь перед лицом врага он не один. Три мальчика, отчаянных, благородных, не по годам решительных, смотрят на него сверху вниз. В руке одного из них, толстого и неуклюжего, кисет с порошком из гарь-травы. Второй, долговязый, длинноволосый, высекает огонь, а третий смотрит на него, как на старого друга.
— Давай сделаем это, Санька! — говорит с улыбкой.
Гарь-трава вспыхивает белым пламенем, просыпается огненным дождем на старые кости, вырывает отчаянный крик из несуществующего горла. Чудо умирает во второй раз, на сей раз навсегда, и в душе, измученной, истерзанной, наконец-то воцаряется покой. Все, он отдал долги, довел начатое до конца, спас последнюю из своих девочек.
Сашенька безмятежна, как в детстве, много лет назад, смотрит на него ясным взглядом, и во взгляде этом узнавание.
— Деда?..
— Я люблю тебя, моя девочка. — В последний раз коснуться ее щеки, вдохнуть фиалковый запах ее волос. — Прости меня, если сможешь…
Все, теперь ему действительно пора. Теперь он может наконец уйти туда, где ждут его самые любимые люди. Как же хорошо!
Острое жало впивается в бок в тот самый момент, когда он готовится уйти. От боли перехватывает дыхание, откуда-то сзади доносится женский визг.
— Вы убили его! Ненавижу…
Дышать тяжело и смотреть тяжело. В мире живых — суета и неразбериха. Бьется в истерике тощая девчонка. Зарылся в пепел нож с волчьей рукоятью. На лезвии — кровь, его кровь…
— Дэн, братан, с тобой все в порядке?! — Длинноволосый парень с тревогой заглядывает ему в лицо. Губы его дрожат.
— Киреев, ты чего? Не вздумай умирать! — Второй, светловолосый, сдергивает с себя рубашку. — Ты потерпи, я сейчас… рану нужно перевязать…
И где-то там, в сгущающейся темноте, растерянный голос третьего:
— Денис, все кончилось! Ты только держись…
Все кончилось, и ему пора уходить. В истекающем кровью теле тяжело, невозможно вдохнуть полной грудью. Тот мальчишка, которого они так боятся потерять, выживет, он сильный. А ему пора…
— Дэн! — Щеки, уже немеющей, чужой, касается прохладная ладонь. — Не уходи! Не оставляй меня! Не смей уходить!
— Он останется. — Сил хватает только на то, чтобы улыбнуться. — Я уйду, Сашенька, а он останется. Ничего не бойся, ночь особенно темна перед рассветом. Уже скоро… Прощай, моя девочка! И прости…
