* * *

– Липа! – Инга с радостным визгом повисла у нее на шее, расцеловала, даже слезами оросила. С ума сойти! Ведь не виделись-то всего каких-то несколько недель. – Как ты? С тобой все в порядке?

Сложный вопрос. Честно говоря, она и сама не знала, все ли с ней в порядке. Ей мерещится призрак Кота, в ее организме резвятся непонятно каким образом попавшие туда наркотики, она спит с незнакомым мужчиной, и она, наконец, избавилась от квартиры. Это хорошо или плохо?

Вот она все расскажет Инге, и пусть подруга разбирается. В конце концов, она же психотерапевт. Но сначала надо узнать, как дела у Анфисы Петровны.

– Инга, как твоя мама?

– Мама? – подруга сначала нахмурилась, а потом расплылась в счастливой улыбке. – С Анфисой все хорошо. Операция прошла успешно. Сейчас уже все в ажуре. Она рвется на дачу! Представляешь?! Ей не нужна реабилитация, ей, видите ли, нужны грядки!

– Грядки – это тоже реабилитация.

– Вот и она так говорит, – Инга смахнула набежавшую слезу. – А я говорю, что отправлю ее на дачу только следующим летом. Теперь ты рассказывай!

– Долго рассказывать.

Подруга окинула ее внимательно-настороженным взглядом, спросила шепотом:

– Как квартира? Больше не было сюрпризов?

Липа улыбнулась:

– Ошибаешься. Моя квартира полна сюрпризов. Впрочем, она уже не моя.

– Как? – ахнула подруга.

– Вот так! Час назад я подписала документы на ее продажу.

Наверное, Липе показалось, но Инга при этих словах вздохнула с облегчением.

– Инга, я, кажется, схожу с ума, – сказала девушка тихо. – У меня очень серьезные проблемы, и я не знаю, как с ними справиться. Свари мне кофе…

…Какое же это счастье – выговориться! Рассказать все, как есть, не чужаку из далекого Сенегала, а самой близкой подруге. Липа говорила, и с каждым произнесенным словом на душе становилось все легче. Словно открыли предохранительный клапан.

Инга слушала молча, нервно курила сигарету за сигаретой, на беспрестанные Липины чихи не обращала никакого внимания. Липа тоже не обращала, вытирала слезящиеся глаза кухонным полотенцем и продолжала рассказывать.

Когда речь пошла о ее вчерашнем сумасшествии и попытке сигануть с крыши, Инга смертельно побледнела. Липа даже испугалась, что подруге стало дурно.

– Инга, не переживай. – Она чихнула, погладила подружку по сжатой в кулак руке. – Ведь все же обошлось, Тим меня спас.

Вспоминать о том, как именно Тим ее спасал, было неприятно, и она решила не углубляться в подробности, а перейти сразу к самому главному:

– А сегодня я, наконец, избавилась от квартиры.

– Кому ты ее продала? – спросила подруга.

– Ему.

– Кому – ему?! – Инга вдруг сорвалась на крик.

– Тиму, я не понимаю, почему ты… – Договорить она не успела, испуганно уставилась на подругу.

Та застонала, сжала голову руками и сказала так тихо, что Липа едва ее расслышала:

– Липа, прости меня.

– За что? – она ничего не понимала.

– За все прости.

– Хорошо, прощаю. Только сегодня вроде бы не Прощеное воскресенье.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать. – Инга закурила новую сигарету. Липа чихнула. – Только не перебивай меня. Хорошо? Я месяц с духом собиралась, чтобы рассказать. Не перебивай.

– Не буду, – Липа тряхнула головой, прогоняя недоброе предчувствие того, что после того, как подруга закончит свой рассказ, мир необратимо изменится…

– Ты знаешь, сколько стоит операция на сердце? – вдруг спросила Инга.

– Думаю, очень много.

– Да, вот именно, очень много. Так много, что мне столько за всю жизнь не заработать. А Анфиса ждать не могла, ты же сама ее видела. Сколько бы, по-твоему, она протянула без операции?

– Инга, я не понимаю…

– Сколько?!

– Не знаю, два-три года.

– Мне сказали, не больше шести месяцев. Ты, наверное, гадаешь, к чему я все это рассказываю? – Инга всхлипнула, вытерла глаза кулаком с зажатой в нем сигаретой. – А все это к тому, чтобы ты четко представляла, что мною двигало. – Она немного помолчала, потом снова заговорила: – Я познакомилась с ним в тот самый день, когда Анфисе вынесли смертный приговор с отсрочкой на полгода. Он пришел ко мне на консультацию. Знаешь, такой моложавый, элегантный, из тех мужчин, что привыкли следить за своей внешностью, тех, что в шестьдесят выглядят лучше многих сорокалетних. Я тогда еще подумал – какие проблемы могут быть у такого дяди? Небось мечется между старой женой и новой любовницей. А оказалось, что все гораздо сложнее. Оказалось, что мужик этот в одночасье изменился так сильно, что теперь окружающий мир кажется ему чуждым и неправильным. И этот неправильный мир хочется переделать, исправить ошибки молодости, раздать долги.

– А почему он изменился в одночасье, этот твой пациент? – не удержалась от вопроса Липа.

– Клиническая смерть, свет в конце тоннеля, ангелы с трубными голосами, переоценка ценностей. – Инга пожала плечами. – Неважно. Важно, что в своем стремлении переделать мир он оказался одинок. Никто из близких не поддерживал его устремлений. Родной брат даже попытался объявить его недееспособным.

– И ты ему помогла?

– Помогла. Я ведь и в самом деле хороший психотерапевт. Десять сеансов – и пациент обрел утраченную гармонию. И захотел меня отблагодарить. Знаешь, как? – Инга вдруг улыбнулась. – Он сказал, что оплатит лечение Анфисы. Я не знаю, откуда он узнал о маме, может, навел справки. Неважно, главное, что у него были деньги, и он обещал помочь. Он пригласил меня к себе домой, сказал, что выпишет чек. Я грешным делом подумала, что он предлагает помощь в обмен на секс. Решила, что с меня не убудет, вырядилась, лицо намазала. – Инга глубоко затянулась. – Приехала к нему на квартиру, позвонила. Никто не открыл, но дверь оказалась не заперта. Совсем как в ужастиках, – она нервно хихикнула. – Но я же смелая девушка, мне ужасы нипочем. В общем, я зашла, для приличия спросила, есть ли кто дома. Мне никто не ответил, и я решила, что это такая своеобразная прелюдия, игра в прятки. Обошла всю квартиру, хозяина нашла в кабинете… с ножом в сердце…

Липа со свистом втянула в себя воздух, спросила, глядя прямо Инге в лицо:

– Ты сейчас рассказываешь о Никоненко, да?

Подруга поперхнулась дымом.

– Уже знаешь?

– Знаю.

– Тогда будет проще. Я сразу поняла, что он мертв. Испугалась, что все мои надежды накрылись, если только Никоненко не успел выписать чек. Он был еще теплый, когда я обыскивала его карманы. – Инга загасила сигарету. – А чек оказался на столе, под пресс-папье…

– Ты забрала чек?

– Забрала! А ты бы не забрала?! Я ничего не украла, я взяла только то, что было мне обещано.

– Что потом?

Инга усмехнулась:

– Потом началось самое интересное. Ты, моя лучшая подруга, получила от неизвестного благодетеля ту самую квартиру. Странное совпадение, не находишь? И ты утверждала, что понятия не имеешь, от кого получила наследство.

– Я тебе не врала.

– Вот именно поэтому мне и стало страшно. Во-первых, из-за того, что ты оказалась втянута в эту историю, во-вторых, потому что не знала, что в квартире произошло убийство.

– Ты не выглядела напуганной, – не удержалась Липа.

– Я старалась, – горько усмехнулась подруга. – И потом, я ведь думала, что все самое плохое уже позади.

– А оказалось?… – Липа затаила дыхание.

– А оказалось, что все только начинается. Это случилось сразу после твоего развода с Олегом. В мой почтовый ящик подбросили мини-диск. На диске была видеозапись, на которой видно, как я обыскиваю сначала мертвого Никоненко, потом кабинет.

– Ты же сказала, что в квартире никого не было.

– Не было, но там стояла камера наблюдения, и кто-то, я на сто процентов уверена, что настоящий убийца, знал о ее существовании. Он, скорее всего, прятался где-то в квартире, а после моего ухода забрал запись.

– Зачем? – спросила Липа, хотя уже понимала – зачем.

– Затем, что на этой записи я обыскиваю тело только что убитого человека. Затем, что там проставлено время, которое совпадает со временем смерти Никоненко. Понимаешь теперь, зачем?

– Тебя шантажировали.

– Вот именно. К диску предлагался электронный адрес и предложение «поговорить».

– Поговорили?

– А что мне оставалось? Если бы я отказалась, диск попал бы к следователю, а вкупе с чеком – это очень весомое доказательство моей причастности к убийству. Липа, меня бы посадили, а Анфиса умерла бы!

– Что хотел от тебя этот шантажист?

– Ему нужна была информация о тебе. Все, до мельчайших подробностей: начиная с биографии и заканчивая твоими фобиями.

– И ты дала такую информацию?…

– Прости. Он сказал, что ему не нужна лично ты. Он просто хотел, чтобы ты съехала с квартиры. Я хотела урегулировать все миром. Вспомни, я же предлагала тебе продать квартиру. Если бы ты меня тогда послушалась, ничего бы не случилось.

– Значит, все это: цветы, запах, кровь, колье – это он меня пугал. Твой шантажист?

– Да, он пообещал, что не причинит тебе вреда. Я взяла с него слово.

Она взяла с него слово – смешно. Можно подумать, люди, которые не брезгуют шантажом, держат данное слово.

– Как он попадал в квартиру?

– Я не знаю.

– Ладно, – Липа потерла виски. – Он меня пугал, подбрасывал в квартиру вещи, разливал кровь, но видения?! Откуда у меня видения и галлюцинации?

Инга очень сильно побледнела, поймала Липину руку:

– Прости меня, прости пожалуйста…

– Это ты?! – Она отказывалась верить. Кто угодно, только не Инга.

– Ты боялась недостаточно сильно, нужен был толчок, что-то такое, что заставило бы тебя воспринимать действительность искаженной. Тот человек настаивал.

– На чем? На том, чтобы ты подсунула мне наркотики?! – Липа не хотела кричать, но не смогла удержаться. – Во что ты их намешала?

– В сахар, – сказала Инга шепотом. – Это не наркотики, это психотропы, не очень сильные. Я рассчитала безопасную дозу: три чашки кофе в день, по три чайных ложки три раза. Не должно было быть никаких галлюцинаций, только рассеянность внимания и легкая тревожность.

– По две чайных ложки три раза в день, – повторила Липа с горечью. – Прямо как в аптеке. А я глушила кофе литрами! Потому что боялась до ужаса, боялась заснуть! Как тебе такая арифметика?!

– Я не думала…

– А если запить твой чудесный порошок алкоголем? Какой, по-твоему, получится коктейль?! – Она говорила, а по щекам бежали горькие слезы. – Если бы не Тим, я бы уже была трупом…

– Если бы не Тим, с тобой вообще бы ничего не случилось. – Инга резко встала, отошла к окну.

– Что ты сказала? – Она вытерла слезы кухонным полотенцем, испуганно посмотрела на подругу.

– Я сказала, что это именно он все затеял.

– Почему он?

– Потому что это именно ему в конечном счете досталась квартира, потому что это он был с тобой в последние дни. – Инга вдруг тоже разревелась.

Минут десять они выли в голос. Вернее, в два голоса. Липа просто ревела, а Инга еще и курить пыталась, захлебывалась слезами и дымом, заходилась кашлем и все равно курила.

Липа успокоилась первой. Ну, успокоиться не успокоилась, но рыдать перестала, выбралась из-за стола, умыла лицо холодной водой, сказала, не глядя на подругу:

– Хватит убиваться, все закончилось.

– Что закончилось? – спросила та испуганно.

– У меня нет квартиры, зато есть приличный счет в банке.

– А со мной что?

– Что с тобой? Где я еще найду вторую такую подругу?

– То есть ты меня прощаешь? После всего, что я тебе рассказала?

– Ты, кстати, могла бы и не рассказывать, я бы никогда ничего не узнала.

– И продолжала бы считать себя психически неуравновешенной личностью, – Инга робко улыбнулась.

– Вот только давай без психоанализа, подруга.

Они еще немного поплакали, горючими слезами скрепляя пошатнувшийся было фундамент их дружбы, а потом Инга спросила:

– Что ты теперь собираешься делать?

Липа легкомысленно пожала плечами. Вообще-то, легкомыслие это было лишь видимым, а на душе скреблась и подвывала стая бродячих кошек. Все то страшное, что с ней произошло за последние недели, организовал Чернов. Сначала и до конца срежиссировал пьесу под рабочим названием «Свести с ума Липу». Даже тот факт, что вчера он спас ей жизнь, не мог служить оправданием. Наоборот, все очень даже логично: ему не нужен труп Олимпиады Витальевны Мартьяновой, ему нужна была живая Олимпиада Витальевна, способная поставить свою подпись в купчей на квартиру. Он собирался отпраздновать сделку… Как жестоко и как коварно…

– Мне нужно домой.

– Куда?! – всполошилась подруга.

– Туда! Там мои вещи и кошка. Я же тебе рассказывала, что завела кошку.

– А если там будет он?

– Ну и что? Я его не боюсь.

– Липа, он убил Никоненко.

– Убил, – повторила она эхом. Она могла заставить себя поверить, что Тимофей Чернов мошенник и авантюрист, но верить в то, что он убийца, не получалось. – Я его не боюсь. Он ничего мне не сделает.

– Почему?

– Во-первых, потому что он не в курсе, что я уже все знаю, а во-вторых, зачем ему лишний шум?

– А в-третьих?

– А в-третьих, мне все равно нужно собрать вещи. Можно будет пожить у тебя, пока я не куплю новую квартиру?

– Живи, сколько хочешь, только давай я съезжу с тобой.

– Не надо. Это точно будет выглядеть подозрительно. Он может догадаться.

– Все-таки это опасно, – не сдавалась подруга.

– Не опасно. Не забывай, я уже жила с ним. – «И спала», – добавил внутренний голос…