Книга: Дом у Чертова озера
Назад: * * *
Дальше: * * *

* * *

Она очнулась от пряного запаха луговых трав. Ей всегда нравился этот запах, он напоминал ей родину и канувшие в Лету вольные деньки. Воля закончилась с появлением в ее жизни Ненавистного.
Барбаре было семнадцать, когда Ненавистный положил на нее глаз. Он начал с подарков: сначала черепаховый гребень, который больно царапался и рвал волосы. Она выбросила его в реку, а отцу сказала, что потеряла. Потом платье цвета запекшейся крови, оставляющее грудь почти полностью открытой. Платье понравилось отцу намного меньше гребня, но это был подарок Ненавистного, и отец счел его добрым знаком.
Бедный отец, он смел надеяться, что такой человек, как Ненавистный, захочет взять в жены дочку хозяина постоялого двора. Отец в своей слепоте и наивности желал ей лучшей доли и не понимал, что Ненавистный не умеет отдавать, он умеет только брать.
…Ее он тоже взял. Прямо на сырой после недавно прошедшего дождя земле, под аккомпанемент проклятий ее умирающего в жутких мучениях отца. В его черных глазах полыхало адское пламя – отражение ее догорающего дома. Он смеялся и называл ее своей маленькой кошечкой, а она молила господа о смерти. Но господь остался глух к ее мольбам, и тогда она решила вершить правосудие своими силами. Пусть она всего лишь маленькая кошечка, но у кошечек есть когти…
Ненавистный забрал ее с собой в страну дикую и страшную. Она не пыталась бежать. Куда? Да и зачем, когда вот она, ее главная цель – Ненавистный. Когда нибудь, когда ее воля окрепнет, а его бдительность ослабнет, она исполнит клятву, доберется до его горла и насладится вкусом его черной крови. А пока надо ждать, прятать клыки и когти под шкурой ягненка, не отпускать от себя Ненавистного и тешить душу мечтой о мести.
Ее никто не учил быть женщиной, она научилась сама. Кроткий взгляд из под полуопущенных ресниц, кошачий изгиб поясницы, платья, больше обнажающие, чем скрывающие, гибкое тело и сладкие речи женщины, продавшей душу дьяволу. Все для него единственного – Ненавистного…
Это был первый и единственный подарок, который пришелся ей по вкусу. Медальон в форме кошачьей головы, диковинная безделица, подчеркивающая красоту и белизну ее шеи. Ненавистный хотел, чтобы она стала настоящей кошкой. Она старалась, его желание было для нее законом. Она засыпала и просыпалась с мыслями о нем, Ненавистном. Она даже завела котенка, маленького черного приблудыша, чтобы учиться у него быть кошкой.
Она уже почти достигла цели, когда судьба ударила во второй раз. Беременность не входила в ее планы. Беременность лишала ее сил и отдаляла сладкий миг мести. Ребенок от Ненавистного был таким же ненавистным.
Она испробовала все: и тяжелый холопский труд, и снадобье местной знахарки, но все равно в положенный срок родила сына.
Ребенок оказался похож на нее и ничем не напоминал Ненавистного. Она назвала сына Владиславом, в честь своего несчастного отца, и на время отказалась от планов мести. Если бы она знала, что приготовил ей с сыном Ненавистный…
Ненавистный решил построить дворец. Он так и говорил: не дом, а дворец. Он даже нарисовал чертежи. Она не верила, что в этом богом забытом краю дремучих лесов и деревянных изб найдутся люди, способные построить такое. Она недооценила Ненавистного и его стремление добиваться желаемого любой ценой. Он привез мастеров из какого то далекого города, вместе с семьями поселил в деревне, осыпал милостями. Очень скоро они узнали цену его милости: когда один из мастеровых сделал что то не так, Ненавистный велел запороть его до смерти в назидание остальным, а потом еще два дня не разрешал убирать со двора тело.
Дом начали строить весной, сразу, как только с Чертова озера сошел лед. Ненавистному не терпелось увидеть свой дворец, а мастеровые боялись перечить, помнили науку. Дом был уже в рост взрослого мужчины, когда одна из стен рухнула. Ненавистный запорол еще одного подмастерья, а с мастеровыми имел долгий разговор.
Она играла во дворе с годовалым сыном и кошкой, единственной своей подружкой, когда увидела мастеровых. Лица двоих младших были белее снега. Старший, широкоплечий мужик с длинными жилистыми руками, казался мрачным и полным решимости.
Утро следующего дня выдалось ярким и солнечным. Тогда она еще не знала, что видит солнце в последний раз. Она шла к Чертову озеру за чередой, чтобы выкупать в ней сына. Кошка увязалась следом, ее кошка была вернее и преданнее всех собак на свете.
Будущий дворец Ненавистного стоял почти у самого озера. Ну как не подойти, не посмотреть? У кургана из отесанных камней сидели трое – давешние мастеровые. Они сидели и ничего не делали, точно чего то ждали. Или кого то…
– Вот она – первая встречная, – завидев ее, самый старший встал.
От слов этих вдруг повеяло могильным холодом. Пучок череды выпал из разжавшихся пальцев. Кошка припала к земле и зашипела.
…Она не успела убежать, эти трое оказались быстрее: догнали, скрутили, потащили к дому. Не помогали ни мольбы, ни угрозы. Их не испугало даже то, что она – женщина Ненавистного. Грязные холопы решили позабавиться с полюбовницей хозяина…
Если бы позабавиться… Она бы это пережила. Но они задумали иное…
Она поняла это, когда увидела узкий колодец, сделанный в фундаменте дома специально для нее, для первой встречной…
Вот что надумал Ненавистный. Чтобы этот проклятый дом стоял вечно, он решил принести ее в жертву. Господи, помоги…
Она была сильной и сопротивлялась отчаянно, но не совладала с троими мужиками…
Если встать на цыпочки, края каменного мешка доходили ей до подбородка.
– У тебя есть дети? – разговаривать нужно было с их старшим. Это в его руках была сейчас ее судьба.
– Годовалая дочка, – в его голосе почудилась жалость, и она посмела надеяться.
– А у меня маленький сын.
– Хозяин очень лют, ты же знаешь.
– У меня есть золото, я могу заплатить. – Она перешла на жаркий шепот. – Я заберу сына и убегу, а вы скажете ему, что исполнили приказ.
– Ничего не выйдет, – старший невесело улыбнулся, – он велел оставить в стене щель. На закате он придет, чтобы убедиться, что все сделано правильно. Прости.
Небо казалось синим синим. А люди говорят, что со дна колодца можно увидеть звезды. Бедный Владислав, бедный ее сын…
– Тогда убейте меня, – ладони прижались к нагретому полуденным солнцем камню. – Убейте и оставьте здесь. Обещаю, что прощу вас.
– Жертва должна быть живой…
– И умереть в муках?!
– Он придет убедиться…
Небо утратило синеву и стало черным, как сажа. Чернота просочилась в ее колодец и в ее душу. И когда душа стала черной, она увидела звезды.
– Красивая вещица, – шершавые пальцы мастерового царапнули шею.
– Что тебе нужно, несчастный?
– Зачем это тебе? – Он не сводил взгляда с медальона.
– А тебе?
Он усмехнулся мечтательно, как мальчишка:
– У моей жены никогда не было ничего подобного.
На мгновение шее стало больно, а потом медальон оказался в его руке.
– Нельзя! – Двое других в ужасе отпрянули от колодца. – У жертвы ничего нельзя брать, это не по правилам…
– Цыц! – Старший спрятал медальон за пазуху. – Что же такой красоте то зазря пропадать?!
– Любишь свою жену? – Она запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
– Больше жизни.
– Это хорошо, так ты будешь дольше мучиться, потому что я ее проклинаю! – чернота и звезды сделали ее голос сильнее набатного звона. – Проклинаю жену твою и весь род твой до тринадцатого колена!
– Замолчи! – Мастеровой испуганно перекрестился.
– Твоя жена умрет, как только твоя дочь перестанет пить материнское молоко! И дочь умрет! И дочь дочери! А потом я восстану, и последняя из твоего рода займет мое место! Радуйся, добрый человек, вместе со мной ты обрек на вечные муки ту, которую любишь больше жизни!
– Ведьма! – В его руках оказался камень, большой, грубо отесанный, а она вместо того, чтобы испугаться, рассмеялась.
– Хочешь меня убить, добрый человек? Убивай!
Бесконечно долгое мгновение мастеровой боролся с собой, а потом отшвырнул камень прочь.
– Скоро ты сама умрешь, ведьма! Будешь гореть в аду!
– Я уже в аду. – Смех царапал горло, но она не могла остановиться. – Торопись, добрый человек, твоей жене недолго осталось. Не теряй времени зря…
Она смеялась до тех пор, пока не оказалась замурованной в узком колодце. Скудный свет в ее могилу теперь просачивался лишь сквозь небольшое оконце. Через это оконце она могла видеть груду камней, берег Чертова озера и самый краешек неба. Это все, что оставили ей ее палачи. Это да еще клок сена на каменном полу…
Какое то время еще были слышны голоса мастеровых, а потом, когда они стихли, скудный свет, льющийся из оконца, на мгновение померк, и на колени к ней прыгнуло что то мягкое и пушистое. Кошка, которая вернее всех собак на свете, не захотела оставлять ее в одиночестве.
– Хозяйка! Эй, хозяйка! – послышалось снаружи.
Только один человек называл ее хозяйкой. Мальчишка художник, который по приказу Ненавистного рисовал ее портрет. На портрете она получилась очень красивой, гораздо красивее, чем в жизни, наверное, потому, что мальчишка был в нее немножко влюблен.
– Хозяйка, это я, Пантелей.
Она встрепенулась, вскочила на ноги, прильнула к оконцу. Взгляд уперся в босые, перепачканные озерным илом ступни.
– Ты видел? – спросила она шепотом.
– Видел, прятался в кустах. – Босые ноги исчезли, а через мгновение прямо на уровне оконца появилось веснушчатое лицо. – Хозяин ничего не знает, я ему расскажу. Ты потерпи.
– Он знает, – ей даже удалось улыбнуться. – Это по его приказу…
Мальчишка испуганно ойкнул.
– Чем я могу помочь тебе, хозяйка?
Он мог помочь, мог стать ее глазами.
– Узнай, что с моим сыном.
На закате пришел Ненавистный. Первой его почуяла кошка, выпустила когти, зашипела.
– Барбара, ты здесь?
– Твоими стараниями, любимый.
– Я не знал, что так выйдет. Зачем ты пошла к озеру, Барбара?
Она ничего не ответила. Какая сейчас разница – зачем? Ненавистный не изменит своего решения.
– А может, так даже лучше. Теперь ты останешься со мной навсегда. В моем сердце и в моем доме. Ты чего нибудь хочешь, Барбара? Проси, я исполню твою последнюю волю.
– Милый, – прильнула она к оконцу, – поклянись, что не оставишь нашего сына.
– Сына? Хорошо, клянусь.
Она вздохнула с облегчением.
– Спасибо.
– Ты удивительная женщина, Барбара. Неужели тебе не страшно умирать? Неужели ты не хочешь попросить чего нибудь для себя?
– Не обижай моего ребенка. Помни, ты дал клятву, – рукавом платья она вытерла набежавшую слезу.
– Оставайся с богом, Барбара.
С богом?.. Туда, где она сейчас, господь не заглядывает. Пусть он остается с ее мальчиком, а она уж как нибудь сама…
Ночь прошла без сна. В своем каменном мешке она могла либо стоять, либо сидеть с поджатыми ногами. Ее смерть не будет легкой. Ей повезет, если она сойдет с ума раньше, чем дом примет эту жертву. Говорят, сумасшедшие ничего не боятся…
Кошка уходила на охоту, а под утро вернулась с мышью полевкой в зубах. Ее маленькая подружка, последняя верная душа…
Нет, не последняя, на рассвете пришел мальчишка художник.
– Хозяйка, – его голос дрожал, – у меня дурные вести. Прости.
– Что?.. – горло свело судорогой.
– Вчерась днем хозяин гневался, двух холопов насмерть запорол, Игнату Нефедову все зубы повыбивал. Челядь шепчется, что все из за тебя. Что ты с полюбовником утекла и ребенка с собой забрала. Может, он не знает правды, хозяйка?
Воздуха в легких не осталось, обдирая в кровь спину, она сползла вниз по шершавой стене, рванула ворот платья.
– Хозяйка! Родненькая! – тихо скулил снаружи мальчонка.
– Что еще? Рассказывай! – Она нашла в себе силы подняться.
– Сначала думали на няньку Ульяну. Ну, что это она дите украсть помогла, а потом ее в амбаре удавленной нашли. Вот все и решили, что это ты ее с полюбовником…
– Ненавистный…
– Хозяйка, ты что?! Не надо, хозяйка! Может, он еще найдется.
Не найдется. Зачем Ненавистному байстрюк? Он хочет остаться в этих диких землях навсегда, жениться на какой нибудь толстозадой купеческой дочке. Ему не нужна ни любовница, ни ее отродье…
– А к Чертову озеру народ ходить боится, – зачастил мальчишка. – Мастеровые пустили слух, будто тут бесы шалят, утопленники на берег даже среди божьего дня лезут. А подьячий говорит, что это все из за тебя, что ты – ведьма, хозяина колдовскими чарами одурманила и воду в Чертовом озере заговорила.
Она расхохоталась. Ведьма! Дикие люди!
– Хозяйка, а я тебе хлеба принес.
– Не надо.
– Но как же?..
– Мне другое нужно. – Она просунула в оконце руку, коснулась чумазой мальчишеской щеки.
– Все, что прикажешь. – По щеке скатилась крупная слеза.
– Принеси мне нож.
– Это только завтра, сегодня я и так насилу утек. А может, все таки покушаешь?
– Уходи. – Она опустилась на пол, погладила дремлющую кошку, та тихо мурлыкнула в ответ.
«Оборотиться бы кошкой, – мелькнула шальная мысль, – кошки всюду ходят, все видят…»
Мастеровые в тот день не приходили – испугались, окаянные. Ближе к ночи пожаловал Ненавистный. Или ей почудилось? От жажды мутилось в голове, ноги затекли и болели, а еще слышались голоса. Чтобы заглушить их, она начала разговаривать с кошкой.
– Барбара, ты здесь?
А где же ей еще быть?
– Ты меня обманул. – Опираясь о стены, она поднялась, привстала на цыпочки, но ничего не увидела – только темноту и звезды.
– О чем ты? – В голосе Ненавистного послышался страх.
– Где мой сын?
– Откуда ты знаешь? Люди толкуют, что ты ведьма. Может, они правы?
– Ты давал клятву. Клятвоотступник!
– Барбара, он всего лишь мальчишка. Подумай о себе. Я хочу, чтобы ты не держала на меня зла. После смерти ты должна стать вернее цепного пса. Если пообещаешь служить мне верой и правдой, я постараюсь облегчить жизнь твоему сыну. Хочешь, я научу его всему, что умею сам?
– Убивать и насиловать?!
– Присягни мне, поклянись, что не будешь чинить мне зла после смерти!
– Клянусь! – Из последних сил она подтянулась на руках. – Я клянусь, что, как только утрачу оковы плоти, изведу тебя и весь твой ненавистный род! Ты умрешь молодым, и дети твои будут умирать молодыми! Но тебе будет во сто крат хуже, чем им. Клянусь!
– Умолкни, ведьма! – На пальцы обрушился тяжелый кованый сапог, захрустели ломающиеся кости, но она не почувствовала боли.
– Душу дьяволу… обещаю! Изведу тебя и весь твой род! И только посмей тронуть моего сына! Не оставлю в покое и на том свете, буду душу твою черную рвать на лоскуты… У у у, проклинаю!
Напуганная ее криком кошка метнулась вверх, прыгнула сначала ей на плечо, потом в оконце. Снаружи испуганно взвыл Ненавистный.
– Проклинаю… – Она без сил опустилась на пол своей темницы, прижала ладони к лицу. Руки были липкими и непослушными…
Ночь прошла в бреду. Дом с ней разговаривал, теперь она это точно знала. Дом терпеливо ждал, когда она умрет и станет его полновластной хозяйкой. Уже скоро, мальчишка художник должен принести нож…
Под утро вернулась кошка, прыгнула на колени, ткнулась холодным носом в ее горящие огнем ладони, тихо мяукнула. Кошачья шерсть была мокрой, а она так хотела пить.
Сил почти совсем не осталось, но она заставила себя подняться, просунула искалеченные руки в оконце, сложила ковшиком, ловя крупные капли дождя. Вода тонкими ручейками стекала по рукам, приятно холодила кожу. Ей не удалось напиться вдосталь – дождь закончился, – но она больше не умирала от жажды. Теперь она умирала от боли. Ничего, недолго осталось, только бы мальчишка художник не подвел.
Снаружи послышались шлепающие шаги, а потом голос:
– Эй, хозяйка, я пришел!
Пришел! Слава тебе господи!
– Принес?
– Вот он, – в проеме оконца показался нож, сердце забилось быстрее.
– Дай его мне!
– Хозяйка, – нож исчез, – зачем он тебе?
Зачем? Неужели не понятно? Она не хочет больше мучиться, не хочет служить Ненавистному после смерти.
– Ты хочешь убить себя? – жалобно всхлипнул мальчишка.
– Дай мне нож. – Она высунула из оконца руку, снаружи послышался испуганный вскрик:
– Что с твоими пальцами, хозяйка?
– Нож! Отдай мне его, мальчик!
– Если ты убьешь себя, то не попадешь на небеса и не заслужишь вечного спасения.
– Если я не убью себя, – сказала она ласково, – то буду умирать в адских муках. Ты знаешь, каково это – не иметь возможности двигаться, не видеть солнечного света и разговаривать сама с собой? Ты видел мои руки, как ты думаешь, они сильно болят?
– Это страшный грех, – повторил мальчишка упрямо.
– Гнить заживо в каменном мешке – вот это грех! А то, что я задумала, – это спасение!
– Ты не понимаешь, хозяйка. – Мальчишка, прижавшись щекой к влажной после дождя земле, заглянул в оконце. – Жизнь души важнее жизни плоти. Я спасу тебя, не позволю сгубить твою душу. – По грязной щеке скатилась крупная слеза.
– Дай мне нож! – закричала она.
– Я буду молиться за тебя, хозяйка. – Он сказал это жестко, по мужски, и она поняла, что в своей слепоте он пойдет до конца. Ее последний друг оказался предателем. Какая жестокая несправедливость…
– Ты слепец, – сказала она обреченно, – тебе дано видеть, но ты отринул этот дар. Хорошо, хочешь быть слепцом, будь им. Ты и твои дети смогут чувствовать то, что не дано остальным, но они не смогут видеть. А теперь уходи, слепец!
…Она прожила еще четыре дня. Только это была не настоящая жизнь, а блуждание на меже между тем и этим миром. Теперь она могла разговаривать не только с домом, но и со звездами, колючими и равнодушными. Звездам не было дела до ее мучений, но иногда они все таки снисходили до разговора. Жаль только, что она не понимала, что они говорят…
Каждое утро приходил Слепец, и каждый вечер приходил Ненавистный. Они тоже что то говорили, но она не слушала. Намного приятнее было засыпать под колыбельную, которую пел ей дом.
Она умерла на рассвете. Душа скользнула вверх по первому солнечному лучу, но улетела недалеко, невидимый аркан поймал ее и вернул обратно в стены дома, ее вечного пристанища и вечной темницы. Она больше не Барбара, она дух этого дома, но Ненавистному рано радоваться, все еще только начинается…
Быть кошкой здорово! Переход из бестелесного в телесное пьянит сильнее крепкого вина. Ей еще придется многому научить это неуклюжее тело. Например, оборачиваться ночным туманом или самой черной мглой. Жаль только, что ее существование ограничено стенами дома, это невыносимо скучно. Но ничего, очень скоро дом наполнится жильцами, и тогда она повеселится…
Назад: * * *
Дальше: * * *