* * *
Лето в этом году наступило рано, в первых числах мая. Самое настоящее лето, с ослепительно яркими днями и июльской жарой. Влад любил жару, мог часами жариться на солнце и никогда не сгорал, минуя всякие там покраснения и шелушения, сразу покрывался ровным коричневым загаром. Варя тоже говорила, что любит жару, но в ее случае любовь была не совсем взаимной. В самый первый раз, когда Влад вытащил ее позагорать на Чертово озеро, она умудрилась сгореть всего за час и потом целых два дня охала, ахала и не давала до себя дотронуться. Вот он тогда намучился. Даже целоваться приходилось осторожно осторожно, чтобы не поцарапать неистребимой щетиной ее обожженную солнцем кожу. После того случая на озеро они выбирались ближе к вечеру.
Пару раз по пути на пляж Владу удалось затащить Варю на развалины старого дома. Вот нравилось ему это место – и все тут. Было в нем что то особенное, словно после долгих странствий возвращаешься обратно домой. Его бесило неумелое граффити на почерневших от времени стенах, и горы хлама в центральном зале, и железная решетка с ржавым замком на единственной сохранившейся в доме двери. Его бы воля, он бы все тут отреставрировал и обязательно изучил, что скрывается за ржавой решеткой. Вдруг и в самом деле подземный ход.
А Варя дом ненавидела с такой же силой, с какой Влад его любил. Хуже того, она его боялась, не хотела в этом признаваться, но верила всяким бредовым россказням Эйнштейна. Да, она старалась не показывать свой страх и покорно бродила вслед за Владом по лабиринту из полуразрушенных стен, пока однажды не потеряла сознание прямо в центральном зале. С тех пор он больше не брал ее с собой к старому дому. Да и зачем? Вокруг столько прекрасных мест, на доме у Чертова озера свет клином не сошелся.
Тот май запомнился Владу не только жарой. В самом конце весны ровный ход их с Варей жизни был нарушен раз и навсегда. И нарушил его не кто нибудь, а Варин отец.
Влад давно уже познакомил Варю со своими родителями, во всеуслышание заявил, что она его девушка, не позволял обидеть ни словом, ни делом – в общем, сделал все, что считал правильным. Оставалось познакомиться с ее отцом. Пусть он алкоголик и пропащий человек, но родителей не выбирают, и Варе нечего стесняться. Влад почему то думал, что ее нежелание знакомить его со своим отцом объясняется именно стеснением, но реальная причина оказалась намного страшнее.
В тот день он задержался у Вари дольше обычного. Когда хлопнула входная дверь, они ничем крамольным не занимались, просто целовались, но Варя испугалась так, словно отец застукал их в постели. Влад уже научился различать все оттенки ее страха, научился предугадывать приступы астмы за несколько секунд до их начала. Сейчас страх граничил с паникой. Дурочка, волнуется из за такой ерунды.
– Папа, – прошептала она и покрылась смертельной бледностью.
– Варя, – Влад успокаивающе погладил ее по плечу, – ничего страшного, рано или поздно мы должны были встретиться.
– Сейчас очень поздно, – бросила она затравленный взгляд на часы, которые показывали двенадцатый час ночи.
– Я все объясню. Твой отец…
Договорить Влад не успел – дверь с грохотом распахнулась, пропуская в комнату худого, болезненно бледного мужчину в грязной робе.
– Папа! – Варя испуганно стряхнула с плеча Владову руку, торопливо встала с дивана.
– Кто это? – Мужчина ткнул во Влада заскорузлым пальцем.
– Я друг вашей дочери, добрый вечер. – Влад встал вслед за Варей, протянул мужику руку.
– Друг? – Тот не обратил внимания ни на него, ни на его протянутую ладонь, он не сводил горящих недобрым огнем глаз с дочери. – Я же тебя просил. Я же тебя предупреждал. Мы же с тобой тысячу раз все обсудили. – Его голос упал до шепота. – Доча, ты же мне обещала. Ты же именем матери клялась!
– Папочка, это не то, что ты думаешь, – всхлипнула Варя.
– Мне не надо думать, я все вижу, – мужик вперил во Влада ненавидящий взгляд и процедил сквозь зубы: – Я ей уже говорил, а сейчас повторяю тебе: если ты еще раз приблизишься к моей дочери, я тебя придушу вот этими самыми руками. – Он посмотрел на свои ладони так, словно видел их впервые.
– Папочка, не надо! – Варя повисла у отца на шее. – Он сейчас уйдет, – она бросила умоляющий взгляд на Влада.
Никуда он не уйдет! Он не оставит свою девушку наедине с этим свихнувшимся алкашом.
– Влад, уходи!
– Нет. Наверное, твой отец что то неправильно понимает. Мы не делаем ничего плохого.
– Пошел вон! – рявкнул мужик и оттолкнул от себя плачущую Варю. – По хорошему тебе говорю.
Влад сжал кулаки. Если дело дойдет до драки, у него, пожалуй, есть шанс победить.
– Влад, я прошу тебя! – Варя нервно теребила ворот футболки. Он знал этот жест и знал, что за ним может последовать приступ. – Это мой папа, со мной все будет хорошо. Уходи!
И он послушался. Ушел, а потом очень долго не мог себе этого простить…
На следующий день Варя не пришла в школу. Влад едва дождался конца первого урока. На его стук очень долго не открывали. Он уже потерял надежду, когда из за двери послышался Варин голос:
– Влад, уходи.
– Тебя не было на занятиях. – Он прижался щекой к двери. – Варя, с тобой все в порядке? Открой мне!
– Все хорошо. Просто, кажется, я заболела. Наверное, грипп. Уходи, я не хочу тебя заразить.
Грипп… в конце мая.
– Ты уверена, что все хорошо?
– Да, абсолютно. Просто очень высокая температура. Сейчас выпью аспирин и лягу в постель.
– А если я зайду вечером?
– Не надо. Ты иди, я лучше сама к тебе приду, когда поправлюсь.
– Ладно, Варя, выздоравливай.
Черта с два он уйдет! Влад отошел от двери, обошел дом в поисках открытого окна. Грипп… так он и поверил.
Она лежала на кровати лицом к стене.
– Варя… – Влад осторожно погладил выпирающие из под пижамы лопатки.
– Уходи, – она сжалась, подтянула коленки чуть ли не к подбородку. – Пожалуйста, уйди.
Как он мог уйти, когда уже знал, что увидит, чувствовал?..
Варя закричала от боли, когда он попытался ее перевернуть. Тонкие руки метнулись к разбитому в кровь лицу в беспомощной попытке прикрыть заплывший глаз и зацветающий на скуле синяк. Руки тоже были в кровоподтеках, уродливых и страшных. А на выглядывающем из под задравшейся пижамы животе не было живого места.
– Это он? – Голос сел, и от подступившего бешенства окружающий мир начал расплываться и терять четкость.
– Он не хотел. – Варя попыталась сесть, схватилась за бок. По лицу, совсем не похожему на лицо, покатились крупные слезы. – Он меня любит.
– Любит… – Мир обрел прежние границы. – Варя, это я тебя люблю, а он тебя калечит!
– Он думает, что спасает меня.
– Как?! Избивая до полусмерти?!
– Влад, ты не понимаешь. – Помогая себе одной рукой, а вторую прижимая к ребрам, она все таки села.
Влад опустился рядом, хотел обнять ее за плечи, но испугался, что причинит еще большую боль, и убрал руку.
– Варя, тебе надо в больницу. У тебя могут быть переломы.
– Нет! Позволь, я тебе объясню!
– Я вызываю «Скорую».
– Влад! – Она вцепилась в его запястье с неожиданной силой. – Дай мне сказать!
– Хорошо, ты скажешь все, что захочешь, а потом мы поедем в больницу.
Она больше не прятала лицо в ладонях, смотрела прямо в глаза Владу, точно боялась, что он передумает и не позволит ей объяснить. Она выглядела одновременно жалко и решительно, до боли жалко и до боли решительно.
– Моя мама умерла, когда мне исполнился год. – Из уголка разбитой губы потекла струйка крови, Влад зажмурился. – И мама моей мамы, и моя прабабушка – все женщины моего рода умирали после рождения первенцев.
– Варя, о чем ты? – Кончиком пальцев он стер кровавую дорожку с ее подбородка, а она даже не заметила.
– Это какое то проклятье. Папа боится, что мы с тобой… что у нас может родиться ребенок, и тогда я тоже умру.
– Бред!
– Так было всегда, из поколения в поколение.
– И поэтому он избил тебя?
– Он не хотел, просто так получилось. Я сама виновата, я пыталась с ним спорить, а спорить нельзя, особенно когда он такой…
– Он бил тебя раньше?
– Никогда! Он меня любит. Влад, не рассказывай никому, не надо. Со мной все будет хорошо.
– А если не будет? Если он повторит?
– Он не повторит. Он раскаивается.
– Раскаивается? И поэтому его нет сейчас рядом с тобой? Варя, почему ты молчишь? Где твой отец?
– Ушел… – В уголке ее рта родилась новая кровавая капля, а у Влада не было сил ее стереть. – Не говори никому.
– Я не могу.
Он и в самом деле не мог. Где гарантия, что, однажды сорвавшись, Варин отец не сорвется еще раз? Сейчас синяки и ушибы, а что будет потом?
– Обещай! – потребовала она и попыталась встать.
– Куда ты?
– Пить хочу.
– Сиди, я принесу.
– Подожди, дай слово, что никому не расскажешь, – мольба в голосе, решимость во взгляде.
– Где твой отец?
– Не знаю, он ушел еще ночью. Влад, я жду.
– Хорошо, я никому ничего не скажу.
– Поклянись.
– Варя, прекрати.
– Поклянись!
– Клянусь. – Надо попытаться переломать себя, ради Вари. – Теперь ты довольна?
Она ничего не ответила, лишь молча кивнула.
– Тогда я пошел за водой…
Иногда данные обещания очень трудно сдержать. Влад убедился в этом меньше, чем через минуту. Когда он вернулся со стаканом воды, Варя лежала на полу без сознания…
«Скорая» приехала быстро, всего через каких то десять минут, но Владу показалось, что прошла вечность. Он хотел перенести Варю на кровать, но испугался, что может навредить, и просто укрыл одеялом.
В больнице он промаялся полдня. Сначала ждал, пока Варю осмотрит хирург, бородатый дядька в мятой, застиранной робе. Потом ждал, когда закончится экстренная операция и хоть кто нибудь объяснит ему, что происходит. Дождался он все того же бородатого хирурга. Хирург вышел в приемный покой, нашел в толпе посетителей Влада, кивком головы поманил за собой в ординаторскую.
– Это ты ее? – спросил, усаживаясь за обшарпанный стол.
– Я?.. Нет! – Влад мотнул головой. – Как она?
– Тогда кто? – Врач проигнорировал вопрос, закурил вонючую сигарету.
– Я не знаю, я нашел ее уже такой.
– А чего ты к ней поперся?
– Она не пришла на занятия, я забеспокоился.
– Забеспокоился до такой степени, что не дождался конца уроков?
Влад сунул руки в карманы брюк, повторил упрямо:
– Что с Варей?
– А ты ей кто, родственник? – Врач курил, разгонял рукой ядовитый дым и хмурился.
– Я ее друг.
– Значит, друг. Ну ладно, друг, слушай. Сотрясение головного мозга – раз, – он загнул желтый от никотина указательный палец. – Ушиб грудной клетки – два, разрыв селезенки и кровотечение в брюшную полость – три. Если бы ты начал беспокоиться чуток позже, девочка бы умерла. Ну и как, ты в самом деле не знаешь, кто ее едва не убил?..
