Среди выдающихся деятелей отечественной истории в числе первых неизменно называется человек из народа, истинный патриот земли Русской Кузьма Минин. Потому и не случайно обращение советского писателя-горьковчанина В.И. Костылева к героической жизни своего земляка-нижегородца.

Исторический роман «Кузьма Минин» был впервые опубликован в журнале «Новый мир» в 1939 г. и сразу же получил признание, а автор 16 февраля 1940 г. исполкомом Горьковского областного Совета депутатов трудящихся удостоен премии имени М. Горького. Этот роман стал важным средством воспитания в советских людях, на ярком примере любви и самоотверженного служения Родине Кузьмы Минина, патриотизма в последние предвоенные годы, когда германский фашизм уже готовился к вероломному нападению на Советский Союз.

Анализировать роман как художественное произведение здесь нет необходимости. Это сделал В. Дарков (Дарков В. В.И. Костылев. Критико-биографический очерк. Горький, 1959, с. 62–79). Следует лишь отметить, что повествование в романе воссоздает достоверную картину событий из жизни России «смутных» 1611–1612 гг., убедительно раскрывает образ главного героя, отмечает тернистый его путь к признанию народным вождем, а также своекорыстие и предательство московского боярства. Одним из главных достоинств романа остается и показ дружбы народов России в трудный для нее час, объединения мордвы, татар и марийцев вокруг русских людей для борьбы против общего врага — польско-литовских интервентов и бояр-предателей.

Есть в романе, на наш взгляд, и некоторые недостатки: схематично описаны места событий, определение мининского вотчинного села Богородского в начале XVII в. как «разграбленное место, пустырь» не соответствует действительности, не названы подлинные имена сподвижников К. Минина, но все это отражает лишь ограниченность исторических знаний о России времен «смут» вообще, о Нижнем Новгороде, Балахне, Ярославле и о других городах началу XVII в. — в частности.

Интерес к личности Кузьмы Минина и его гражданскому подвигу в России не ослабевал никогда. Кроме записей в летописцах, хронографах и актах XVII в. воспоминания о деяниях великого нижегородца цепко хранила память народа, из уст в уста, из поколения в поколение передававшая сказы о спасителе Отечества. Поэтому не случайно, что сведения от праправнуков тех, кто когда-то участвовал в ополчении К. Минина и Д. Пожарского, в Нижнем Новгороде собирал уже в 1794 г. историк Николай Ильинский. Созданное им «Описание жизни и безсмертнаго подвига славнаго мужа, нижегородского купца Козьмы Минина, выбранное из исторических преданий» (СПб., 1799) стало первым исследованием о роли К. Минина в судьбах России, а заодно первым серьезным трудом по истории древнего Нижнего Новгорода.

Живой интерес передовой русской общественности к Нижегородскому ополчению 1611–1612 гг. и его вождям проявился в пору работы скульптора И.П. Мартоса и архитектора А.И. Мельникова над бронзовым монументом Минину и Пожарскому и установки его на Красной площади Москвы (1818 г.). Правда, А.С. Пушкина поразила излишняя краткость надписи на его пьедестале, вызвавшая критический комментарий великого поэта: «Надпись Гражданину Минину, конечно, не удовлетворительна: он для нас или мещанин Косма Минин по прозванию Сухорукий, или думный дворянин Косма Минич Сухорукий, или, наконец. Кузьма Минин, выбранный человек от всего Московского государства, как назван он в грамоте о избрании Михаила Федоровича Романова. Все это не худо было бы знать, так же как имя и отчество князя Пожарского. Кстати: недавно в одной исторической статье сказано было, что Минину дали дворянство и боярство, но что спесивые вельможи не допустили его в думу и принудили в 1617 году удалиться в Нижний Новгород — сколько несообразностей! Минин никогда не бывал боярином; он в думе заседал, как думный дворянин; в 1616 их было всего два: он и Гаврило Пушкин. Они получали по 300 р. окладу. О годе его смерти нет нигде никакого известия; полагают, что Минин умер в Нижнем Новгороде, потому что он там похоронен, и что в последний раз упомянуто о нем в списке дворцовым чинам в 1616». (Пушкин А.С. Полн. собр. соч. В 10-ти т. Л., 1978, т. 7, с. 296).

Сам же скульптурный образ Минина и Пожарского на главной — Красной — площади Москвы вызывал неизменно гордость славными предками, их ратными подвигами.

Это выразил в 1829 г. В.Г. Белинский: «Когда я прохожу мимо этого монумента, когда я рассматриваю его, друзья мои, что тогда, со мной делается!.. Вот, думаю я, два… исполина веков, обессмертившие имена свои пламенной любовью к милой родине. Они всем жертвовали ей: имением, жизнью, кровию… и спасли погибающую отчизну… Имена их бессмертны, как дела их». (Белинский В.Г. Полн. собр. соч. В 13-ти т. М., 1956, т. 11, с. 31).

В 1830–1840-х гг. в связи с перестройкой нижегородского кремлевского Спасо-Преображенского собора, где лежал прах К. Минина, и особенно после издания в 1838 г. журналом «Сын Отечества» статьи Н.Полевого о роде Минина, в Нижнем Новгороде были предприняты попытки найти «по прямой или косвенной линии» его потомков.

В результате просмотра древних актов и опроса жителей города письмоводитель нижегородской думы М. Андронников составил в 1841 г. родословную К. Минина, которую затем дополнил купец Ф. Переплетчиков и учитель истории гимназии П.И. Мельников (Андрей Печерский).

В надежде на вознаграждения и какие-либо привилегии, а заодно запутанность вопроса и крайнюю ограниченность исторических данных «потомками великого нижегородца» пытались провозгласить себя многие. Это доходило порой до курьезов. Об одном таком случае рассказал П.И. Мельников в письме от 9 июня 1841 г. А.А. Краевскому: «Кстати о Минине. Вот Вам свеженькая нижегородская новость: одна здешняя мещанка, называвшая себя происходящею от Минина и живущая в дрянном домишке близ церкви Похвалы, где сначала был погребен Минин, вдруг начала распускать слухи, что к ней явился он, говорил с нею и требует, чтобы на месте ея дома построили церковь во имя Александра Невскаго, потому что на этом месте Минин был похоронен и хотя кости его положены были после в соборе, но «его прах нетленный» лежит под ея подпольем. Весь город сбежался к ней слушать рассказы ея и смеяться над тем, как они говорили, будто Минин сказал ей: «а коли церкви не построют тебе мои нижегородцы, так пусть домишко каменный двухэтажный тебе выстроют». Кажется, эта спекулянтка уже в остроге» .

Результатом исторического исследования самого П.И. Мельникова о потомках Кузьмы Минина стал объемный его рукописный труд, хранящийся ныне в Отделе рукописей Государственной публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Шедрина (ф. 775, А.А. Титов, д. 2285).

В середине XIX в. о К. Минине писали Н.И. Храмцовский и драматург А.Н. Островский, затем Д.А. Корсаков, И.М. Китаев, С.М. Парийский, А.Я. Садовский, А.П. Мельников, в советское время — Н.И. Привалова, И.А. Кирьянов, И.И. Голов, Р.Г. Скрынников. Каждый из авторов вводил в обиход новые исторические данные о К. Минине или стремился по-новому прочесть и осмыслить ранее публиковавшиеся материалы.

Сейчас можно считать доказанными важные для оценки исторического романа В.И. Костылева факты: 1. Минины происходили из Балахны. 2. Кузьма Минин и Кузьма Захарьев Минин-Сухорук — два разные исторические, жившие в Нижнем Новгороде в одно время, лица. 3. Дом организатора ополчения стоял возле Похвалинской церкви, на погосте которой и был первоначально погребен К. Минин и память о которой сохраняет название Похвалинского съезда, соединяющего верхнюю и нижнюю части города.

Но при всем том наши представления о К. Минине, его деяниях и соратниках, предках и потомках (по линии братьев) отрывочны и неполны. Автор этих строк в архивах страны выявил подлинные документы XVII в., дополняющие наши знания о гражданском подвиге и ратном труде во славу Отечества К. Минина, а также о разных этапах увековечивания памяти о Нижегородском ополчении 1611–1612 гг. и его вождях, о социально-экономической жизни города на Волге в начале XVII в.

В.И. Костылев справедливо описал сбор Нижегородского ополчения длившимся многие месяцы. В условиях охвативших всю страну «смут», множества самозваных военных «вождей», а также претендентов на шапку Мономаха и русский престол одного выступления нижегородского земского старосты Кузьмы Минина, каким бы красноречием он ни обладал, было недостаточно. Требовалась длительная кропотливая повседневная работа по внедрению в сознание народных масс и служилого дворянства мысли о необходимости вопреки установившимся социально-сословным предрассудкам консолидации, жертвенности всех и всем во имя спасения Отчизны. Нельзя забывать, что в 1611 г. в Нижнем Новгороде были воеводы А.А. Репнин и В.В. Оничков с подчиненным им значительным по численности гарнизоном (не менее 800 человек), которые обладали реальными возможностями для быстрого пресечения любых попыток забрать власть из их рук. Преодолеть это было возможно лишь путем создания хорошо организованного народного ополчения и привлечения на его сторону гарнизонов городов Поволжья, что и выполнил нижегородский земский староста Кузьма Минин, проявивший при этом незаурядный ум. недюжинные организаторские способности, сметку и талант дипломата.

Тем не менее остаются неизученными этапы утверждения авторитета Кузьмы Минина среди нижегородцев, сама история признания его народным вождем. Не претендуя на исчерпывающую полноту освещения этих вопросов, попытаемся воссоздать хотя бы общую картину событий лета — осени 1611 — начала 1612 гг., связанных с созданием Нижегородского ополчения.

В апреле — мае 1611 г. в Нижний Новгород стали прибывать группы израненных и оголодавших в долгом пути участников 1-го (Рязанского) ополчения, попытавшегося освободить Москву от польско-литовских интервентов. Они приносили горестные вести о смертельных схватках с польскими жолнерами на улицах столицы, о страшном пожаре в освобожденных ополченцами районах Москвы, подожженных поляками по совету предателя М.Г. Салтыкова, о мужестве и стойкости в боях воеводы Д.М. Пожарского.

Вскоре пришло и другое печальное известие — в начале июня 1611 г. после двадцатимесячной героической обороны в результате предательства боярского сына Андрея Дедевщина пал Смоленск. Оставшиеся в живых защитники города-крепости укрылись в древнем каменном Успенском соборе и взорвали его, погребя под обломками вместе с собой множество поляков. Посадский же люд поджигал собственные дома и уходил в проломы крепостных стен из родного города.

Оставшиеся без крова над головой и средств к существованию смоляне, вязьмичи и дорогобужане двинулись из разоренных польско-литовскими захватчиками районов в Арзамасский и Курмышский уезды. Но арзамасцы решили не впускать беженцев в город и, «безумен совет створиша, и к смоляном на бой поидоша, восхотеша противни им быти и смолян озлобити» .

Среди смолян оказалось достаточно опытных воинов, и они не только обратили арзамасцев вспять, но и взяли штурмом рубленый острог Арзамаса и его «кремль», после чего продиктовали свои условия капитуляции богатеям посада, которые, как записал хронист, «в велицей своей беде кающеся, возопиша, рекуще: «О, горе нам, братие. Лучше было нам есть смоляном дати и целым быти, и пред ними покорным быти, и своею волею запасы и оброки им давати, нежели ныне в велицей беде побитым, и богатства своего напрасно лишитися, и неволею животов своих остати».

Все это стало известно вскоре в Нижнем Новгороде. Тогда-то и выступил выборный Земской избы Кузьма Минин перед согражданами: «О братие и друзи, вси нижегородстии народы! Что сотворим ныне, видяще Московское государство в велицем разорении? Откуду себе чаем помощи и заступления граду нашему, разве милости божии? Видехом, братие, многих градов Российскаго государства разорение, и православных христиан побиение, и жен их и чад в плен ведение, и всего богатества их лишение. И совет вам даю, братия моя, аще словес моих и послушаете: да призовем себе в Нижнем Нове граде храбрых и мужественных воин Московского государства, достоверных дворян града Смоленска, ныне бо они близ града нашего, в арзамастех местех. Лучше бо есть нам имения своя им отдать, а самим от иноверных поругания свободным быти, и в вере правой жити, и единоверным работати и оброки давати, нежели от иноверных наития и разорения на себе ждати, и себе, и жены, и дети своих в велицей беде, и в плене, и поругании видети, и животов своих неволею отстати. Се же, братие, разделим на три части имения своя: две убо христолюбивому воинству, себе же едину часть на потребу оставим».

Хронист отметил единодушную поддержку призыва Кузьмы Минина посадским людом и посылку в Арзамас депутации к смолянам, чтоб они «шли в Нижний Нов град, и обета им дати денежныя оброки, кормовыя запасы, еже есть годно нм на их потребу».

Смоляне вошли в Арзамас после штурма города, поэтому среди его посадских против них сохранялась неприязнь, нередко возникали споры и стычки. Смоляне с радостью приняли предложение нижегородцев и уже 6 января 1612 г. «на праздник Богоявления господня» были в Нижнем Новгороде. Думается, вряд ли был случаен факт, что приход в город смолян совпал с наиболее почитаемым в народе праздником. Это дало возможность организовать встречу особо торжественно: «Козма же Минин учинив встречу смоляном со многою честию — честными иконами и со всем собором Нижнева Нова города, со всеми народы, выхождаху из града на встретение их и со многою радостию и со слезами рекуще: «Се ныне, братие, грядет к нам христолюбивое воинство града Смоленска на утешение граду нашему и на очищение Московскому государству…» .

Таким образом, 6 января 1612 г. можно считать весьма важной в деле организации Нижегородского ополчения датой, так как желавшие скорейшего возврата в родные места смоляне и вязьмичи вместе с нижегородцами и «охочими» людьми других городов создали мощное ядро воинства, объединенное единым страстным стремлением освободить от интервентов Отчизну. Это была реальная сила, увлекшая всех в своем патриотическом порыве. Не считаться с ней не мог уже никто, в том числе и нижегородские воеводы. Но, как мы увидим далее, Кузьма Минин тогда был лишь одним из многих выборных нижегородской Земской избы (в XVII в. в нее входило ежегодно 300–400 и более человек). Его хорошо знал тяглый и оброчный люд, но вряд ли знала зажиточная верхушка посада.

Однако именно Кузьме Минину принадлежит идея организации Нижегородского ополчения и инициатива призыва в качестве его воеводы известного в народе опытного военачальника Д.М. Пожарского. Хроники начала XVII в. донесли до нас и само обращение его к посадским и служилым людям: «…будет нам похотети помочи Московскому государству и то нам не пожалеть животов своих, да не токмо животов своих, и дворы свои продавать и жены и дети, и бити челом кто бы вступился за истинную православную веру християнскую и был бы у нас начальником. Нижегородцом же се его слово любо бысть, и сдумаша послати бити челом к стольнику ко князю Дмитрею Михайловичу Пожарскому Печерскаго монастыря архимандрита Федосия да из низовых чинов всяких лутчих людей» .

Депутация должна была передать волю нижегородцев полководцу, который благосклонно принял посыльных и «их совету рад бысть и хотеше ехати в тот час». Но во время этой встречи некто нижегородец Сергий (не брат ли Кузьмы Минина?) известил Д.М. Пожарского о «непослушании» гарнизона воеводам, и потому себе в помощь полководец потребовал выбрать от всего посада особо доверенного человека. Причем сам назвал и его имя — Кузьма Минин, с которым уже «бысть у них послову» (договор).

Таким образом, во время земского схода и сбора депутации Кузьма Минин был весьма активен: послал к Д.М. Пожарскому своих доверенных людей с извещением о настроениях в разных слоях Нижегородского посада.

Выборные были крайне удивлены словами и требованиями Д.М. Пожарского. «Архимандрит же и нижегородцы говориша князю Дмитрею, что у них такого человека во граде нет, он же им рече — есть у вас во граде Козма Минин, тои был человек служилой, тому тое дело за обычай».

Дмитрий Михайлович проявил не только осведомленность и настойчивость при избрании в руководство будущего ополчения Кузьмы Минина, но и дал ему перед послами-нижегородцами весьма лестную, основанную, видимо, на личных встречах характеристику, что во многом и определило дальнейший ход событий.

«Нижегородцы же, слышав такое слово, наипаче рады быша тому и приидоша в Нижней и возвестиша нижегородцом, Они же тому возрадовашеся и начаша Козмы бити челом. Козма же им для укрепления отказываше, что нехотя быти у такова дела, они же ему с прилежанием глаголаху. Он же нача у них [требовать] приговору, чтоб им во всем быти послушливым и покорливым и ратным людем давати деньги. Они ж даша ему приговор, он же написа приговор не токмо что у них имати животов, но и жены и дети продавать, а ратным людем давать и, взяша у них приговор за руками, и после тот приговор ко князю Дмитрею в тот час для того, что де того приговора назад у него не взяли».

Кузьма Минин повел себя действительно как опытный дипломат и умелый организатор. Во время мнимого отказа он прежде всего заручился поддержкой большинства, а затем у нижегородцев было оценено имущество и получено согласие на обязательное подворное отчуждение средств за подписью каждого вплоть до продажи жен и детей в кабалу. Составленную опись К. Минин тотчас отослал в Мугреево к Д.М. Пожарскому, чтоб «назад у него не взяли».

Этот официально оформленный документ стал основой для сбора средств на Нижегородское ополчение, но их не хватало, и Совет ополчения был вынужден обратиться к жившим здесь зажиточным промышленникам с просьбой о займах денег до времени «Московскаго очищенья» или «покаместа нижегородцкие денежные доходы в зборе будут». Солепромышленники Никита и Максим Строгановы тогда внесли 4116 руб., москвич Григорий Никитников — 500 руб. и т. д. На эти деньги но всему уезду закупались кричное железо и медь, древесный уголь и олово. В одиннадцати кузницах нижегородцы Баженка Дмитриев и братья Козлятьевы, костромич Гарасим Федоров и казанец Осташка Тимофеев, ярославец Федор Ермолин и другие мастера-оружейники день и ночь ковали сабли и копья, в литейных ямах отливали пушки и пищали.

По инициативе Кузьмы Минина все ополченцы в зависимости от знатности и воинского опыта были разбиты на три разряда: «Прежде всем равно даде им по 15 рублев, потом же даде им по статьям: первой статье по 30 рублев, средней же статье по 20 рублев, меншей же статье по 15 рублев» .

Столь значительного жалованья русские служилые люди прежде не получали, поэтому, «видяше доброе строиство к ратным», в Нижний Новгород потянулись стрельцы из самых отдаленных гарнизонов страны. Ополчение быстро пополнялось испытанным в боях воинством. Нижний Новгород превратился в действительный общерусский центр патриотического движения. Сбор средств, вооружение и обучение «новоприборных» ратников, а также формирование обоза продолжались несколько месяцев. За всем этим стоял умелый и предусмотрительный Кузьма Минин, каким его и характеризовал ранее Д.М. Пожарский.

Всесторонне продуманная организация ополчения и общий, охвативший все патриотически настроенные силы страны подъем, создание в Ярославле переходного правительства — «Совета всей земли», в который вошли и бояре, и служилые люди, и представители народа, но где власть и контроль за событиями сохранили за собой Д.М. Пожарский и К. Минин, позволили развернуть решительную борьбу с польско-литовскими интервентами и к исходу 1612 г. очистить от них Москву.

В дальнейшем обсуждение кандидатуры на царский престол и созыв Земского собора, который 21 февраля 1613 г. избрал царем Михаила Федоровича, осуществлялись при активном участии вождей Нижегородского ополчения. Д.М. Пожарский и «ото всего Московскаго государства выборный» К. Минин подписали грамоту на избрание нового царя. Кроме них свои подписи поставили активные организаторы и участники Нижегородского ополчения: протопоп кремлевского Спасо-Преображенского собора Савва и архимандрит Печерского монастыря Феодосий, стрельцы-нижегородцы Якунка Ульянов, Федор и Степан Княжегородские. От имени Нижегородского посада «в товарищев своих место, руку приложил» выборный Самошка Богомолов . 11 июня того же года в ходе венчания на царство Михаил Федорович пожаловал Д.М. Пожарского из стольников в бояре, а на следующий день — в думные дворяне Кузьму Минина.

В условиях разрухи и продолжающейся борьбы с многочисленными отрядами мародеров, хозяйничавшими во многих районах России, опыт и авторитет народного вождя был нужен создаваемому центральному правительству. Поэтому К. Минин остался в Москве и именно ему был поручен в 1614 г. сбор «пятинных» денег в Москве «с гостей, гостиной сотни и черных слобод, так как он еще в Нижнем показал свое умение собирать деньги с торговых людей» .

Положение в стране тогда оставалось тревожным, особенно в Поволжье и в волжском Понизовье, где сосредоточились отряды вольницы и казаков. Для охраны главной водно-транспортной магистрали страны весной 1614 г. из Нижнего Новгорода в Астрахань было отправлено 400 стрельцов и 200 служилых «литвы и немец», а также 100 арзамасцев и 50 балахнинцев , срочно построено здесь «под ратных людей и под наряд и под государевы хлебные запасы… 110 стругов дощаных больших с якори и с шестами и с парусы и со всякими судовыми снастьми, да боевых 150 стругов».

Города края готовились к возожной обороне. Для ремонта их крепостей и пищально-пушечного довооружения «Нижегородская четверть (орган государственного управления. — Н. Ф.) выдала Пушкарскому приказу на расходы 3054 руб.», огромную по тем временам сумму, особенно в условиях острой нехватки средств в государственной казне.

Тревожным для Поволжья оставался и 1615 г. Как сообщалось из Нижнего Новгорода в Москву в январе, «черкасы и казаки Кинешму выжгли и людей побили и пришли в Юрьевец, а хотят итти к Нижнему».

Попав после очищения Москвы от интервентов и бояр-изменников вновь в кабалу к прежним помещикам (к тем же боярам), восстали народы Поволжья. В столичные приказы посыпались жалобы вотчинных управителей и воевод местных гарнизонов о том. что «многих Понизовых городов Татаровя и Луговая Черемиса заворовали. Государю изменили, и собрався, многие места повоевали и села и деревни жгут и многих людей в полон емлют и побивают, и к городам приходят и приступают, и дороги от Казани к Нижнему отняли и тесноту Понизовым городам чинят многую, и собрався многими людьми, хотят приходить к Нижнему, и к Орзамасу, и к Мурому, и в иные места» ^.

В этих условиях для сбора воинства в Нижний Новгород были направлены воеводы Ю. Сулешов и А.Львов, к которым стали подходить отряды из Суздаля, Владимира, Мурома. Шацка. Но наряду с этим для мирного урегулирования конфликта указом от 25 декабря 1615 г. в Казань были посланы с особой миссией боярин Г.П. Ромодановский, думный дворянин К. Минин и дьяк М. Поздеев. Это было правительственное поручение, во время выполнения которого К. Минина не стало. Его тело доставили в родной город.

За вклад «на помин души» К. Минина его род был внесен в синодик нижегородского Печерского монастыря. Эта запись для нас важна тем, что сохранила имена отца Кузьмы Минина — Мины Андукинова (инока Мисаила) и матери Домники, а также умершего к этому времени брата Сергея.

Еще в 1613 г. вместе со званием думного дворянина К. Минин получил в награду за гражданский подвиг перед Отечеством и личную храбрость в качестве военачальника в битвах за Москву в поместье в Березопольском стане Нижегородского уезда село Богородское с деревнями и пустошами. А за успешно проведенный «государев пятинный сбор» К. Минина пожаловали его же Богородским поместьем уже в вотчину (то есть с правом наследия в роду, продажи в другие руки и заклада в монастыри). Указ от 20 января 1615 г. гласил: «…пожаловали есмя его, Кузму, и сына его Нефедья, в Нижегородцком уезде из его же поместья, что ему пожаловали есмя наперед сего за Московское очищенье, селом Богородцким, да к селу ж Богородицкому припущено в пашню пустошь Окуловская, пустошь Орлово, пустошь Зеновова дубрава; да к селу же Богородцкому деревни: деревня Цепелева, деревня Высокая, деревня Осиповка, деревня Песочня, Коврово тож, деревня Бокланово, деревня Коростелево, деревня Дикое Раменье, а Новое Раменье тож, что был починок, деревня Демидово, деревня Выболово… в вотчину им и их женам и детем, и внучатом, и правнучатом и в род их неподвижно» .

К. Минин оставался тогда жить в Москве, а его жена Татьяна Семенова дочь и сын Нефед для налаживания хозяйства перебрались из Нижнего Новгорода в Богородское, где особыми нетяглыми дворами были поселены не только семьи брата К. Минина Федора и племянника Андрея, но и вдов павших его соратников по ополчению: Федосьи — жены Семена Иванова. Офросиньи — жены Степана Водолеева и Досавки Баженовой .

Следует отметить человечески доброе отношение К. Минина к своим людям, отпуск некоторых навечно на волю. Так, в 1615 г. вольную по указу К. Минина получил богородчанин Федор Коменик с приговором, чтоб его принимал в селе всякий на жительство «на подворье без боязни, со всеми ево животами, с животиною и с хлебом… а пойдет з Богородикова, ино також его выпустил совсем» , и с приложением личной печати К. Минина (редкий факт в жизни России того времени).

Богородское в начале XVII в. было весьма многодворным селом, раскинувшимся четырьмя отдельными усадами по сторонам глубокого пруда, пополнявшегося водой за счет холодных ключей. Над прудом и плотиной высились в центре села рубленая шатровая (холодная) и клетская (теплая) церкви, возле которых стояли 9 дворов их причта и 18 кельишек нищих. Рядом стоял и двор приказчика Петра Григорьева и 3 двора «людцких». В 92 дворах крестьян и в 25 дворах бобылей жил 161 мужчина. Среди них были бочар и пуговник, кузнец и серебряник, а также скоморох Онкудинко Иванов. Всего же в селе в 1621 г. насчитывалось 153 жилых двора.

Переехав на постоянное жительство в Богородское, Минины потеряли право на владение в Нижегородском посаде тяглым двором, который к тому же был, видимо, уничтожен случившимися в городе в 1617 г. двумя страшными пожарами. Но они сохранили собой бывший «государев нетяглый» двор в Нижегородском каменном кремле, пожалованный К. Минину на приезд его в родной город по торгово-хозяйственным делам. Правда, промышленники-нижегородцы, завидуя стремительному продвижению К. Минина от простого посадского до думного дворянина. всячески препятствовали в делах его людям и братьям. Поэтому 31 мая 1615 г. нижегородскому воеводе была послана особая царская жалованная грамота: «Бил нам челом думной наш дворянин Кузьма Минич, что живет он на Москве при нас, а поместья де и вотчина за ним в Нижегородцком уезде и брат ево и сын живут в Нижнем Нове городе и им де и его людем и крестьяном от сысков и от поклепов чинитца продажа великая, и нам бы его пожаловать, братью ево и сына и людей и крестьян ни в чем в Нижнем Нове городе судить не велети, а велети их судить на Москве, и как к вам ся наша грамота придет, и вы б на Кузьмину братью и на людей и на крестьян в ысцовех искех, опричь татинова и разбойнова дела, суда не давали без наших грамот» .

После смерти К. Минина Богородская вотчина перешла во владение его сына Нефеда. Он был грамотен; как и отец, нередко приглашался к московскому двору, а после получения в 1620 или 1621 г. чина «государева стряпчего» надолго поселился в Москве, занимая видное место среди придворных молодого царя. В 1625 и 1626 гг. во время женитьбы Михаила Федоровича сначала на Марье Владимировне Долгорукой (вскоре скончалась), а затем на Евдокии Лукьяновне Стрешневой Нефед Минин нес в торжественной процессии перед четой молодых ритуальный фонарь, что доверялось лишь людям знатных родов России.

Имя Нефеда Минина неоднократно упоминается в списках официальных лиц, встречавших в 1620-х гг. иностранные посольские миссии в Москве (последний раз — в 1628 г. по случаю представления Михаилу Федоровичу персидского посла). Скандальная связь с «жонкой» Матреной Белошейкой вынудила его вернуться в Нижегородский край .

Были у Нефеда Минина и дети, но они умирали не достигнув зрелого возраста. На исходе 1632 г. не стало и его самого.

Пережившая сына мать, Татьяна Семеновна, внесла его род в синодик нижегородского кремлевского Михайло-Архангельского вновь отстроенного собора, в котором мы и встречаем имена всех умерших к этому времени Мининых.

Оставшаяся без наследников по мужской линии Богородская вотчина Мининых в том же 1632 г. была отписана «на государя», а затем передана во владение боярина Я.К. Черкасского. Еще в 1621 г. бывший кремлевский двор Мининых оказался в числе «выморочных» и передан для жительства напрасно оговоренной боярами-предателями Салтыковыми царской невесте Марье Хлоповой. Правда, в результате расследований «злой корыстный наговор» вскрылся. Михаил и Борис Салтыковы были отправлены в ссылку, но «царская невеста» так и осталась жить до последних своих дней в Нижнем Новгороде .

Указом от 31 марта 1633 г. двор, который был дан «на житье Марье Хлопове, а преж сего тот двор был Кузьмы Минина», как и другие его вотчины, попал в руки Я.К. Черкасского «на приезд людем их и крестьяном».

Вдова же К. Минина, потеряв и мужа, и сына, и их вотчины, вернулась из Богородского в Нижний Новгород. 9 марта 1635 г. за 64 руб. долга она получила от посадских Чапуриных в Шапочном ряду лавку, а затем передала ее во владение кремлевского Спасо-Преображенского собора на помин «по родителех своих и по мужу», чтоб «ни продати, ни заложити, быти ей, лавке, у соборные церкви боголепнаго Преображения во веки».

Сама же она вскоре приняла постриг и новое имя, став инокиней Таисией.

Так пресеклась прямая линия рода Кузьмы Минина, но продолжали жить в Нижнем Новгороде, Балахне и Туле семьи его братьев: Ивана, Федора, Сергея, Григория, Леонтия и Безсона (Самсона).

Во второй половине XVII в. из Мининых в Балахне жили Иван и Петр Ивановы, Андрей Григорьев, Яким и Микифор Безсоновы, а в Нижнем Новгороде — Никита и Клим. По документам того времени прослеживаются все основные вехи их судеб и жизни. Так, Никита неоднократно возглавлял пермский лодейный соляной государев промысел, доставляя в Нижний Новгород на продажу соль. Только в 1676 г. им было получено «с продажной пермской соли и что он, Никита, отдал в Нижнем за взятые камни и за взятой лес (на ремонт каменного здания таможни. — Н. Ф.) солью ж, рублевых пошлин 842 рубли 21 алтын 3 деньги» . Это означало продажу им тогда не менее 842 600 пудов соли.

С 1678 г. государев соляной лодейный пермский промысел возглавил его брат, торговый человек гостиной сотни Клим. Их дворы стояли на Верхнем посаде, недалеко от Георгиевской башни Нижегородского кремля.

Летом 1685 г. бездетным умер Никита Минин, а 30 декабря того же года не стало и его жены — Соломониды Евтропьевны. Их двор и имущество, оцененные в 672 руб., а также на 660 руб. «кабал на должниках» унаследовали сестра жены игуменья кремлевского Воскресенского монастыря Меланья и Клим Минин.

Он продолжал возглавлять пермский лодейный промысел, почитался одним из состоятельнейших нижегородцев. Но в конце XVII в. в связи с ожесточившейся налоговой политикой и участившимися чрезвычайными поборами с торговых людей в виде «пятин» и «десятин», как и все купцы-промышленники нижегородцы, он оскудел. 30 августа 1704 г. на запрос о состоянии торговых дел и домовой казны Клим Минин заявил, что «на Москве и в городех и в ыных государствах в 701-м и 702-м годех в покупке и в явке и в продаже и в отпусках торгов и промыслов никаких не бывало, и в долгах золотых иефимков и денег кабального и бескабального и в закладе — ничего у меня и на мне долгу никакова нет, и ничем нигде не торгую, и двора и лавок и всяких вотчин и ис пожитков никаких нет же. А буде я сказал ложно, и за тое мое ложную скаску быть мне в смертной казни» .

У него, как и у старшего брата Никиты, не было сыновей-наследников. Пресеклась по мужской линии и эта ветвь Мининых-нижегородцев.

В честь особо важных событий в Древней Руси возводились храмы-мемориалы, с XVI в. обычно шатровые: Василий III построил в память рождения долгожданного сына — Ивана IV — церковь Вознесения в Коломенском (1532 г.), а Иван IV — в честь взятия Казани Никольский храм в Балахне (1552 г.), Покров на Рву в Москве (1555–1560 гг.) и т. д.

Сразу после «смут» начала XVII в. было не до дорогостоящих каменных работ. Когда же положение в стране нормализовалось, на вершине холма в Нижегородском кремле был возведен «государевой казной» шатровый Михайло-Архангельский собор (1628–1631 гг.), храм-памятник в честь Нижегородского ополчения и его вождей — К. Минина и Д. Пожарского. Строили его каменных дел подмастерья Лаврентий Семенов сын Возоулин и Антип Константинов. Следует отметить как весьма важный факт, что Антип Константинов затем участвовал в строительстве каменных башен крепости Вязьмы и Теремного дворца в Московском Кремле, реставрировал Успенский собор Московского Кремля и Золотые ворота Владимира, возводил каменные «литейные хоромины» столичного пушечного двора, а также шатровые храмы в разных городах страны, являющиеся наивысшим достижением творческой мысли, художественной выразительности и смелости инженерных решений в архитектуре русских зодчих. Он остается единственным в истории национальной культуры XVII в. «мастером шатрового храмового типа». а нижегородский Михайло-Архангельский собор первым его детищем.

Михайло-Архангельский собор Нижегородского кремля

(1628–1631 гг.)

В 1672 г., в год учреждении в Нижнем Новгороде митрополии, прах К. Минина и его сына Нефеда как особо почитаемых предков был перенесен с погоста Похвалинской посадской церкви в Спасо-Преображенский кремлевский собор. Но и последующий «золотой» для дворянства век, когда само упоминание о народе, а уж о его вождях и подавно, было для власть имущих «зазорным», имя Кузьмы Минина оказалось забыто. Лишь М.В. Ломоносов, сам вышедший из черносошных крестьян Русского Севера, выбирая для живописцев Академии художеств сюжеты из отечественной истории, наряду с созданием полотен о деяниях полководцев Александра Невского и Дмитрия Донского, рекомендовал писать картины и о подвиге Кузьмы Минина. В программе М.В. Ломоносова 1764 г. при этом указывались все необходимые исторические элементы композиции: «Козма Минич. На Нижегородской пристани представить купца-старика на возвышенном месте, указывающего на великую близ себя кучу мешков с деньгами, а другою рукою народ помавающего. Многие, кругом стоя, ему внимают прилежно, иные деньги в чаны всыпают, иные мешки приносят, сыплют серебряные копейки из чересов, приносят в одно место разные товары, кладут пред него письменные обязательства. Все разными движениями изъявляют охоту к освобождению отечества от разорении» .

Древний Спасо Преображенский собор, где с XVII в. находился прах К. Минина

(фиксационный чертеж, 1826 г.)

Но только после крестьянской войны под предводительством Е. Пугачева, когда прогрессивно настроенная интеллигенция обратила свои взоры к нуждам народа и сделала робкую попытку рассказать о его чаяниях, в числе наиболее заслуженных перед Отечеством людей был в первую очередь назван К. Минин.

Для сбора о нем исторических сведений в 1794 г. в Нижний Новгород прибыл Н. Ильинский. Он с глубоким прискорбием записал, что над его могилой не оказалось «ни памятника, ни надписи». Сочинив оду в честь великого нижегородца:

он преподнес 150 отпечатанных экземпляров ее Народному училищу и нижегородской думе с послесловием: «Славя здешнее общество с таковым гражданином, какой был безсмертный муж Козьма Минин, старался я изобразить в слабых стихах его великий подвиг… смею себя ласкать, что градское общество для сохранения в памяти сего великодушнаго к спасению отечества поступка, и для возбуждения в сердцах подобных чувствований, за честь себе поставит соорудить ему памятник». Но прошли годы…

Только в начале 1808 г. из Нижнего Новгорода в столичную Академию художеств было подано прошение — воздвигнуть на родине К. Минина ему памятник по образцу «Медного всадника». 30 мая того же года на рассмотрение Совета Академии представил свой проект известный архитектор А. Михайлов. Памятник должен был быть выполнен в виде мощной гранитной колонны с коринфской капителью, увенчанной бронзовой фигурой летящей славы (подобие более поздней Александровской колонны на Дворцовой площади Ленинграда). Но выяснилось, что «профессор Мартос давно уже сочинил оному проект и сделал даже саму модель», которые и получили высшее признание жюри.

В Нижегородской губернии была объявлена подписка на сбор средств для сооружения монумента, а чтоб люди могли воочию представить его решение, И.П. Мартос награвировал рисунок скульптурной композиции и 11 экземпляров выслал в Нижний Новгород для рассылки по уездам. Рисунок поясняла надпись: «Минин, собрав войско, убеждает князя Пожарского ополчиться против врагов. Изнуренный ранами, князь забывает болезнь свою, берет меч и, подъемля щит, возсылает молитву к богу да поможет ему спасти Отечество».

К началу 1811 г. в Нижнем Новгороде оказалось собрано 18 000 рублей. Но монумент в уже изготовленной модели оказался столь хорош, что министр внутренних дел А. Куракин 15 февраля предложил его установить в Москве, а на собранные нижегородцами деньги возвести на родине К. Минина обелиск.

События Отечественной войны 1812 г. задержали реализацию этих замыслов. Лишь 20 февраля 1818 г. отлитая из бронзы скульптурная композиция И.П. Мартоса заняла свое почетное место в центре Красной площади Москвы, а спустя год Академия художеств вновь объявила конкурс на разработку для Нижнего Новгорода «программы и сметы упомянутаго обелиска». Но вновь дело затянулось на годы… И.П. Мартос доказывал, что собранные нижегородцами деньги с учетом прироста банковских процентов могут быть вполне достаточными, и просил рассмотреть свой новый проект памятника К. Минину для Нижнего Новгорода.

В объявленном конкурсе участвовали многие видные русские скульпторы, в том числе и И.П. Прокофьев. В представленном им проекте памятника было много присущей классицизму символики . Гораздо совершеннее, хотя и проще, лаконичнее, оказался совместный проект И.П. Мартоса и академика архитектуры А.И. Мельникова, представлявший собой обелиск с двумя портретными барельефами на цоколе. По утвержденному 31 октября 1825 г. их эскизу было решено обелиск и барельефы выполниить «в Санкт-Петербурге, а по окончании отправить водою в Нижний Новгород». На это ассигновывалось 39 800 руб.

Памятник Минину и Пожарскому в Москве.

Скульптор И.П. Мартос, 1808–1818 гг.

Но нижегородцы перестали надеяться когда-либо увидеть в своем городе памятник героям ополчения 1611–1612 гг. Инициативу создания над прахом К. Минина раки взял на себя крестьянин села Катунки Яков Самарин. В ходатайстве губернским властям от 9 октября 1826 г. он изъявил желание увековечить память патриота-земляка «устроением мраморной гробницы с бронзовыми украшениями» и предложил собственный ее рисунок. Вскоре этот проект был выполнен в натуре. Так был создан первый памятник К. Минину в Нижнем Новгороде. А 15 августа 1828 г. в кремле торжественно открыли и гранитный обелиск в честь К. Минина и Д. Пожарского. Строем прошли полки гарнизона и кантонистов, отряд казаков, охранявших покой знаменитой Нижегородской ярмарки.

Правда, современники назвали обелиск «грошовым» и мечтали о создании более значительного монумента в честь патриота России. Но только после отмены крепостного права, в условиях общего подъема национального самосознания, царское правительство было вынуждено 15 октября 1865 г. разрешить повторную «подписку для сбора добровольных приношений на сооружение в Нижнем Новгороде новаго памятника гражданину Минину и князю Пожарскому в замен существующего…» Однако и это начинание ограничилось лишь разговорами. Видя это, академик архитектуры Л.В. Даль по собственному проекту возвел в Спасо-Преображенском соборе над местом захоронения К. Минина особое надгробие в виде часовни.

Проектный эскиз памятника К. Минину и Д. Пожарскому для Н.Новгорода

Скульптор И.П. Прокофьев, 1823 г.

Ситуация (проект) постановки обелиска в честь К. Минина и Д. Пожарского на территории Нижегородского кремля.

С акварели А.И. Мельникова, 1825 г.

Барельеф с изображением К. Минина на обелиске.

Скульптор И.П. Мартос, 1825–1828 гг.

Вновь прошли годы… При подготовке Нижнего Новгорода к открытию здесь Всероссийской торгово-промышленной и художественной выставки 1896 г. городские власти вспомнили о К. Минине и о некогда данном обещании поставить ему подобающий памятник.

Проект обелиска в честь К. Минина и Д. Пожарского. Архитектор А.И. Мельников, 1825 г.

В 1894 г. архитектор П.П. Малиновский отреставрировал гробницу К. Минина, а известный ваятель М.О. Микешин, автор памятников «Тысячелетие России» в Новгороде Великом и Богдану Хмельницкому в Киеве, предложил Нижегородской думе свой проект скульптурного монумента. В сопроводительной записке сообщалось, что «заслуга Минина и значение его в истории России так велики, что позволительно удивляться — как до сих пор на всей широкой земле русской нет ни одного самостоятельного и приличного ему памятника… что торжество открытия в 96 году в Нижнем и вблизи его Всероссийской выставки было бы не полно, если бы оно не было связано если не с открытием, то хотя бы торжественной закладкой памятника Минину на его родине» ^.

По предварительной смете М.О. Микешина реализация проекта должна была обойтись в 200 000 руб. Нижегородская дума обратилась к правительству с просьбой открыть новую подписку. На это из столицы пришел уклончивый ответ, что-де подписку уже объявляли в 1865 г., а что из этого вышло? Так и остался неосуществленным еще один проект памятника великому гражданину России. Правда, К.Е. Маковский в 1896 г. закончил огромное полотно «Воззвание Минина», которое и экспонировалось тогда на Всероссийской торгово-промышленной и художественной выставке.

Эскиз бронзового монумента К. Минину и Д. Пожарскому для Н.Новгорода.

Скульптор В.Л. Симонов, 1913 г.

В 1908 г. член Нижегородской губернской ученой архивной комиссии А.М. Меморский опубликовал статью о К. Минине и призвал соорудить ему в городе памятник. Тысячу рублей на монумент тогда же пожертвовало местное земство, 1855 руб. — ярмарочный комитет. Начали поступать деньги от отдельных крестьян и сельских общин.

В 1911 г. Академия художеств объявила среди своих членов конкурс, в программе которого оговаривалось, что «памятник должен быть скульптурный, при непременном условии бронзовый, фигуры во весь рост не менее 5 аршин высотою. Желательно путем ли барельефов, путем ли особых групп выразить в памятнике патриотические подвиги…»

В жюри конкурса вошли известные художники, академик М.А. Чижов. профессор живописи В.Е. Маковский. В марте 1913 г. модели и эскизы памятника под девизами были выставлены для всеобщего обозрения в залах Академии художеств. Первую премию получил В.Л. Симонов, вторую — будущий прославленный советский скульптор М.Г. Манизер.

Летом 1913 г. В.Л. Симонов и архитектор А.Н. Померанцев прибыли для уточнения места установки памятника в Нижний Новгород. На следующий год началось изготовление литейной формы, а мастер Иван Молчанов приступил в финляндских каменоломнях к рубке фигурного постамента из красного гранита. Но начавшаяся первая мировая война остановила развернувшиеся работы.

В августе 1914 г, скульптор В.Л. Симонов был призван в действующую армию, и реализация его проекта была оставлена «до более благоприятных времен».

Только в разгар Великой Отечественной войны, 7 ноября 1943 г., горьковчане возвели на главной площади города памятник К. Минину, ставший олицетворением стойкости и готовности русского народа к любым жертвам во имя спасения от фашистской чумы Родины, нашего советского отечества.

Н.Ф. Филатов.