Обезопасив свой тыл, Тимур решил идти за реку Тану в землю русов.

Заскрипела арбы, загудели степи от топота копыт, и шатровые города пришли в движение. В «Тане» уже знали о приближении грозы и спешили перебраться на правый берег. Мой знакомый, известный мне с детства Пьетро Римини, бывший в то время в Тане субпрефектом Генуэзской фактории, передавал мне впоследствии, что панику жителей трудно описать: свои многочисленные стада танаиты с трудом переправляли на плотах, спешили, плотовые каюки тонули, и трупами скота были усеяны берега Таны. За кибитку платили 200 овец, много женщин сошло с ума. В Тане начались грабежи и пожары. Римини при помощи генуэзских стражников восстановил порядок. Генуэзская флотилия из 12 галер стояла наготове близ устья Таны, и на них были погружены наиболее ценные товары. Склад товаров отделения фактории на речке Темернике был по приказу Римини сожжён.

Дул сильный северо-восточный ветер и подымал облака пыли; сотни тысяч копыт били сухую, горячую землю. Вдали у подножия высокого берега блеснула голубая полоса Таны.

Мы очень беспокоились за судьбу генуэзцев в Тане, хотя и знали Римини за смелого и распорядительного человека. Разведка показала Тимуру, что «танаиты» не намерены вступать в бой. По ту сторону Таны весь высокий берег, особенно у речки Темерника, был сплошь покрыт тысячами конных воинов. Ширина Таны не позволяла вести перестрелки даже из арбалета.

Я наблюдал с интересом, как пытливые глаза азийского полководца нащупывали места переправы и атаки. Что-то решив, Тимур повернул коня к крепости Тане, расположенной на левом берегу реки. Ясно было: Тимур решил сначала покончить с крепостью, а затем продолжать путь на север — «итти», как он говорил, «до крайних пределов стран».

Крепость была обложена с трёх сторон. Четвёртая примыкала к реке и дала возможность ночью на 12 сентября 1395 г. большей части оставшихся жителей перебраться на острова Танской дельты. На рассвете начался бешеный приступ. Защитники, имея за собой в тылу реку, отчаянно защищались, но лавина степняков быстро перелилась через стены и рассыпалась по улицам. Азийцы были беспощадны. Я пытался спасти генуэзский укреплённый дом фактории, но разъярённые азийцы никого не слушали. Генуэзцы отплыли: на горизонте видны были силуэты галер. Как я завидовал тогда им! Тимур приказал строить несколько мостов через реку Тану. Это было затруднительно, лес приходилось возить издалека; мосты нужны были для обоза. Конница свободно переплывала Тану. Приближалась осень, и Тимур спешил. На Тане к Тимуру из Закавказья подошло 60 тысяч свежего войска.

Для разгрома низовьев реки Копы он направил одного эмира с 40-тысячным войском и приказал уничтожить живущих там зихов и их города.

Я напомнил Тимуру через эмира о его желании завязать связь с Генуей и объяснил, что нам это удобнее всего сделать, отправившись с эмиром, — через Mапу мы могли бы перебраться в Каффу.

Тимур пожелал меня видеть. Приём был милостивый, и я воспользовался случаем и замолвил слово за зихов. Я сказал, что нижних зихов, или «кяхов», следует пощадить, так как вследствие их близости к Крыму, среди них много мусульман, которые могли бы быть проповедниками религии Пророка и далее на востоке, за Копой.

— Нет, ференк, зихи осуждены: они мне могут помешать, когда я пойду наказывать крымского хана за его помощь Тохтамышу; тыл мой должен быть безопасен. — И завоеватель улыбнулся умной улыбкой учителя «советующему ученику».

Я понял, что дело зихов проиграно. Тимур милостиво отпустил нас и подарил Чезаре Дориа драгоценную золотую цепь и грамоту с собственноручной подписью и печатью. Эти вещи Чезаре особенно ценил: хотел передать детям, если женится; ценил их он ещё и потому, что они могли бы удостоверить наши рассказы о гибели Северного Кавказа.

Зихи храбро нас встретили. Мне рассказывали, что они смерть предпочитали сдаче. Они были разбиты при Карасу. Большой их город Каплу, или Копыл, был уничтожен,