Самураи сёгуна пребывали в отчаянье: они не оправдали доверие господина, позволили заманить себя в ловушку, не смогли противостоять горстке ниндзя – неслыханный позор!

Командир отряда был смертельно ранен, он умирал. Для него смерть на поле боя была единственным выходом сохранить честь – самураи передадут сёгуну, что он скончался от ран, как настоящий воин, защищавший честь дома Тоётоми.

И вот командир испустил последний вздох, самураи помолились богам, кто Аматэрасу, а кто Будде.

Юрико сидела в паланкине и тихонько плакала – от искусного грима не осталось и следа. Она понимала, что в данном случае всё слишком серьёзно и её любые капризы будут неуместны.

Самураи подсчитали потери: от двадцати воинов осталось лишь двенадцать, половина лошадей ранена. Воображение рисовало ужасные сцены наказания, которым их подвергнет Тоётоми по возвращении в Исияму.

– Госпожа Хитоми, – обратился к невесте один из наиболее знатных самураев. – С вами всё впорядке?

– Да, но моя сестра Юрико… – девушка снова разразилась рыданиями. – Бедный отец – какой позор! Кто бы мог подумать, что её похитят! Да ещё в такой день, когда я, наконец, следую к жениху!

Самураи, стоявшие около паланкина, переглянулись: они ничем не могли помочь «Хитоми» и вернуть её сестру, наверняка она уже далеко отсюда.

– Думаю, это семейно дело. Ваш отец, доблестный Ода Нобунага, непременно найдёт злоумышленника и казнит его, – высказался знатный самурай.

– Да, конечно… Очень бы хотелось… Что теперь скажет господин Тоётоми Хидэёси? Как я посмотрю в глаза своему жениху Тории?

Самурай вздохнул: да, ситуация сложилась щекотливая, но по-крайней мере с невестой ничего не случилось…

– Мне надо привести себя в порядок, – сказала «Хитоми» и задёрнула занавес паланкина.

Хитоми легла спать поздно в час Крысы. Она долго перебирала свитки в заветном сундуке, перечитывая снова и снова, дабы отвлечься от гнетущих мыслей.

Девушка переживала за сестру: как она справиться с её ролью? Хотя та и была настроена решительно, кто знает, что ожидает её в Исияме?.. А отец? Наверняка, он переживает и за неё и за Юрико, но как обычно, скрывает свои истинные чувства. А Моронобу? Теперь они должны жить вместе, как муж и жена…

Последнее обстоятельство волновало девушку более всего. Она была не искушённой в любовных делах, в отличии от Юрико… Да, она желала молодого самурая, но боялась показаться ему неопытной, хотя получила соответствующие наставления от отцовских наложниц. Сначала Хитоми было неловко говорить об этом, но затем, совершенно неожиданно, у неё появился живой интерес, и она не стеснялась задавать достаточно откровенные вопросы. Юдзё отвечали без смущения, словно обсуждали последнюю киотскую моду.

Теперь она с нетерпением ждала возвращения Моронобу, но время шло, ночь окутала горы… У Хитоми родились стихи:

Она бегло записала их на бумаге и легла спать. Сон навалился мгновенно. Ей снился Адзути: вот она идёт к святилищу, дабы помолиться Аматэрасу и Окамэ. Вот Юрико, она, как всегда, печальна… Отец сражается с самураями на тренировочной площадке…

Из далёких глубин памяти всплыл смутный образ матери. Она стояла далеко и протягивала руки, но Хитоми безошибочно поняла – это покойная матушка… Затем к ней подошёл Моронобу и на глазах всего замка начал целовать. Хитоми не сопротивлялась, напротив, она привлекла его и обняла за шею… Моронобу распахнул на девушке кимоно, и она, как ни странно, не почувствовала ни смущения, ни страха… Он целовал её шею, грудь… Соски её наливались желанием…

Хитоми открыла глаза: забрезжил робкий рассвет, настал час Тигра. Рядом с ней лежал Моронобу…

– Ты проснулась? Я не хотел будить тебя… Но я сгораю от желания и нетерпения, – признался он.

– Я тоже…

Юрико и изрядно потрёпанный отряд самураев достигли предместьев Киото, но не стали входить в город. Самураи сёгуна не могли себе позволить предстать в таком виде перед горожанами. Лагерь разбили наспех, дабы немного отдохнуть, утолить голод и жажду.

Слуги подали девушке поздний ужин. Несмотря на все перипетии, она съела его с огромным аппетитом и тотчас легла спать: не могла же она себе позволить предстать перед женихом бледной и замученной? Первое впечатление, произведённое на мужчину – залог последующего успеха!

Рано утром, в час Зайца, отряд выдвинулся в путь, до Исиямы оставалось менее пяти ри.

Юрико, облачённая в свежее кимоно нежно-бежевого цвета, расшитое цветами персика, без грима, с причёской Хэйан, дремала в паланкине, потому как сон пошедшей ночью был прерывистым, девушка несколько раз просыпалась, ибо не привыкла к походным условиям.

Отряд достиг предместья Исиямы в час Овна, весеннее солнце ярко светило, заливая своим теплом равнину, на которой возвышалась ставка Верховного сёгуна. Юрико раздвинула занавес паланкина, наслаждаясь пейзажами и свежестью воздуха. Ещё издали, почти за четверть ри, она увидела бакуфу*, разбитой вокруг огромной каменной насыпи, предназначенной для защиты от нападения воинов-меченосцев.

Тоётоми Хидэёси, завладев землями Осаки, а также полуразрушенным монастырём Исияма, некогда сожжённым самим Одой Нобунагой, приказал воздвигнуть свою резиденцию, которая бы превосходила по мощи и красоте всем известный Адзути. Ибо богатство и не преступность этого замка не давали сёгуну покоя.

Поэтому на месте монастыря была возведена специальная защитная насыпь, а затем уже на ней построен пятиэтажный замок (помимо этого он имел три подземный уровня, уходивших вглубь насыпи), который получил двойное название Исияма-Осака. В столице его предпочитали называть Исиямой, сам же сёгун величал своё детище Осакским замком.

Разглядывая Осакский замок, Юрико испытала чувство удовлетворения и гордости за семейное гнездо, ибо её отец сумел воздвигнуть замок не хуже, чем у самого сёгуна. Во время строительства он консультировался с португальцами, позаимствовав у них многие приёмы фортификационного строительства. Поэтому-то Адзути и считался одним из самых богатых и неприступных замков, что не давало покоя Тоётоми и его самураям.

По мере приближения к Исияме, Юрико старалась собраться духом – встреча с отцом и сыном Тоётоми приводила её в неподдельное волнение. Девушка извлекла из дорожного сундучка с женскими принадлежностями серебряное зеркало и посмотрелась в него: её внешность была безупречна.

Юрико улыбнулась своему отражению, твёрдо решив понравиться не только жениху, но и своему будущему свёкру – ведь он тоже мужчина…

Дозор с северной башни-ягура заметил приближавшийся отряд, тотчас зазвонил сигнальный колокол, возвестивший о его приближении.

Тория, облачённый в лучшее кимоно пребывал в спокойствии и уверенности, что увидит совершенно юную и неопытную девушку, которой едва исполнилось четырнадцать лет. Он уже не раз подумывал по поводу того, чтобы обзавестись благородными наложницами, многие самураи с радостью привели бы своих дочерей в его покои…

И вот отряд пересёк подъёмный мост, проследовал ворота…

Семейство Тоётоми ожидало невесту в одном из залов. Парадное помещение было просторным, его стены украшали множество гобеленов с изображением природы и сказочных животных: драконов, зайцев-единорогов, лис-оборотней. Интерьер выглядел богато. Вдоль стен стояли изящные вазы, выполненные в парчовом стиле, чередовавшиеся с невысокими резными этажерками, на которых, следуя последней моде, разместились китайские фарфоровые статуэтки. Пол, застланный татами, был также усыпан многочисленными цветным подушками, дабы женщины могли непринуждённо расположиться.

– Господин, – вошёл доверенный вельможа и поклонился сёгуну. – На отряд напали, он понёс большие потери. Но с юной невестой всё впорядке. К сожалению, как я выяснил, её сестра, направлявшаяся в Киото, похищена…

Тоётоми буквально стиснул зубы, дабы не дать волю охватившему его гневу. Тория почувствовал настроение отца.

– Господин мой, – вмешалась Манами, – прошу вас! Девушке и так пришлось тяжело… Ей надо отдохнуть и прийти в себя.

– Конечно, – кивнул сёгун жене. – Казнить негодных самураев я всегда успею.

Юрико предстала перед взором четы Тоётоми. Тория издал возглас изумления: он не ожидал увидеть вполне взрослую и оформившуюся девушку. Сёгун также остался доволен внешностью невесты.

– Я рад приветствовать вас, госпожа Хитоми, в моём замке. Я также выражаю сожаление по поводу постигшего вас несчастья…

Юрико поклонилась.

– Благодарю вас, господин сёгун. Надеюсь, что мой отец непременно найдёт этого разбойника и лишит его головы. Я счастлива, что добралась до Исиямы и смогу выполнить всё то, о чём вы имели честь договориться с моим отцом…

– Госпожа Хитоми, позвольте представить вам моего сына Тория, – сёгун сделал жест рукой; Тория поклонился. Юрико про себя отметила, что молодой человек весьма не дурён собой.

Когда светские формальности были завершены, госпожа Манами взяла на себя опеку невесты и проводила её в специально приготовленные покои.

Тория же проводил девушку вожделенным взглядом.

– Отец, а как вы считаете: не будут ли нарушены нормы приличия, если сегодняшней ночью я посещу покои госпожи Хитоми?

Сёгун улыбнулся: девушка явно приглянулась его отпрыску.

– Хитоми – твоя невеста. Она – в моём замке, а значит, здесь приличествует всё то, что я считаю возможным. Не вижу ничего предосудительного в твоём желании: девушка действительно хороша. И если она как можно быстрее понесёт наследника, тем лучше для рода Тоётоми. Покажи ей, на что ты способен – пусть у неё болит между ног…

– Отец! – Тория смутился.

Зато сёгун рассмеялся от души, весьма довольный своим циничным замечанием, уже забыв, что от отряда вернулось лишь чуть больше половины людей.

Нобунага получил известия от верных людей: Хитоми пребывала в горном убежище, Юрико благополучно достигла Исиямы – его план удался. Теперь он был спокоен за дочерей и мог заняться укреплением Адзути.

Даймё тотчас же приказал возвести вокруг замка ещё одну стену, дабы создать дополнительную линию обороны. Нобунага предвидел дальнейшее развитие событий: после того, как Юрико под видом Хитоми выйдет замуж за Торию, сёгун непременно потребует, чтобы он перестал отчислять часть дорожной пошлины в императорскую казну, а все суммы отдавал бы его сборщикам налогов. Затем аппетиты сёгуна начнут расти…

Нобунага пытался оценить ситуацию: сколько у него времени, чтобы дополнительно укрепить замок? Получалось, что совсем немного… Он не успеет… И что тогда?