XXVIII
Царь Петр Алексеевич продолжал в селе Преображенском заниматься со своими потешными, которых обучал военному ремеслу при помощи иностранцев. Невзлюбили стрельцы этот початок нового царского войска и с презрением обзывали потешных конюхами, опасаясь, однако, что новые ратные люди скоро превзойдут их выправкою и навыком в военном искусстве. Быстро подрастал и заметно мужал учредитель новой московской рати, и Софья видела, что ей предстоит начать решительную борьбу с младшим братом, и подготовлялась к ней, опираясь на стрельцов и поджидая возвращения Голицына из крымского похода.
— Не выдавайте меня царице Наталье Кирилловне и ее сыну, — твердила правительница часто приходившим к ней выборным стрельцам. — Зачинает она против меня смуту с братьями.
— От чего бы тебе и не принять царицу! — отвечали стрельцы, подразумевая под этими словами окончательную расправу с Натальею Кирилловною.
— Жаль мне ее, — отвечала царевна.
— Твоя воля, государыня, что изволишь, то и делай, — говорили стрельцы, готовые и постоять за Софью, и щадить ее врагов, если она сама пожелает того или другого.
— Не о себе пекусь я, боюсь за вас! Переведут они стрельцов своими потешными, — озабоченно добавляла Софья, надеясь, что стрельцы и без ее участия догадаются избавить ее от мачехи и царя Петра и тем не особенно потревожат ее совесть.
Запугиваемые царевною стрельцы расходились по домам, унося с собою озлобление против царицы, ее сына и потешных.
— Хороша была бы вам пожива, если бы расправились с боярами, — внушал, в свою очередь, стрельцам их начальник Шакловитый. — Есть что пограбить у них. Отмолили бы потом да роздали часть по церквам и по монастырям, и отпустил бы вам Господь Бог ваши прегрешения!
Сильвестр Медведев также волновал против царицы и Петра людей богобоязненных.
— Смотрите, — говорил он, — благочестивая царевна постоянно молится, а они, нечестивцы, в Преображенском на органах и скрипицах играют.
8 июля 1689 года Красная площадь была усеяна народом в ожидании, когда по окончании обедни в Успенском соборе начнется крестный ход, установленный в память изгнания из Москвы ляхов, а между тем в соборе произошла первая стычка Петра с Софьей.
— Не стать тебе, царевне, ходить по улицам и площадям с народом! — гневно сказал Петр, застанавливая дорогу сестре, которая, подняв местный образ, готовилась выйти из церкви, чтобы следовать с крестным ходом.
Презрительно и грозно сдвинув брови, взглянула она на брата.
— Говорю я тебе, не ходи! — с еще большим гневом повторил Петр.
Тот же взгляд царевны был ему ответом. Царь-юноша побледнел, свирепо посмотрел на сестру, вышел быстро из собора, вскочил на коня и поехал в Преображенское, а правительница, окруженная боярами, пошла с крестным ходом; в толпе же слышалась похвала ее благочестивому усердию.
Еще более разгневался Петр, подстрекаемый матерью, когда спустя одиннадцать дней после этого столкновения правительница выехала к возвращавшемуся из похода Голицыну, которому устроила торжественную встречу. Здесь явилась она во всем царственном величии, принимая воевод, спрашивала их, по государскому обычаю, о здоровье и объявила им и всему войску свое милостивое слово.
Поход Голицына, в сущности, кончился не блестящим образом. Со стадвенадцатьютысячным войском он пошел на крымцев в феврале 1689 года. Стужи и снега препятствовали быстрому движению. Он подходил к Перекопу только в начале мая. Хан собирался зажечь степь. Голицын встретил и отбил его, но опасность не миновала. Как грозная туча, двигались крымцы на московское войско, которое не находило ни рек, ни колодцев, ни корма для лошадей. Голицын увидел опасность, грозившую ему, и повернул назад. Татары преследовали, но не упорно, не слишком наседая на него.
Всем участвовавшим в походе, однако, роздали разные награды, а Голицын, вдобавок к ним, получил и похвальную грамоту.
«Неприятели твоей службою, — сказано было в грамоте, — нечаянно и никогда неслыханно от наших царских ратей в жилищах их поганых поражены, побеждены и прогнаны. Пришли они в отчаяние и ужас, все посады и деревни пожгли, и перед тобой не показались, за то милостиво тебя похваляем».
Пасмурно, однако, выглядел теперь прежний любимец Софьи. По прибытии в Москву узнал он о многом и увидел, что если Шакловитый и не оттер его окончательно, то все же значительно отдалил от царевны. Москва искони была усердною сплетницею. Рассказывали, между прочим, что князь Василий, встретив, по возвращении из крымского похода, счастливого соперника в Шакловитом, призвал к себе знахаря, которому ведома была тайная сила трав, и, получив от него приворотные коренья, подсыпал их в кушанье царевне «для прелюбления». Рассказывали также, что, опасаясь болтливости этого чародея, Голицын приказал его сжечь в бане, чтобы не было от него «проносу».
Как бы то ни было, но теперь Голицын стал еще сдержаннее. Он советовал царевне помедлить некоторое время, не вступать в борьбу с Петром, но пылкий Шакловитый, напротив, торопил царевну покончить со своими недругами. Все более недобрые вести стали доходить до царевны о враждебных против нее намерениях, замышляемых в Преображенском, и вздрогнула Софья, когда царь Петр приказал схватить Шакловитого, хотя отлегло несколько у нее от сердца, после того, как он, без всякого допроса, приказал отпустить окольничего.
— Видно, заострились когти орленка! — с яростью говорил Шакловитый. — Вздумал он взяться за меня, да тотчас же одумался, испугался стрельцов. А кто знает, не станет ли он еще посмелее и не доберется ли до тебя, царевна? — грозил он Софье, — Позволь покончить с ним поскорее!
Наступили темные августовские ночи; царевна все чаще и чаще стала ходить по ночам на богомолье. Стрельцы, как стража, сопровождали правительницу в этих благочестивых хождениях, и она не упускала случая пожалиться стрельцам.
— Долго ли терпеть нам? Уж житья не стало от дядьки царя Петра, Бориса Голицына, брата Иванушку ни во что ставит, меня девкою называют, как будто я не дочь царя Алексея Михайловича, князю Василию Васильевичу голову хотят отрубить, а он добра много сделал. Надобны ли мы вам? Если же нет, то мы пойдем с братом где келью искать.
— Не кручинься, царевна, — отвечали стрельцы. — Постоим и умрем мы за тебя, а твоим лиходеям тебя не выдадим.
Начались снова волнения между стрельцами, каждый день происходили их шумные сборища у съезжих изб, и слышались крики и угрозы. Пошли разные толки: одни опасались возмущения стрельцов, другие — нашествия на Москву потешных.
Особенно тревожна была в Москве ночь с 8 на 9 августа. Вооруженные стрельцы собрались на площади перед Кремлевским дворцом. Стоял зловещий гул. Стрельцы ждали только набата или боя барабанов, чтобы двинуться туда, куда поведет их Шакловитый.
Царевна вошла в Крестовую палату и, упав на колени перед образом Спаса, начала усердно молиться. Сзади нее, несколько поодаль, сумрачно стоял Шакловитый. Скрестив на груди руки, он с нетерпением ожидал, когда она окончит молитву. Тут же находился и Сильвестр. Он был бледен и, творя шепотом молитву, перебирал четки. По временам доходил в Крестовую палату усиливавшийся на площади шум.
Наконец Софья окончила молитву и, выйдя в сени, села на лавку, приказав сесть возле себя с одной стороны Сильвестру, а с другой Шакловитому.
— Успокойся, благоверная царевна! Пустые, значит, были слухи; начинает светать, теперь они уже не нападут на нас, — заговорил Сильвестр.
— Да, нынешняя ночь прошла благополучно, — перебил Шакловитый. — А кто скажет тебе, отец Сильвестр, что они не отложили своего замысла до завтра? Позволь, государыня, порешить мне с ними. Я пойду в Преображенское, перебью всех и приведу к тебе царицу Наталью и царя Петра Алексеевича, а ты уж поступи с ними, как будет на то твое соизволение.
— Боязно отважиться на это, — нерешительно проговорила царевна. — Лучше ждать их прихода в Москву, здесь на нашей стороне будет сила.
— Горше будет, когда… — начал было Сильвестр, но в это время послышался первый удар благовеста к заутрене.
Сильвестр встал с лавки и, сняв со своей лысой головы клобук, начал креститься. Царевна и Шакловитый тоже перекрестились.
— Возблагодарим Господа, — сказал Сильвестр, — что он сподобил нас провести сию ночь без нашествия врагов наших.
— Теперь можно распустить стрельцов, — сказала царевна.
— Она вышла из сеней и в сопровождении Шакловитого стала спускаться с лестницы. Истопник Евдокимов нес за нею три больших мешка с серебряными деньгами.
— Вот вам награда за вашу верную службу, — сказала царевна стрельцам, выйдя на площадь. — Федор Леонтьевич раздаст вам пожалованные мною деньги.
— Рады мы постоять за тебя, великая государыня! — заговорили стрельцы, получая деньги и уходя с площади.
В это время подскакал к Шакловитому ездовой стрелец и шепнул что-то на ухо. Шакловитый опрометью кинулся по лестнице, по которой уже поднималась царевна.
— Царь Петр убежал из Преображенского! — в отчаянии вскрикнул он.
— Куда? — спросила изумленная Софья.
— Никто не знает! Сейчас оттуда прискакал гонец. Я расспрошу, а между тем велю ударить сбор.
Наутро вся Москва заговорила о том, что царь Петр Алексеевич пропал без вести. В городе поднялась страшная суматоха; все ожидали, что он откуда-то со стороны начнет наступать на Москву со своими потешными.