XIX
Император Павел призвал генералиссимуса Суворова в Петербург; он желал скорее видеть и воздать должное герою.
В Праге Суворов простился с солдатами, которых водил на неприступные швейцарские горы.
На прощанье он хотел что-то сказать им, но слезы помешали, и от волнения он не смог выговорить ни слова.
Ряды солдат печально безмолвствовали; они словно предчувствовали, что видят своего любимого военачальника в последний раз.
Командование над войском Суворов сдал генералу Розенбергу; при себе оставил он небольшую свиту.
Смотря на веселого, живого старца-полководца, кто бы мог подумать, что дни его сочтены.
В Моравии, в городе Нейштеттине, Суворов пожелал поклониться праху Лаудона. Долго он стоял перед гробницей великого человека; потом прочитал длинную латинскую эпитафию, где перечислены были все дела и чины Лаудона.
— К чему такая длинная надпись? — проговорил он. — Когда меня не станет, то на моей гробнице напишите только три слова: «Здесь лежит Суворов».
В Кракове Суворов захворал «фликтеной»: сыпь и водяные пузыри покрыли все его тело. Он поспешил в свое поместье Кобрино и там слег в постель.
Болезнь Суворова встревожила императора, и он немедленно прислал к больному генералиссимусу своего лейб-медика Вейкерта.
Ежедневно из Кобрина в Петербург скакали курьеры с известием о ходе болезни Суворова.
Искусство лейб-медика и хороший уход благотворно подействовали на Суворова, и он стал выздоравливать.
Наконец настал день, когда лейб-медик разрешил ему ехать в Петербург, только не более 25-ти верст в день.
Суворов простился со своими дворовыми, поблагодарил их за верную службу и всех щедро наградил.
Теперь ехал он не так, как прежде, — на простой телеге, — а в удобном дормезе, на перине; его сопровождали несколько врачей.
В пути великий старец получил от императора Павла рескрипт, в котором государь изъявлял величайшую радость, что «вскоре обнимет героя всех веков, Суворова».
