Глава 3. Вальденсы
Получив страшную весть о гибели любимого, Генриетта приказала фрейлинам не беспокоить ее. Она легла в постель, желая забыться и уснуть. Но сон уступил место новым воспоминаниям. Были ли они счастливыми? Наверное, потому что в то время Арман еще был жив, хотя Генриетту и разлучили с ним. Надолго…
У Лувра и стены имеют уши, а юная и наивная принцесса даже не думала делать из своей любви тайну, хотя к этому ее и призывала более опытная в амурных делах Мари-Мадлен. Поэтому не удивительно, что вскоре новость о романе Генриетты Французской и Ла Рош-Гюйона достигла ушей короля и королевы-матери. Принцессе пришлось пережить ярость брата, гнев Марии Медичи, но самым страшным ударом для нее стал отъезд Армана. Граф был вынужден покинуть Париж с запретом приближаться к городу ближе, чем на двадцать лье, под страхом смертной казни. Узнав об этом, Генриетта выплеснула на родных поток своего негодования, но добилась только того, что взбешенный король отправил ее в монастырь Валь-де-Грас, под опеку родственницы кардинала Ришелье – Луизы де Шемро. Людовик поступил так из боязни, что сестра, чего доброго, сбежит к своему любовнику в Ла-Рошель, куда и отправился Арман.
Теперь встреча двух влюбленных казалась совсем невозможной, а принцесса получила хороший урок на всю жизнь.
– Прав, тысячу раз прав был король Людовик XI, говоря: «узнай я, что моя шапка проведала о моих мыслях, я бы тут же швырнул ее в огонь», – пожаловалась она Элен – единственной фрейлине, которой было разрешено отправиться с ней в изгнание. – Будь я поумней, то сделала бы вид, что ссылка графа меня совершенно не волнует. Двадцать лье – небольшое расстояние, особенно когда скачешь на встречу с любимым. И я смогла бы увидеться с Арманом…
– Это и сейчас возможно, – прошептала баронесса. – Валь-де-Грас – это не Бастилия, и я уверена, что вы сможете послать весточку графу. Он приедет и…
– Нет, – решительно произнесла Генриетта. – Я не стану подвергать его жизнь такому риску. В конце концов, не будет же мой брат держать меня здесь вечно?
Вопреки уверениям баронессы Сент-Люс, монастырь стал для Генриетты настоящей тюрьмой. Принцессе было запрещено покидать святую обитель. Даже на прогулках в монастырском садике ее сопровождали монахини.
Вскоре терпению Генриетты пришел конец. Вне себя от ярости, она ворвалась к аббатисе и пригрозила уморить себя голодом, если сестры и дальше будут совать нос в ее дела. Угроза произвела должное впечатление, и Генриетту оставили в покое. Поэтому, обставив келью по своему вкусу, принцесса зажила в свое удовольствие. Время от времени ее навещали члены ее «домашнего кружка», через которых принцесса могла бы поддерживать связь с Арманом. Но, помня о вездесущих шпионах Его Преосвященства, зажав волю в кулак и приглушив чувства, Генриетта довольствовалась теми радостями, которые были ей предоставлены, и жила ожиданием свободы.
Единственным развлечением в ссылке для Генриетты и Элениты были прогулки верхом в окрестностях монастыря. Во время одной из них они наткнулись на следы недавнего столкновения.
– Похоже, не обошлось без жертв, – принцесса указала на лежавшие в траве два тела.
– Вот еще один, – побледнев, ответила Элен, – кажется, дышит.
Принцесса спешилась и подбежала к раненому. Тот тихо застонал.
– Он жив! – воскликнула принцесса, судорожно оглядываясь вокруг в поисках помощи.
К счастью, мимо проезжала крестьянская телега, груженная дровами.
– Эй, любезный! – окликнула возницу принцесса. – Пять пистолей, если доставишь этого человека в монастырь.
– Это мы мигом, – охотно согласился тот.
Так святая обитель пополнилась еще одним постояльцем…
Раненый потерял много крови, но, к счастью, рана была не смертельной. Оказав помощь, монахини ушли, и принцесса с Эленитой остались наедине с незнакомцем. Теперь у них была возможность рассмотреть его как следует.
Раненому на вид можно было дать лет сорок. У него были правильные, мужественные черты лица; черные, слегка волнистые волосы, волевой подбородок…
– Какой красавец, – восхищенно вздохнула Элен.
– Да, но вот интересно, кто так жаждал его смерти? И что это он сжимает в кулаке? – Генриетте пришлось приложить немалые усилия, чтобы разжать стиснутые пальцы.
Там оказался серебряный перстень грубой работы – большой кроваво-красный рубин в оправе из черных агатов, образовавших собою надпись на латыни.
– «Ut quisque est doctissimus ita est modestissimus», – прочитала вслух Генриетта. – «Кто умнее, тот скромнее»… Элен, это же девиз «Черных капюшонов»!
– Значит, он один из них, – прошептала баронесса.
Об ордене «Черных капюшонов», или «Молчаливых», слышали все, но говорили только шепотом – такой ужас внушала его страшная репутация. Доподлинно об истинной его деятельности было известно мало, а неизвестность обрастает слухами, часто не всегда правдивыми… Больше знали и говорили о реформаторской церкви, о вальденсах, учение которых положило начало протестантизму.
Еще в 1176 году богатый лионский купец Пьер Вальдо создал общину, противопоставившую свои идеалы католическому Риму. Проповедование суровых монашеских устоев, бедности, идеи «общего блага» и «просветительства» и перевод Библии на народный язык привлекло к нему много сторонников. Это вызвало беспокойство папы.
Скоро последовала анафема сторонников движения, за которой начались гонения и преследования. Но было слишком поздно. По всей Европе, вплоть до Франции, Германии, Италии, Испании, Венгрии, Чехии и даже Польши, в дыму от костров, на которых горели еретики со своими проповедями и убеждениями, пробивались ростки новой веры.
Но даже крестовый поход, организованный папой против отступников, не сломил мужество вальденской общины. А в 1251 году произошел зверский погром в Тулузе, где главный просветитель и наиболее влиятельные сторонники новой церкви были убиты, а их имущество уничтожено. После такого поражения многие пастыри решили сменить мученический венец на католический крест и стали миссионерами Рима.
Именно в то время и появился орден «Черных капюшонов», основатель которого итальянский дворянин Бартоломео Вельди решил бороться с Римом не только словом, но и делом, не останавливаясь перед убийством противников. Это была первая в мире террористическая организация, во главе которой стоял Великий Магистр. Ему подчинялся «собор», состоявший из двенадцати наиболее влиятельных членов ордена, по количеству общин – территориальных сфер влияния вальденсов.
Костяком каждой общины была избираемая коллегия лидеров («ректоров»), которым подчинялись «совершенные» – странствующие проповедники, оставившие семью и мир, жившие случайной работой или подаянием. В их окружении существовала значительная часть верующих («друзей»), не порвавших окончательно связи с католицизмом, но руководствовавшихся верой и указаниями лидеров. Это были «солдаты» и «агенты», умевшие и убивать и проповедовать.
«Черными капюшонами» их прозвали по цвету монашеского одеяния, а «Молчаливыми» – за стойкость и отвагу, которая изумляла даже видавших виды палачей, когда им в руки попадала такая жертва. Впрочем, у пойманных «капюшонов» был только один выбор – умереть: как герой от рук противника или как предатель. Выбор был очевиден, так как во втором случае смерть была куда страшней и мучительней, – «капюшоны» жестоко расправлялись с отступниками…
Итак, устранение наиболее влиятельных членов кардинальской курии, «чехарда» на папском престоле, монархоубийства – все это было делом рук «Молчаливых». И они никогда не останавливались на достигнутом. Призрак ордена держал в страхе Рим в течение многих столетий. Учение великого магистра ордена – Джона Виклифа – дало жизнь гуситам в Чехии, вдохновило Лютера и Кальвина на создание Реформаторской церкви…
Принцеса знала все это, и поэтому, видя перед собой одного из «Молчаливых», испытывала смешанное чувство страха и жалости. Глубоко вздохнув, она вернула перстень на палец хозяина и еще раз оглядела келью.
Должно быть что-то еще…
Генриетта подошла к камзолу раненого, висевшему на стуле, и ощупала его. Подкладка подозрительно оттопыривалась.
– Так и есть. Какие-то бумаги… письма!
Подумав мгновенье, принцесса засунула их за корсаж платья.
Раненый пошевелился и тихо застонал.
– Кажется, приходит в себя, – тихо сказала Элен.
И действительно, незнакомец открыл глаза.
– Где я? – слабо прошептал он, поморщившись от боли.
– В монастыре, – ответила Генриетта.
Незнакомец с трудом приподнялся и оглядел девушек.
– Вы не похожи на монахинь, – проговорил он.
– Вы лежите, не волнуйтесь, – Элен попыталась уложить его, но тот отстранил ее.
– Как я здесь оказался?
– Мы… – начала Элен, но Генриетта перебила ее.
– Вы были без сознания и истекали кровью, когда мы вас обнаружили. Оставить вас в таком состоянии мы не могли и перенесли сюда. А теперь, может быть, представитесь?
– Меня зовут Эрнандо де Молина, маркиз Валенса. Кому я обязан своим спасением?
– Я Генриетта Французская, а это баронесса Сен-Люс.
– Прошу прощения, Ваше Высочество. Позвольте мне поблагодарить вас. Если бы не вы…
– Не стоит благодарности, маркиз.
Де Молина оглянулся вокруг. Он заметил свой камзол, висевший на спинке стула, нащупал кольцо на пальце и заметно успокоился.
– Может, хотите отдохнуть?
– Да, Ваше Высочество, я чувствую некоторую слабость…
– Тогда мы вас оставим.
Девушки вышли. Подойдя к лестнице, Генриетта остановилась и на цыпочках вернулась к двери.
– Так я и знала, он ищет письма. Ничего, пускай поволнуется, а мы пока проведаем нашу добрую настоятельницу.
Луиза де Шемро, аббатиса монастыря, находилась в общей молельне, где ее и нашла Генриетта.
– А, Ваше Высочество, – язвительно поприветствовала ее настоятельница. – Говорят, вы сделались сестрой милосердия?
– Совершенно верно, матушка. Видимо, святость этой обители благотворно повлияла на меня. Ведь тот, кто оказывает помощь ближнему, удостоится благодати, не так ли?
– Аминь. Раненый уже пришел в себя?
– Да.
– Кто он и что с ним произошло?
– Это дворянин, знатного рода. На него и его спутников напали разбойники.
– Какой ужас! – встревожилась аббатиса. – Сестра Мария, вы не должны больше ездить на рынок одна, без сопровождающих. Для бандитов все равны – и дворяне и слуги Господа… Что-то еще, Ваше Высочество?
– Мне нужны ключи от сада, чтобы раненый мог дышать свежим воздухом.
– Вы хотите, чтобы незнакомый мужчина свободно разгуливал по монастырю?
– Он знатен и богат, к тому же раненый. Вряд ли его заинтересуют деньги монастыря и честь сестер. К тому же, я уверена, он щедро рассчитается за оказанную помощь. А гулять он будет под моим присмотром.
– Держите.
– Благодарю вас, матушка. Кстати, распорядитесь, чтобы ему принесли куриный бульон, он очень слаб.
– Вы слишком заботитесь о нем.
– Как говорил святой Исайя, оказать помощь наполовину все равно, что не оказывать ее совсем.
Среди монахинь раздался смешок. Настоятельница покраснела.
– Его Преосвященство интересуется, не нужно ли чего-нибудь Вашему Высочеству? – усмехнулась она. – Ваше Высочество может высказать пожелания и на будущее, ведь вы еще задержитесь в этих стенах, не правда ли?
– Я воспользуюсь его предложением позже, – преувеличенно спокойно ответила принцесса, делая вид, что колкости аббатисы ее не задевают…
Не найдя писем, маркиз разозлился и уже собрался бежать на поиски принцессы, чтобы потребовать обьяснений, но рана еще очень тяготила его. Поэтому он постарался успокоиться и дождаться возвращения своих спасительниц.
Скоро в келью вошла монахиня и протянула маркизу чашку с ароматным бульоном.
– Где принцесса? – бесцеремонно поинтересовался Валенса.
– Ее Высочество отправилась на прогулку.
– Я хотел бы ее увидеть.
– Я передам. Но сейчас, сударь, успокойтесь и хорошенько поешьте.
Эрнандо де Молина поел, но успокоиться ему не удалось.
После обеда его посетила настоятельница. Ей не терпелось задать пострадавшему несколько вопросов. Но ничего нового она не узнала. Маркиз только пообещал оставить монастырю щедрые пожертвования в благодарность за заботу и тут же вручил ей довольно дорогое кольцо.
– Странные нынче разбойники, – удивилась аббатиса, – брезгуют драгоценностями…
Маркиз пропустил ее замечание мимо ушей.
Вечером пришли еще две монахини сделать перевязку. Принцесса так и не появилась.
– Не будем торопить события, Элен, – говорила Генриетта. – Не надо, чтобы он ощущал слишком большой интерес к себе. К тому же не следует давать повод для подозрений нашей дорогой аббатисе.
Завтрак маркизу опять принесла монахиня. Он настойчиво попросил передать Ее Высочеству, что хотел бы ее увидеть. На этот раз принцесса пришла.
– Как вы себя чувствуете, сударь? – спросила она, входя к нему в келью.
– Благодарю, вас, Ваше Высочество, уже лучше.
– Я советую вам написать родственникам или друзьям о вашем ранении. Я бы могла отправить письмо с расторопным человеком.
– Думаю, я воспользуюсь вашим любезным предложением, – задумчиво ответил де Молина.
– Зачем вы хотели меня видеть?
– Ваше Высочество, я просил вас посетить меня, поскольку мне нужно задать вам несколько вопросов.
– Слушаю вас.
– Вы видели людей, которые на меня напали?
– Нет. Когда мы подьехали, ваши спутники были мертвы, а вы немногим отличались от убитого. Думаю, что убийцы попросту сочли вас мертвым.
– Вы очень проницательны, Ваше Высочество, – Де Молина внимательно посмотрел на нее. – Думаю, что так оно и было. А что сделали с телами моих людей?
– Их похоронили на монастырском кладбище. Хотите посетить их могилы?
– Позже.
«Ага, – подумала Генриетта, – так я и предполагала. Его спутники, без сомнения, дворяне, тоже принадлежали к ордену, но дружбы он к ним не испытывал и назвал их “своими людьми”. Значит, он командовал, а они подчинялись».
– Их обыскали перед тем, как похоронить? – продолжил маркиз.
– Мы с баронессой похожи на мародеров?
– Ну что вы, – улыбнулся раненый, – просто при них могли оказаться вещи, которые бы могли открыть их имена. Ведь это по-христиански – сообщить родственникам о судьбе этих несчастных?
«Он, бесспорно, очень умен, – поняла Генриетта, – и хочет узнать, догадываюсь ли я, с кем имею дело. Но еще не время открывать карты».
– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, – разыгрывая нерешительность, ответила Генриетта, – но сейчас попробую узнать. Может, монахини и осмотрели тела.
Она вышла. Маркиз задумчиво смотрел ей вослед.
– Она не так проста, как кажется, – пробормотал он.
Очень скоро принцесса вернулась.
– Мне сказали, ничего, что помогло бы установить личность погибших, при них не оказалось. Но, так как вы живы, это не имеет значения, не правда ли?
– Вы правы. Я надеюсь, Ваше Высочество извинит меня, но у меня есть еще несколько вопросов.
– Еще? Маркиз, для выходца с того света вы чересчур любопытны.
– Ваше Высочество, вы столь же умны, как и очаровательны. При мне были два письма…
Он вопросительно посмотрел в глаза Генриетте. Его взгляд был холоден и тяжел. Но на губах играла улыбка.
– Вот они, – Генриетта протянула ему бумаги.
– Вы их читали, – чеканя каждое слово, произнес маркиз.
– Конечно, – просто ответила принцесса. – Должны же мы были узнать, с кем имеем дело… чтобы сообщить вашим родственникам о постигшем вас несчастьи… К тому же печати были вскрыты…
– И как, узнали? – тревожно поинтересовался Валенса.
– Увы, – как можно искреннее произнесла принцесса. – Ничего, кроме того, что вы сами о себе рассказали.
Де Молина вздохнул свободнее, чего нельзя было сказать о Генриетте. Принцесса действительно прочитала письма и теперь терзалась подозрениями. Дело было в том, что одно из них было от герцога Анри де Роана, главы гугенотской партии, правой рукой которого небезосновательно считали графа Ла Рош-Гюйона. До сих пор Генриетта совсем не интересовалась политикой, но письмо, адресованное ни кому-нибудь, а самому магистру «Молчаливых», заставило ее глубоко задуматься.
«Милостивый сударь, довожу до вашего сведения, что я обратился к Его Величеству королю Франции с просьбой о возобновлении действия договора Монпелье, который неоднократно нарушался эмиссарами Его Величества, но, как мы и ожидали, король принял сторону господина де Ришелье и отказал мне. Также мне стало известно, что маршал де Туара получил тайный приказ усилить укрепление форта, контролирующего Ла Рошель с моря. Так что наши действия не составляют тайну для господина кардинала, и вооруженное столкновение неизбежно.
Итак, милостивый государь, создание протестантского государства под угрозой, если вы сами, орден и Господь Бог не поддержат наши благие начинания.
Мой доверенный человек, граф Ла Рош-Гюйон, которого я настоятельно рекомендую вашей милости, был принят первым министром Англии, герцогом Бэкингемским, и Его Светлость принял горячее участие в нашем деле. Но герцог желает устроить брак между принцем Уэльским и инфантой Испании, что, боюсь, помешает милорду оказать действенную помощь нашим интересам, если это вызовет неудовольствие Филиппа Испанского.
Милостивый государь, я уверен, что ваш гений способен склонить испанскую чашу весов в нашу пользу. В свою очередь, я сам и более миллиона наших братьев и сестер молятся за успех нашего дела и уповают на вашу милость и поддержку.
Ваш преданный слуга, де Роан».
Даже на неискушенную в политике маленькую принцессу письмо произвело нешуточное впечатление. И неудивительно! Она только что держала в руках неоспоримые доказательства того, что против королевской власти, против ее брата, зреет нешуточный заговор! Государство в государстве! Война! И Арман, ее Арман, в рядах заговорщиков!
Последнее обстоятельство потрясло принцессу больше всего. До сих пор она и понятия не имела о политической деятельности возлюбленного. Зачем? Он любил ее, она любила его, а все остальное было неважно.
Но сейчас все изменилось. Имела ли право она, дочь Генриха IV и сестра короля Франции, закрыть глаза на предательство? Немного поразмыслив, Генриетта решила не торопить события. Время, а вернее, ближайшая встреча с Арманом поможет ей принять верное решение…
Решив так, она перевела взгляд на маркиза, который внимательно следил за ней. Его цепкий леденящий взгляд проникал ей прямо в душу. Принцесса почувствовала, как на ее лбу выступил пот.
– Вы пытаетесь прочесть мои мысли, сударь? – попыталась она пошутить.
– Я надеюсь, мне не придется заходить так далеко, – серьезно ответил Валенса. – Почему вы отдали мне это письмо?
Генриетта даже не удивилась его проницательности, настолько этот вопрос совпал с ее собственными ощущениями.
– По-вашему, я должна была отдать их королю, моему брату? – язвительно поинтересовалась она.
– Я бы так и поступил, – серьезно ответил Валенса. – Бумаги могли бы похитить те, кто на меня напал, и, если бы вы сообщили мне об этом, я бы нисколько не удивился. Зато заговор бы умер, не успев родиться…
– Я отвечу вам, – после длительной паузы произнесла Генриетта. – Если вы мне расскажете, почему вы проявляете такой интерес к судьбе Ла Рошели? Ведь это письмо адресовано вам, не правда ли?
Ни один мускул не дрогнул на лице де Молина, только его черные глаза хищно заблестели.
– Почему вы так решили, Ваше Высочество? – намеренно небрежно поинтересовался он. – Я должен был доставить его адресату, только и всего.
С минуту принцесса вглядывалась в его лицо, потом, решившись, произнесла:
– Бумаги были вскрыты… Вам, как простому курьеру, оказано слишком большое доверие, сударь. Вы, конечно, можете возразить, что письма достались вам уже со сломанными печатями, вот только…
– Что?
– Кольцо… кольцо у вас на пальце…
Маркиз поднялся и, забыв о боли, встал на ноги. Его лицо было мрачнее тучи. Генриетта следила за каждым его движением.
– Вы знаете, кто я?
– Догадываюсь.
Что ж, вы знаете довольно много. Я – великий магистр ордена «Черных капюшонов». Вы знаете, что бывает с теми, кто вмешивается в наши дела?
Странно, но принцессу его откровения не напугали, а рассмешили.
– Почему вы смеетесь? – недоуменно спросил Валенса.
– Вы еле стоите на ногах. Если бы рядом были ваши сторонники, вас здесь уже не было бы. Следовательно, вы один. К тому же, маркиз, вы обязаны мне хотя бы благодарностью. Я ведь вернула вас к жизни. Или же порядочность настолько чужда вашей натуре, что вы угрожаете мне, женщине?
Он оглядел ее с головы до ног. Потом заговорил, и в его голосе послышалось невольное восхищение.
– Несмотря на свой юный возраст, вы очень умны, Ваше высочество. И вам что-то очень от меня нужно, если вы решились сознаться. Что же?
– Я уже задала вам вопрос и рассчитываю получить ответ. Но сначала вернитесь в постель. Вы еще слишком слабы.
Великий магистр последовал ее совету. Принцесса помогла ему лечь поудобнее.
– Я отвечу на ваш вопрос, – ответил де Молина. – Хотя ответить на него вы могли бы и сами, если бы потрудились озаботить свою хорошенькую головку…
Итак, мой орден существует, чтобы оказывать поддержку Истинной вере, которую извратил Рим, заставив ее служить своим интересам. Папы не могут править в Царствии Небесном. Поэтому решили создать Царствие на земле, причем самому Господу отвели в нем отнюдь не главную роль. Господство Рима над государствами, государями и их подданными – вот истинная цель папизма. Но пока есть мы, «Молчаливые», этим планам не суждено сбыться. Только Господь Бог может вершить судьбы, и только Господу нашему мы, все мы, должны подчиняться… Не против Рима, не против католической церкви и ее слепых пастырей мы сражаемся – где словом, где мечем, а где кинжалом убийцы, а против их Богопротивных планов. И сам Господь на нашей стороне!
За годы своего существования мы достигли многого – Англия, Нидерланды, большая часть Германских княжеств, Чехия, то есть сторонники истинной веры, сражаются вместе с нами… И вот теперь вы спрашиваете, какое мне дело до того, что больше миллиона французов с оружием в руках готовы бороться во Славу Божию? Я отвечу – да, мне есть до этого дело, и я верю в правильность этого пути, так как верю в Господа нашего. И как Господь не оставляет свою паству, так и я окажу поддержку благим начинаниям детей его… Я ответил на ваш вопрос, моя принцесса?
– Да… да, маркиз, вы ответили на мой вопрос, – прошептала Генриетта, до глубины души взволнованная его рассказом…
Принцесса еще не знала, что стоит за откровениями этого страшного человека, она еще была слишком молода и наивна, чтобы разглядеть подоплеку его рассказа. Поэтому она рассказала де Молина историю своего заточения в монастырь.
Ни один мускул не дрогнул на лице Великого магистра. Но в его хитроумном мозгу уже зародился план относительно этой девочки, красоту и ум которой он уже успел оценить.
Но будет ли она послушной пешкой в его игре? На этот счет у Эрнандо де Молина, увы, не было сомнений…
Через десять дней маркиз де Молина покинул монастырь и отбыл в неизвестном направлении, но прежде сумел произвести на принцессу неизгладимое впечатление, чего, собственно, и добивался. Генриетта была покорена умом, энергией и некой магической силой, исходившими от этого, без сомнения, гениального человека. Она жаждала его общества и была непритворно расстроена его отъездом. Но ее душу грели заверения Великого магистра о скором свидании.
– А вам я советую покинуть монастырь, – сказал он на прощание. – Вы слишком красивы для этих стен…
Генриетта решила последовать его совету, хотя ее сердце замирало от страха. Она впервые поступала вопреки королевской воле и теперь ждала бури. Предчувствия ее не обманули, но к королю она пришла, преисполненная решимости победить.
– Как Вы посмели вернуться без моего разрешения? – загремел Людовик, увидев сестру.
– Да, я вернулась! – В такой ярости король ее никогда не видел. – Вы заточили меня в монастырь, ухватившись за смехотворный повод, чтобы избавиться от меня, чтобы убить меня. Этого не будет! Я буду обороняться даже против вас.
Король опешил.
Генриетта, вы не в себе. Что вы говорите?
– Что слышите, и посмейте только сказать, что это неправда! – принцесса была неплохой актрисой. Самые настоящие слезы ручьями текли по ее щекам. – Вы никогда меня не любили, но ваша хваленая гордость была слишком задета связью вашей сестры с простым дворянином! И тогда вы решили сгноить меня в монастыре, чтобы ваш позор, позор королевского дома, умер вместе со мной!
Она выкрикивала все новые и новые обвинения, абсурдные по своей сути, но звучавшие так реально, что она сама почти поверила в них. Людовик не знал, что и подумать.
– Сестра, успокойтесь. Вас никто не обидит. Вы можете остаться в Лувре.
Генриетта получила то, за чем пришла. Но надо было еще поломаться, чтобы восстановить отношения с братом, что она и сделала. Покои короля она покидала с гордо поднятой головой победительницы.
Но в ее душе бушевали нешуточные страсти. Она опять взбунтовалась против королевской воли и одержала победу! Теперь Генриетта чувствовала себе достойной похвал Великого магистра, чья железная воля поддерживала ее во время разговора с братом. И вправду, только желание принцессы соответствовать комплиментам де Молина, которыми он так щедро ее осыпал, и боязнь показаться слабой и недостойной придали ей силы выдержать поединок. Теперь она могла по праву гордиться собой.
– Я заставлю брата вернуть Армана ко двору, – как заклинание твердила себе Генриетта, сжав кулаки. – И он вернется ко мне, я чувствую, я знаю!
…Генриетта вздрогнула, словно от удара. Воспоминания, нахлынувшие на нее так внезапно, дали ее мыслям новое направление.
– Я понимала, что брат не позволит Арману вернуться ко двору, если я сама обращусь к нему с этой просьбой. Да… так и есть! Я спросила себя: «Кто может заставить короля изменить решение?» Ответ был очевиден – только он, всемогущий министр Ришелье. И только в том случае, если д’Эгмон зачем-то ему очень понадобится…
Как странно! Граф д’Эгмон понадобился Ришелье уже через пару недель, и прошло чуть более месяца после его возвращения, и он убит!
– Люди моего склада своей смертью не умирают, – пошутил он когда-то…
– Ты и не умер! – воскликнула принцесса, пораженная этим внезапным совпадением. – Тебя убили, подло убили. Это была не дуэль, это убийство! Я знаю это… и догадываюсь, кто мог приказать убить тебя. Но догадки – еще не доказательства. Их нужно раздобыть и найти убийцу. И я найду, Богом клянусь! Найду и отомщу!
