– Что ты там ищешь? Там одни тряпки. Все что можно, мы отсюда уже взяли. Едем, Пентесилея! Время за полдень, а не вернемся до темноты, о нас начнут тревожиться.

– Кто начнет? Нас кто-то считает маленькими детьми?

– Моя мать считает. То есть, она прекрасно понимает, что я вырос, но волнуется от этого не меньше.

– Это ты волнуешься, – она улыбнулась и, подойдя к нему, потерлась лбом о его плечо – Просто ты не привык иметь маму... И я тебя понимаю. Моя погибла в сражении, когда мне было одиннадцать лет. Сейчас поедем только увяжу эту сумку…

– Тебе не хочется уезжать? – спросил Ахилл.

– Не хочется. Здесь стало как-то... Красиво. Тоскливо, но хорошо. Совсем не так, как было в тот раз. Дожди отмыли дома от пожара, нет этого черного дыма, храмы стоят белые, чистые. Будто город ждет. Ждет, когда люди придут и помогут ему выздороветь.

Прошло десять дней со времени переселения в хижину старика Агелая. За это время не случилось больше ничего плохого и ничего необычного.

Раненые поправлялись. Гектор уже на седьмой день окончательно встал на ноги и, хотя еще прихрамывал, особой боли не чувствовал и силы его восстанавливались очень быстро. Антенор тоже уже вставал и ходил. Пошел на поправку и Деифоб – самая опасная рана в животе, наконец, закрылась и заживала, его уже несколько дней не лихорадило – возможно, благодаря хорошей пище: у старика Агелая были в запасе мед, орехи, сушеные фрукты, из которых он делал вкусные отвары. Молоко и мясо тоже не переводились – молоко давали козы, а луки и стрелы амазонок поставляли сколько угодно дичи, в этих местах достаточно обильной.

За эти дни отыскалось несколько троянских семей. Выгнав коз на зимний выпас – выше по склону было еще немало пожухлой, но пригодной для корма травы – Агелай встретил двоих пастухов, и те рассказали, что в одном из ближних селений пастушеские семьи также приютили троянцев, бежавших в дни осады и прятавшихся в лесу. Гектор встретился с пастухами и просил сообщить спасшимся, что их молодой царь жив, что живы, вероятно, еще многие троянцы, и город будет восстанавливаться, а потому уходить далеко не надо. Он просил узнавать у других пастухов и охотников обо всех жителях города, кому удалось спастись.

Братья Приамиды собирались вскоре начать постройку корабля, чтобы весной отправиться на поиски Андромахи и Астианакса. За оставшееся время Гектор рассчитывал узнать много больше об уцелевших троянцах, а совершая плавание, посетить Фивы, которые, по слухам, были уже обитаемы и даже отчасти вновь отстроены, некоторые прибрежные города и поселки, откуда можно было ожидать помощи при будущем восстановлении Трои.

Как и думал Ахилл, хищные звери, завершив свой жуткий погребальный обряд над погибшими, покинули Трою. И теперь нашествие львов, пантер, волков и шакалов, привыкших к сытой жизни, могло стать бедствием для прибрежной части Троады. У Гектора было в мыслях, дождавшись полного выздоровления Деифоба и призвав на помощь живущих поблизости охотников, объявить хищникам войну, чтобы к весне спровадить их в горы и в дальние чащи, откуда они явились в таком множестве. Приключение Елены и Терсита на берегу ручья лишь подкрепило это намерение.

– Только оружия нужно будет больше, – произнес задумчиво Гектор, пока Елена промывала и перевязывала раны своего защитника. – У нас всего пять луков, три копья, мечей – четыре. Про доспехи я вообще не говорю... Надо кому-то поехать в город. Там много всего осталось, ахейцы тащили только ценное, а нам сейчас все пригодится. Брат, ты как? Поедешь с Пентесилеей? Я-то пока из-за раненой ноги не смогу твердо держаться в седле.

– Хорошо, мы поедем, – с готовностью согласился Ахилл. – Заодно, может, найдется и одежда, и посуда. Поедем верхом, чтобы не тащить на себе громадных тюков.

Они отправились на следующее утро и, действительно, за несколько часов насобирали в некоторых отчасти уцелевших домах, а кое-где просто на улицах много нужных вещей – оружие, простые воинские доспехи, массу стрел, одежду, сохранившуюся в домашних ларях, там, куда не добрался пожар, медную и глиняную посуду. Навьючив на лошадей большие сумки и узлы, они вели их в поводу, довольные своей добычей.

Троя, в которой не видно было больше мертвых тел (по крайней мере, они уже не валялись на улицах и в открытых местах), омытая ливнями, очищенная ветрами от груд пепла, была и в самом деле прекрасна жуткой красотой смертельно раненого богатыря, ожидающего чуда. Покидать ее в этом ожидании было грустно. Но они знали, что вернутся.

В одном из простых домишек верхнего города Пентесилея нашла кувшин с дорогим маслом и захватила его с собой.

– Зайдем в какой-нибудь храм! – попросила она Ахилла. – Жрецов нет, и обряд совершить некому, ну так хотя бы сами принесем жертвы и помолимся. Мы ведь уже муж и жена, а брака так и не заключили...

– Да, нужно зайти в храм, – охотно согласился Ахилл. – Только не в городе. Здесь в храмах убивали людей. Жрецы должны будут очистить их от человеческой крови перед тем, как вновь приносить жертвы. Тогда уж потратим время, поднимемся к храму Аполлона.

– Но там убили тебя! – воскликнула амазонка.

– А вот это не имеет значения, раз я живой. Поехали.

Они вскочили в седла, потеснив свою поклажу, и очень скоро Рей и Дес (так назвала Пентесилея белого красавца-жеребца, пойманного Критой на равнине) галопом взвились на вершину холма, где, будто ничего не произошло, светлый и невозмутимый, стоял храм Аполлона Троянского.

Герой и амазонка спешились локтях в трехстах от святилища, привязали коней и только собрались идти дальше, как вдруг навстречу им показалась из гранатовых кустов девушка. Невысокая, в темном плаще, закинутом через плечо, с корзиной в руке.

– Мир вам! – совершенно спокойно приветствовала она незнакомых людей, пораженных ее появлением, и вдруг вскинула руки и вскрикнула, не скрывая радости:

– Ахилл! О, сребролукий Аполлон! Ты вернулся! Ты жив!!!

– Хрисеида! – ахнул герой. – Я думал, ты и твой дед либо погибли, либо давно ушли отсюда...

– Нет, – она смеялась от радости. – Мы никуда не ушли. Дедушка не захотел уходить, и никто его не тронул: ахейцы сюда просто не приходили. И он служит в храме, как и служил. А ты...

– А я пришел с женою, чтобы совершить жертвоприношение. Но если почтенный Хрис здесь, то не согласится ли он снизойти к нашей нынешней нищете и соединить нас по должному обряду и по троянскому обычаю, надеясь, что отблагодарим мы его и принесем дары храму лишь в будущем?

– Дедушка тебе и так обязан на всю жизнь! – твердо сказала девушка. – И ничего нам от тебя не нужно. Но ты... Раз ты жив, то почему не уехал с ахейцами?

– Потому что я – троянец, Хрисеида. Потом расскажу. Позови же деда!

Девушка убежала к своему домику, а Приамид с Пентесилеей подошли к ступеням храма.

– А теперь подожди! – сказала амазонка и, сняв с седла одну из сумок, скрылась в боковой галерее.

Ахилл вошел в храм – он был так же торжественно пуст, как в тот день, когда на рассвете из кустов вылетела отравленная стрела Париса. Герой вдруг понял, что Пентесилея исчезла в той самой галерее, где все случилось, и ему стало тревожно. Он хотел окликнуть амазонку, но тут она сама появилась на площадке храма. Она и не она. На ней было длинное, до пят, белоснежное платье, очень простого покроя, стянутое в талии широким, тоже белым поясом, без рукавов, так, что прекрасные смуглые руки были открыты до самых плеч. Белое, чистое, как лепесток, покрывало скользило с головы молодой женщины, приколотое к волосам гребнями. Среди этой белизны чернота волос царицы амазонок и яркая синева ее глаз были ослепительны.

– О, Пентесилея! – Ахилл почувствовал, что глупеет и теряет дар речи, ошарашенный этим превращением и вновь сраженный ее красотой. – Ты... ты...

– Я нашла это платье в одном из домов, – тихо сказала она. – Я никогда длинной одежды не носила, так что если буду спотыкаться, не смейся. Амазонки выходят замуж в белом. Ты не знал?

– Нет. Это очень красиво.

Появился старый Хрис в своем жреческом облачении, тоже белом, с золотой каймой и золотым изображением солнца на груди. Он нес розы (в его садике они цвели круглый год) и сосуды с маслом и зерном.

– Здравствуй, великий герой! Как я счастлив твоему возвращению! И как приятно мне совершить над тобою этот обряд вместо того, что я думал совершать совсем недавно. А вот и та, кого все сочли богиней Фетидой! Я узнаю ее. И кто же это?

– Моя невеста, а если сказать правду, уже моя жена, которую я хочу назвать так перед лицом всего Олимпа и всего света, сегодня и навсегда! Соедини нас у этого священного алтаря, мудрый Хрис!

– Сделаю это с великой радостью, дети...

– Добрый жрец! – прошептала Пентесилея – А это очень страшный грех, что я выдала себя за богиню? Боги разгневаются на это?

– Ни я и никто не слыхал, чтобы ты назвала себя богиней, – ласково ответил старик. – А как ты была одета и на чем приехала по морским волнам, это ведь – твое дело. Боги не запрещают ездить на дельфинах.

Когда обряд был совершен, и жрец со своей внучкой, проводив мужа и жену до спуска с холма, отправились к себе, Пентесилея хотела было переодеться.

– Не надо! – запротестовал Ахилл. – Побудь еще в этом. И… мы ведь должны объявить о нашем сочетании моим родным! Приди к ним в брачной одежде.

– А как я поеду верхом? – спросила Пентесилея и вдруг напряглась. – Ахилл, смотри: что это?

Она указывала рукой в сторону моря, светившегося за холмом широкой зеленой полосою. И среди этой светлой зелени, у северной оконечности огромной бухты, далеко, но очень ясно вырисовывались четыре белых квадратика.

– Корабли! – крикнул Ахилл.

– Кто же это плывет сюда в пору штормов? – удивилась амазонка.

– Это надо узнать, – ответил герой. – Вряд ли они поплывут вдоль такого неровного берега ночью – луна-то на ущербе. Значит, встанут за мысом и возле нашей бухточки будут не раньше, чем завтра после полудня, даже при попутном ветре. Надо рассказать Гектору. Едем, жена!

Солнце еще не коснулось горизонта, а они уже пересекли маленькую бухту и поднялись по тропе к хижине Агелая.