В последних числах декабря наконец стало поступать значительными партиями продовольствие. Паши раскачались, ограбили греков и прислали булгур и плохо выпеченные ячменные сухари.

А 30 декабря пришел из Севастополя контр-адмирал Павел Васильевич Пустошкин.

Когда два новеньких 74-пушечных корабля подходили к союзной эскадре, на русских судах прокатилось громовое «ура».

— Генералу Шабо, вероятно, не нравится наше «ура», — смеялся Федор Федорович.

Он с удовольствием и с большим почетом встретил своего старого однокашника и приятеля. Повел к себе в каюту поговорить обо всем.

Пустошкин прежде всего доложил адмиралу о переходе из Севастополя к Корфу.

— Ты знаешь, Федор Федорович, — говорил Пустошкин, — мы снялись из Севастополя двадцать шестого октября, а в Константинополь прибыли четвертого ноября. Но из Дарданелл не могли выйти за штормами и противными ветрами до первого декабря! Я знал, что ты тут волосы на себе рвешь. Вон похудел как, — говорил Пустошкин, глядя на адмирала. — Но что же было делать…

— Да, с ветром ничего не поделаешь! — согласился Ушаков.

— Дошли до Занте пятнадцатого декабря, запаслись водой и дровами, а ветер опять подвел. Мы и стали. Простояли у Занте до двадцать восьмого декабря. Веришь, я от неприятности сна лишился!

— Верю! — чуть улыбнулся Федор Федорович. Он помнил: у толстого Павлуши сон был всегда превосходный. — Ну, как наш Севастополь?

— Стоит, что ему?

— Как его высокопревосходительство Николай Семенович Мордвинов? Как ему наши победы?

— Не очень о них вспоминает. Больше говорит о Абукирской победе Нельсона.

— Превозносит до небес? — усмехнулся Ушаков.

— Превозносит.

— Так английским приспешником и помрет! А знаешь, Павел Васильевич, что получилось в Абукире у Нельсона? Французы стояли на якоре у берега, как тогда турки у Калиакрии. Передовой корабль нельсоновского авангарда оказался между берегом и французским флотом. Части кораблей Нельсона пришлось следовать за ним. И теперь кричат о Нельсоне на весь мир: «Ах какой маневр!» А ведь мы на семь лет раньше милорда Нельсона решились на такой смелый маневр. И не случайно, а преднамеренно прошли между береговой батареей Калиакрии и турецким флотом. И разбили турок. Об этом наши враги стараются не вспоминать!

Пустошкин привез Метаксе письмо от матери.

— Ваше превосходительство, — подошел к Ушакову Егорушка, — вам кланяется матушка. Поздравляет с победой…

— Спасибо, Егор Павлович, — ответил Ушаков; этот привет был ему приятен.

Теперь, с приходом Пустошкина, весь флот союзников стоял у Корфу. Не хватало лишь десантных войск. Но приходилось торопиться. Французы вели себя на Корфу иначе, нежели на других островах. Они распространяли среди населения воззвания, предлагая грекам объединиться в борьбе против турок. Когда островитяне увидали у своего берега турецкие флаги, они пришли в ужас. Страшная участь Превезы облетела все побережье.

Ушаков уверял жителей, что турецкие войска находятся под его командой, но греки слишком хорошо знали необузданность турецких войск. И уже стали раздумывать: помогать Ушакову или французам. Ушаков писал Томаре, что французы «употребляют теперь все пронырливости обратить островских жителей к себе» и что они «рассылают по всему острову в великом количестве печатные листы и публикации».

Каждую неделю приезжали и приходили по нескольку человек с материка от пашей. В последнее время они стали говорить, что Али-паша задерживает большие отряды, которые следуют к флоту.

— Хитер и подл. Неизвестно, чего в нем больше: лисьей хитрости или волчьей повадки! — говорил Ушаков.

Он думал, не спал ночи — как быть с десантными войсками. И пришел к такой мысли, что без Али-паши все равно не обойтись.

Задерживая турецкие отряды, идущие через Албанию, Али-паша сам подсказывал русскому адмиралу выход: попросить у него помощи. Тем более что, как передавал Кадыр-бей, султан не очень доверяет Али-паше, хотя за взятие Превезы пожаловал победителю третий бунчук и звание визиря.

В конце января Ушаков как-то вызвал к себе Метаксу. Он рассказал Егорушке о поручении и передал ему украшенную бриллиантами табакерку, которую недавно подарил ему султан:

— Вот возьми подарок Али-паше.

— А как сказать, за что вы дарите?

— Ну, скажи — хотя бы за то, что он аккуратно поставляет нам свежую баранину, — улыбнулся Ушаков.

— Федор Федорович, но ведь табакерку вам подарил султан! — узнал Метакса.

— А мне что с ней делать? Табак я не нюхаю. Лежит только без дела. Пусть пойдет на пользу отечества.