VII
Ушаков чувствовал себя счастливым: первый морской бой русской эскадры на Черном море был блестяще выигран. Нервное напряжение, в котором он находился все эти дни, улеглось, прошло. Федору Федоровичу хотелось теперь только спать.
Но нет, раньше надо под свежим впечатлением написать рапорт Войновичу о бое. Прежде всего надо подумать о героических матросах и офицерах, которые сегодня выиграли беспримерный морской бой с сильным врагом.
Ушаков пошел к себе в каюту, снял мундир, умылся и сел писать.
«Это была первая на здешнем море генеральная нашего флота баталия, — с удовлетворением написал он. — Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей: они стреляли в неприятельский корабль нечасто и с такою сноровкою, что казалось, каждый учится стрелять по цели».
Он подробно изложил все фазы боя и закончил:
«Прошу наградить команду, ибо всякая их ко мне доверенность совершает мои успехи; равно и в прошедшую кампанию одна только их ко мне доверенность спасла мой корабль от потопа, когда штормом носило его по морю».
— Федор Федорович, прибыли от адмирала, — прервал его вошедший в каюту денщик.
— Опять письмо? — недовольно поморщился Ушаков. — Переписка, как у жениха с невестой! И чего он? Снова какие-либо страхи мерещатся? Кто там с письмом? Давай! — встал он.
В каюту вошел посланный Войновичем мичман с «Преображения». Он протянул Ушакову конверт.
— Обожди, братец, я тебя кликну, — сказал Федор Федорович, принимая конверт.
Мичман вышел.
Ушаков разорвал конверт и снова увидал знакомые адмиральские каракули:
«Поздравляю тебя, бачушка Федор Федорович. Сего числа поступил весьма храбро: дал ты капитан-паше порядочный ужин. Мне все видно было».
— Интересно, куда он запрятался на время боя? В льяле, должно быть, хоронился? «Мне все видно было». И это говорит адмирал, командир эскадры! — презрительно качал головой Ушаков, читая.
«Сей вечер, как темно сделается, пойдем на курш 050 к нашим берегам. Сие весьма нужно. Вам скажу после…»
— Чего там — после? Этакий секрет. Я и сейчас знаю: струсил, Марко Иванович. Рвешься поскорее на берег — там безопаснее!
«…А наш флотик заслужил чести и устоял противу этакой силы».
— «Флотик»… — Ушакова даже передернуло. — Вот дурак, прости господи!
«Мы пойдем в Кезлову: надобно мне доложить князю кое-что!»
— Понятно: похвастаться, что контр-адмирал Войнович выиграл сражение у острова Фидониси! Теперь ты будешь говорить так. Пули лить ты мастер. Да только вряд ли поверит тебе князь Потемкин. Мордвинов — тот нарочно сделает вид, что поверил!
«Прости, друг сердечный. Будь, душенько, осторожен…»
— Тьфу! — плюнул Ушаков. — Ей-ей, как невеста жениху! Ох и льстец! «Друг сердечный — таракан запечный!» Знаем мы таких «друзей»!
«Сей ночи, чтоб нам не разлучаться, я сделаю сигнал о соединении, тогда и спустимся».
— Держится за меня, как малое дитя за нянькину юбку. И это — контр-адмирал. Ничтожество! «Мне все видно было!» — передразнил Ушаков. — Еще бы не видеть, как с этого знаменитого «крокодила» перья летели. «Флотик»! Эх ты, зейман!
Ушаков со злостью швырнул записку Войновича на стол.
