У княжеского ложа

По-прежнему чутким слухом Ольгерд уловил стук копыт приближающихся лошадей. "Наверное, Ягайло спешит, — подумал старый князь. — Быстро, однако, он, даже не похоже на моего сына. Удалось все-таки Войдылле расшевелить моего ленивого отрока". И действительно, Ольгерд не ошибся и на этот раз. Вошедший в келью монах сообщил:

— Князь Ягайло въехал во врата обители нашей.

— Хорошо, брат Арсений, проводи его ко мне немедля.

Монах вышел и, спустя некоторое время, возвратился в келью с молодым князем.

Ольгерд встретил сына ласковой улыбкой. Однако тяжелая болезнь не позволила старику в полной мере выразить радость от встречи с сыном. Эта вымученная улыбка придала лицу Ольгерда несколько жалкое выражение. Хотя слово «жалость» явно не подходило для человека, заставлявшего дрожать население всех княжеств, граничащих с Литовским государством.

— Здравствуй, сын мой, — медленно произнес старый князь. — Давненько ты не заезжал ко мне. Никому уже не нужен жалкий, беспомощный старик, одной ногой стоящий в могиле.

— Отец!.. — Вырвалось у Ягайлы. Он бросился к ложу Ольгерда, упал перед ним на колени и припал щекой к отцовской груди.

— Ладно, сынок, не оправдывайся. Приехал сегодня, и хорошо. Мне легче будет умирать, попрощавшись с тобой… Я слышал стук копыт двух лошадей. Кто тебя сопровождал в пути? Слуга?

— Ганко со мной приехал, отец. Он остался во дворе.

— Брат Арсений, — обратился Ольгерд к монаху, появившемуся в дверном проеме кельи, едва лишь произнесли его имя. — Приведи ко мне, брат Арсений, того витязя, что приехал с сыном.

Монах вышел, а Ольгерд дрожащей рукой медленно, с любовью взъерошил волосы Ягайлы и предложил:

— Сядь на скамью, сынок. Ты, верно, устал с дороги.

В это время дверь открылась, и в образовавшемся проеме показалось могучее тело Ганко. Голова богатыря осталась вне поля зрения находившихся в келье, так как она была скрыта дверным косяком.

— Входи, входи же, Ганко. Не надо церемоний сегодня. — Обратился Ольгерд к входящему, видя его нерешительность.

Пригнувшись, Ганко боком протиснулся в келью. Глухой скрежет кольчуги о дерево сопровождал его вход. В левой руке, как игрушку, держал он тяжелый островерхий шлем. Богатырь смущенно поклонился своему бывшему повелителю и промолвил:

— Приветствую тебя, великий князь.

— Не называй меня, Ганко, великим князем. Пред тобой лежит смиренно ожидающий своей кончины монах — брат Алексей. Как я завидую твоей богатырской силе и молодости… — Подавив в себе приступ глухого кашля, продолжал Ольгерд. — Все бы отдал: свое имя, литовский трон, принадлежащие мне земли за то, чтобы опять стать молодым, пусть даже простым воином. Как хорошо, Ганко, просто жить, наверное, все осознают это по-настоящему лишь в свой смертный час.

Молодость, молодость! Она пролетела в походах и боях, как горячий арабский жеребец, не знающий седла. Кажется, еще вчера я с братьями сидел за одним столом с отцом своим Гедимином, а он вот уже более трех с половиной десятков лет покинул этот мир. И братьев иных уж нет в живых. Как один день пролетела вся моя жизнь, вся осталась позади, а впереди черта, за которой смерть. Я иду к ней и не могу остановиться, впервые я так бессилен. Перед лицом смерти все равны: и великий князь, правящий многими народами; и смерд, всю жизнь проходивший за сохой; и ремесленник, делающий горшки. От нее невозможно откупиться золотом, против нее бессилен острый меч. Жаль, что ухожу из жизни, многое не успев довести до конца.

— Тебе ли жаловаться, князь, что мало успел совершить в этой жизни! — Вдохновенно воскликнул Ганко. — Ты раздвинул границы Литвы до необозримых пределов…

В это время опять вошел монах и, бесцеремонна прервав речь богатыря, доложил Ольгерду:

— Брат Алексей, к тебе гости: жена, брат твой и сын, а с ними Войдылло.

— Сын!? Который сын?

— Скиргайло.

— Проводи их всех ко мне, брат Алексей.

Первой в келью вошла княгиня Ульяна, жена Ольгерда. На вид ей было лет шестьдесят. Глубокие морщины, избороздившие лицо матери Ягайлы, однако не сумели полностью уничтожить остатка былой красоты.

За княгиней показался Кейстут. Правой рукой он опирался на трость, расписанную золотом, рукоятка которой была из красного сердолика. И хотя ему уже перевалило за седьмой десяток, трость старый князь носил больше для важности, чем по необходимости.

Вошедшие следом Скиргайло и Войдылло, несмотря на разность их происхождения, были схожи между собой как братья. Их объединял, прежде всего, одинаковый возраст, да и одевался Войдылло по праву княжеского любимца у портного великих князей литовских.

Почтительно поприветствовав своего бывшего господина, все обступили ложе тесным полукругом. Ганко и Войдылло, соответственно своему положению, встали позади сиятельных гостей Ольгерда. В тесной келье, которую никогда прежде не посещало такое количество людей одновременно, воцарилось молчание. Все, пока еще неосознанно, ждали чего-то важного, что должно исходить из уст Ольгерда.

И старый князь не обманул их ожиданий.

— Войдылло, — обратился он к слуге. — Где же мой старший сын, где Андрей Полоцкий? Ты нашел его?

— Господин! Он уехал с рассветом на охоту к дальним озерам. И в лучшем случае его можно возвратить только к ночи. Но если прикажешь, князь, я немедля приступлю к его поискам.

— Нет, Войдылло. Не надо искать. Боюсь, что ты приведешь его слишком поздно. — В раздумье промолвил Ольгерд, а через мгновенье добавил. — Да и ни к чему его искать. Может и лучше, что Андрея нет среди вас в эту минуту. Да пошлет бог ему счастливой охоты…

Страшный приступ кашля заставил Ольгерда прекратить свою речь. Легкие его так зашипели и засвистели, что казалось, еще мгновенье, и они вырвутся из груди. Все присутствующие с ужасом в глазах смотрели на мучения старика. К тому же они были поражены странными словами князя по отношению к своему старшему сыну. Откашлявшись и отдохнув немного, Ольгерд продолжил свою речь.

— Как видите, дорогие мои родственники, смерть моя не за горами. Сегодня меня уже не будет в живых, в этом я уверен. И сейчас я хочу вас попросить исполнить мою последнюю просьбу…

— Повелевай, господин наш, мы исполним все твои слова в точности, — нетерпеливо прервал его Кейстут.

— Нет, дорогой мой брат, повелевать я не могу, я всего лишь выражаю свою последнюю просьбу. Ибо я теперь только умирающий монах, и если бы я даже был главою Литовского государства, все равно мое желание должно было бы утверждаться княжеским советом. От этой просьбы зависит, возможно, будущее нашего государства. Так вот, я прошу утвердить моим преемником и твоим соправителем на литовском троне одного из моих сыновей.

— Твое желание законно. Долгие годы мы с тобой делили власть, и могущество Литвы неизмеримо выросло за это время. Пусть сыновья продолжат наше великое дело. Кто же твой избранник, Ольгерд?

— Ягайло…

— Супруг мой! Твоими устами говорит само небо. — Бросилась на колени перед мужем Ульяна и заплакала от радости. Она приложила немало усилий для того, чтобы Ольгерд принял такое решение.? Я так рада за нашего мальчика. Он будет твоим достойным преемником.

— Об этом говорить рано, Ульяна. Достоинство определяется по делам человека, а мы их еще не видели. — Возразил Ольгерд жене. — А что думает Кейстут о моем выборе?

— Клянусь сделать все, чтобы желание твое было исполнено.

— Поддержит ли Скиргайло мою просьбу? — Обратился Ольгерд к своему младшему сыну.

— Я сделаю все, отец, чтобы мой брат был избран на совете великим князем. А впредь обещаю повиноваться ему так же, как повиновался тебе.

— Этих слов от вас я и ждал, — удовлетворенно произнес Ольгерд. — А сейчас я прошу всех покинуть меня наедине с Ягайлом. Брат Арсений позаботится о том, чтобы для моих дорогих гостей накрыли стол.

Оставшись одни, отец с сыном некоторое время молча смотрели друг на друга. Первым нарушил молчание Ольгерд.

— Ну, вот и все, Ягайло. Всякая жизнь имеет конец — пришел и мой черед навсегда оставить этот мир. Но перед смертью я хочу поговорить с тобой в последний раз. Поговорить не как с сыном, а как с великим князем — наследником моей власти.

— Благодарю тебя, отец, за все, что ты сделал для меня. Но зачем ты ведешь речь так, будто знаешь, что сегодня непременно должен умереть. Ты поправишься, отец, и будешь еще долго жить.

— Не надо меня утешать, Ягайло. Давай лучше поговорим о тебе. Я опасаюсь за твои будущие отношения с князем Андреем Полоцким. С назначением тебя наследником великокняжеского престола дружба между вами кончается. Я знаю, что Андрей давно мечтает об этом месте и, по правде говоря, как старший мой сын, имеет на него больше прав, чем ты. Возможно тебе, Ягайло, придется воевать с ним. Он сильный противник, потому что пользуется любовью и поддержкой жителей своего княжества. Грустно мне говорить такие слова, хорошо, что глаза мои не увидят, как брат воюет с братом. Но ты, Ягайло, должен мне обещать, что сохранишь ему жизнь, если захватишь Андрея в плен. Ведь вы оба — мои сыновья, в вас течет одна кровь.

— Клянусь, что ни один волос не упадет с головы брата Андрея от моей руки,?промолвил Ягайло, несколько озадаченный предсказаниями отца.

— А может все окончится миром. — Без уверенности в голосе произнес Ольгерд и тут же продолжил. — Обучить тебя всем премудростям управления государством я не смогу — этому надо учиться всю жизнь, но несколько советов дам.

Уважай, Ягайло, стоящих ниже тебя, ибо в них твоя опора, щедро награждай их по заслугам. Ибо щедрый князь — отец многим слугам, многие ведь оставляют отца и матерь и к нему приходят. Хорошему господину служа, дослужиться свободы, а злому господину служа, дослужиться еще большего рабства. Ибо щедрый князь, как река, текущая без берегов через дубравы, поит не только людей, но и зверей, а скупой князь — как река в берегах, а берега каменные: нельзя ни самому напиться, ни коня напоить. Князь богат не множеством золота, но множеством воинов, ибо воины золото добудут, а золотом преданных воинов не добыть…

Все труднее говорить Ольгерду. Последние силы свои он тратит на то, чтобы передать сыну свой жизненный опыт, мудрость, накопленную всем человечеством.

— Не лишай, Ягайло, хлеба нищего мудрого, не возноси до неба глупого богатого. Ибо нищий мудрый — что золото в грязном сосуде, а богатый да глупый — что шелковая подушка, соломой набитая. Я хочу, Ягайло, чтобы первым советником твоим стал Войдылло, с уважением относись к словам дяди твоего — Кейстута. Помни, что не море топит корабли, но ветры, не огонь раскаляет железо, но поддувание мехами. Так и князь не сам впадает в ошибку, но советчики его вводят. С хорошим советчиком совещаясь, князь высокого стола добудет, а с дурным советчиком и меньшего лишится. Себя окружи такими людьми как Ганко — готовыми служить не за деньги, а преданными всей душой и сердцем. Помни, Ягайло, что верный друг — защита надежная и княжество укрепленное, друг верный — сокровище духовное, друг верный — дороже золота и камня драгоценного, друг верный — ограда запертая, источник укрытый, в нужное время можно открыть и напиться, друг верный — прибежище и утешенье. Все новое хорошо, но старое — всего лучше и крепче. Никогда не доверяй новым людям, не проверив их. Помни, что волк волка не губит, змея змею не ест, а человек человека погубит. В трудное время ты берешь в свои руки бразды правления. Князья, получившие свои земли от меня, а также из рук твоего великого деда — Гедимина, укрепились в своих владениях и не желают уже подчиняться власти великого князя. Чтобы привести их в повиновение используй различные средства — от силы до хитрости и обмана. Особо смотри за своими старшими братьями: Владимиром в Киеве, Дмитрием в Брянске. Если не прямо, то тайно, они поддержат Андрея Полоцкого — ведь их объединяет, кроме стремления к власти, еще и то, что они все мои сыновья от первой жены — витебской княжны Марии. Но я прошу, Ягайло, не проливать их крови, я не хочу, чтобы мои сыновья стали братоубийцами…

Наступила пауза. Столь долгая речь истощила силы старого князя. Он отвернулся от Ягайлы и, подняв глаза вверх, тяжело дышал.

Молодой князь слушал отца, широко открыв глаза и боясь моргнуть. Находясь подле Ольгерда, он всегда был свидетелем событий, происходящих в княжестве, но не задумывался над их содержанием. И теперь отец открывал ему новый мир — жестокий и противоречивый, но полный надежд и грез. И в этом мире ему, Ягайле, надлежит играть одну из главных ролей.

— Ну, вот и все, сынок. Больше я тебе ничего сказать не смогу. Обними меня и иди в трапезную.

— Не надо ли чего тебе, отец? — Спросил Ягайло, прильнув щекой к отцовской груди.

— Ну, разве что, пришли брата Арсения с кувшином холодной родниковой воды.

Ягайло исполнил просьбу отца и прошел в трапезную.

В большой комнате за столом, кроме родственников Ягайлы, Ганко и Войдыллы, на дубовом стуле восседал настоятель монастыря — отец Феодосий. За ним стоял молодой монах, по всей видимости, выполнявший обязанности прислуги. Ягайло молча занял свободное место, все присутствующие также хранили угрюмое молчание, изредка нарушаемое звуками передвигаемых блюд.

Все находившееся на столе было выращено руками монахов на огороде, в саду или на скотном дворе. Исключение составляла лишь большая бутыль заморского вина, извлеченная из монастырских подвалов игуменом Феодосием по случаю знатных гостей. Молодой монах услужливо наполнил вином стоящую перед Ягайлом чашу, и последний большими глотками осушил ее до дна. Затем он принялся с большим аппетитом уплетать ароматно пахнущего цыпленка. Голод и чаша вина брали свое, ведь у Ягайлы со вчерашнего дня не было во рту и маковой росинки.

Отобедав, все участники трапезы вышли во двор. Чтобы как-то развлечь гостей, отец Феодосий предложил им осмотреть монастырское хозяйство. Все вышли за ворота и направились к реке. Там, на разбитом огороде, сгорбившиеся монахи пололи грядки с луком, чесноком, репой, морковью. Двое из них ведрами носили воду из реки, чтобы уберечь свой будущий урожай от палящих лучей беспощадного солнца.

Гости во главе с отцом Феодосием уже приближались к изгороди, как вдруг Войдылло заметил бегущего от монастырских ворот монаха.

— Смотрите, — сказал он, — брат Арсений спешит к нам. Может быть, что-то случилось в монастыре?

Все остановились, а княгиня Ульяна бессознательно сделала несколько шагов навстречу спешившему монаху. Последний, по мере приближения, переходил на шаг и, в конце концов, подошел к ним медленными шагами с низко опущенной головой. Остановившись перед гостями, монах продолжал хранить молчание. Все присутствующие поняли, что вести, принесенные им, были недобрыми.

— Ну, что ты хочешь сообщить нам, брат Арсений? — Спросил выведенный из терпения игумен.

— Брат Алексей… скончался…, — тихо выдавил из себя монах.

Слова его как громом поразили всех стоящих, оцепенения и ужас застыли на их лицах. Княгиня Ульяна громко вскрикнула и опрометью бросилась к монастырю. За ней поспешил Кейстут. Он то и дело подносил руку к глазам. За Кейстутом повернули назад все остальные.