XVIII. Битва педагогов
Образ Белой Лилии вытеснил из сердца и воображения принца Евгения и Психею, и гродненскую хозяйку, и примадонну театра города Оппельна. Но в корпусе его ожидало неприятное объяснение с генералом Дибичем на другой день.
День был воскресный и принцу надлежало явиться на высочайший выход. Он собирался обновить прическу головы своей, и костюмеры ожидали его в уборной, когда в спальню вошел Дибич. Маленький щелкун весь был красен от гнева.
— Прекрасно, ваше высочество! — заскрипел старикашка. — Вот как вы платите за труды мои и о вас все попечения! Вы знаете, что я по обязанности моей имею сопровождать вас во дворец всегда и что таково повеление императора, и вы уезжаете без меня с ротмистром, не имеющим даже права приезда ко двору.
— Я тут ни при чем, барон, — отвечал принц. — Вас не было. А я и так опоздал к началу концерта.
— Вы опоздали к началу концерта? — в ужасе сказал Дибич. — И что же государь?
— Ничего. Был более любезен, чем когда-либо.
— А! Удивительно! Непостижимо! Но, мой добрейший господин, что же будет со мной? Государь подумает, что я пренебрегаю своими обязанностями, — и я погиб!
— Но я же вам оставил записку, — сказал принц. — Я велел передать ее вам сейчас же.
— Не может быть!
— Я сказал правду.
— Но я не получал записки.
— Между тем, я приказал передать ее немедленно с курьером.
— О, что же вы писали там?
— Я предлагал вам сейчас же ехать во дворец.
— Это непостижимо! Я записки не получал. И потому на концерте не был! И вышло так, будто я своей должностью пренебрег! И государь это, конечно, заметил! И я навсегда несчастным стал!
— Почему же вы полагаете, что вы столь заметная особа при дворе? — уязвил маленького человека принц. — Государь, верно, о вас и не вспомнил.
— Вы обычно блистаете остроумием, ваше высочество! — возразил Дибич. — Но если государь не заметил моего отсутствия, то это еще хуже.
— Что ж, дело поправимое. Мы сейчас едем на выход.
— Едем, ваше высочество! Но прежде я должен расследовать непостижимую историю с письмом вашим! Я должен узнать, чье тут коварство!
Дибич поспешно вышел и через минут двадцать вернулся еще более красный и взбешенный.
— Коварство объявилось! — кричал он. — Коварство объявилось совершенно!
— Ну, в чем дело? — улыбаясь, спросил принц.
Маленький человечек задыхался и только воздевал руки к потолку, как бы призывая громы небесные на виновника коварства, которое объявилось.
— Записку вашего высочества… — выговорил наконец Дибич.
— Ну, что такое? Говорите.
— Записку вашего высочества… — задыхался Дибич.
— Ну! ну!
— Записку вашего высочества ротмистр фон Требра запретил передавать и взял ее назад! — наконец проскрипел в последней степени возбуждения Дибич.
— Он не имел права этого делать, — согласился принц.
— Но он это сделал! Да! Ротмистр это сделал!
— Это дурно.
— Нет, ваше высочество, это есть преступление! Это — коварство и подлость! Это самый гнусный, недостойный звания офицера поступок! О-о-о-о!.
— Я тоже нахожу, что ротмистр не должен был так поступать.
— Но он так поступил! Он взял записку обратно, якобы по приказанию вашего высочества, и спрятал ее за обшлаг. Но на концерт не попал. И остался скот и дурак.
— Успокойтесь, барон. Может быть, ротмистр даст удовлетворительные объяснения.
— Объяснения! О-о-о-о!.. Я у него потребую, действительно, объяснения его подлости! Я потребую! О-о-о-о! Где он? Вот он! Это он! Я слышу его голос!
И Дибич устремился в соседнюю комнату, где слышался голос ротмистра. Едва принц приступил к своему туалету, как услышал рев словопрения между двумя ревнивыми педагогами.
Все громче и громче раздавался крик, и только что принц кончил свой наряд, чтобы ехать ко двору, как вбежал слуга и, задыхаясь, закричал:
— Ваше высочество! Они схватились за волосы!
— Боже мой! — воскликнул принц. — В таком случае фон Требра погиб. Хотя он и обладает большою силою, но есть за что ухватиться, тогда как Дибич на дню столько раз теряет парик, что ему и теперь ничего не стоит оставить его в руках противника. А схватить на собственном его черепе решительно не за что!
Однако битва эта весьма заинтересовала принца и он поспешил к двери, за которой слышались дикие крики, визг, стук и гром падающих предметов, пыхтение, сопение и звуки ударов по мягкому.
Вместе со своим костюмером и двумя лакеями принц не без злорадства наблюдал в замочную скважину битву педагогов.
Восхищенным глазам его представлялась такая картина.
Генерал Дибич, лишенный парика, лежал под столом, но и разорванное платье неприятеля его свидетельствовало об ущербе, понесенном в кулачном бою.
Ротмистр фон Требра, подобно ощеренной кошке, озирался кругом и швырял в противника всем, что только мог отделить от своей особы. Предметы эти генерал Дибич с такой же энергией возвращал обратно, так что шпага, табакерка, платок, парик перелетали от одного к другому, и вся комната наполнилась пудрой.
Мало-помалу мальчишеское злорадство и любопытство сменилось у принца прирожденными чувствами долга, субординации и порядочности.
— И эти люди должны служить тебе примером! — подумал он с горестным негодованием.
И вдруг, отворив дверь, вошел в комнату, где происходило сражение.
Появление принца совершенно смутило педагогов. Ротмистр поспешно стал собирать свои разбросанные вещи. Генерал вылез из-под стола с париком в руке. Педагоги понимали, что они теперь в руках принца и что их честь и дальнейшее служебное преуспеяние зависят от его молчания.
— Господа, — сказал принц. — Художественное изображение вами битвы Гектора с Ахиллесом покрыло вас бранной пылью и совершенно расстроило ваш туалет. Но я не могу ждать, когда вы сотрете с себя следы ваших боевых подвигов, тем более, что некоторые из них потребуют нескольких дней для исчезновения. Поэтому я оставляю вас здесь и уезжаю один!
И принц повернулся к педагогам спиной и вышел.
