Через полчаса генерал Бенигсен был позван к вдовствующей императрице. Государыня, спокойная и холодная, как мраморная статуя, в глубоком трауре, закутанная черным крепом, сидела в креслах.

По знаку ее графиня и фрейлины удалились.

— Вам ли поручено командовать здешними войсками? — спросила императрица.

— Так точно, ваше императорское величество! — почтительно отвечал генерал Бенигсен.

— Значит, я вами арестована? — спросила, с кротостью поднимая глаза к небу, императрица.

— Совсем нет. Возможно ли это? — отвечал Бенигсен.

— Но кругом караулы!

— Ваше величество, это объясняется лишь необходимостью принять некоторые меры предосторожности для безопасности императорской фамилии.

— Следовательно, ей угрожает опасность?

— Здесь никакой. Но можно было ожидать беспорядков вокруг замка. Все обошлось, однако, благополучно. Все спокойно. И все мы находимся здесь, чтобы охранять особу вашего величества!

— Все спокойно! О, как ужасно это спокойствие! — прошептала императрица, склоняя голову на поднятую руку. — А впереди еще жизнь! Жить! После этого жить!

Наступило молчание.

Генерал Бенигсен кашлянул в руку и начал:

— Император Александр поручил мне…

— Император! — вскричала Мария Федоровна, — Александр — император! Но кто провозгласил его императором?

— Голос нации, — сказал Бенигсен.

— Как он мог согласиться принять трон? Кровь отца…

— Благо скорбного отечества заставило великодушного императора подавить сыновние свои чувства, — прервал слова императрицы Бенигсен важно.

— Ах, я не признаю его! — сказала императрица. И, понизив голос, прибавила, — прежде, чем он не отдаст мне отчета в своем поведении.

— В настоящую минуту, — продолжал Бенигсен, — склонившись на доводы рассудка, подавив скорбь свою, движимый любовью к отечеству, молодой государь наш проявил самоотверженное великодушие. Он явился войскам гвардии, находящимся во дворце, и затем, сев в карету, отправился в Зимний дворец, где уже собрался синод, сенат и генералитет для единодушного провозглашения императором Александра. Кроме того, в Лондон уже послан курьер для возвещения, что новый император прекращает враждебные Англии действия, — понижая голос, заключил Бенигсен.

— Но что еще скажут в Берлине! — как бы про себя сказала императрица.

— Должно повиноваться обстоятельствам.

— Что вы мне говорите? Не мне повиноваться.

Императрица встала, взяла Бенигсена за руку и, увлекая к дверям, сказала:

— Приказываю вам отворить мне опочивальню покойного супруга моего! Я желаю видеть его тело! Я посмотрю, как вы меня ослушаетесь!

— Это невозможно, — холодно сказал Бенигсен. — До прибытия императора Александра из Зимнего дворца и выставления тела для общего поклонения я не могу вас допустить в опочивальню покойного. Теперь я даже не могу вас выпустить из этих покоев!

— Я вам приказываю! — настаивала императрица.

— Это невозможно, — прислонясь к дверям спиной и складывая руки на груди, сказал Бенигсен.

Императрица, шепча что-то по-французски и подняв полные слез глаза к небу, отошла от него и села опять в кресло.

Наступило молчание. Бенигсен отошел от двери.

Хладнокровие Бенигсена начинало раздражать императрицу. Она рвала конец плерезы. Потом опять порывисто встала и, схватив Бенигсена за руку, подвела к двери.

— Приказываю вам пропустить меня! — топая ногой, сказала она.

— Повиноваться вашему величеству не в моей власти. Но желание ваше скоро будет удовлетворено, однако под одним условием, — почтительнейше ответил Бенигсен.

— Какое это условие? — нетерпеливо спросила императрица.

— Чтобы ваше величество соблаговолили успокоиться, — с поклоном отвечал Бенигсен.

Это вывело из себя императрицу.

— Не вам предписывать мне условия! — сказала она резко. — Ваше дело повиноваться мне! Я желаю видеть тело моего супруга. Велите сейчас отворить двери опочивальни!

Бенигсен не отвечал. Императрица опять села в кресло.

— Это невыносимо! Это невыносимо! — повторяла она. — О, я заставлю вас в этом раскаяться!

И она грозила Бенигсену пальцем.

Время шло. Вдруг брякнули ружья часовых за дверью. Она широко распахнулась, и вошел граф Пален.

— Ваше величество желали поклониться телу скоропостижно скончавшегося от апоплексического удара императора, супруга вашего, — сказал он. — Теперь это можно. Пожалуйте.