Ко времени Империи научное знание включало многочисленные сведения в различных областях как научной, так и практической деятельности: в математике, астрономии, механике, медицине, географии, сельском хозяйстве, строительстве и пр. Соединение теоретического знания и практической мудрости в богатейшей традиции компилятивного книжного знания лежало в основании метода, в рамках которого развивалась теоретическая наука римлян. Книжное энциклопедическое знание ставило вполне определенную задачу — представить читателю все, что сохранилось от предшественников в той или иной области знания. Сводя теории и мнения в обширный труд, автор может соглашаться или спорить с предшественниками, но он не считает своей задачей соотнести эти теории с опытом, усомниться в точности или достоверности сообщаемых им сведений, как не считает своей задачей написание вполне самостоятельного исследования. В «Естественной истории» Плинием Старшим использовано свыше двух тысяч книг более чем ста авторов, а в «Вопросах природы» Сенекой — свыше сорока авторов, среди которых и греческие натурфилософы, и гораздо более поздние авторитеты.

Римский автор, обратившийся к изучению природы, непременно касался подробнейшим образом учений о первоэлементах ранних натурфилософов, рассматривал определенные числовые отношения пифагорейцев, теорию атомов — структурообразующих элементов Левкиппа и Демокрита. Этот традиционный материал стал обязательным при рассмотрении близких вопросов, причем не только теоретического, но и практического характера. Природа в целом, как и частные ее явления — затмение Луны и Солнца, землетрясения, разница климатов, происхождение и свойство ветров, громов, молний, снега и града и пр. — рассматривалась римскими авторами в соответствии с традицией, намеченной еще первыми натурфилософами, получившей развитие у Платона, Аристотеля, стоиков — и непременно в соотнесении с космосом; иными словами, природа уподоблялась космосу, становилась им, осуществляя всеобщие связи. Римские авторы привычно отождествляют природу с универсумом и богом; например, у Плиния универсум уподоблен божественному бытию, поскольку вечен, неделим, но возникает и не исчезает (NH, II, 1). Сенека подобным же образом идентифицирует природу, бога и универсум: «Что есть природа, как не бог и не божественный разум, составляющий универсум и его части?» (De benêt. IV, 7–8; см. также: NQ, II, 45). Обожествление природы приводит и Сенеку, и Плиния к посылке о безусловном господстве природы: воззрения этих авторов отличает последовательный пантеизм, что выражает их потребность в целостном восприятии мира и человека.

Собственно природе посвящены все 37 книг труда Плиния Старшего, «произведения обширного ученого и такого же разнообразного, как сама природа», по характеристике его племянника Плиния Младшего (Ep., III, 5). Свой труд Плиний начинает с изложения основных представлений о строении и форме универсума, существенно не менявшихся на протяжении всей античности.

Мир, читаем у Плиния, по общепринятому мнению божествен, вечен, безграничен, никогда не имел начала и не будет иметь конца (II, 1, 1). То, что вне его пределов, не имеет отношения к человеку и не его ума дело. По форме Вселенная напоминает абсолютно круглый шар, отсюда и ее название — orb(is). Это наиболее совершенная геометрическая форма, все точки поверхности которой одинаково удалены от середины (II, 2, 1). То, что известно относительно размеров Вселенной, просто невероятно: одни говорят, что она безгранична, другие — что существует бесчисленное множество миров. Если единая природа правит всеми мирами, то Луна и Солнце — одни для всех бесчисленных небесных тел, как в едином мире. Греки определили универсум словом космос, мы же — за совершенство и законченность — словом mundus (II, 3, 8).

Относительно элементов, говорит Плиний, кажется, не приходится сомневаться, что их четыре: главный из них — огонь, источник всех видимых звезд, следующий — воздух, который греки и мы зовем одинаково — эфир — основа жизни, проникающая весь универсум. Это с его помощью удерживается и земля, связанная с четвертым элементом — водой, в центре универсума. Таким образом, вместе связанные, они остаются на своем месте, хотя огонь и воздух, как наиболее легкие, стремятся вверх, но земля и влага, тяготея книзу, удерживают их на своих местах. Земля неподвижна, а универсум вращается вокруг нее. Благодаря той же силе воздуха между землей и небесами на определенном расстоянии держатся семь звезд, которые из-за их движения мы зовем планетами. В их середине вращается Солнце, которое управляет не только сменой времен года на Земле, но и самими звездами на небе, поэтому мы должны рассматривать его как душу, или, лучше, мировой разум, как верховный принцип и божество природы. Оно дает свет, посылает сумерки, оно и остальные звезды высвечивает и затемняет, распределяет порядок времен года и обеспечивает постоянное возрождение природы. Оно praeclarus и eximius, все чувствующее и все слышащее, так что первый поэт Гомер был прав в этом случае, пишет Плиний (II, 4).

Мир управляется природными законами и природной необходимостью. Самое божество — разум и чувство Вселенной — находится во власти этих законов.

Наша планета заслуживает названия матери-земли, ибо она принимает нас при рождении и укрывает нас по смерти (II, 63). Что мы знаем о ее природе? Форма Земли — это первое, в чем сходятся многие мнения. Мы называем Землю шаром, и шар этот помещается между полюсами (II, 64). Существует спор между учеными и толпой, суть которого в следующем: на той стороне Земли люди повернуты к нам вверх ногами (circumfundi terrae undique homines conversisqiie inier se pedibus stare), верхушка же неба над ними та же, что и у нас, поэтому центром Земли они считают то же, что и мы; спрашивается, как же эти «антиподы» удерживаются на поверхности? Они, очевидно, в свою очередь, недоумевают, почему не надаем (в небо) мы. Есть срединная теория, которую принимают даже несведущие, что Земля имеет форму неправильного глобуса (inaequili globo), вроде сосновой шишки, и заселена по всей поверхности. Но здесь же встает и другой вопрос: как она сама-то удерживается вместе с нами? Даже если есть сомнение, что Земля удерживается силой воздуха внутри универсума, отвечает Плиний, разве возможно для Земли падать, если сама природа не назначила места для ее падения. Ведь как для огня единственное место — огонь, как для воды — вода, а для воздуха — воздух, так и Земля не может занять места других элементов, кроме предназначенного ей природой. Удивительно еще, что с такими огромными пространствами гор, равнин и морей она имеет форму шара (II, 65). Вода же удерживается на поверхности Земли оттого, что эти два элемента связаны между собой. Уровень моря, например, не повышается, несмотря на ежедневный приток речных вод, впадающих в него. Это происходит потому, что в каждой точке земного шара Земля окружена океаном, объемлющим ее. Это не требует теоретических рассуждений, но происходит из самой действительности (nec argumentis hoc investigandum, sed iam expérimentas cognitum) (II, 66).

Бог ограничен в своих возможностях (ne deum quidem posse omnia), например, не может не быть, даже если очень этого пожелает, не может даровать смертному вечную жизнь, не может сделать так, чтобы уже живший не жил, а занимающий высокую должность — ее не занимал. Он не имеет власти над уже случившимся, не может сделать так, чтобы дважды десять не равнялось бы двадцати и других подобных вещей, чем, без сомнения, доказывается могущество природы. Именно ее-то мы и зовем богом. О планетах Плиний сообщает следующее: Луна — ближайшая к полюсу планета и, следовательно, имеет наименьшую орбиту, проходимую ею за 27 1/3 дня, в то время как самой большой планете — Сатурну — требуется для своего обращения 30 лет (II, 6). Вполне ясно, что Солнце, обращаясь вокруг Земли, затемняет Луну, которая находится в это время как раз против нее, если смотреть с Земли, поэтому темное место Луны — просто тень от Земли (II, 7). Солнце превосходит размерами Землю. Затмения Луны и Солнца первым из римлян объяснил Сульпиций Галл, из греков же — Фалес Милетский. В 4-й год 48-н олимпиады (585 г. до н. э.) он предсказал солнечное затмение, случившееся в 170-й год от основания Рима. После этого поведение обеих планет предсказал Гиппарх. По свидетельству современников, он исходил при этом из природной закономерности (II, 8).

Во II книге Плиний собрал не только сведения, касающиеся строения универсума — его интересовали и вопросы математической географии, и атмосферные явления. Известная Плинию заселенная часть Земли, окруженная океаном, простиралась с востока на запад от Индии до геркулесовых Столбов в Гадесе и имела протяженность, если верить Артемидору, 8568 римских миль, а по Исидору — 9818 римских миль.

С севера на юг Исидор насчитывает 5462 римских мили. Общие размеры Земли, по данным Эратосфена, ученого выдающегося во многих науках, составляют 252 000 стадий (II, 112).

На какую высоту поднимаются облака? Большинство авторов считают, пишет Плиний, что облака поднимаются на высоту 90 стадий, но это лишь приблизительные подсчеты, ибо практически это проверить невозможно (II, 21). На небе есть звезды, которые только что родились, их несколько видов. Греки называют их кометами, а мы — хвостатыми звездами (II, 22). Некоторые кометы движутся наподобие планет, другие неподвижны. Аристотель говорит, что иногда можно видеть несколько комет одновременно, что, однако, никем не подтверждается. Это предвещает сильные ветры либо засуху (II, 23). Бывали случаи, когда в небе видели несколько Солнц одновременно (II, 30–31), a также три Луны появились в небе, например, в консульство Гнея Домиция и Гая Фанния (II, 33).

Предмет описания Плиния — многогранный мир явлений природы, а не утонченность ученых теорий. Если Евдор Александрийский, старший современник Страбона, отличал, например, астрономию от физики (первая занимается обстоятельствами, сопутствующими материи, выясняя причину и природу затмений; вторая занимается самой материей, выясняя природу Солнца), то Плиний эти различия игнорирует, спеша привести как можно больше свидетельств творящей мощи природы (natura naturans).

То же относится и к человеческой природе. Поскольку человек мыслится неотъемлемой частью природы, постоянно подчеркивается его зависимость от законов и капризов природы. «Первое место следует по праву отвести человеку, для которого великая природа создала все другие вещи, хотя за свои благодеяния она запрашивает столь высокую цепу, что трудно определить, что она для человека — мать родная или мачеха» (VII, 1, 1). Плиний излагает не теорию зарождения н развития человеческого организма, но конкретные факты о каждом моменте его жизни. Множественность сведений создает впечатляющую картину целостного знания о человеке, высокий уровень которого обнаруживается в знании вещей, заинтересовавших европейскую науку лишь со второй половины XIX в. Сведения о человеческой природе, анатомии, психологии, физиологии и механизмах наследственности отражены во множестве фактических примеров. По эти конкретные случаи — проявление природной закономерности, даже если они отклоняются от нормы. Человек у Плиния не оторван от природного круговращения, поэтому знание его анатомии, психологин, физиологии не имеет объективной ценности, a важно прежде всего как доказательство природного разнообразия. Плиний использует в качестве источника и медицинские сборники, и свидетельства парадоксографов и народные поверья. Приведем несколько примеров, чтобы дать представление о манере изложения материала у Плиния. «Считается, что при рождении близнецов выживают мать и один из близнецов. Оба близнеца выживают редко. Рождение разнополых двойняшек — еще более редкостно. Девочки родятся быстрее мальчиков, также и стареют быстрее женщины. Мальчиков мать носит в утробе с правой стороны, а девочек — слева, и движутся в утробе чаще мальчики, чем девочки» (VII, 4). «Хорошо известно, что люди, родившиеся с изъяном, могут передавать его по наследству детям, а те — своим детям, и так до четвертого колена. Некоторые дети похожи на дедушек, a у близнецов, бывает, один лицом в мать, другой — в отца, а иногда погодки — на одно лицо. Также и женщины: у одних родятся дети, похожие на них, у других — на отцов, a y третьих — вовсе не в их породу. Замечательный пример — наш борец Никий из Византия. Его мать родилась от сожительства с эфиопом, но похожа была на своих европейских родственников, зато у самого Никия родился сын — копия дедушки-эфиопа» (VII, 12). «У некоторых женщин родятся только мальчики, у других исключительно девочки, иные бесплодны в молодости. Женщины способны к рождению до 50 лет, про мужчин же известно, что царь Масинисса произвел сына в возрасте 86 лет, а Катон Цензор имел сына от дочери своего клиента Салона в возрасте 81 года» (VII, 14). «Первые зубы у детей появляются в 6 месяцев, а новые вырастают в 6 лет. но некоторые дети родятся с зубами… наличие более 32 зубов у мужчин — знак долголетия… Принято считать, что в возрасте 3 лет человек достигает половины своего будущего роста. Опыт, однако, показывает, что в целом человеческий род становится меньше, и лишь немногие превосходят ростом своих отцов… Вообще же рост человека равен его ширине при раскинутых в стороны руках. Тело спящего или умершего тяжелее, чем бодрствующего и живого. Тело мужчины-утопленника плывет на спине, а утонувшей женщины — лицом книзу, как будто бы природа щадит ее скромность и после смерти» (VII, 16, 17).

Плиния вообще занимает многообразие форм и возможностей человеческой природы. Он приводит случаи необычайной памяти, прозорливости, скорости, выносливости среди людей. Его искренне поражают безграничные возможности природы: «Многие вещи покажутся невероятными и странными…Величие и могущество природы таковы, что любое проявление ее можно подвергнуть сомнению, если воспринимать части, а не целое» (VII, 1, 1).

Этот момент очень существен для понимания отношения к природе авторов Ранней Римской империи. Пестрота и бесконечное разнообразие в своей совокупности составляют целостную картину природного бытия. Мир только и может быть познан лишь в бесконечном разнообразии его проявлений, соотнесенных с целым космического устройства. Познание природы в римской традиции не выходит за рамки философского мировоззрения. «Знать закономерности природных процессов необходимо, чтобы, расследовав причины, соотнести их с целым» (Sen. NQ, VI, 3).

Возможности изучения природы давно привлекали Сенеку: еще в 41 г. в письме к матери он писал об этой своей заинтересованности (Ad Helviam matrem, 20, 2); в молодости он написал книгу (не дошедшую до нас) о причинах землетрясений (см.: NQ, VI, 4, 2). Свой труд «Вопросы природы» Сенека создал уже в преклонном возрасте, и, как сам замечает, отдавал себе отчет в том, насколько рискованно на склоне лет браться за такую необъятную тему, поскольку для выяснения тайн природы не хватит всей человеческой жизни (III, praef., 3). Свою задачу Сенека видел в том, чтобы дать обозрение концепций универсума и всевозможных тайн природы на основании всего, что известно об этих предметах из других авторов (Ibid., 1–2).

Всякое рассмотрение универсума, отмечает Сенека, подразделяется на три части — caelestia, snblimia и terrena. Первая исследует природу небесных тел, а также форму и величину огненных тел, составляющих Вселенную: тверда ли звездная материя или состоит из тонкой непрочной субстанции; управляется ли самостоятельно или направляема извне; как расположены звезды — входят в структуру небесной ткани или расположены вне ее; как происходит смена времен года и каким образом Солнце возвращается к исходной точке своего движения? Вторая часть рассматривает атмосферные явления (облака, дожди, снег, ветры, молнии и громы). Третья — исследует воду, землю, деревья, растения — все то, что «под Солнцем», выражаясь юридическим языком (ut jurisconsultorum verbo utar. — NQ, II, 1, 2).

Способ изложения Сенеки обычен для римских энциклопедистов: как правило, он приводит не одну теорию какого-либо автора, a несколько и принимает сразу несколько точек зрения. Сенека преподносит материал таким образом, что если одна теория кажется вполне разумной, то следующая за ней может оказаться более приемлемой. Автора особенно не волнует, соответствует ли та или иная теория истинному положению вещей, — в его намерения не входит установить с помощью экспериментальных методов степень точности или достоверности излагаемых им теорий: достаточно описать явления, некогда уже рассмотренные признанными авторитетами.

Познание общих законов Вселенной означает для Сенеки познание божественного провидения (praef., I, 16). В основе его представлений о целях физики и естественнонаучных рассмотрений лежит убеждение, что посредством эмпирического исследования законов природы можно приблизиться к пониманию божественного смысла мироздания, ибо творящая природа — natura naturans — начало и конец всего.

Исследуя тайны природы, человек познает, из чего состоит универсум, кто его творец и что есть бог: часть ли он Вселенной или вся Вселенная (NQ, praef., I, 3). Для Сенеки бог — разум Вселенной. Поскольку самым существенным выражением отношений философа с природой была умозрительная концепция космического организма как живой и прекрасной всеобщности, ключевым словом Сенеки в исследовании природных явлений всегда было quaestio (quaerere, inquirere, inqui-sitio и пр.) — «исследование» в смысле «вопрошать», «ставить вопросы», «обсуждать», «взвешивать pro и contra», подобно тому, как разбирают дело в суде. Сенека часто использует юридическую терминологию в описании природных процессов; оценивая ту или иную научную теорию, он как бы выступает в привычной для него роли разбирателя спорного дела в суде. Причина этого не в юридичности и административности римского мышления, но в особенностях отношения римского автора к научной традиции. Подобно тому, как законы гражданского и уголовного римского права допускали множество вариантов в выявлении истины, законы природы, толкуемые различными теориями, оставляли много неясного в окончательном выяснении спорных вопросов. Явления природы в качестве предмета «обсуждения» (но не «изучения» в современном смысле) описывались, классифицировались и объяснялись в соответствии с пониманием природы в рамках античного мировоззрения. Следствием такого подхода было убеждение в том, что теоретические разыскания не должны преследовать практической выгоды: «Мы изучаем природу не ради пользы, хотя знание это содержит и полезные вещи, но ради неизведанного» (nec mercede sed miraculo. — Sen. NQ, VI, 4, 2).

В философии Сенека видел способ познания тайн природы. Обращение к космическим темам для него естественно именно потому, что он философ. «Я благодарен природе за то, что вижу ее не как многие другие, но могу проникать в ее тайны» (NQ, praef., 1, 3). В его время интерес сместился в сторону этики, и он не упускает возможности морализировать, даже занимаясь вопросами природы, хотя физика и логика — столь же равноправные части в исследовании мира методами философской науки: «Зачем нужно изучать природу? Потому что невежество, незнание законов природы — причина многих наших страхов. Воспринимая явления природы чувствами, а не разумом, мы осмысляем только уже случившееся, a не возможность того, что может произойти. А коли причина страха — незнание, не следует разве, что нужно знать, чтобы не бояться?» (NQ, VI, 3–4). «Познание природы бесконечно, и мир был бы крупинкой, если последующим векам нечего было бы открывать. Многое, неизвестное нам, откроется следующим поколениям, многое им придется открывать заново. Одни тайны природы достанутся на нашу долю, другие — на долю следующего века» (NQ, VII, 30, 6). Не следует быть слишком критичным к предшественникам: «Ведь если чересчур строго относиться ко всем аргументам, остается лишь молчать, так как немногие из них не содержат противоречий» (NQ, IV, В, 5, 1).

О начале мира Сенека, естественно, рассуждает как стоик: «Фалес говорит, что вода — главный элемент, из которого образовалось все остальное. Мы, стоики, думаем схожим образом или почти так же. Мы говорим: огонь владеет миром и все объемлет, но постепенно он глохнет, затухает, становится слабым, и когда совсем иссякает, ничего не остается в природе, кроме влаги, в которой заключается надежда мира на будущее возрождение. Таким образом, огонь — конец мира, а влага — его начало» (NQ, III, 13).

Перенося акцент с объективно-безразличной характеристики факта на его этический смысл, Сенека сопровождает назиданием любое описание из мира природы: «Велики благодеяния природы, если только безумие свое человек не обратит на саморазрушение». Все в мире управляется рациональным принципом природы, люди же погрязли в пороках, обратив против себя ее благодеяния. «Предназначенное для созидания употребляем для уничтожения» (NQ, V, 18).

Тенденция к морализаторству, обнаруживающаяся в римской научной традиции, была реакцией на складывающиеся общественные отношения в Ранней Римской империи. Вопрос о том, как научить человека быть счастливым, был поставлен моральной философией стоиков в период, когда общественное лицемерие стало нормой, а традиционные коллективные связи вытеснялись личными.

Свою задачу стоики видели в том, чтобы восстановить разрушающееся единство человека с природой и обществом, однако моральная философия первых веков исчерпала себя, как мировой огонь стоиков, оставив надежду на новое возрождение, которую авторы периода поздней империи уже искали в религиозно-философских системах неопифагореизма, неоплатонизма или в гностических учениях.