Разрыв с отцом и матерью не прошёл бесследно для впечатлительного и нервного князя Сергея Гарина; к этому ещё присоединилась лёгкая простуда в дороге. Морозы стояли очень суровые, а князю пришлось подряд ехать несколько суток. В Москве он принуждён был пробыть больше обыкновенного; лечивший его доктор посоветовал не торопиться с выездом и хорошенько отдохнуть. Волей-неволей князь покорился необходимости и три недели пробыл в Москве. Он снял на время квартиру у знакомого на Арбате, а как только почувствовал себя здоровым, приказал неразлучному своему денщику Михееву готовиться в путь.

По приезде в Петербург князь отправился в квартиру, которую занимали Гофманы. Но каково же было его удивление и испуг, когда их квартира оказалась пустой.

— Где же Гофман, его дочь? — растерянным голосом спрашивал князь Сергей у дворника.

— Выехали, давно выехали, — подучил он ответ.

— Как выехали, куда?

— А куда выехали, не знаю. Чего не знаю, врать не хочу. Только уж ден десять будет, как немцы выехали в тарантасе, тройкой, значит.

— И не оставили никакого письма?

— Письма не было, не оставляли. Сам-то немец ничего, а дочь его уж оченно больно печалилась, и глаза у неё были заплаканы. Я видел, как они усаживались в тарантас, — рассказывал словоохотливый дворник.

«Что же это значит, куда уехали? Зачем? Даже письма не оставили. Это неспроста! Не понимаю, как всё случилось! Поеду скорей к Зарницкому — может, от него узнаю», — думал молодой князь, направляясь к своему приятелю.

Пётр Петрович очень обрадовался возвращению своего товарища и не меньше Сергея удивился, когда тот рассказал ему о неожиданном отъезде из Петербурга Гофмана с дочерью.

— Уехали, ничего не сказав, не дождавшись тебя? Нет, тут что-нибудь да есть. Да и куда они могли выехать! — говорил Пётр Петрович, размахивая руками.

— Вероятно, в Австрию, — ответил печально Сергей.

— Как это вдруг, неожиданно! Нет, воля твоя, князь, тут есть что-то неладное.

— Не услыхала ли Анна, что мои старики не хотят назвать её своею дочерью? — догадался князь Гарин.

— Но от кого они могли узнать?

— Может, ты не проговорился ли, Пётр Петрович?

— Вот, дурака нашёл! Да я, как получил твоё письмо, всё собирался к ним зайти.

От Зарницкого Сергей отправился разыскивать Николая Цыганова. Князь надеялся хоть от него узнать что-либо о Гофмане и его дочери.

Цыганов жил в казармах, поэтому найти его не представляло затруднения.

Сергей засыпал вопросами Николая; он искусно притворился удивлённым, когда. Сергей, ничего не подозревая, рассказал ему об отъезде Гофмана и Анны из Петербурга.

— Может ли быть, ваше сиятельство? Я был у господина Гофмана не далее недели назад и ничего не слыхал: ни он, ни его дочь даже не собирались ехать, — говорил Николай.

— А вот уехали.

— Довольно странно это, ваше сиятельство!

— Я сам не меньше твоего удивляюсь. В моё отсутствие ведь ты бывал у них?

— Как же, даже очень часто-с.

— Ну, что же Анна? — спросил у Цыганова князь.

— Да ничего-с. Первое время поскучала по вас, ваше сиятельство.

— А далее?

— А там — утешилась барышня и скучать перестала, — как-то загадочно говорил Николай.

— Ты говори ясней — я плохо тебя понимаю, — хмуря брови, резко сказал молодой князь. — Если есть что сказать, то говори прямо!

— Извольте, ваше сиятельство, вы знаете мою к вам преданность и послушание.

— Да говори же! — крикнул на него Сергей.

— В последнее время стал я встречать в квартире господина Гофмана молодого офицера армейского. Виноват-с, не припомню его фамилию, мудрёная фамилия — он из немцев.

— Кто же это такой? — меняясь в лице, спросил Сергей.

— Не знаю, ваше сиятельство-с! Только сам старик Гофман и барышня с этим офицером обходились очень ласково-с и предупредительно.

Мстительный Цыганов нарочно придумал эту сказку, чтобы возбудить в князе ревность и подозрение; этого он достиг.

— Что ты этим хочешь сказать? — громко крикнул на него князь Сергей, рассерженный таинственными намёками Цыганова.

— Не извольте, ваше сиятельство, на меня гневаться, — что я видел, то и говорю.

Князь Гарин не стал ни о чём больше расспрашивать Николая; ревность запала ему в сердце и не давала покоя.

«Неужели Анна забыла меня и мою любовь променяла на любовь какого-то немца — офицера? Да нет, быть не может! Я верю Анне, верю в её любовь! Но зачем же так скрытно она уехала, не написав мне ни слова? Что же мне делать? Где искать её? Что это за таинственность, намёки Цыганова? Я во что бы то ни стало увижу Анну. Где бы она ни была, я найду её и объяснюсь!» Молодой князь, возвращаясь из казарм к себе на квартиру, был сильно встревожен, и ревность и досада не давали ему покоя.

Он решил окончательно ехать в Австрию к своей возлюбленной; только лёгкое нездоровье его удерживало в Петербурге; он уже приказал укладываться в дорогу своему денщику Михееву, как неожиданное обстоятельство разбило его план.

— А ведь в Австрию, к невесте, тебе, дружище, ехать не придётся, — громко проговорил Пётр Петрович, входя в комнату князя Сергея.

— Как? Почему? — удивился тот.

— Начинается опять война с Наполеоном.

— Неужели?

— Я от верного человека слышал, на этих днях объявлен будет поход… Наш государь, тронутый несчастием Пруссии, хочет за неё вступиться…

— Опять война с Наполеоном?

— Да, князь… Алчность Наполеона возмутила нашего доброго императора.

— Когда же окончатся эти войны? — со вздохом проговорил молодой князь Гарин.

— Тогда, когда не будет Наполеона, когда смирят его гордыню, заставят его вложить обагрённый кровью меч в ножны…

— Когда же это будет?

— Когда-нибудь да будет. Припомни, князь, евангельские слова: «ибо все взявшие меч мечом погибнут».

Ротмистр Зарницкий говорил правду: поход был объявлен.

Наше храброе войско не с ропотом, а с радостью шло к границам Пруссии, которую безжалостно терзал Наполеон…

Князь Сергей Гарин примкнул к своему полку, ему пришлось волей-неволей на время забыть свою возлюбленную, не искать с ней свидания… Долг офицера обязывал его находиться в рядах армии.