Книга: Два императора
Назад: Часть первая
Дальше: Глава II

Глава I

Европа, почти вся, за исключением России и Англии, была побеждена гением корсиканского выходца, который под громким именем императора Наполеона… властвовал не одной Францией, повелевал многими европейскими государствами и произвольно раздавал короны кому хотел, большею частию своим родичам… Европа изнывала, алчность Наполеона не знала предела: он уже покушался на спокойствие и свободу России… но на страже русского государства находился величайший из людей император Александр, благословенный всеми народами. Ему-то суждено было смирить ненасытную гордыню Наполеона и спасти Европу от его ига.
Державный северный богатырь восстал… Наполеон пал… И «падение его было великое».
«Ибо все, взявшие меч, мечом погибнут». Война Наполеону объявлена, император Александр вступился за Пруссию, которую Наполеон со своими полчищами терзал на части…

 

Шёл 1805 год.
— Когда думаешь ехать в армию? — спросил князь Владимир Иванович Гарин своего сына Сергея, молодого, красивого кавалериста, расхаживая с ним по дорожкам своего огромного, по-английски разбитого парка.
— Завтра, — ответил офицер; в его тоне звучала едва заметная грустная нотка.
— Так скоро! Разве уже прошёл срок твоему отпуску?
— Отпуск окончится ещё не скоро, но объявлена война, и я должен явиться ко времени выступления армии в поход.
— Да, да. Разумеется. А не слыхал, когда выступит наша армия?
— Вчера я получил письмо от Зарницкого: он пишет, что дней через десять.
— А кто такой этот Зарницкий? — спросил у сына князь.
— Мой товарищ по полку, бравый ротмистр, честный, хороший человек, с которым мы очень дружны.
— Что же ты, Сергей, не привёз его с собою? Погостил бы.
— Он какой-то дикарь: никуда не ездит и в продолжение десятилетней службы ни разу не брал отпуска; живёт совершенным отшельником, холостяком.
— Он дворянин?
— Да, старинного дворянского рода.
— То-то! В дружбе всегда надо быть разборчивым, мой друг. Николая ты берёшь с собою?
— Он так просится. Чудак! Ему непременно хочется увидать Наполеона.
— Наполеон, Наполеон! Глупые люди уже начинают бредить этим корсиканским выскочкой, его уже возвели чуть ли не в гении, а по-моему, это просто баловень счастья, слепой фортуны.
Князь не мог спокойно говорить о корсиканце и уже начинал кипятиться.
— Но, отец, согласись, что он заслуживает своей славы: он покорил почти всю Европу, войска его считаются образцовыми, его маршалы хорошие тактики, а дипломаты славятся своим искусством.
— Если бы ты знал, Сергей, откуда набрал он этих тактиков и дипломатов, ты бы так не рассуждал. Ведь это какой — то сброд, все его маршалы — выскочки чуть ли не из простых рядовых.
— Но, отец…
— Довольно, мне надоело говорить о Бонапарте. Одно скажу Наполеон, как и все ему подобные, рано ли, поздно ли, свернёт себе шею, когда звезда его счастья померкнет. Вспомнишь слова старого солдата, когда они сбудутся!
— Дай Бог, отец! Ты знаешь, как я обожаю нашего несравненного императора и родину.
— Да, Сергей! Род князей Гариных был искони верными слугами царя и родины. Я рад, что встречаю в тебе те же высокие и благородные чувства. Слушай же, сын мой! Ты скоро попадёшь на войну, понюхаешь впервые порохового дыма. Будь храбр и мужествен, поддерживай всеми силами славу нашего именитого рода. Помни, что ты несёшь великую службу. В битве не думай о смерти, у воина могут быть одни помыслы — о победе. Я, брат, старый солдат и не умею говорить по-модному. Сам знаешь, сколько раз бывал я в битвах с покойным великим полководцем Суворовым. Фельдмаршал терпеть не мог модников, во всём у него была простота. Вот и я говорю тебе попросту, по-солдатски: служи, сынок, и помни — за Богом молитва, а за царём служба не пропадает. А главное, служи, да не прислуживайся. Терпеть не могу льстецов и низкопоклонников.
— Батюшка, в тебе я вижу для себя высокий пример.
— Вот и пошли у тебя модные фразы.
— Не фразы это, а прямое, честное слово.
— Ну, верю, верю! Добрый ты сын, Сергей, — таким и будь всегда. Так ты решил взять Николая? — меняя разговор, спросил у сына старый генерал.
— Если ты позволишь.
— Что же, возьми: здесь он не очень нужен, обойдёмся без него. Ты запишешь его в рядовые и возьмёшь под свою команду. Да вот он и сам, лёгок на помине.
К говорившим подошёл высокого роста молодой человек, красивый и статный. На нём была красная кумачная рубаха с косым шитым воротом, широкие бархатные шаровары, запрятанные в щёгольские сапоги с отворотами. Загорелое мужественное лицо, чёрные как смоль, кудреватые волосы и жгучие чёрные глаза делали его похожим на цыгана или на сына дальнего юга.
Николай был приёмыш князя Гарина; годовалым младенцем подкинули его однажды летом к воротам княжеской усадьбы, с запиской, в которой просили дать приют «крещёному младенцу Николаю».
Владимир Иванович в то время проживал в своей усадьбе. Он взял на воспитание маленького Николая, отдал его на попечение одной дворовой бездетной бабы — Пелагеи и, когда подрос подкидыш, взял его в свой княжеский дом, в сверстники к своему сыну Сергею.
Княжич Сергей и приёмыш Николай были одних лет, росли они вместе; только к молодому князю был приставлен целый штат гувернёров и воспитателей иностранного происхождения, у подкидыша же был единственный учитель — сельский дьячок Петрович, пьяница, каких редко свет создаёт. Подрос Сергей, старый князь свёз его в Петербург, в одно из военных училищ, откуда через пять лет он вышел корнетом. Николай Цыганов, как прозвала его дворня за смуглый цвет лица, прожил всё это время безвыездно в усадьбе на положении дворовых, почти ничем не отличаемый от прочих слуг.
— Ваше сиятельство! Нарочный приехал из города от губернатора, — почтительно доложил Николай генералу.
— Пусть подождёт… Чай, с пустяками какими — нибудь.
— По важному, говорит, делу. Просил доложить.
— Знаю я эти важные дела. А ты, братец, я слышал, на войну хочешь, кровь свою за отечество проливать?
— Если позволите, ваше сиятельство, я с радостью, — ответил приёмыш.
— Что же, поезжай. Из тебя выйдет бравый солдат. Только смотри трусом не будь! Ведь на войне не то что у меня в усадьбе: там, братец, жарко будет; от порохового дыма зачихаешь.
— Помилуйте, ваше сиятельство!
— То-то! Надо молодцом быть! За храбрость и отвагу награду получишь, может быть, и чин дадут, и вернёшься ты с войны дворянином. Бывали примеры.
— Рад стараться, ваше сиятельство! — становясь во фронт, громко проговорил Николай.
— Молодец! Ступай, собирайся: завтра в путь поедешь вместе с князем Сергеем.
— Покорнейше благодарю, ваше сиятельство.
Цыганов молодцевато повернулся и ушёл.
Разговор старого князя с сыном происходил в его богатой костромской усадьбе Каменки. Широко раскинулась княжеская усадьба по обрывистому берегу Волги; каменный дом по своей величине и отделке, со своими башенками и бельведерами, походил на прекрасный дворец; лицевой фасад дома был украшен громадными колоннами; на воротах красовались львы; все службы, скотный и конюший двор были каменные, крытые черепицею и железом. Огромный парк, тянувшийся на несколько десятин, примыкал к дому, и через крытую террасу из внутренних комнат проходили прямо в парк. Прекрасно распланированный, со множеством статуй работы лучших итальянских мастеров, с красивыми мостиками, перекинутыми через ручейки и овраги, с чудной беседкой затейливой архитектуры, с резьбой и с цветными стёклами, парк этот был лучшим украшением усадьбы. Близ террасы устроен был большой фонтан, окружённый всевозможными цветами и тропическими растениями; дорожки и клумбы были разбиты по-английски. Во всей усадьбе был образцовый порядок. На всём видна была рука хорошего хозяина. Князь Владимир Иванович, как истый русский барин, любил всё родное, но княгиня, жена его Лидия Михайловна, бывшая фрейлина блестящего двора Екатерины II, как и все придворные дамы, сохранила любовь к иностранной роскоши и тратила громадные деньги на парижские безделушки, картины и статуи. Благодаря влиянию княгини Лидии Михайловны и уступчивости мужа дом был на европейскую ногу.
Князь недаром гордился своей службой под командой фельдмаршала. Он сохранил в себе все характерные черты славного полководца; до бесконечности добрый, справедливый, это был человек откровенный и прямой, не боявшийся говорить правду всем в глаза. В военной службе он прослужил лет тридцать, участвовал в нескольких сражениях, не один раз был ранен и успел заслужить глубокое расположение фельдмаршала. Суворов уважал в князе Гарине беззаветную храбрость, ценил его верную службу и любил его как человека. До самой смерти Суворова князь служил в армии. С новым главнокомандующим он уже не сумел сжиться, вышел в отставку в чине генерала и безвыездно поселился в Каменках. Князь жил на широкую ногу, задавал весёлые пиры и праздники, на которые чуть не со всей губернии съезжались гости, живя по неделям и больше в княжеских хоромах.
Охота была любимым развлечением князя. Его охотничья команда — все молодец к молодцу — состояла из пятидесяти человек. Владимир Иванович любил наезжать в свои непроходимые костромские леса и поохотиться на зверя. На дорогом скакуне, в бархатном казакине, обложенном соболем, с ружьём за плечами, окружённый многочисленными соседями и целым отрядом охотников из крепостных, одетых в одинаковые казакины, — князь был всегда центром этой блестящей группы. Охоте он отдавал преимущество пред всеми другими развлечениями.
Князь не следовал примеру своих богатых соседей, не держал при себе ни актёров и актрис, ни танцовщиц и не имел доморощенных музыкантов. «Глупая затея. Это для тех, кому делать нечего, а у меня мужики и бабы должны работать да хлеб добывать, а не на сцене плясать да скоморошествовать», — так говорил обыкновенно князь, когда Лидия Михайловна советовала мужу построить театр и обучить крепостных девок и парней театральному искусству. Видя непреклонность мужа, княгиня не настаивала больше; зато каждую зиму она оставляла князя в усадьбе, а сама ездила в Петербург, где наслаждалась шумной столичной жизнью.
Назад: Часть первая
Дальше: Глава II