Глава XIV
Вернёмся в Каменки. Посмотрим, что здесь произошло в отсутствие князя Сергея.
Князь Владимир Иванович несколько дней после отъезда сына ходил мрачным и задумчивым; княгиня Лидия Михайловна чаще стала запираться в образную и выходила оттуда с заплаканными глазами; княжна Софья тоже молилась за брата.
Вскоре после отъезда брата княжна однажды, в сопровождении своей наперсницы Дуни и лакея, отправилась в лес за грибами. Они долго ходили по лесу, набрали грибов целую корзину и совершенно случайно подошли к мельнице старика Федота.
На мельнице было тихо. Мельника не было дома, и княжну встретила Глаша, измученная тоской и печалью, с не высохшими ещё от слёз глазами. За последнее время Глаша очень переменилась. Она осунулась и похудела: разлука с милым, его грубое признание тяжело отозвались на Глаше. Княжна заметила эту перемену и ласково спросила:
— Что с тобою, Глаша? Здорова ли ты?
— Я здорова. Ничего.
— Ты так переменилась! Тебя просто узнать нельзя — прежде была такая красавица.
— А теперь я подурнела, княжна?
— Не подурнела, а похудела. Скажи, Глаша, что с тобой? Ты знаешь, я так люблю тебя.
— Покорно вас благодарю, княжна.
— Уж не обидел ли тебя отец? — продолжала допрашивать княжна.
— Обидел меня — только не отец, княжна!
— Кто же? Кто обидел? — допытывалась Софья.
— Зачем вам об этом знать, ваше сиятельство? Ведь для вас всё равно.
— Как «всё равно»? Ты меня обижаешь, Глаша!
— Княжна, голубушка, не сердитесь на меня, неразумную, глупую. Пожалейте меня, я стою жалости… — Глаша горько заплакала.
— Успокойся, Глаша, не плачь, пойдём в горницу. Я, кстати, отдохну — я очень устала, — а вы подождите меня здесь, — сказала княжна Дуне и лакею.
Софья села в избе у стола и рядом с собою посадила Глашу.
— Ну, кто же тебя обидел, моя милая, скажи?
— Ох, княжна, тяжело мне про это говорить-то. Ну, да всё равно — слушайте: обидел меня приёмыш…
— Николай?! — с удивлением спросила Софья.
— Да, он! Насмеялся надо мною, горемычною, надругался над любовью моею. А как я любила его, княжна, да и посейчас люблю! И рада бы не любить обидчика, рада бы вырвать любовь из сердца, да не могу, не могу разлюбить его! — плакала Глаша.
Она рассказала княжне, как они слюбились, как она безотчётно отдалась Николаю; рассказала и о том, как Николай перед отъездом на войну приходил к ней и что он тогда говорил.
— Разлюбил, погубил меня; другую полюбил, а меня забыл. Краше меня нашёл, пригоже! — по-прежнему плакала Глаша.
Рассказ произвёл на княжну сильное впечатление. Ей было и больно, и стыдно за Николая.
«Так вот он такой! Теперь я понимаю, за что он разлюбил Глашу: я понравилась ему — меня он посмел полюбить! А я ещё жалела его! Нет, он не стоит сожаления», — думала в это время Софья.
— Успокойся, Глаша, — сказала она вслух, — если он вернётся с войны, то непременно на тебе женится.
— Нет, нет, княжна! Николай мне прямо в глаза сказал, что разлюбил и больше любить меня не может.
— Я скажу папе, он заставит его жениться.
— Нет, зачем же, неволей не надо. Какой он будет мне муж? Без любви не жизнь у нас будет, а каторга. Пусть его по сердцу выберет себе жену.
— Да, ты права, Глаша! Без любви не будет счастия. Но чем же тебе помочь, моя бедная?
— Спасибо, княжна-голубушка, на ласковом слове! Ведь что вам скажу: напала на меня такая тоска, что руки хотела на себя наложить. Жизни не рада. Да, спасибо, отец отвёл. А то бы с собою порешила.
— Глаша, Глаша, что ты? А про грех забыла?
— В ту пору, как топиться шла, про всё забыла.
— И думать, Глаша, об этом страшно!
— Теперь, княжна, я и не думаю. Что делать, видно, терпеть надо! Такова моя судьбина горькая.
— Ты, Глаша, заходи ко мне почаще. Как-нибудь и разгоним тоску.
Княжна Софья вернулась домой очень опечаленной, всю дорогу думала она о бедной Глаше и об её горькой участи. Она решила во что бы то ни стало женить Николая, отцовского приёмыша, на дочери мельника.
