3. Человек с далматинцем

Вечерело. Темные тени деревьев падали на красную гравийную дорожку Гоголевского бульвара, образуя причудливые переплетения. Народу было мало. Изредка встречались влюбленные парочки, жавшиеся друг к другу на обшарпанных скамейках, как большие замерзшие птицы. Впрочем, вечер был не таким уж и холодным.

Пойдя по темной аллее бульвара, Марго и отец Андрей остановились перед бронзовым Гоголем, вдохновенно вскинувшим руку в направлении рекламного щита с полуголой красоткой, показывающей, как ловко она умеет управляться со стиральной машиной. Бронзовый, жизнерадостный истукан больше походил на Хлестакова, нежели на самого меланхоличного из русских писателей. Марго посмотрела на памятник, зябко поежилась и сказала недовольным голосом:

– Ну вот он, ваш памятник. И что дальше?

– Дальше будем ждать, – ответил дьякон.

– Сколько?

– Пока не знаю. Давайте присядем.

Они уселись на скамейку. Минута прошла в молчании. Марго зевнула.

– Скажите хоть, чего мы ждем? – спросила она, доставая из сумочки сигареты.

– Не чего, а кого. Уверяю вас, если он здесь появится, мы его сразу узнаем.

Они еще немного помолчали. Марго сидела в глубокой задумчивости, забыв про сигарету, дымившуюся в ее тонких пальцах. Брови ее скорбно сошлись на переносице, темно-карие глаза смотрели растерянно и грустно. Можно было предположить, что это место напомнило ей о чем-то – о чем-то таком, что она тщетно пыталась забыть. Дьякон тоже погрузился в задумчивость. Изредка он искоса поглядывал на Марго, но ничего не говорил.

– Вы женаты? – спросила вдруг Марго, поворачиваясь к дьякону.

– Нет, не женат, – спокойно ответил отец Андрей. Казалось, он ничуть не удивился вопросу.

– Не видите смысла в институте брака?

– Напротив, если в мирской жизни есть какой-то смысл, то он заключается в институте брака и семьи.

Марго покусала нижнюю губу и спросила:

– Тогда почему?

– Просто мне не повезло, – так же спокойно ответил дьякон. – Не удалось встретить женщину, с которой я захотел бы прожить всю жизнь.

– Для брака это необязательно, – сказала Марго. – Многие женятся и по более пустяковому поводу.

– Боюсь, что это не мой случай, – ответил дьякон.

Подул ветер. Марго подняла воротник плаща, посмотрела на часики и вздохнула.

– И сколько нам еще ждать? – поинтересовалась она.

Отец Андрей невозмутимо поднял руку и тоже посмотрел на часы.

– Сейчас без десяти девять, – сказал он. – Давайте подождем еще двадцать минут.

– А что будет через двадцать минут?

– Девять часов, одиннадцать минут, – ответил дьякон.

Марго прищурила карие глаза.

– Думаете, время на остановившихся часах Тихомирова как-то связано с тем, что должно произойти здесь? – недоверчиво проговорила она.

– Через двадцать минут мы это узнаем, – ответил дьякон.

Время текло медленно. Марго то и дело поглядывала на часы. Чтобы унять волнение, она снова закурила. Выпустила аккуратное колечко дыма да так и застыла с открытым ртом. Отец Андрей вопросительно вскинул брови. Марго молча показала глазами. Он обернулся.

По темной аллее неспешной походкой шел высокий, толстый мужчина в клетчатом пиджаке. Седеющие волосы мужчины были всклокочены. Во всей его фигуре – несмотря на то, что одет он был вполне прилично – сквозило что-то глубоко запущенное, затрапезное. Словно обладатель клетчатого пиджака давно и основательно махнул на себя рукой. Высокий толстяк был совсем не похож на жизнерадостного молодца с рекламной картинки, однако на поводке он вел подвижного, поджарого пса далматинской породы.

Марго сглотнула слюну:

– Ну? – взволнованно спросила она. – И что мы будет делать дальше?

– Нужно подойти и заговорить с ним, – сказал дьякон.

– А если он пошлет нас к черту?

Отец Андрей качнул головой.

– Это вряд ли. Я просто подойду к нему и поинтересуюсь, помнит ли он профессора Тихомирова. А потом…

Марго округлила глаза.

– Вы с ума сошли? Кто же в подобных делах действует напрямую?

– А что вы предлагаете? – слегка растерявшись, спросил отец Андрей.

Марго насмешливо проговорила:

– Эх, батюшка, всему-то вас надо учить. Сперва нужно расположить его к себе, найти с ним точки соприкосновения, нащупать общую тему для разговора. Вы что, Дейла Карнеги не читали?

– Кого?

Марго махнула рукой:

– Ладно. Придется преподать вам мастер-класс. Учитесь, пока я жива.

Дьякон попытался что-то сказать, но Марго, не обращая на него внимания, вскочила со скамейки и решительным шагом направилась к человеку с далматинцем.

– Здравствуйте! – сказала она, подходя к толстяку и протягивая ему руку.

Мужчина остановился, удивленно посмотрел на Марго, затем перевел взгляд на протянутую руку.

– Вечер добрый, – пробасил он, неуверенно пожимая пальцы Марго своей огромной, неуклюжей лапой. – А вы, простите…

– Красивая собачка, – сказала Марго, глядя на пятнистого пса, с любопытством обнюхивающего ее ногу. – Это ведь далматинец?

Толстяк с любовью посмотрел на пса и широко улыбнулся:

– О да! Далматинец чистейшей воды!

– Забавный окрас, – сказала Марго. – В детстве у меня была такая же шубка – белая, с черными пятнами.

Толстяк нахмурился.

– Милая девушка, – снова забасил он, но уже далеко не так приветливо, как вначале, – возможно, мы знакомы, но я…

– Профессор Белкин, если не ошибаюсь? – услышал он над самым ухом и повернул голову.

При виде человека в рясе лицо толстяка стало еще более удивленным.

– Доцент Белкин, – поправил он. – А вы…

– Дьякон Андрей Берсенев. Мы с вами встречались на конференции в Калуге.

– Дьякон?.. А, да-да! – На пухлых губах толстяка появилась неуверенная улыбка. Он пристально вгляделся в лицо отца Андрея и облегченно вздохнул: – Теперь я вас действительно вспомнил. Это ведь вы читали доклад о раскопках на Кобяковском городище?

– Было дело, – сказал отец Андрей.

– Кхе-х! Ваша дискуссия с профессором Миллером была на редкость интересной! Хотя, как человек науки, должен сказать, что от ваших утверждений попахивает средневековой ересью. Простите, что не узнал вас сразу – все моя проклятая рассеянность. Представьте себе, сегодня утром, отправляясь на семинар, я перепутал аудитории. Аудитория пуста, как Царь-колокол, голова тяжелая – как чугунное ядро возле Царь-пушки. К тому же перед глазами все плывет. Нелепейшая ситуация! Сказать по правде, я почти запаниковал!

– Да что вы!

– Честное слово!

Отец Андрей и толстяк рассмеялись.

– Ну и как ваши дела? – поинтересовался дьякон.

– Чудесно, чудесно!

Марго кашлянула в кулак. Толстяк вздрогнул и испуганно на нее посмотрел.

– А что же, – пробормотал он, слегка наклоняясь к дьякону, – эта странная девушка с вами?

– Со мной, – кивнул отец Андрей.

Несколько секунд толстяк недоверчиво таращился на Марго, затем, будучи, видимо, по натуре человеком незлобивым и добродушным, решил сменить гнев на милость и улыбнулся.

– Что ж, раз такое дело… Вы меня представите вашей спутнице?

– Разумеется. Марго, знакомьтесь, это Владимир Иванович Белкин. Он историк.

Марго протянула толстяку руку.

– А я Марго. Просто Марго.

– Очарован! Весьма очарован! – Белкин, неуклюже поклонившись, поцеловал ей руку. – Как там у Горация? – снова забасил он. – «Эта понравится вмиг, а иная – с десятого раза».

Марго хотела ответить в том роде, что Гораций – ее любимый поэт и что она чрезвычайно рада познакомиться со столь умным и образованным собеседником, но дьякон опять все испортил.

– Владимир Иванович, вы слышали, что случилось с профессором Тихомировым? – прямо спросил он у толстяка.

– Да, слышал, – кивнул тот. – Прискорбно. Весьма прискорбно… Большая потеря для российской науки.

– Не далее как вчера утром, в сквере у Андроникова монастыря, мы с профессором беседовали о фресках Андрея Рублева, – продолжил дьякон, исподволь изучая лицо доцента Белкина. – Вернее, о том, что от них осталось.

– Андроников монастырь? – вскинул лохматую голову Белкин. – Так-так. Значит, Аскольд интересовался уничтоженными фресками? Любопытно.

– Вы с ним об этом говорили?

Белкин грустно покачал всклокоченной головой:

– Нет. Но Рублева я ценю и уважаю. Истинный был гений, не то что нынешние маляры. Какатум нон эст пиктум, как говорили древние. – Историк вдруг бодро вскинул голову и вгляделся во тьму. – Кстати, насчет какатума – кажется, мой славный песик соорудил очередную вавилонскую башню в миниатюре. С вашего позволения я на минутку отлучусь.

– Конечно.

Профессор Белкин двинулся к присевшему под деревом псу, доставая на ходу из кармана полиэтиленовый пакет.

Марго сердито посмотрела на дьякона.

– Так вы с самого начала знали, кто это? – тихо спросила она.

– Я не был уверен, – ответил отец Андрей.

– Ясно. Послали меня к нему, чтобы выставить дурой?

– Вы не спрашивали у меня разрешения.

– Но вы могли бы сказать!

– Повторяю – я не был уверен. Кроме того, я пытался вас остановить, но вы меня не слушали.

Белкин вернулся, раскрасневшийся и улыбающийся.

– Если бы вы знали, как я рад нашей встрече, друзья! – пробасил он. – Есть, правда, одно досадное «но», которое слегка омрачает мою радость. Видите ли, мои дорогие, я себя сегодня неважно чувствую. Между нами говоря, меня слегка мутит. И в голове, знаете ли… словно колокол бухает. Уж не к непогоде ли, как вы думаете?

– Мне эти симптомы знакомы, – сказал отец Андрей. – Что, если нам зайти куда-нибудь и выпить по рюмке водки с горячей закуской? За встречу.

– Вы думаете? – с сомнением в голосе спросил Белкин.

– Как говорили древние, «противное следует лечить еще более противным», – ответил на это отец Андрей.

Белкин посмотрел на дьякона с явным одобрением.

– Что ж, может быть, может быть. Вот только… зачем же куда-то заходить? По рюмке водки мы можем выпить и у меня дома. Правда, горячую закуску вам обещать не могу. Закрома мои пусты.

– Эту проблему легко решить, – встряла в разговор Марго. – Тут поблизости есть гастроном. Зайдем в него и купим все, что нам нужно.

– Да будет так! – кивнул Белкин. – Гектор! Гектор, идем, мой мальчик! Наши добрые друзья пожелали угостить нас соленой лососиной и свежайшей бужениной! Я не могу им этого запретить!

Далматинец подбежал к хозяину и ткнулся ему в ладонь мокрым носом. Затем покосился на незнакомцев и нерешительно вильнул хвостом.

– Это друзья, малыш, – сообщил псу Белкин. – Будь с ними поласковее.

Далматинец словно только и ждал этих слов. Он подошел к отцу Андрею и ткнулся носом ему в колени. Отец Андрей погладил пса по голове. Марго тоже хотела погладить, но далматинец предостерегающе приподнял черную губу, и она торопливо отдернула руку.

– Хороший мальчик, – пробормотала она, натянуто улыбнувшись.

Несколько минут спустя троица подошла к гастроному. Белкин был оживлен и болтал без перерыва. Было видно, что толстяк чрезвычайно рад неожиданной встрече, обещающей ему приятный вечер. Перед дверью гастронома Белкин остановился и, предостерегающе подняв палец, провозгласил:

– Только умоляю вас, друзья, ни в коем случае не покупайте медовую с перцем! Я не смогу ее пить!

– Почему? – поинтересовалась Марго.

– Видите ли, моя милая, с этим связана одна неприятная история. В Средние века во Фракии существовало тайное общество мессалиан. Они заключили договор с силами ада. Их даже называли borboros – нечисть. Так вот, эти самые мессалиане в ритуальных целях пожирали младенцев. Но перед этим толкли их тела в ступе, перемешивая с перцем и медом.

Марго передернула плечами.

– Умеете вы подбодрить человека, – с досадой сказала она. – Только про салат ничего не рассказывайте, иначе сегодня вечером я останусь голодной. Водку-то вы хоть пьете?

– Водку – да, – улыбнулся Белкин. – Если вы не против, я постою здесь, – добавил он. – С собакой в магазин не пускают.

Марго и отец Андрей скрылись в гастрономе, а Белкин остался снаружи. Он стоял в рассеянной задумчивости. Пятнистая собака сидела рядом с ним, неподвижная и спокойная, как сфинкс. Влажный вечерний город был ярко освещен рыжими фонарями. Снова начал накрапывать дождь. Мимо, щупая мокрую дорогу фарами и надсадно гудя, проезжали машины. В воздухе пахло бензином, мокрыми листьями и прибитой пылью. Ярко сверкали вывески баров и магазинов.

– Москва, Москва… – пробормотал Белкин, провожая рассеянным взглядом пробегающие машины. – И куда же ты мчишься, дорогая?

Наконец с покупками в руках появились Марго и дьякон. Лицо Белкина просветлело, и он шагнул им навстречу.

Квартирка у историка Белкина оказалась небольшой, но уютной. На выцветших бежевых обоях висели картины и гравюры в изящных багетах. В углу маленькой гостиной стоял торшер на витой бронзовой ножке. Стеллажи, занимавшие одну из стен, были полностью уставлены книгами. Тут же стояли фотографии – в основном черно-белые, старые, в деревянных дешевых рамках. Сквозь стекла благостно и спокойно взирали на мир лица родственников и друзей доцента, многих из которых, по всей вероятности, уже не было в живых. Несмотря на идеальный порядок, а может – благодаря ему, комната имела какой-то странный, неживой и нежилой вид.

Показав гостям комнату, Белкин увлек их на кухню. По всему было видно, что в последние годы кухня стала самым обитаемым местом в квартире. Возле мусорного ведра, приютившегося в углу, выстроились разнокалиберные бутылки, как потрепанный отряд ополченцев, проигравших бой и сдавшихся на милость врагу.

Белкин перехватил взгляд Марго, слегка порозовел и заговорил быстрым, сбивающимся голосом, суетливо размахивая руками:

– Друзья мои, устраивайтесь поудобнее и не обращайте внимания на бардак. Особенно вы, Марго. Могу себе представить, какое омерзение вызывают у вас эти litora castis inimical puellis! С вашего позволения, я на пять минут отлучусь. Мне нужно переодеться к ужину.

Историк как-то нелепо хихикнул и бочком вышел из кухни.

Марго огляделась. На кухне и в самом деле было уютно. Над столом висел оранжевый абажур с длинной бахромой. К тому же за окном шумел дождь, и от этого сидеть в теплой кухне под оранжевым абажуром было вдвойне приятно.

Пока Белкин переодевался, Марго быстро нарезала закуску и разложила ее по тарелкам. Дьякон тем временем мелко порубил зелень и посыпал ею соленую красную рыбу. Вскоре вернулся и историк. Он был одет в строгий темно-синий костюм. В петлице пиджака красовалась китайская роза.

– О боги, какая красота! – прогудел Белкин, увидев накрытый стол. – Воистину женские руки способны делать чудеса!

– Перестаньте расточать комплименты, если не хотите остаться без ужина, – строго сказала ему Марго.

Ученый приподнял брови и улыбнулся:

– Вы не любите комплименты?

– Только заслуженные. А разложить мясо по тарелкам способен даже… даже ваш Гектор.

Услышав свое имя, пес, вошедший на кухню вслед за Белкиным, поднял голову и гавкнул. Марго вздрогнула, и Белкин строго сказал псу:

– Ну? И зачем ты, хулиган, пугаешь нашу гостью? Иди, попроси прощения.

Пес вильнул хвостом и с опущенной головой приблизился к Марго. Опасливо поглядывая на пса, она коснулась пальцами его белой, гладкой головы и сказала:

– Хороший песик. Иди к папочке.

Пес, однако, не спешил отходить.

– Вы ему понравились, – с мягкой улыбкой сообщил Белкин.

Марго пожала плечами.

– Конечно. Он же кобель.

Наконец сели за стол. Выпили по первой, закусили. Лицо Белкина слегка порозовело, хотя на нем по-прежнему лежала как бы печать запустения, такого же чистого и незыблемого, какое царило в гостиной.

– А вы, отец Андрей, простите, при какой церкви служите? – поинтересовался Белкин у дьякона, ловко подхватывая вилкой кусок буженины.

– Прислуживаю в храме святого Иоанна Предтечи, – ответил тот.

– Как же вас на все хватает – и лекции читать, и в храме э-э… работать?

– В храме я прислуживаю только по субботам и воскресеньям. В будни, с благословения Святейшего Патриарха, читаю лекции в университете. Занимаюсь миссионерской деятельностью. Если, конечно, это можно так назвать.

– Отчего же нельзя? – одобрительно прогудел Белкин. – В наше дикое время без миссионеров никак. Современный человек уверен, что ежели из крана сама собой льется вода, а микроволновая печь сама печет пирожки, то и вопрос первопричины бытия решается сам собой. Однако цивилизация, даже такая развитая, как наша, не способна заменить людям Бога.

– С развитой как раз все проблемы, – вздохнул дьякон.

Белкин посмотрел, прищурившись, на вилку и сказал:

– Вы правы. Люди смотрят на звездное небо и знают, что над головами у них летают не ангелы, а искусственные спутники. Человек умудрился наследить даже на Луне. Какие уж тут тайны!

– Значит, вы разочаровались в науке? – осведомился дьякон.

– Если считать, что я когда-то был ею очарован, то да, – с печальной улыбкой ответил Белкин.

– По-вашему выходит, что наука вредит человечеству? – спросила Марго, посчитав, что и для нее пришло время вмешаться в разговор.

– Телу, конечно, нет, – ответил, поворачиваясь к ней, Белкин. – Но душе – определенно.

– Если допустить, что в теле человека действительно есть душа, – с умным видом заметила Марго.

Белкин несколько секунд смотрел на нее в упор и лишь затем ответил:

– Все в мире говорит о ее наличии. В несовершенном мире мы грезим о совершенстве, в конечном – о бесконечности. Откуда в конечном теле это знание бесконечного? Ведь если человек всю жизнь ест соль и никогда не пробовал сахара, то вряд ли он сможет представить себе его вкус. А мы представляем, причем вполне определенно. Мы просто отвыкли доверяться своему чутью. А ведь чутье надежнее переменчивой и избирательной памяти.

– И все же я на стороне науки, – сказала Марго. – По крайней мере, благодаря ей я знаю, почему я не улечу в небо, как бы высоко я ни подпрыгнула.

– И почему же? – поинтересовался доцент Белкин.

– Потому что на меня действует земное притяжение, – веско ответила Марго.

Белкин поднял голову, посмотрел на муху, ползающую по потолку, показал на нее толстым пальцем и сказал:

– Хорошо, что муха об этом не знает.

Он подмигнул дьяконул и засмеялся.

– Да ну вас! – фыркнула Марго.

Дьякон улыбнулся, потом взял бутылку и разлил водку по рюмкам.

– Лейте до краев, так я скорее напьюсь! – весело сказал Белкин. – А когда я напьюсь, я буду ужасно забавен!

После четвертой рюмки Белкин хлопнул дьякона по плечу и с воодушевлением произнес:

– Друзья мои, как я рад, что вы заглянули ко мне на огонек! Я, видите ли, человек довольно одинокий. Нет, конечно, у меня есть дочь и так далее. Но… – Белкин вздохнул. – Должен признать, дочь заходит ко мне редко. Крайне редко. Что до жены, то мы с ней давно в разводе. Ужиться с ученым непросто. Друзья мои, давайте выпьем!

Выпив пятую рюмку, Белкин удалился в туалет. Воспользовавшись его отсутствием, Марго тихо и слегка раздраженно проговорила дьякону на ухо:

– Не знаю, как вы, а я ничего не понимаю. Почему Тихомиров указал на Белкина? Что этот толстяк от нас прячет?

– Возможно, он и сам об этом не знает, – ответил отец Андрей.

– Так что же нам делать? Не можем же мы сидеть тут до бесконечности.

– Это не понадобится. Все разрешится само собой, нужно только немного подождать. Дайте ему выговориться. Наберитесь терпения.

Седьмая рюмка окончательно развязала Белкину язык.

– Историки похожи на составителей каталогов редких книг, – разглагольствовал он, качая перед лицом толстым пальцем. – Те описывают книги, которые в глаза не видели, получая информацию из вторых рук и полностью доверяя ей. Вот так же и историки. Дело в том, что в мире крайне мало первоисточников. При составлении летописи человечества историкам приходилось иметь дело с копиями. Допустим, сидит в монастыре какой-нибудь монах и переписывает ветхие страницы, которые буквально рассыпаются у него в руках от старости… Ну или возьмем ситуацию попроще: на странице древней рукописи монах увидел пятно, сквозь которое он кое-как разобрал изречение, которое не вяжется с его моральным уставом. А теперь скажите мне: что мешает монаху внести изменения в текст? Так сказать, добавить отсебятины! – Белкин усмехнулся и сам себе ответил: – Ни-че-го.

– А как же совесть и ответственность перед потомками? – поинтересовалась Марго.

– Совесть? – Белкин улыбнулся. – Наш монах – человек верующий, и совесть диктует ему изменить строчки, которые он считает крамольными или неточными, в пользу собственных религиозных убеждений.

– И что, в истории много таких примеров?

– Да сколько угодно! – пьяно улыбнулся Белкин.

– А как же религиозные тексты? В них тоже есть ошибки? – усомнилась Марго.

– А как же! Вот вы, например, знаете, что до девятнадцатого века ветхозаветный пророк Моисей изображался в Библиях рогатым? «И егда схожаше Моисей с горы – рогато бе лицо его»! – процитировал Белкин, подняв палец.

– И кто же посмел наставить благородному старцу рога? – поинтересовалась Марго.

– Рога ему наставили первые переводчики Ветхого Завета, – ответил Белкин. – В арамейском тексте слово «керен» означает и «луч» и «рог» одновременно. Вот они и перевели вместо «лучистого лица» – «рогатое лицо». С греческого варианта Ветхого Завета делались переводы на другие языки, в том числе на итальянский и русский. Так Моисей обзавелся симпатичными рожками и носил их несколько столетий, пока в девятнадцатом веке ученые не сверили заново текст и не лишили старца этой сомнительной привилегии.

– Одна маленькая ошибка, и какие последствия, – задумчиво проговорила Марго.

– Именно! А вы говорите «история»! – Белкин развязно усмехнулся. – История – дама чопорная. Она блюдет себя, как старая дева, и не спешит показывать свои морщинистые прелести первому встречному.

Отец Андрей и Марго переглянулись.

– Про морщинистые прелести – это вы здорово, – похвалила Марго. – Но как же тогда разобраться, где правда, а где выдумка?

Белкин вытянул указательный палец и ткнул им себя в висок.

– Только так и никак иначе, – сказал он.

– Застрелиться, что ли? – удивленно вскинула брови Марго.

Белкин засмеялся:

– Ну почему же сразу застрелиться? Я совсем не это имел в виду. Просто, встречаясь с проблемой, нужно всегда обращаться за помощью к здравому смыслу.

Историк подцепил вилкой кусок рыбы и сунул его в рот.

– Для того чтобы посягнуть на общепринятую истину, нужна смелость, – изрек он, усердно работая челюстями. – И эта смелость была у профессора Тихомирова. Он не боялся осуждения со стороны академического сообщества.

– А что, академическое сообщество может здорово попортить ученому кровь?

– А как же! В сущности, наука – это та же религия. Адепты ортодоксальной науки не терпят ересей и готовы сжечь на костре любого, кто посягнет на «незыблемые» истины. В свое время инквизиторы так же поступали с еретиками. Конечно, я выражаюсь фигурально. Слава богу, в наше время никто никого не сжигает. Но лишиться уважения коллег, а вместе с ним и профессорской кафедры можно запросто.

Марго ткнула под столом отца Андрея ногой.

Отец Андрей тут же прямо спросил:

– Владимир Иванович, о чем была последняя книга Тихомирова?

Белкин печально усмехнулся:

– Дорого бы я дал за то, чтобы суметь ответить на этот вопрос. Но увы… Наши пути разошлись полтора года назад, когда я на заседании кафедры поддержал противников Тихомирова. С тех пор он даже руки мне не подавал.

Белкин горестно вздохнул и снова взялся за бутылку. Марго посмотрела, как он наливает, перевела взгляд на его раскрасневшееся лицо и вдруг сказала:

– Владимир Иванович, знаете, о чем я подумала? А что, если переводчики не ошиблись? Что, если лицо Моисея и правда обросло ужасными рогами? Или вернее – наростами, как после ожогов. Ведь Бог явился к нему в виде горящего куста?

Белкин поставил бутылку и удивленно посмотрел на Марго.

– Очень мудрая мысль, – сказал он. – Свет истины способен испепелить и самого сильного духом человека. «Бога скрывают семьдесят тысяч покровов света и тьмы. И если поднять эти покровы, даже я буду истреблен!»

Звонок в дверь заставил Марго вздрогнуть.

Белкин нахмурил брови и положил ей руку на ладонь.

– Не беспокойтесь, – мягко произнес он, глядя на журналистку красноватыми, блестящими от выпитого глазами. – Это, наверно, кто-нибудь из соседей. Они постоянно заходят ко мне за солью или сахаром. А взамен поливают цветы, когда меня нет дома.

– Почему именно к вам?

– Потому что я чудовищно запаслив.

Белкин добродушно засмеялся, затем поднялся из-за стола и, все еще посмеиваясь, направился в прихожую.

– По-моему, мы зря сюда притащились, – недовольно произнесла Марго, когда он вышел из кухни. – Только время впустую потратили.

– Вечер еще не закончен, – возразил отец Андрей. – Посмотрим, что будет дальше.

Скрипнула дверь, вслед за тем из прихожей послышались приглушенные голоса. Марго напрягла слух и услышала следующий милый диалог.

– Ну что ты на меня злишься, душа моя? – тихо пробубнил Белкин.

– Опять навел в дом алкашей? – ответил ему сварливый женский голос.

– Ну зачем ты так? Ко мне зашли старые друзья. Они вполне приличные люди.

– Приличные? А пьют за свои наличные?

– Как тебе не стыдно!

– Ты лучше тень свою постыди за то, что слишком черная. Ладно. На, держи. Чего смотришь, как волк на пучок редиски? Это тебе! С почты сегодня принесли. Все, мне пора. Развлекайтесь!

– Может, посидишь с нами, душа моя?

– Вот еще!

Дверь захлопнулась. В коридоре послышались шаркающие шаги Белкина, а вскоре и сам он появился на пороге.

– Соседка заходила, – сообщил историк смущенным голосом. – Вручила мне бандероль. Вот, полюбуйтесь – без обратного адреса. Принесли сегодня днем, пока я отсутствовал.

Белкин положил сверток на стол и, не зная, что предпринять, растерянно на него уставился.

– Может, вы посмотрите, что там? – подсказала Марго, сгорая от любопытства.

– Что? Ах да, конечно!

Белкин схватил сверток и попытался разорвать коричневую оберточную бумагу, однако толстые, неуклюжие пальцы профессора отказывались производить столь сложную манипуляцию.

– Дайте сюда, – сказала Марго.

Она в два счета справилась с оберточной бумагой и извлекла на свет божий толстую книгу в коричневом переплете.

– Что это? – пробормотал, щуря близорукие глаза, Белкин.

– Книга. «Словарь астронома». – Марго быстро пролистала страницы, затем посмотрела на форзац и сказала: – Здесь надпись. В стихах.

– Надпись? – недоуменно проговорил Белкин. – Будьте добры, прочтите вслух.

– Я не мастер читать стихи. Но раз вы просите – слушайте:

– И снизу подпись: «Аскольд Тихомиров 10.54», – закончила Марго.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Белкин. – Какой истукан? При чем здесь истукан? Смахивает на какой-то розыгрыш. Да и стишок так себе.

– Да уж, не Шекспир, – согласилась Марго.

Историк тяжело опустился на стул, Марго же повернулась к дьякону:

– Что это за «десять пятьдесят четыре», как вы думаете? – тихо спросила она. – Дата?.. Но таких дат не бывает. Что же это все значит?

Отец Андрей подумал и ответил:

– Вы правы, это дата. А вернее – год. Тысяча пятьдесят четвертый.

Белкин качнул косматой головой, нахмурился и с усилием потер пальцами красный, складчатый лоб.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал он, стараясь задержать и собрать в кучу стремительно разбегающиеся мысли. – Зачем Аскольд прислал мне эту книгу? Я полтора года с ним не разговаривал и вдруг – книга. Как вы думаете, друзья, что означает этот удивительный подарок?

Марго хотела все ему объяснить, но, сообразив, что объяснения будут слишком долгими, а историк не в том состоянии, чтобы выдержать длинный монолог, махнула рукой.

– Это слишком долгая история, – сказала она. – Могу сказать одно: книга адресована не вам, хотя на конверте и стоит ваш адрес.

– Не мне? Кому же она адресована? – удивленно спросил Белкин.

– Нам. Мне и дьякону.

– Вам и… – Белкин отупело посмотрел на отца Андрея. Вновь потер пальцами потный лоб, для удобства слегка его нахмурив. – Гм… Признаюсь, я совершенно сбит с толку. Определенно мне следует пить меньше. Или, по крайней мере, перейти на более легкие напитки…

Он еще что-то бормотал, но Марго перестала его слушать. Она снова повернулась к отцу Андрею.

– Если это год, то что он означает? Что произошло в 1054 году?

Дьякон посмотрел на журналистку удивленно.

– Это одна из основополагающих дат в истории человечества, – сказал он.

Марго усмехнулась, как усмехается человек, которого только что упрекнули в невежестве, но который всем своим видом хочет показать, что не принимает упрека.

– Странно, что я о ней ничего не слышала, – с некоторым вызовом сказала Марго.

Дьякон ответил спокойно и твердо:

– Слышали. Но только позабыли. В 1054 году произошло разделение христианской церкви на православную и католическую.

– Вот оно что. И как это произошло? Напомните, а то я немного подзабыла.

– Папа Лев IX, пытавшийся закрепить свое влияние на Востоке, послал в Константинополь, к патриарху Керулларию, легатов во главе с кардиналом Гумбертом. Гумберт был человек нервный и высокомерный, он относился к Керулларию с явным неуважением, поэтому Керулларий не захотел вести с ним переговоры. Кончилось тем, что легаты написали на Керуллария акт отлучения и положили его во время богослужения на престол Софийской церкви.

– После чего кое-как унесли ноги из Константинополя! – добавил очнувшийся от забытья Белкин. – Друзья мои, простите, что перебиваю, но в тысяча пятьдесят четвертом году случилось еще одно событие. Однажды Тихомиров упоминал при мне эту дату… Если не ошибаюсь, именно в этом году случился огромный взрыв… Настолько огромный, что его наблюдали миллионы человек по всему земному шару!

Марго нахмурила тонкие брови.

– Если он был такой «огромный», то почему я нигде об этом не читала?

– Об этом можно прочесть здесь, – добродушно ответил Белкин и ткнул толстым пальцем в «Словарь астронома».

Тут набрякшие веки историка наползли на глаза, и он шумно зевнул. В борьбе пожилого доцента с хмелем побеждал хмель.

– Вы поняли, о чем он говорил? – быстро спросила Марго у дьякона.

– Кажется, да, – задумчиво ответил тот. – В тысяча пятьдесят четвертом году произошел взрыв сверхновой звезды. Такое иногда случается во Вселенной. При взрыве огромное количество энергии и вещества разлетается в стороны, и звезда начинает сиять в тысячу раз ярче.

– И такая звезда взорвалась в 1054 году?

– Да, – сказал отец Андрей. – В созвездии Тельца. Она ярко вспыхнула на небе, и свечение ее продолжалось несколько месяцев. От нее осталась Крабовидная туманность, которую и сейчас видно в телескоп. Огромное облако пыли, закрывающее часть звезд.

– И это облако имеет форму краба?

Дьякон улыбнулся.

– Вы все схватываете на лету. Еще пара таких лекций, и вас можно будет запускать в космос.

Марго скривилась.

– Не больно-то резвитесь, – пробурчала она. – Я знаю много такого, о чем вы даже не слышали, но не выпендриваюсь.

– Не сомневаюсь, – мягко сказал отец Андрей.

– Разделение христианства и вспыхнувшая в небе звезда, – задумчиво проговорила Марго. – На какое из двух этих событий намекал Тихомиров?

Тут раздался легкий всхрап. Это историка Белкина сморил алкоголь.

– Пожалуй, нам пора уходить, – сказал дьякон.

– Да, друзья мои… – очнулся вдруг от своей полудремы Белкин. – Я бы и рад еще посидеть, но не могу сосредоточиться. Следует признать, в последнее время я сильно устал… решать на выцветших страницах постылый ребус бытия… А вам желаю успеха. Если найдете клад или что-нибудь в этом роде, не забудьте поделиться.

Голова историка снова упала на грудь, и он громко захрапел.