Глава 3

Кирилл окончательно расстроился, когда нанятые им рабочие стали забрасывать землей могилу. Алексея Петровича он не знал, никаких чувств к нему питать не мог, а вот поди ж ты… Неисповедимы движения души человеческой!

Галина Ивановна тихонько всхлипывала рядом, хотя тоже видела покойного впервые и знать ничего о нем не знала, пока он не преставился.

День выдался мягкий, солнечный и – прекрасный. Под ногами шелестела разноцветная листва, голубое небо отражалось и блестело в лужах, оставшихся после ночного дождя. Листья звенели на тонкой осине, притулившейся к кладбищенской ограде. Слышно было, как врезаются в мокрую землю лопаты, как осыпается влажная земля.

Когда все было кончено, Кирилл вытащил из спортивной сумки три бутылки водки. Две отдал мужикам, которые помогли им с Галиной Ивановной похоронить дядю, чтобы помянули за упокой души. Третью открыл сам, налил себе и женщине. Они выпили.

– Поехали домой? – предложил Кирилл. Он с утра в суете и хлопотах не успел позавтракать, и теперь водка ударила в голову. Да и настроение было мрачное.

Галина Ивановна вздохнула и кивнула головой.

Она всю ночь готовила угощение на поминки – жарила курицу, делала голубцы, жаркое, пекла пироги. Тесто для блинчиков оставила в холодильнике. Блины должны быть горячими. Сейчас они с Кириллом придут, сядут за стол, чтобы все было как положено.

Так, вдвоем, они и поминали покойного. Галина Ивановна сильно опьянела, подперла голову рукой и загрустила. Никто из соседей не пришел, ни одна живая душа.

– Что же это такое, а? – спросила она Кирилла. – Почему никто не пришел?

– Странные люди…

– И когда гроб на улице выставили на прощание, ни один человек не вышел. Мало того, они даже занавески на окнах задернули, чтобы в щелку кто не выглянул! Ну и народ… Дикари какие-то.

– Я здесь недавно квартиру купил, ремонт делал, так что соседей не знаю. Но за все это время почти никого и не видел. Перепуганные они все какие-то! От людей шарахаются. Такое впечатление, что без особой нужды носа из квартир не высовывают.

– Ага, – подтвердила Галина Ивановна. – Я когда мусор выносила, с бабкой разговорилась. Она видела, как гроб привезли, спрашивала, кто умер. Ну, я ей сказала… Она как услышала, даже в лице изменилась. Нехороший, говорит, человек был – и перекрестилась. О покойном плохо не отзываются, но… Все соседи его боялись.

– Как это? – удивился Кирилл. – Почему?

– Зловредный дед был дядя-то мой! Прости, господи! Царствие ему небесное. – Женщина наклонилась, прошептала на ухо Кириллу: – И не в своем уме! Сам с собой разговаривал, кричал даже. Он ведь один жил в квартире, никто к нему не ходил. На кого он там мог кричать?

– Ну, мало ли… Старый человек, одинокий, больной. Может, у него склероз развился.

– В том-то и дело, что он здоровый был всегда как бык! Врач из поликлиники мне сказал, когда справку выписывал, что дед его за все время один только раз вызывал, за день до смерти. Сердце прихватило. Врач ему таблетки всякие прописал, уколы, а он только рассмеялся. Я, говорит, путешествовать люблю налегке. Лишний груз мне не надобен. Поэтому уколов мне никаких не делай. А потом денег ему дал и адрес мой, чтоб врач мне телеграмму послал.

– Чудной дед был, – согласился Кирилл. – Наша Серафима тоже от лекарств отказалась. Дайте, говорит, умереть спокойно! Заснула – и не проснулась. – Он помолчал. – А почему соседи его боялись? Он что, жалобы писал или надоедал им?

– Нет – тут другое! Он… сердитый очень был, нетерпимый. Если что не по нему, чуть ли не в драку кидался. Или говорил такое, что у людей глаза на лоб лезли.

Кирилл с сомнением покачал головой. Это не повод для страха. Сейчас многие старики ведут себя так же: старую жизнь не вернешь, а новая им не по вкусу. Остается только злиться на весь свет. Лучшие годы ушли безвозвратно, унесли с собою мечту о всеобщем рае. А сколько на это было потрачено сил, здоровья, юного, страстного порыва, светлых надежд? И что теперь? Одинокая, необеспеченная старость, изношенный организм, крушение идеалов… Правда, об Алексее Петровиче такого не скажешь. Деньги, судя по всему, у него водились, и на здоровье он не жаловался. Значит, просто скверный характер! Что ж, и такое бывает, сколько угодно.

– Не думаю, что желчный характер вашего дяди приводил соседей в такой трепет, – возразил он. – Должно быть что-то посущественней!

– Так я об этом и говорю! Женщина на первом этаже – торгашка; она по утрам с шофером, который за ней приезжал, слишком громко разговаривала. Даже кричала. Ну и ругалась, конечно. Вообще вела себя грубо и вызывающе: собаку свою огромную выводила без намордника, напивалась и прочее. Дядя ей сделал замечание, а она… вы можете себе представить! Обзывалась и вопила так, что весь дом переполошился. А через неделю ее собака сдохла. Потом киоск, в котором она рыбой и мясом торговала, сгорел. Муж ушел, ну, и…

Кирилл засмеялся:

– Уж не хотите ли вы сказать, уважаемая Галина Ивановна, что это все подстроил ваш дядя? По-моему, вы преувеличиваете.

– Преувеличиваю? – У Галины Ивановны сделались круглые от возмущения глаза. – Соседка, которая жила с ним на одной площадке, в угловой квартире, раз посмела его спросить, на кого это он кричит по ночам, спать не дает. Обещала в ЖЭК пожаловаться. И что вы думаете? На следующий день у нее сердечный приступ случился, прямо во дворе. Она на работу шла да так и упала. Пока «Скорая», то да се, а она уже богу душу отдала. Вот как! Мальчик с третьего этажа, который дяде нагрубил, упал с дерева и ногу сломал. Три месяца пролежал в гипсе! И так постоянно. Люди сначала сомневались, не верили, что такое возможно, а потом… Налейте мне еще водки!

Кирилл налил водки ей и себе, задумался. В порчу и сглаз он не верил. Столько сейчас всяких колдунов развелось, экстрасенсов, целителей и им подобных, что народ просто дурел! В любом совпадении, в любой неудаче привыкли винить «темные силы» или карму, как учат индусы. А на самом деле – это просто жизнь, в которой бывает такое, что нарочно не придумаешь: и хорошее, и плохое, и самое ужасное.

– О мертвых плохо не говорят. – Кирилл выпил и налил еще. Он здорово опьянел. – Дядя ваш был интересной личностью… Вон как свою жизнь сумел обставить! Но на колдуна он не похож. Вы нашли что-нибудь в квартире?

– Что именно?

– Ну, травки всякие засушенные, талисманы, карты, магический шар…

– Н-нет, ничего такого… – У Галины Ивановны уже слегка заплетался язык. – Карты есть, несколько колод. И книга, как раскладывать пасьянсы. Старик скучал один, вот и развлекался как мог. Какой из него колдун? Он всю жизнь проплавал механиком на судне, был секретарем судовой партячейки, у него грамот целая куча в комоде и благодарностей от пароходства… медаль даже есть, «Ветеран труда».

Кирилл подтвердил, что с такой биографией колдуном быть невозможно. Да и вся окружающая старика обстановка была лишена чего-то магического, необыкновенного. Она была непривычной, немного странной – да. Но и только.

– Спасибо вам, Кирилл! – сказала ему напоследок Галина Ивановна. Она заранее взяла билет на самолет и должна была уже ехать в аэропорт. – Не знаю, что бы я без вас делала! Вы хороший человек. Возьмите себе что-нибудь на память об этих проведенных вместе днях! Что-нибудь ценное. Я хочу отблагодарить вас за помощь.

Кирилл выбрал несколько трубок, дорогую табакерку, на которой была изображена императрица Елизавета Петровна, старую монету в бархатном футляре – для отца, отличный испанский нож и африканскую маску, очень старую, из потемневшего дерева.

Все остальное Галина Ивановна решила продать через год, после того как выйдут все сроки, в которые могли объявиться еще какие-нибудь наследники или претенденты на имущество покойного Алексея Петровича.

Клавдия выходила из булочной, когда увидела на другой стороне улицы Вику.

Стояли чудесные, тихие и прозрачные дни сентября. Шорох падающих листьев в сквере наводил на элегические раздумья, навевал легкую и приятную печаль. Из кондитерской доносился запах кофе и ванили. Клавдии страшно захотелось хорошего крепкого кофе с пирожными. Увы! Она едва наскребла на полбуханки черного и батон. Этого должно было хватить на три дня. Обращаться за помощью к матери ей не позволяла гордость.

Одна надежда на то, что Вика заплатит за сделанную работу. Клава вчера почти все выполнила. Деятельность фирмы «Инвест-сервис», в которой Вика работала бухгалтером, она знала как свои пять пальцев. Почти все эти годы Вика обращалась к ней за помощью по самым разным вопросам. Так что ничего нового или непонятного для Клавы в этом не было. Но вчера, разбирая бумаги, она нашла среди них вексель. От проставленной в нем суммы у Клавдии волосы встали дыбом. Такая крупная сделка осуществлялась фирмой «Инвест-сервис» впервые!

Как Вика могла, отдавая ей папку с бумагами, ни словом не обмолвиться о векселе?! И, главное, зачем она вложила вексель в папку? Документ серьезный, а дело, по-видимому, еще серьезнее. И вот бухгалтер фирмы без всяких объяснений, ничего толком не сказав, передает вексель постороннему человеку! Это неслыханно! Правда, Клавдия не совсем посторонняя, но все равно…

Боже! Что люди себе думают?! Как они относятся к своим профессиональным обязанностям?! Виктория всегда было легкомысленной, но это уж переходит всякие границы разумного! Пришла, выпила, покурила, поболтала о том о сем… хи-хи, ха-ха… и ни слова о векселе! Это же черт знает что такое!

Клавдия не спала всю ночь. Мысли о векселе на время отодвинули на второй план увольнение с работы и прочие неприятности, которые валились на Клаву одна за другой. Она решила, что сегодня непременно позвонит Вике и обо всем подробно расспросит. Не по телефону, конечно. Такая масштабная сделка наверняка является коммерческой тайной фирмы. Лучше всего будет поговорить об этом у Вики дома.

И вот – удача! На ловца и зверь бежит. Виктория Мураткина, собственной персоной, в коротеньком норковом жакете и ярком беретике, идет Клаве навстречу.

– Вика! – Клавдия испугалась, что подруга возьмет такси и тогда ее не удастся выловить до вечера. – Вика!

Она побежала через дорогу, не обращая внимания на машины.

– Вика, привет! Как хорошо, что я тебя встретила! Ты мне так нужна! – воскликнула она.

– Я в магазин приезжала, прикупить кое-что из тряпок… – Вика улыбнулась, но улыбка вышла неуверенная. – У тебя что-то срочное?

– Ты торопишься?

– Да нет… Просто неважно себя чувствую. Тошнит, и голова кружится.

Вика действительно выглядела не самым лучшим образом. Бледная, подавленная. На нее это не похоже.

– Так, может, ты… – Клавдия подумала о беременности. С Викиными похождениями такое было вполне вероятно. Здоровье у подруги было хорошее, и, кроме редкого насморка, ее ничего не беспокоило.

– Может.

Вика поняла, на что намекает Клавдия, и болезненно поморщилась. У нее и в самом деле была задержка месячных, уже больше двух недель.

– Так ты не рада? – удивилась Клавдия.

– Вот дуреха! – возмутилась Вика. – Чему радоваться-то? Ну, ладно, это мои проблемы. Слушай, давай присядем, что-то мне совсем дурно…

Она достала из сумочки носовой платок и вытерла вспотевший лоб. Над верхней губой тоже выступила испарина.

– Давай я тебя домой провожу! – испугалась Клавдия.

– Ой, Клавка, как же мне тошно! Такая черная тоска навалилась… а отчего, не знаю. Как глыбой меня какой-то придавило – ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Глаза Вики наполнились слезами. Это было так удивительно, так неправдоподобно, что Клава сама себе не верила.

Она остановила такси и назвала Викин адрес. В машине подруге стало немного лучше, она повеселела и оживилась.

Но едва они переступили порог шикарной квартиры, как Вику вырвало. Она еле успела добежать до туалета.

– О господи, что это со мной? – простонала она.

– Ты кисленького чего-нибудь съешь, – посоветовала Клавдия. Она немного завидовала Вике, даже в такую минуту.

На низком журнальном столике стояла ваза с фруктами, коробка хороших конфет, блюдо с подсохшими бутербродами с красной икрой и с нарезанным лимоном.

– Присаживайся! – Вика налила из открытой бутылки сухого белого вина себе и Клавдии. – Знакомые заходили, вино принесли, а сами пить не стали, – она положила себе в бокал две дольки лимона, отпила и поморщилась. Есть не хотелось. Было противно даже смотреть на еду. – Ты ешь, не обращай на меня внимания!

– Спасибо, только я сначала тебя спрошу кое о чем, ладно?

Вика кивнула головой. Она с трудом сделала еще пару глотков вина.

– Давай. По работе что?

– Ага. – Клавдия с трудом отвела взгляд от бутербродов. – Я в папке между бумагами нашла вексель. Ты не по ошибке его туда положила?

– Не-а… не по ошибке. Так было задумано.

– Но…

– Понимаю. – Вика не дала ей договорить. – Я все объясню. Видишь ли, тебе я могу довериться. Ты столько лет вела мои дела, и все шло без сучка без задоринки! Кроме тебя, я никому не могу сказать о сделке. У фирмы есть долги. Ты знаешь это не хуже меня. А этот вексель связан с поставкой шведского оборудования.

– Что за оборудование?

– Линия по разливу пива в мелкую тару. Сумма, конечно, баснословная. И налоги хочется заплатить по минимуму. И еще есть разные моменты. – Виктория снова отпила вина, подавляя приступ тошноты.

– Вексель на предъявителя.

– Знаю. – Вика глубоко вдохнула и закрыла глаза. – Черт, как плохо! – Непонятно было, речь идет о векселе или о ее состоянии. – Ты понимаешь, в чем суть дела?

– Думаю, да.

– Наша фирма рассчитывается этим векселем за поставку шведской линии. Ты видела сумму?

Клавдия кивнула. Это и привело ее в ужас.

– Гарантом выступает «Омега-банк». Вексель должен попасть только к нему и никуда больше. Я не знаю, как оформляется индоссамент, чтобы не было осечки. Да и, откровенно говоря, просто боюсь! Масштаб сделки, величина платежа и условия, в которых все это производится, приводят меня в оцепенение. Насколько я понимаю, руководство фирмы пустилось в это предприятие неспроста. Речь идет об избежании банкротства любым путем. – Вика перевела дух. Такая длинная тирада ее утомила. – Вексель с тобой?

– Нет. Он у меня дома. Я просто вышла в булочную, а тут тебя встретила.

Клавдии не понравилось то, что подруга ничего не рассказала ей о векселе, но теперь она пришла в еще большее замешательство. Ее худшие опасения полностью оправдывались. Сделка была рискованной и не совсем легальной. Попасть в неприятности могли все – банк, шведские партнеры и в первую очередь «Инвест-сервис».

– Так что, ты сделаешь?

Первой мгновенной реакцией Клавдии было отказаться. Потом она неоднократно жалела, что не сделала так, как подсказывала ей интуиция. Но…

– Я тебе заплачу за это отдельно, – сказала Вика, увидев, что подруга колеблется. Вексель непременно нужно было оформить до завтра.

Клавдия вспомнила о нескольких рублях, оставшихся у нее в кошельке, и… согласилась. А что ей было делать?

– Ты молодец! – повеселела Вика. – Не знаю, на что бы пришлось решаться, если бы не ты. Давай выпьем за это!

Вика сделала большой глоток вина и откинулась на спинку дивана. Ее лицо сильно побледнело.

Клавдии хотелось есть, но было неловко взять бутерброд. Пить вино на голодный желудок она не рискнула. Она посмотрела на открытую коробку конфет, потом на подругу. Вика сидела с закрытыми глазами, бледная до синевы. Можно взять конфету, пока Вика не видит. Господи, до чего она дошла! Сгорая от стыда, Клава взяла из коробки две конфеты и поспешно засунула в рот.

– Ой, как меня тошнит… прямо сердце останавливается… – сдавленно простонала Вика и встала. Пошатываясь, она направилась в туалет.

Клавдии было жаль Вику, но, с другой стороны, она сможет в ее отсутствие спокойно съесть пару бутербродов. Подруге было так худо, что вряд ли она в ближайшие несколько часов заметит, что там осталось на тарелке.

Клава всегда стеснялась, когда ее угощали. У нее был комплекс: ей казалось, что ее хотят унизить, подчеркнуть ее бедность, то, что она многого не может себе позволить, что ей предлагают остатки «с барского стола». «Подачки» – вот как она это называла наедине с собой.

Она все же взяла бутерброд и жевала его, давясь слезами, чувствуя себя чуть ли не нищенкой на благотворительном обеде. Откуда-то раздался приглушенный шум… Клавдия прислушалась. Может, Вика уронила что-то? Надо бы пойти посмотреть.

Поспешно дожевывая, она вышла в коридор. Дверь в ванную оказалась открыта. На пороге лежала Вика, на боку, неловко подвернув ногу. Ее полуоткрытые глаза закатились, из уголка рта вытекала слюна.

Клава осторожно подошла, наклонилась. Вика не дышала. Ее лицо посерело, черты лица неприятно заострились.

Клавдия присела на корточки, пристально рассматривая лежащее тело. Она была словно в трансе, не понимая, явь это или сон. По спине побежали мурашки, переходящие в сильный озноб.

«Что это стучит? – подумала Клавдия, глядя на себя как бы со стороны, не сразу сообразив, что это стучат ее собственные зубы. Ее сильно трясло. – Вика мертва?! Не может быть! Бога ради, что происходит?»

Мелькнула мысль вызвать «Скорую помощь», но…

Она порылась в сумке, достала зеркальце и поднесла его к губам Вики. Поверхность осталась девственно чистой. Клавдия лихорадочно вспоминала, чему их учили на курсах медсестер, которые она закончила сразу после школы. На шее должна быть сонная артерия! Преодолевая отвращение и страх, она нашла артерию. Ничего… Тело было еще теплое, немного влажное на ощупь. Клавдию затошнило.

Внезапно в голову пришла сумасшедшая мысль: Вику отравили?! Она, конечно, чувствовала себя неважно, пока они добирались до дома, но после выпитого вина ее состояние резко ухудшилось. Кто-то принес эту бутылку с вином, но сам пить не стал. Что, если вино отравлено?! Клавдии стало дурно. Впервые она порадовалась, что была голодна и не рискнула выпить, боялась, что голова закружится. В конце концов, самые ужасные жизненные обстоятельства могут оказаться кстати! Ее спасла случайность…

Но теперь… как она объяснит, что здесь произошло? Никого, кроме нее, с Викой не было! Как она докажет, что вино принес кто-то другой? Кто ей поверит? Денег на адвокатов и прочее у нее нет.

Клавдии стало так страшно, что волосы на голове зашевелились. Что же делать? Что же ей теперь делать?! О господи! Встав сегодня утром и подведя итоги своей жизни, она думала, что ничего более ужасного с ней уже произойти не может… Увы! Ее несчастья не кончились, они продолжаются, приобретая все более изощренные и жуткие формы.

Она бросилась к своей сумке, на ходу опомнившись и перейдя на крадущийся шаг. Соседи потом могут сказать, что слышали, как в квартире кто-то ходил… Ее все сильнее охватывала паника. Суетливо роясь в сумке, она нашла носовой платок, стала вытирать дверные ручки, вешалку… К чему еще она могла притрагиваться?

Клава вернулась к столу, вытерла стакан. Аппетит пропал. Казалось, съеденные второпях бутерброды встали поперек горла. Она обессиленно села, тут же вскочила… Ее могут застать здесь – на месте преступления. Нужно немедленно уходить, но так, чтобы никто ее не увидел. Она на цыпочках, стараясь не смотреть, обошла тело Вики.

Носовой платок! Как она могла забыть?!

Клавдия вернулась к столу, схватила платок, засунула в карман брюк. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Она поспешно оделась, подкралась к дверям и посмотрела в «глазок» на лестничную клетку. Никого не было. Путь открыт.

Зеркальце! Черт, она оставила зеркальце возле трупа!

Ругая себя последними словами, Клавдия подошла к телу Вики, подняла с пола зеркальце и положила в сумку. Ну вот, кажется, все!

Завернув руку в тот же носовой платок, она открыла замок и выскользнула из квартиры. Дверь захлопнулась с мягким стуком, который показался Клаве оглушительнее выстрела. В мгновение ока она слетела с лестницы. Никто не встретился ей по дороге, никто не обратил на нее внимания, когда она вышла из подъезда и чуть ли не бегом кинулась в проходной двор. Слава богу, кажется, все обошлось благополучно!

Она прошла мимо остановки троллейбуса, чтобы ее не могли тут случайно заметить. Хотя кто ее мог заметить? У нее и в своем-то районе почти не было знакомых, а здесь и подавно. Но у страха глаза велики.

Задыхаясь от быстрой ходьбы, Клава спустилась в метро, чуть ли не впервые в жизни радуясь сутолоке и неразберихе, толпе спешащих людей, которым не было до нее никакого дела. Уже стоя в полном вагоне, стиснутая со всех сторон пассажирами метро, женщина вздохнула свободнее. Давка ее тоже не раздражала.

«Как, оказывается, восприятие мира меняется в связи со сложившимися обстоятельствами!» – подумала она.

То, что постоянно бесило и возмущало ее, сегодня казалось благом. Даже ее невзрачный и непривлекательный вид был кстати. Ей хотелось стать еще незаметнее, раствориться в толпе, исчезнуть. И если появиться вновь, то в каком-нибудь ином качестве, в ином месте и времени.

Уже добравшись до дома и сидя на кухне за чаем, Клавдия не могла отделаться от пропитавшего ее насквозь страха. Вдруг в квартире Вики найдут ее отпечатки пальцев? Вдруг кто-нибудь видел, как они вместе входили? Вдруг…

Этих «вдруг» было такое количество, что у Клавы разболелась голова.

Если она не ошибается и Вику действительно убили, то… Что? Да что угодно! Например, вдруг ее убили из-за каких-то финансовых операций, о которых она могла рассказать кому-то? Кому, если не Клаве? Клава была в курсе всех операций фирмы «Инвест-сервис». А вдруг причиной всему – тот вексель?

Клаву затошнило от ужаса, когда она вспомнила, что куча Викиных бумаг, в том числе и злосчастный вексель, остались у нее. Что теперь со всем этим делать? Бумаги могут и наверняка будут искать, не говоря уже о векселе! Боже, во что она влипла! Как теперь выпутаться из этого кошмара?

Вряд ли Вика кому-нибудь говорила о том, что большую часть работы за нее делает подружка. Она была гордая и заботилась о своей профессиональной репутации. Значит, о Клаве никто не знает. Это хорошо. А вдруг кто-нибудь все-таки знает? И ее будут искать, чтобы убить, как Вику?

Главное, Клавдия никак не могла решить, что же делать с бумагами. Подбросить? Отослать по почте? Все казалось ей одинаково опасным. В голову приходили мысли, навеянные просмотренными детективами и книгами на ту же тему.

Клавдии захотелось спрятаться далеко-далеко, чтобы ее никто не смог найти. Она долго стояла под горячим душем, но покрытое нервными мурашками тело так и не согрелось. Забравшись под одеяло с головой, она с трудом уняла мелкую дрожь. Бесконечные «если» и «вдруг» не позволили ей уснуть до самого утра.

В промежутках между приступами страха Клава вспоминала тело Вики, которое осталось лежать там, в пустой квартире, на полу. Нужно сообщить кому-нибудь о том, что случилось. Может, позвонить в милицию? Нет, это она не заставит себя сделать. Тогда что?

Странно, но за все годы дружбы с Викой та ни словом не обмолвилась о своей семье. Есть ли у нее родители? Вообще – родственники? У Вики были любовники – это единственное, что Клава знала. Но кто они и как их отыскать, ей было неизвестно.

Впрочем, кто-то же из них должен обнаружить, что Вика… Да и фирма будет ее разыскивать. Особенно учитывая пропажу векселя.

Клава перевернулась на другой бок. Ее знобило. Оказывается, кроме Вики, у нее нет ни одной подруги. Теперь она сможет звонить только маме. И поболтать будет не с кем. Совсем. «О, боги! Как печальны ваши небеса!» Эта строчка из стихотворения, которое она написала в юности, все чаще приходила ей на ум.

Из глаз Клавдии выкатились две слезинки, прозрачные и соленые.