Глава 11
Незадолго до описываемых событий.
…Люблю тебя, но не земной любовью…
Чем дольше Глеб встречался с Алисой, чем глубже ее узнавал, тем понятнее становились ему эти слова, прочитанные ею в осыпающемся осеннем парке.
Их отношения были ни на что не похожи - ни на влюбленность, ни на дружбу, ни на интимную связь. У Глеба развивалась и крепла неодолимая тяга к Алисе, полная восхищения, жгучего интереса и стремления постичь то скрытое в ней, чего она сама о себе не знала. Любовное влечение, которое он испытывал, было странного свойства - некие мистические чары окутывали его, стоило ему оказаться рядом, достаточно близко к ней. Глеб не верил в колдовство, но иногда склонялся к мысли, что существует в мире нечто непознанное, ощущаемое на уровне инстинктов, а не ума. Безотчетное побуждение - так он мог бы назвать импульс, влекущий его к Алисе.
Когда они расставались, Глеб пребывал в напряженном ожидании новой встречи, словно в том, увидит он сегодня Алису или нет, состоял весь смысл его жизни.
Алиса же скорее испытывала его, чем питала к нему нежные чувства. Ее страсть была сродни болезненному любопытству - насколько одно существо может возыметь власть над другим, себе подобным. Кажется, ее благосклонность зависела от готовности Глеба на любое безумство, на любую жертву. Она не говорила об этом прямо, предпочитая туманные намеки. Она привела Глеба к краю пропасти и шла впереди, чудом сохраняя хрупкое равновесие.
Он знал, что это равновесие не будет долгим. Кто-то из них рано или поздно сорвется - либо она, либо он.
Когда Алиса заговорила с ним о модельном агентстве, на Глеба словно вылили ушат ледяной воды. Как?! Изысканная, непостижимая, утонченно-требовательная Алиса собирается выходить на подиум? Участвовать в замысловатых, мерзких интригах, валяться в чужих постелях ради сомнительного успеха и еще более сомнительной славы? Отчего-то работа модели для Глеба ассоциировалась с ремеслом проститутки, только более завуалированным. Девушки платили своим телом за предоставляемую им возможность нацепить на это тело модную тряпку и пройтись в ней перед публикой.
- Что в этом находит твоя возвышенная душа? - с сарказмом спросил Глеб. - Неужели тебе хочется выставлять себя напоказ, позировать перед всеми этими фотографами?
- Ты ревнуешь, - неприятно улыбнулась она. - Вообразил, что имеешь право читать мне нотации. Я их довольно наслушалась от брата, от матери. Не хватало только слушать их от тебя!
- Но это же… пошлое, постыдное занятие… и фальшивое. Как раз фальшь ты сильнее всего ненавидишь! Зачем тебе это пустое кривлянье перед публикой?
Алиса вспыхнула, взорвалась.
- Ты желаешь, чтобы я кривлялась исключительно перед тобой! - заявила она, сверкая глазами. - Тогда это будет и прекрасно, и тонко, и поэтично… Ты такой же, как все мужчины! Не вижу ничего пошлого и тем более постыдного ни в своем теле, ни в телах других женщин. Это красота, которой просто любуются… а если кто-то и вносит в свой взгляд дурные, грязные помыслы, то - именно мужчины!
Уверения Алисы, что никто до сих пор не предлагал ей ничего предосудительного и что она еще только учится, не убедили Глеба. Впервые он ей не поверил. Его охватило неистовое, дикое желание схватить Алису и увезти далеко-далеко отсюда, прочь от гибельных соблазнов столицы. Потом она опомнится, сама поблагодарит его. Они могли бы жить в лесу, вдали от всех… в просторном одиноком доме, который Глеб построит своими руками - как дети чистой, нетронутой природы… деревьев и трав, густой, непроходимой чащи: пить воду из подземных ключей и любоваться рассветом, а на закате засыпать в объятиях друг друга.
Он даже начал говорить об этом Алисе, но прикусил язык, увидев ее лицо. Оно было полно холодного, неукротимого презрения.
- Жить в лесу? - звонко переспросила она. - Это все, что ты можешь предложить? Ну и герой! А зачем, позволь узнать, ты работаешь на загородных стройках? Зачем учишься в институте, таскаешь по ночам ящики с водкой и консервами? Выходит, это ты, а не я, занимаешься кривляньем перед публикой, строишь из себя…
Ее голос сорвался, из глаз хлынули слезы.
- Я пошутил, - непослушными губами пробормотал Глеб. - Пошутил…
Примирение было мучительным, долгим и унизительным для Глеба. Ему пришлось чуть ли не мамой клясться, что на самом деле он не собирается, конечно же, жить в лесу, что это несусветная глупость, которая вырвалась у него невзначай, что… Впрочем, он и сам осознал нелепость этой идеи.
- Ты отшельник, - сказала Алиса, когда они наконец помирились. - А я еще не знаю, кто я… Но одинокая жизнь в лесу меня точно не привлекает. Это скучно, Глеб.
Больше к тому разговору они не возвращались. Алиса делала вид, что все забыто, а Глеб так и не смог успокоиться. Поскольку она ни словом не обмолвилась, в каком агентстве собирается работать (или уже работает), он решил незаметно проследить за ней. Глеб понимал, как отвратительно то, что он делает. Увы! Остановиться ему было не под силу. Мысли об Алисе стали наваждением, в котором он тонул, задыхался, терял себя. Она постоянно подталкивала его к чему-то непоправимому, страшному… замирая от предвкушения: на что он решится? Как велика ее сила воздействия на него? Полностью ли он в ее власти или есть еще, сохранились остатки собственной воли Глеба Конарева?
Алиса будто бы развлекалась, Глеб страдал. У них была интимная близость, которая только распалила его, а ее оставила почти равнодушной.
- И это все? - спросила она, сводя его с ума невинным выражением глаз.
- Потом будет лучше, - ответил Глеб.
- Потом… - повторила она, лежа на спине и глядя в потолок.
Непонятно было, какие мысли бродят в ее прелестной головке.
Итак, Глеб начал следить за ней. Он изучил расписание ее занятий в институте и в те дни, когда они не договаривались о встрече, подкарауливал Алису на троллейбусной остановке. Она никогда не спешила - гордо, степенно вышагивая по тротуару среди торопливых прохожих, смотрела по сторонам, перекладывала сумочку с плеча на плечо. Чтобы не портилась осанка. Алиса всегда наблюдала за собой, как придирчивый педагог наблюдает за подающей надежды ученицей.
Пару раз Глеб, по неопытности, из страха быть замеченным, терял ее из виду и возвращался в общежитие несолоно хлебавши. Наконец ему повезло. Алиса привела его прямиком к дверям модельного агентства. Теперь он знал, куда она ходит.
Агентство располагалось на первом этаже старого двухэтажного дома; на окнах изнутри висели жалюзи, и, даже когда горел свет, увидеть ничего не удавалось. Глеб искал в газетах рекламу этого агентства, нашел несколько неприметных объявлений о наборе девушек-манекенщиц - и все. По-видимому, дело только разворачивалось, причем без особой спешки.
Иногда к агентству подъезжали дорогие иномарки, их которых выходили вальяжные джентльмены и скрывались за дверями. Происходило это нечасто, хотя… Глеб не имел возможности наблюдать за жизнью агентства круглосуточно, поэтому делал выводы по нескольким фактам. Картина получалась весьма приблизительная.
Кроме Алисы, он видел несколько женщин в возрасте, элегантных и уверенных в себе; пять-шесть девушек, трех охранников и странного вида мужчину. Этот мужчина больше всего не понравился Глебу.
Алиса посещала агентство два раза в неделю - по вторникам и пятницам. Она приходила часам к пяти и в десять выходила. Стараясь оставаться незамеченным, Глеб провожал ее до дома и возвращался к себе. В июне сессия в институте закончилась, курсовые работы были сданы, но Алиса продолжала ходить в агентство. А Глебу пришла пора сезонной работы в строительной бригаде. Он задумался. Как быть? Оставить Алису одну в Москве, на произвол судьбы, или забрать ее с собой за город? Неизвестно, согласится ли она?
Глеб осторожно начал прощупывать почву. Нет, у Алисы и в мыслях не было ехать с ним на стройку. Как же ее уговорить? Он приводил разные доводы, но она только улыбалась в ответ.
- Мы обещали моей маме, что приедем летом погостить, - напомнил Глеб.
- Ну, разве что на пару деньков… - отмахнулась Алиса.
Эта работа в агентстве увлекла ее.
- Разве у тебя не будет отпуска?
- Какой отпуск? - удивилась она. - Я занята только два дня в неделю!
Он бы уговорил Алису, он бы непременно придумал что-нибудь убедительное… и тут случилось то, чего он не ожидал.
Однажды вечером Алиса задержалась в агентстве дольше обычного - почти до одиннадцати. Глеб, сидя в кустах, отбивался от комаров, то и дело поглядывая на часы. «Ну, где же ты? Выходи!» - мысленно заклинал он. Добираться так поздно через весь город в Медведково не хотелось. Дурные предчувствия зашевелились в душе Глеба.
В пять минут двенадцатого Алиса вышла из агентства, спорхнула по ступенькам и направилась к остановке троллейбуса. Ночь была прохладной. Алиса шла, не оглядываясь, зябко кутаясь в коротенькую кофточку. Подошел полупустой троллейбус… Глеб плюнул на конспирацию и вошел в салон вслед за девушкой.
- Что ты здесь делаешь? - удивилась она. - Следишь за мной?
- Нет… - Он отвел глаза. - Был у приятеля, вышел… смотрю, ты идешь. Одна, в темноте. Решил проводить.
- Не лги, Глеб, - рассердилась Алиса. - Это низко! Как ты смеешь преследовать меня? Мы же договорились…
- Я люблю тебя и не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось! - горячо возразил Глеб. - Если бы ты хоть такси брала по вечерам, я бы не так беспокоился.
- На такси брат мне денег не даст. Он вообще ничего не знает об агентстве.
- Возьми у меня, - предложил Глеб. - Мне выдали премию в магазине.
- Глеб! Ты просто мальчишка… Как я могу взять у тебя деньги, зная, что ты таскаешь по ночам ящики, зарабатывая их?!
Она отвернулась и стала смотреть на дорогу, расцвеченную огнями светофоров.
Если бы Глеб знал, что произойдет через четверть часа, он бы силой вывел ее из троллейбуса, он бы поймал такси, он бы… К сожалению, ничего этого он не сделал.
***
Ева два раза звонила Смирнову на мобильный, но он не отвечал. У него была ужасная привычка время от времени отключать телефон, особенно при важных разговорах.
- Безобразие! - возмутилась Ева, в очередной раз не дозвонившись.
Ей не давали покоя записи в тетрадях девушки, и она считала, что Всеслав несерьезно относится к поискам Алисы Данилиной. Он с головой погрузился в расследование смерти Рогожина, а о поручении своего друга как будто вовсе забыл.
- Это неправильно, - выговаривала ему Ева за завтраком. - Ты же пообещал Алексею Степановичу найти его сестру! Будь добр, или выполняй, или не обнадеживай людей.
Сыщик жевал, послушно кивал головой, каялся и… снова убегал по делу Рогожина и его картин.
- К обеду приду, поговорим об Алисе, - заверил он Еву. - Не волнуйся, никуда девчонка не денется. Она капризная, избалованная, привыкшая к комфорту. Вернется. Сама же написала в записке: «Когда наскучит, вернусь»!
На часах было уже три, а Смирнов так и не появился.
Не дождавшись его, Ева решила съездить в общежитие института, где учились Алиса и Глеб, на собственный страх и риск. Скоро начало занятий, и кто-то из студентов уже приехал.
Хмурый дежурный долго не хотел ее впускать.
- Мне нужен Глеб Конарев, - настаивала она. - Я из Серпухова, от его мамы. Елена Михайловна больна, у нее ревматизм, вот она и попросила меня встретиться с сыном. У меня к нему срочное дело.
- Нету его, - объяснял дежурный. - Не явился еще. Он поздно приезжает, в начале сентября.
- Почему?
- Работает! Неужто не знаешь?
Ева опустила глаза. Смирнов не одобрил бы ее самодеятельность. Но, раз она уже здесь, надо добиваться своего.
- Могу я поговорить с кем-нибудь из его однокурсников, друзей?
Дежурный сдался.
- Ладно… - вздохнул он. - У меня тут тоже сын учится, они с Глебом приятели. Скоро он придет, подменит меня на часок, а я в поликлинику сбегаю. Записался к мануальному терапевту - спина замучила. Подожди десять минут.
Сын дежурного появился вовремя. Он оказался удивительно похож на отца - такой же крепкий, полноватый и румяный.
- Это Колька, - представил парня дежурный. - А эта женщина к Глебу приехала, из Серпухова, - показал он на Еву. - Ну, вы тут поболтайте, а мне пора.
Колька приветливо улыбнулся.
- Мне очень нужен Глеб, - сказала Ева. - Как мне его найти?
- Глеб уехал в Подмосковье, - ответил парень. - Там его бригада коттеджи строит для «новых русских», а он в сезон подрабатывает.
- Куда именно он уехал? Подмосковье большое…
Колька почесал коротко стриженный затылок:
- Глеб что-то говорил…
Ева вся превратилась в слух. Она даже подошла поближе к парню, глядя ему в лицо.
- Коля, вспомните, умоляю вас! Это важно.
Парень добросовестно пытался выудить из памяти название деревни, о которой говорил Глеб. Не смог.
- Кажется, Веселки… - с трудом выдавил он. - Или нет… Оселки. Погодите… не помню точно. Может, Выселки… - Колька с сожалением развел руками. - Я к нему ехать не собирался, вот и не запомнил.
- Глеб не говорил, где хоть приблизительно эти… Выселки? Ну, как он туда добирался?
- На электричке, с Ярославского вокзала, потом автобусом. Я его провожал.
- Он один уехал?
- Один… А что случилось?
Ева покраснела от возбуждения. Еще немного, и она узнает, где обитает неуловимый Глеб.
- Понимаете, - принялась она лгать, - Глеб обещал своей маме приехать летом в Серпухов с девушкой, отдохнуть, с огородом помочь, дом починить… Она ждет, а их нет и нет! Волнуется человек. Вот попросила меня разыскать Глеба, выяснить, все ли в порядке.
- Да что ему сделается? - усмехнулся Колька. - Работает себе, деньгу зашибает. Я бы тоже поехал, да строительной квалификации не имею. Теперь строго стало, на хороший объект берут только профессионалов.
- Коля… вы ничего не путаете? - волновалась Ева. - Разве он без девушки уехал?
- Глеб встречается с Алисой Данилиной, втюрился в нее до беспамятства. Весь курс над ним потешается. Никакой другой девушки он бы с собой не взял. Он даже на вечеринках ни с кем не танцует, кроме своей Алисы. А без нее ведет себя как монах-затворник. Один поехал! Не сомневайтесь.
- Может, они с Алисой поссорились? - предположила Ева. - Глеб рассердился и не взял ее с собой.
- Кто рассердился? Глеб?! - засмеялся Колька. - Да он готов туфли ей целовать! Пыль, по которой она прошлась, собирать в коробочку и молиться на нее… Сдурел совсем! Алиса хоть и красавица, но та еще штучка - вреднющая, спасу нет! Она из него веревки вьет. Из наших пацанов никто с ней подружиться не сумел: зверь девка! Велит с десятого этажа прыгнуть - и вниз не взглянет! Чумовая… Как ей угодить, никто понять не может. Сначала-то все к ней липли - видная и это… артистичная, стихов много знает, в музыке разбирается, а после отстали. Надо быть камикадзе, чтобы с ней любовь крутить!
- Не любишь ты Алису, - заметила Ева.
- Пускай ее тамбовский волк любит! - зло сказал Колька. - Я себе девчонку попроще нашел, без фокусов.
- А с Глебом они ладили?
- Черт их разберет, - отвел глаза парень. - С Глебом об Алисе лучше не говорить - он сразу кидается, как бык на красную тряпку, разорвать готов! Чем дальше, тем сильнее бесится. А она и рада стараться! Совсем голову ему заморочила. Батя говорит, она колдунья.
- Шутишь? - улыбнулась Ева.
- Я тоже сперва посмеялся, - сказал Колька. - А теперь готов поверить. Я с ней поговорить хотел насчет Глеба. Жаль друга… доведет она его до плохого! Ну… подошел к Алисе после пары - так, мол, и так, говорю, почему ты Глеба не уважаешь? Он же сохнет по тебе! А она придвинулась ко мне вплотную, смотрит своими жуткими глазищами… и будто не слышит. «Хочешь меня раздетой увидеть?» - спрашивает. Меня всего током пробило, ей-богу! Не вру. А она - дальше. «У меня, - говорит, - зеркальце есть, поглядишь в него… и все забудешь, кроме моей красоты. Показать?» Я ей, конечно, не поверил, но сдрейфил. «Дура! - говорю. - Уйди с дороги!» И побежал по коридору прочь. Алиса стояла и смеялась мне вслед - так, что кровь в жилах застыла. Скаженная девка! Я даже забыл, зачем к ней подходил. Только через день вспомнил.
- Ты не преувеличиваешь?
- Не знаю, - махнул рукой парень. - Но Алису обхожу стороной. Как в ней все это сочетается - стихи, музыка и… разврат? Притом среди наших парней она слывет недотрогой. Точно, ведьма!
- А что за зеркальце она имела в виду?
- Врет, наверное! Обыкновенное какое-нибудь зеркало - от пудреницы… или так. Я этим не балуюсь, - смутился Колька. - Она меня нарочно испугала.
Он не сказал Еве, как при словах Алисы всколыхнулось в нем неукротимое сексуальное желание, будто жар загорелся во всем теле… и как он потом несколько ночей не спал, не в силах забыть ее глаза и тот незнакомый, горячий любовный огонь, который она в нем зажгла своей близостью. Впору было к бабке идти, выговаривать непрошеное наваждение. Еле отделался, погасил безумный пожар. Нечего удивляться Глебу, что она его водит за собой, как теленка на веревочке. Если они хоть раз спали вместе…
При этой мысли Кольку прошиб жаркий озноб. Именно так! Его всего затрясло, как осинку на ветру - только ветер тот был огненный. Парень торопливо прогнал сладчайшее видение, опомнился. В глазах просветлело, дыхание выровнялось.
И ведь что странно - пока он с Алисой Данилиной общался издалека, ничего подобного с ним не происходило. Красивая девчонка… как многие на их курсе. Ну, умная, ну, стихи читает… гордая, не такая, как все. Что-то, чего Колька не мог объяснить словами, отличало Алису от всех остальных девушек, делало ее особенной. Так, бывало, тянешься к огню… зная, что спалить может… и все же влечет тебя неведомая сила, идешь на его свет… как зачарованный. Вдруг Алиса и правда колдунья?
- О чем задумался? - напомнила о себе Ева.
- Ни о чем, - соврал Колька.
- Какое настроение было у Глеба перед отъездом?
Паренек тяжело вздохнул, выпрямился.
- Плохое… Почему - не знаю, он не говорил. Стал где-то пропадать вечерами, замкнулся.
- А когда он уехал работать?
- В середине июля.
- Без Алисы?
- Вы уже спрашивали, - разозлился Колька. - Подлавливаете? Думаете, я вру, друга покрываю? Ничего подобного. Алиса слишком изнеженных кровей, чтобы по стройкам мотаться!
Они еще немного поболтали о том о сем. Вернулся Колькин отец, красный и какой-то весь разомлевший после сеанса мануальной терапии. Ева даже засомневалась, а к врачу ли он бегал?
- Спасибо вам, - поблагодарила она отца и сына. - Вы мне очень помогли. До свидания.
Ева с удовольствием вышла на улицу, в сырую вечернюю прохладу. Захотелось пройтись пешком, подумать. Ветер дул уже по-осеннему, холодными, резкими порывами. В воздухе стоял запах увядания, прощания с летом…
Мысли Евы невольно вернулись к записке, которую оставила Алиса: «Отправляюсь в Страну чудес. Когда наскучит, вернусь». Что же она имела в виду?
