Глава 25
Ростовцев смотрел на Альбину со скрытой досадой. Ему хотелось остаться одному, а эта женщина была лишена природной деликатности. Она пришла без звонка, уселась на диван в его кабинете, положила ногу на ногу, демонстрируя безупречные колени, и спросила:
- Ты ничего не хочешь мне сказать?
- Надеешься уличить меня в убийстве Стеллы? - небрежно бросил Ростовцев. - Зря! Разве тебе неизвестно, что я не оставляю следов?
Альбина несколько раз моргнула накрашенными, аккуратно загнутыми вверх ресницами.
- Значит, это все-таки ты.
- Возможно. Теперь откажешься выходить за меня? - усмехнулся Ростовцев. - Иметь мужа-убийцу, засыпать рядом с ним… и каждый раз думать: «А проснусь ли я утром?» Жуткая перспектива! - Он расплылся в довольной улыбке.
- Зачем тебе была нужна ее смерть?
- Когда-то в молодости… я переспал с ней. От нее несло водкой, а ее плоская грудь посинела от холода и покрылась пупырышками, как у общипанного гуся. Такое ощущение, словно лобзаешь мертвечину: долгие годы оно преследовало меня, наложило отпечаток отвращения на мой сексуальный опыт. Фу! Наконец, я решил отомстить этой даме за ужасное разочарование, которое постигло меня в ту ночь.
Альбине казалось, что он нарочно сгущает краски, пытаясь вывести ее из равновесия. Он получал удовольствие, приводя людей в неистовство и наблюдая за ними. Чудовище!
- Разумеется, это не повлияет на наши отношения, - с легкой растерянностью произнесла она. - Просто я хочу знать правду.
- Какую? Зачем я убил Стеллу? Убийство нельзя объяснить, дорогая, - это словно болезнь, которая накатывает на человека и поглощает его. Он открывает дверь зверю, выпускает его… и позволяет настигнуть жертву и расправиться с ней.
Альбина невольно отшатнулась, так сузились, загорелись по-волчьи его глаза.
- Ты меня пугаешь…
Ростовцев раскатисто захохотал:
- Откажись от меня, трусливая женщина. Я ведь могу оказаться опасным маньяком! Однажды ты исчезнешь… уйдешь на прогулку и не вернешься. Или поедешь в гости к подруге… и растворишься в ночном городе, полном опасностей. Ха-ха!
- Ты шутишь? - Ей стало не по себе.
- Возможно, - с той же интонацией, что и в первый раз, повторил Ростовцев. - Тебе решать.
- Ты убил Засекина? - вырвалось у Альбины. - Признайся.
- Это сделал Зеро. Вернее, не так! Всевышний распорядился судьбой Бориса.
- А ты ему помог.
- Возможно.
Альбина передернула плечами, закусила губу. Глумливый тон Ростовцева, наглое выражение его лица, и, особенно, горящие недобрым огнем глаза, заставляли ее тело сотрясаться от нервного озноба. У нее зуб на зуб не попадал.
- Я… пойду, - пробормотала госпожа Эрман, с трудом поднимаясь с дивана. - Ты сегодня не в духе.
Сопровождаемая его молчаливым неодобрением, она подошла к двери, чувствуя себя словно под дулом пистолета. Не оборачиваясь, попрощалась.
Ростовцев вздохнул с облегчением, когда раздался стук ее каблуков в приемной, затем по лестнице вниз, уже стихая.
- Опять ты! - сказал он в пустоту, незримому для остальных «канатоходцу». - Она тебя не заметила.
- Еще бы, - ухмыльнулся тот и поманил к себе Альберта. - Ловко ты ее спровадил! Одобряю. К барьеру, враг мой! Вернее, к обрыву… загляни вниз, не бойся. Поединок над бездной, это славно. Попробуй.
- Потом.
- Не стоит откладывать, - настаивал «канатоходец». - Потом ты можешь все забыть. Как ты забыл, что происходило в ночном клубе. Ты ведь не в состоянии толком восстановить события? Кто-то отрезал у женщины прядь волос. - Он покачнулся и захихикал. - Ты шалун, мой мальчик.
Ростовцев вскочил и подошел вплотную к «канатоходцу». Того и след простыл, - как всегда. Черт бы побрал проклятого клоуна! Желая отвлечься, Альберт Юрьевич набрал номер Лики. Почему именно ее? А потому… что он раз за разом бесконечно набирал и набирал ее номер в этой безвыходной ситуации. В воображении… в прошлом… или… в будущем?
- Это вы, Альберт? - спросила девушка.
Он знал каждое ее движение, каждый вздох, каждый взмах ресниц… Откуда? Вот загадка. Он знал теперь, чего именно ему не хватало в жизни.
- Лика, - выдохнул он, не чувствуя губ и языка. - Я… люблю вас. Всегда любил. Давно.
- Это не ты говоришь! - хихикал «канатоходец».
- Что вы сказали? Я не расслышала… - прошептала она.
Ростовцев хотел повторить, но губы его не слушались. Он перестал ощущать реальность происходящего. Его манила чернота неба за окнами - огромными окнами его кабинета. Разве уже вечер? В черноте летели дождинки, посеребренные искусственным светом. Где-то за пеленой облаков пряталась томная, скользящая луна…
Ростовцев распахнул окно.
- Альберт Юрьевич! - звучало в трубке. - Альберт…
Ростовцев превозмог дурноту, тыльной стороной ладони смахнул испарину со лба.
- Лика… извините. Я перезвоню.
Он положил трубку и долго сидел, вперившись взглядом в шероховатую поверхность стены. Пустота в голове медленно заполнялась привычным шумом, - шагами секретарши в приемной, голосами охраны, писком телефона. Снова телефон?
Альберт устало взял трубку.
- Это ты? - вымолвил ровный, безликий голос.
- Я…
- Давай сразимся!
- Предлагаешь поединок над бездной?
- Почему бы и нет?
- Это ты, «канатоходец»?
- Я…
Их разговор походил на зеркальное отражение.
- Кто из нас зеркало? - прохрипел Ростовцев.
- Я конечно, - ответил голос. - Ты смотришь на меня, а видишь себя. Хочешь, поменяемся?
- Хочу.
- Тогда… - И голос рассказал Ростовцеву, что и как ему нужно делать.
Потом, когда Альберт Юрьевич опомнился, в телефонной трубке уже звучали гудки. Подчиняясь первому побуждению, Ростовцев потянулся к кнопке вызова начальника охраны, - но передумал. Что, если никакого звонка не было? Если разговор с «канатоходцем» состоялся только в его воображении? Как и сам «канатоходец», который существовал и действовал в какой-то параллельной реальности. Ростовцев никак не мог разобраться, насколько тесно переплетены эти реальности и чем мысленные картины отличаются от «общих».
«Общими» он называл те события, которые видят и слышат другие люди.
- Я проверю, - шептал Альберт Юрьевич. - Проверю… Просто поступлю так, как он предложил.
***
Подмосковная Ивановка была похожа на десятки подобных же загородных поселков, - провинциально тихих, деревянных, с большой церковью, с вокзалом и каменным центром, окруженным сельскими улочками, по которым бродили куры, буйно росли сирень, рябина и дикие яблони. Такие улочки могли тянуться до самого леса или спускаться к извилистым речушкам с мостами из прогнивших бревен, с камышовыми берегами и стайками диких уток, качающихся на зеленой от ряски воде.
- Где тут Савин живет? - спросил Смирнов у суровой, прямой, как жердь, старухи в коричневом платке.
- Через три дома, - охотно ответила она, махнула вперед костлявой рукой с крупными, загрубевшими от работы пальцами. - Прямиком иди, сынок, не сворачивай. Там у крыльца велосипед батюшки будет.
- Какого батюшки?
- Помирает он, Савин-то, - объяснила старуха, поправляя платок. - Батюшку пригласил, хотит в грехах покаяться. Ты беги, не опоздай.
Сыщик прибавил шагу. Дом, где доживал последние дни бывший преступник, стоял среди голого сада, глядел на улицу тремя окнами с раскрытыми ставнями. У забора нежно зеленели кусты крыжовника. Велосипед батюшки приткнулся у резного деревянного крыльца, как и говорила старуха. Над крышей дома курился дымок, дверь оказалась открытой, в просторных сенях пахло дровами, из горницы доносились невнятные речи.
Всеслав решил подождать, пока священник выйдет, - негоже нарушать таинство отпущения грехов. Он присел в сенях на самодельную табуретку, сбитую из необструганных досок, задумался. Сможет ли Савин говорить, позволит ли ему болезнь вспомнить далекое прошлое? Хоть бы смог!
Из горницы, неся собой свечной и ладанный дух, вышел мужчина невысокого роста, щуплый, с редкой бороденкой, с распущенными по плечам волосами. Он молча взглянул на незнакомца. Смирнов встал, поздоровался.
- Здрав будь, - мелко закивал головой батюшка. - Извини, тороплюсь. Нынче много работы! Храни бог!
Он привычно осенил незнакомца крестом и поспешил к своему велосипеду. Сыщик, чуть потоптавшись, шагнул к ситцевой занавеске, закрывающей вход в горницу. Оттуда пахнуло теплом, - в большой печи потрескивал огонь, крашеные полы блестели чистотой, в углу, на высокой железной кровати, на перине, на взбитых подушках, укрытый одеялом, лежал человек. Он чуть повернул голову и покосился на гостя.
- Ты кто такой? - проскрипел больной. - Зачем явился? На ангела не похож. Да и не придут за мной ангелы-то! Видать, быть мне бесовской добычей. - Раздавшиеся сиплые звуки, которые перешли в кашель, судя по всему, были попыткой Савина засмеяться. Несмотря на болезнь, у него сохранилось чувство юмора. - Садись, коль пришел, - откашлявшись, предложил он. - Выкладывай, чего надо.
Всеслав послушался, примостился на шатком стульчике у кровати, где перед этим, наверное, сидел священник.
- Любомир Петрович, - вежливо начал он. - Я хочу расспросить вас о Шершине. Это очень важно.
На лице больного отразилась внутренняя борьба: с одной стороны, ему не пристало болтать о былых «подвигах», с другой - жить оставалось мало, и батюшка посоветовал ему ничего не таить, покаяться во всем, что сумеет вспомнить. «Чистосердечное сожаление о прямых и косвенных злодеяниях, совершенных тобою и твоими… товарищами, - осторожно выразился он, - поможет тебе избавиться от груза грехов и получить прощение у Господа. Пришла пора облегчить душу, сын мой! Любомир - прекрасное имя, данное тебе родителями, - ты запятнал недобрыми делами и корыстными помыслами. Постарайся искупить вину искренним раскаянием. Бог милостив!»
- Что ты хочешь узнать? - прошептал Савин. - Мне трудно говорить, - горло, легкие никуда не годятся. Задавай вопросы. Буду отвечать кратко.
Годы, проведенные в криминальной среде и затем в зоне, на удивление, не засорили его речь блатными словечками.
- Шершин жив? - спросил сыщик.
Любомир Савин со вздохом прикрыл глаза.
- Думаю, нет. После разгрома… нашего дела он скрылся: по чужим документам сбежал из страны, кажется, в Китай. Ходили слухи, где-то в Шанхае его застукали и… того, убили при перестрелке. Кое-кто считает, что Дракону удалось скрыться и залечь на дно.
- Вы в это верите?
Савин качнул головой.
- Нет. Останься Шершин в живых, он бы не успокоился, пока не отомстил. Похоже, Дракон мертв. Да здравствует Дракон!
- Что вы имеете в виду? - насторожился Всеслав.
- Преемственность. Шершин носил титул - Черный Дракон, который перешел к нему от… - бывший букмекер перевел дыхание, сглотнул, - от предыдущего короля игорной мафии… Должно было перейти еще кое-что… но, кажется, не перешло. Потому так и слу… случилось…
Запаса бодрости Савину хватило ненадолго. Он замолчал, хрипло дыша. Его грудь судорожно вздымалась, глаза закрылись. «Не дай бог, потеряет сознание, - испугался Смирнов. - Или умрет. Только не это!»
Савин будто услышал его мольбу, очнулся. Каждое слово давалось ему с усилием воли.
- Сила Дракона была… заключена в жемчужине… а та пропала. И-исчезла.
- Вы серьезно? - не поверил сыщик. - Не думал, что в уголовном мире встречаются подобные суеверия. Надеюсь, это не розыгрыш?
Иссохшая от болезни рука Савина вяло приподнялась, он сделал отрицательный жест. Неужели этот любопытный парень не видит, что ему не до розыгрышей? Смерть подступила вплотную, перед ее лицом не лгут.
- Ясно, - кивнул посетитель. - Значит, когда пропадает жемчужина, иссякает и сила Дракона. Удача покидает предводителя игорной империи, и он даже может погибнуть. Я правильно понял? - Савин в знак согласия опустил синеватые веки. - Так сложилось, что эта самая… жемчужина не перешла к новому главарю вместе с титулом. Поэтому он погиб? - Старик снова опустил веки. Так ему было легче отвечать на вопросы. - Вам приходилось видеть эту жемчужину?
- Нет, - выдохнул Савин. - Ее… никому не показывали. Никогда. Мы… только слышали о ней. Она была… черная.
- Черная жемчужина?
Бывший букмекер кивнул.
- А… куда она могла деться? - спросил сыщик. - Ее кто-то украл? Ее продали? Или она потерялась?
Савин повел глазами из стороны в сторону, слабо пошевелил пальцами. Он не знал ответа.
- Украли… наверное, - все же вымолвил он. - Кто-то свой, кому доверяли… кто имел доступ… ко многим тайнам «организации», к общаку… кто захотел власти…
- Любомир Петрович, - подчеркнуто вежливо обратился к умирающему Смирнов. - Вы не предполагаете, кто это мог бы быть? Думаю, эта тема не раз обсуждалась в вашем кругу. Неужели главарь, который утратил жемчужину, и затем его преемник не пытались отыскать драгоценность и наказать виновных?
- Пы-тались… но удача отвернулась от них. Фарт ушел…
- И все же!
- Мне нехорошо… - прошептал Савин. - Да… дай капли…
На табуретке у изголовья кровати стоял кувшин с водой и бутылочка с лекарством. Сыщик поспешно плеснул в стакан воды, накапал наугад лекарство и помог больному выпить. Тот с трудом глотал, жидкость потекла по небритому подбородку…
- Ты должен мне рассказать, - перейдя на «ты», заклинал его Всеслав. - Должен. Если унесешь тайну с собой в могилу, не найдешь покоя!
Мурашки побежали по его спине от ощущения, что он уже склонялся вот так же… над ложем умирающего, произносил эти же слова. Стряхнув оцепенение, сыщик взял полотенце, вытер мокрое лицо Савина. Тот задышал ровнее, чуть порозовел, - капли возымели действие. Но времени, судя по состоянию больного, было в обрез.
- Не умирай, братец! Скажи сначала, кого ты подозреваешь!
- Он… меня выдал. Думал, я… сдохну на нарах. А я выжил, вернулся… только… так и не нашел с-суку…
- Кто он? Назови!
- Клещ… так его ребята окрестили. У него фамилия была… Клещев…
- А имя?
- Валерий Клещев… правая рука Шершина, Дракона то есть. При его предшественнике Клещ в «шестерках» начинал, быстро втерся в доверие, предан был, как собака! Во всем подражал… барина из себя корчил, знатока восточных традиций! У него тоже предки из этих… из бывших, но Шершин хоть придерживался своих законов чести, а Клещев… гнилым внутри оказался. - Ненависть блеснула во взгляде Савина, придала ему сил. Речь стала внятной, ровной. - Поп говорил, прости, мол, всех, кто тебе зло причинил! Как же такое простить можно? Клещ прикидывался верным товарищем, а сам… черное дело замыслил.
- По-твоему, жемчужину Клещ украл? - наклонился к нему Всеслав.
- Он… больше некому.
- Почему ты так решил?
Бывший букмекер дышал часто, со свистом, - видно, легкие у него совсем никуда не годились.
- Клещ на одну бабу… глаз положил… - с остановками вымолвил он. - Дурной сделался… свихнулся просто. Может, подарок царский… хотел ей преподнести, а может… занять место… главаря. Только не вышло у него. И власть, и баба… Шершину достались.
- Что ж, никто об этом не догадывался?
- Когда все налаженное стало рушиться… начались междоусобицы, стычки с ментами… посыпались облава за облавой… как-то не до размышлений было. Думали, ясное дело… разбирались… но он хитрый оказался… всех вокруг пальца обвел! - Савин закрыл глаза, сделал паузу, отдыхая. - Я уже за решеткой голову себе ломал… как да что. Прикидывал, каждую мелочь… перебирал в памяти… сопоставлял одно с другим, и дошло до меня… кто среди нас завелся. Гад ползучий! Осторожный, расчетливый… семи пядей во лбу. А Шершин до последнего ему… доверял. Знал, что… Клещ без ума от его бабы, даже гордился, - мол, вот, какого я дружка заимел… ни соперничества, ни ревности промеж нас нету.
- О какой бабе ты говоришь? - не вытерпел сыщик. - Как ее звали?
Больной устал, побледнел, он еле шевелил губами.
- Ка… Катерина. Дракон потом, когда учуял, что дело дрянь… опять же Клещу бабу с дитем поручил. Или тот сам от его имени помогал ей… сперва деньгами и заботой… а после известия о гибели Шершина в Шанхае… увез ее куда-то и сам пропал.
- Откуда ты знаешь?
- Со… сорока на хвосте… принесла. На зоне… свой телеграф… - Савин отдышался и продолжил: - Тогда же передали… что часть казны Дракона исчезла. Основные средства… лежали в Гонконгском банке, а часть… в тайнике хранилась. То ли Шершин с собой… прихватил, то ли… кто другой… захапал. Я на Клеща грешу… они с Катериной будто в воду канули. Ищи-свищи! В тайге человека найти… все равно, что иголку в стоге сена. А ты спрашиваешь… жив ли Дракон?! Он бы… глаз не сомкнул, пока не отомстил…
В горле у Савина заклокотало, захрипело, и он надолго замолчал, пережидая приступ. Всеслав лихорадочно подбирал следующий вопрос, понимая, что он может оказаться последним. Бывший букмекер был плох, не зря он вызывал к себе священника.
- У Шершина были другие женщины?
- До Катерины? - больной приподнял веки. - Была супруга… невенчанная. Он ее бросил… ради новой зазнобы.
- А дети?
- Кажется… был ребенок, но точно не скажу. Не знаю…
- У кого я еще мог бы расспросить о последнем Драконе? - без особой надежды спросил Смирнов.
- Дракон… последним не бывает… он… всегда возвращается…
Сыщик не понял, однако переспрашивать не рискнул. Савину все труднее давались слова, дыхание прерывалось, губы синели.
- У него… в Москве… было лежбище… - простонал он. - Когда… пришлось решать… где надежнее отсидеться… Шершин вы… вы-брал Шанхай. Я… пре-дупреждал… чужая земля не мать… а мачеха…
Всеслав наклонился к уху больного, задал последний вопрос, от которого многое зависело.
- Как я могу узнать Клеща? У него есть особые приметы?
- Ми… зинец…
- Что именно с мизинцем? Кривой, татуированный… отсутствует? Что?
- Н-нет…
- Нет мизинца? - догадался сыщик.
Савин в знак согласия опустил веки.
- На какой руке? На правой, на левой?
- На… ле…
Глаза больного закрылись, сознание покинуло его. Но главное он сказать успел, - у Клеща отсутствовал мизинец на левой руке. Это давало Смирнову шанс.
В горницу вошла седовласая, сгорбленная старуха, - хозяйка дома, где Савин обрел свой последний приют, - она привела фельдшера. Сыщик встал.
- Уходите, - просто сказала она. - Смерть посторонних не любит.