Глава 12

Благовещенск

Сергей Иванович с трудом загнал Гришу и Петю в ванную, заставил их помыться и уложил спать.

- Деда, расскажи сказку! - ныли мальчишки. Но ему было не до того.

- Посмотрите, который час, - сердито погрозил он пальцем. - Ваша мама потом будет мне пенять, что разбаловал вас. Угомонитесь, наконец, сорванцы!

Дети притихли и через несколько минут мирно засопели.

Дочь Куликова работала вместе с мужем в строительной фирме, и они оба мотались по командировкам. Гриша и Петя росли у дедушки с бабушкой, родителей видели только по выходным и праздникам, ничуть, впрочем, не огорчаясь по сему поводу.

Приоткрыв дверь в спальню и убедившись, что близнецы уснули, Сергей Иванович отправился в кухню, поставил чайник. За окном чернело небо, усеянное крупными звездами… такими же, как и тридцать, и сто лет назад…

Золотая тарелка луны живо напомнила ему молодость, прогулки с Катенькой, ее низкий голос, упрямый профиль, тщательно уложенные на затылке волосы и благородную линию шеи… то, как он украдкой поглядывал на ее обтянутую простым ситцем грудь и думал, как необыкновенно чувственно она приподнимается от легкого девичьего дыхания. Он так и не сумел забыть ее, вытравить из своего сердца. В самые благословенные минуты жизни перед ним возникал ее образ, - где она, как она, счастлива ли?

Через три года после разлуки с Катей Сергей Иванович женился. Его Зина оказалась доброй, хозяйственной женщиной, настоящим другом, единомышленницей, хорошей матерью, но никогда она не вызывала в его душе такого затаенного восторга, такого сладостного волнения, какое он испытывал от одного только взгляда на окна Катюши Ермолаевой, на мелькнувшую за занавеской ее быструю тень.

Чем Катенька покорила его душу, положив на нее огненное тавро, Сергей Иванович не знал. Все чаще задумываясь о смерти, о неизбежном уходе из земного бытия, Сергей Иванович ощущал в себе смутную тоску. Как бы он хотел перед концом… взять Катеньку за руку, взглянуть в ее зеленовато-серые, прозрачные глаза и забыть обо всем, бросить все и соединиться с ней в невесомом, светлом полете. А что, если смерть не только конец, но и начало?..

Сегодня вдруг позвонил Вася Дежкин, зачем-то расспрашивал о Ермолаевых: якобы ими интересуются в Москве. Кому понадобилось копаться в старой истории?

Снова в памяти возник тот решительный и страшный разговор с Катенькой в беседке городского сквера.

- Я люблю другого, - просто и жестоко сказала она, лишая его последней надежды.

- Кого?

Катя назвала имя человека, от которого Кулика бросило в дрожь. Когда он обрел дар речи, спросил только:

- Как ты могла?

- Он не такой, как вы…

- Кто это - «вы»?

- Вы все… чужие. Вы пришли из другого мира и разрушили наш.

- Помилуй, Катя! Ваш мир, как ты его называешь, сам себя приговорил, - история всего лишь привела приговор в исполнение. О чем ты толкуешь? Ты же родилась и выросла при советской власти, а того, вашего мира, даже не видела! Он остался там… в том прошлом времени.

- Время не имеет значения.

В ее ушах раскачивались, сверкали длинные серьги с зелеными камнями.

- Это он тебе подарил? - охрипшим от волнения голосом спросил Сергей.

Катины щеки покрылись румянцем, глаза потемнели, загорелись вызывающе.

- Он! Что, не нравится?

- Честным трудом на такие побрякушки за всю жизнь не заработаешь. Краденые небось. А может, и кровь на них.

- Вы, что ли, мало крови пролили? - со слезами выкрикнула она.

- Я никого не убивал, - горячо возразил Сергей. - Мой отец погиб на войне, а мама всю жизнь работала на заводе. В чем ты меня обвиняешь?

Много горьких и несправедливых слов сказали они друг другу в тот вечер, сидя в беседке, над которой висела большая желтая луна. По лицу Кати текли злые слезы, Сергей скрипел зубами и сжимал кулаки. Он ненавидел ее! И любил… Он вышел из беседки опустошенный и зашагал по ярко освещенной аллее к танцплощадке. Там играла музыка, кружились пары - девушки в нарядных платьях, юноши в модных брюках. Сергей остро позавидовал им и ускорил шаг. Куда он бежал? От самого себя не убежишь.

С тех пор он больше не видел Катю, - уплыл на рыболовецком судне по Амуру, фотографировал, встречался с передовиками производства, писал путевые заметки, издал в Хабаровске «Речную повесть», навеянную неразделенной любовью к Катеньке и полную партийного пафоса. Возомнил себя великим писателем! Но дальше нескольких рассказов и серии публицистических статей дело не пошло. За статьи о тружениках Амура Кулику присудили журналистскую премию, он вернулся в родной город, в редакцию газеты, женился, через два года родилась дочь, через три его назначили главным редактором. Какие насыщенные событиями и пустые по чувствам годы он прожил!

Окольными путями до него доходили слухи о Катеньке. Она сбежала из дома с тем ужасным человеком, вынужденная скрываться поселилась бог знает, где… родила ребенка. Ее убитая горем мать боялась выходить на улицу. Раз за разом в ее деревянном домике милиционеры устраивали засады, в надежде поймать «зятя» или хотя бы выследить его. Они рассчитывали, что Катя, соскучившись по матери, тайно придет навестить ее и что, отправившись по ее следам, оперативникам удастся взять неуловимого Черного Дракона. Такое прозвище носил возлюбленный Кати, - молодой преемник погибшего пару лет назад главаря подпольной игорной империи.

Поговаривали, что Черный Дракон был голубых кровей, имел связи с бывшими русскими эмигрантами из Харбина и Шанхая, с китайцами и японской мафией, - преступный мир многонационален, - и был одержим жаждой мести. Кому и за что он мстил? На этот вопрос мог ответить только сам Дракон. Этот человек-невидимка отличался хладнокровным мужеством, жестокостью, изворотливостью, гибким и оригинальным умом. О его рискованных авантюрах, ловких выходках, баснословном богатстве и сверхъестественной везучести ходили легенды. Утверждали даже, что по какому-то древнему зверскому обычаю он съел мозг своего предшественника, убитого в перестрелке между бандитами, и таким образом вобрал его злую энергию, став вдвое сильнее. Можно по-разному относиться ко всяким небылицам, слухам и сплетням, но человек, который их порождает, в чем-то незауряден. Черный Дракон являлся фигурой загадочной, влиятельной в криминальной среде, казнил и миловал по своему усмотрению, умел с шиком покрасоваться, притом обладал своеобразной «честью» и гордился «благородным происхождением».

Разумеется, это вопрос спорный, что считать честью и благородством, - каждый толкует сии вещи на собственный манер, - но какая-то общая составляющая у них есть: определенный кодекс поведения, которому неукоснительно следуют. Все же, невзирая ни на какие кодексы, Черный Дракон оставался бандитом и преступником.

«Что могла найти в нем Катя? Где они познакомились?» - тогда и сейчас спрашивал себя Сергей Иванович. Прожитые годы прибавили ему мудрости, но на этот вопрос он ответа так и не получил. Наверное, его задавали себе и другие люди, которые знали Катю, были близки ей, хотя… она жила, словно одинокая березка на холме, - ни подруг, ни друзей. Все радости и горести делила с мамой. Вот матери-то было тяжелее всего осознавать, какая судьба постигла ее дочь.

Однажды сухой летней ночью на окраине города вспыхнул пожар, - мгновенно занялся домик Ермолаевых, сгорел дотла вместе с хозяйкой. Пока соседи спохватились, пока ехали пожарные, остались одни угли да печная труба. Разное народ говорил, - одни грешили на Дракона: мол, сжег «тещу», чтобы ненароком его не выдала; другие склонялись к мысли, будто домик подожгла сама мать Катеньки. Не выдержало ее сердце позора и страха, не могла она допустить, чтобы из-за нее пострадали дочь и человек, которого та полюбила, кем бы он ни был. Любовь-то ведь живет по своим законам! Она по таким тропкам ходит, каких ни на одной карте не сыщешь. И нет ни у кого права ее судить.

С тех пор о Кате не было ни слуху ни духу, - никто ее не видел, никто не знал, как и где она живет. Сергей Иванович пытался наводить справки, расспрашивать то у одних, то у других людей, которые могли быть посвящены в тайну, - увы, напрасно. Вскоре после пожара жителей города взбудоражила новая весть: кто-то выдал властям Дракона, ему пришлось спасаться бегством, нелегально или по фальшивым документам переходить границу. По неподтвержденным данным смерть настигла преступника в Шанхае, - то ли от пули агентов спецслужб, то ли с ним расправились конкуренты, желающие присвоить себе его богатство и заодно избавиться от «железной руки».

Сколько ему сейчас было бы лет? - прикинул Кулик. - За шестьдесят, как и мне.

Он вспомнил фразу, давным-давно произнесенную кем-то из коллег-журналистов: дракон всегда возвращается. На Востоке верят, - дракон исчезает, чтобы когда-нибудь появиться вновь…

Москва

Стелла, бывшая жена Треусова, второй день чувствовала недомогание, - ее мучили тошнота и боль в правом боку. От этого настроение, и без того отвратительное, еще больше испортилось.

Она была разобижена на весь белый свет. В детстве ей пророчили счастливую судьбу, а на деле что вышло? Билась она, билась с Треусовым, хотела в люди его вывести… и получила благодарность! Если бы не успокоительные средства, которые Стелла принимала после бурных семейных скандалов, она заработала бы нервную горячку. Павел, правда, достиг кое-каких успехов в бизнесе, но разве сравнишь его доходы с доходами его партнеров? Начинали вместе, а потом Паша отстал, - не выдержал темпа и нагрузок, - и оказался в хвосте. Тогда как другие вырвались вперед и расхватали все призы.

Стелла подозревала, что Павел имел других женщин, будучи еще в браке, но доказать ничего не смогла. Муж отличался особым чутьем и крайней осторожностью: ни разу не дал повода обвинить себя в измене. Она выторговала небольшое содержание, двухкомнатную квартиру и забрала часть совместно приобретенных вещей. Все! Теперь ей оставалось только пускать в сторону бывшего супруга «отравленные стрелы» в виде мелких стычек по телефону, постоянных дерганий, просьб о помощи и назойливых требований внимания к ребенку.

Треусов отбивался, как мог, порой выходил из себя, а в последнее время совсем с цепи сорвался. Невозможность удовлетворить амбиции довела Стеллу до бешенства, что тут же сказалось на печени. Железное здоровье дало сбой, - или первое предупреждение. Пришлось глотать таблетки и пить минеральную воду.

- Ну, погоди у меня! - шипела сквозь зубы госпожа Треусова. - Я тебе покажу, где раки зимуют!

Она не спала ночами, придумывая наказание для бывшего супруга. Убить, что ли, мерзавца? Так ведь посадят, пожалуй. Всем известно о судебных тяжбах между ними, о взаимной вражде, о претензиях на имущество. Это мотив, за который сразу ухватятся, уцепятся милицейские ищейки! Нанять киллера? На хорошего профи денег не хватит, а с кем попало связываться опасно. Во-первых, недотепа может сам попасться и продать заказчика. Во-вторых, вдруг наемник низкого уровня от жадности возьмется потом за шантаж? Как тогда быть?

Против убийства существовал еще один аргумент: мертвый, Треусов станет неуязвимым для «стрел» бывшей жены, и тогда не на кого будет изливать желчь. С кем Стелла будет воевать? Кому досаждать? Кого винить во всех своих бедах? На кого натравливать, науськивать сына? Она просто потеряет смысл жизни. Играть с Треусовым, как кошка с мышью, изводить его, отравлять ему день за днем куда интереснее, чем одним махом покончить с ненавистным супругом. Да, Стелла все еще считала Павла мужем, - несмотря на развод, на разъезд и проживание в отдельных квартирах.

- Я не могу оставить его в покое, - корчась от бессильной ярости, ночами шептала она в подушку. - Он растоптал мои мечты, исковеркал мою судьбу! Он, словно червь, изгрыз мое сердце! Он обманул, предал меня! Он…

Стелла перестала засыпать без снотворного. По утрам ей было страшно посмотреть на себя в зеркало, - запавшие глаза, заостривший нос, бледная желтизна щек и лба, - уродливая, обтянутая сморщенной кожей старуха! Кому она теперь нужна? Треусов загубил ее молодость, выпил ее свежесть, испоганил ее красоту… измял, использовал и выбросил. Он должен ответить!

Кроме всех прочих пакостей, Стелла взялась дежурить у дома Павла. Рано или поздно она выследит его любовницу… устроит безобразную сцену, учинит скандал! Обольет соперницу и развратного мужа едкой кислотой!

Машину Стелле пришлось продать, чтобы платить адвокатам, поэтому ей негде было спрятаться от мокрого снега и пронизывающих мартовских ветров. Она вставала в семь, тепло одевалась, ехала к дому, в котором жил Павел, и не спускала глаз с его подъезда. Довольный, респектабельный вид Треусова, когда он выходил в своем светлом пальто, садился за руль новенького автомобиля и уезжал в офис компании «Кречет», выводил Стеллу из себя. Ему все как с гуся вода! А она… страдает, часами торчит на холоде, заработала насморк, теперь еще и боль в боку.

Сегодня терпение госпожи Треусовой было вознаграждено: Павел Андреевич выехал раньше обычного. Почему? Наверное, собирается к ней, - той безнравственной, подлой женщине, разлучнице, которая разрушила их семью!

Стелла побежала к дороге, останавливая первое попавшееся такси. «Давай за ним! - волнуясь, показала она водителю на машину бывшего супруга. - Не потеряй!» Она не ошиблась, - Треусов свернул в противоположную сторону от улицы, где находился его офис, влившись в пестрый поток автомобилей. Стелла кусала губы, таксист невозмутимо исполнял ее отрывистые, истерические команды.

- Не переживайте вы так, - успокоил он беспокойную пассажирку. - Мы его не упустим.

Треусов никуда не торопился и вскоре притормозил, подбирая место для парковки. Он оставил машину и направился к чайной «У Петровны». Там за высокими окнами горели лампы, - чайная открывалась очень рано и работала до полуночи, являясь местом встречи художников, актеров и женщин, которые любят поболтать, не привлекая к себе внимания. Шумная богемная публика служила отличной средой, где можно потеряться. Интересно, что привело сюда Треусова? - подумала Стелла.

- Будете выходить? - спросил Стеллу таксист.

Та опомнилась, сунула деньги, выскочила в сырость и холод улицы. Сумрачное небо низко надвинулось на крыши многоэтажек, просачиваясь между ними до голых, темных деревьев.

Треусов стоял, как бы раздумывая, заходить ему в чайную, или нет… мельком поглядывая на окна. Стелла притаилась за табачным киоском, наблюдала.

Бывший муж вел себя странно, - начал медленно прохаживаться мимо чайной, но внутрь не заходил. Ждал кого-то? Минута тянулась за минутой, госпожа Треусова замерзла и промочила ноги. Надо было все-таки обуть сапожки на толстой подошве!

Вдруг Павел Андреевич резко отпрянул в сторону, попятился и скрылся за углом дома. Неужели, он тоже следит за кем-то? Вот так поворот!

Из чайной вышли две женщины, - одна выше и стройнее, в жакете палевого цвета; другая, - в укороченном светло-зеленом пальто, в шелковой шали с бахромой. Видимо, дамы позавтракали, обсуждая сердечные тайны, сплетничая или обмениваясь новостями. Теперь, по логике вещей, обе отправятся на работу, - на домохозяек они не похожи. Те в промозглое, серое утро предпочитают не выходить из теплых квартир, - смотрят по телевизору повтор «мыльных» серий или провожают детей в школу.

Женщины раскрыли зонтики, попрощались и разошлись, - одна ловить такси, вторая к метро. Пустился мокрый снег. Стелла, погрузившись в размышления, чуть не прозевала Треусова. Тот вынырнул из-за угла, промелькнул в снежной мути… куда это? Стелла бросилась следом. Не разбирая дороги, она наступила в глубокую, полную ледяной воды лужу, на ходу ойкнула, но не остановилась. Непогода усиливалась, и не было нужды бояться, что бывший супруг заметит слежку.

Дама в зеленом пальто привела Стеллу и Треусова в подземку, где смешалась с толпой. Здесь, из предосторожности, пришлось двигаться на некотором отдалении друг от друга.

«Павел подозревает свою любовницу в неверности? - гадала Стелла. - Он ей не доверяет? Или это совершенно посторонняя дама? Впрочем, что за ерунда? Стал бы он с утра ехать к чайной, бродить под окнами, потом, оставив машину, месить грязь на улице и спускаться в метро из обыкновенного любопытства?! На него не похоже. Тогда, возможно, он решил приударить за незнакомкой? Странное место и время выбрал Треусов для завязывания интрижки…»

К платформе подошел поезд. Стелла напряглась, выглядывая, в какой вагон сядут дама в зеленом пальто и ее преследователь. В последний момент она вскочила за ними. Вскоре уже надо было выходить.

Женщина, за которой следил Павел Андреевич, глубоко задумавшись и ничего, никого не замечая, шагала по подземному переходу. На улице творилось невообразимое, - мокрый снег валил стеной, тротуары покрылись рыхлой, желтоватой кашей.

Дама в зеленом пальто направлялась к офису парфюмерной фирмы «Фелисия». Не успела она подняться по ступенькам и отряхнуться, как Треусов бросился к ней, схватил за плечо. «Почему ты мне не сказала?» - донеслось до ушей Стеллы. Она притаилась в углу между стеной дома и высоким крыльцом, замерла, вся превратившись в слух. Треусов кричал, женщина торопливо, виновато оправдывалась.

- Альбина моя подруга, - говорила она. - Нам что, нельзя чаю вместе выпить?

- Ты солгала мне! - гремел Треусов. - Сказала, что утром проводишь презентацию, а сама… О, черт! Я не первый раз вижу тебя в этой чайной! Сомнительное заведение…

- Ах, ты следишь? Поздравляю! Ну, и что ты увидел? Да, мы с Альбиной завтракаем вместе. Что здесь плохого? Ты же не с мужчиной меня застал?

Стеллу бросило в жар. Так и есть! Эта бабенка - любовница Павла! Боже, как отвратительно! Как стыдно! Он еще и ревнует, бегает за ней по пятам, словно мартовский кот!

- Какая разница? - потерял самообладание Треусов. - Мало мне досталось от идиотки Стеллы, чтобы… теперь ты водила меня за нос?! Я больше не позволю дурить себя!

Стелла с трудом стерпела, сдержалась. Ох, вцепиться бы сейчас острыми, длинными ногтями в упитанные щеки бывшего мужа… но нельзя. Надо подождать, выяснить, кто такая эта дамочка в зеленом пальто, вздумавшая крутить роман с Павлом? И кто такая Альбина, с которой они встречаются в чайной? Кстати… дама в палевом жакете показалась смутно знакомой. Уж не об Альбине ли Эрман, хозяйке салонов «Камелия», идет речь?

- Что с тобой? Пусти! - стряхнула руку Треусова его пассия. - Ты в своем уме? На нас смотрят. Дай мне пройти, я опаздываю на работу.

Треусов вынужден был отступить.

- Вечером поговорим, - пообещал Павел Андреевич. - Ты можешь проводить время со своими подругами, сколько угодно. Только не лги! Ты же клялась, что ничего не скрываешь!

- Тебе отлично известно о моей дружбе с Альбиной, - уже спокойнее произнесла дама в зеленом пальто. - Ладно, не сердись. Пока!

Она вошла в холл, а Треусов, взбешенный, остался стоять под навесом крыльца. Красный, взъерошенный, он пыхтел, как раскаленный самовар.

Стелла хихикнула, зажав ладошкой рот. Ну и ну! Треусов в роли ревнивца! Это что-то новенькое.