Глава двенадцатая
В очередной раз поругавшись с женой, Межинов хлопнул дверью и ушел на работу - разбитый, уставший, как будто ниву вспахал. Кое-как отсидел полдня, а с обеда уже в управление не вернулся. Сказал, есть оперативные встречи в городе, сам же поехал к дому Карины. Просто сидел на скамейке и смотрел на ее окна.
Он знал, что с минуты на минуту она придет. Ее рабочее время в «Анастазиуме» закончилось полчаса назад.
Во дворе играли дети. Они заставляли кошку возить тележку на колесиках, та отчаянно мяукала, норовя сбросить с себя упряжку. Рудольф Петрович невольно подумал: «А чем я отличаюсь от этой кошки? Ничем. Она даже умнее, чем я, - пытается освободиться от нежелательной тележки. Почему я всю жизнь делаю не то, что хочу, а то, чего от меня ждут другие люди?»
По волне трепета и острого волнения, охватившей его, он догадался: приближается Карина. Стук ее каблучков по асфальту отсчитывал время его жизни, тогда как все остальное он называл прозябанием. Он жил ожиданием… встречи, звонка, ее случайного взгляда, улыбки, хмурого приветствия. Не будь Карины, Межинову стало бы безразлично почти все. Он не задумывался, весела ли она, грустна ли, хочет ли его видеть или наслаждается одиночеством, какой у нее характер и привычки. Она была словно куст, утыканный шипами, которые наносили ему рваные раны - но этот куст прятал внутри густой листвы плоды, полные наркотического сока.
- Я могу дышать только рядом с тобой, - однажды сказал он Карине. - Ты питаешься моей кровью и моей душой. А взамен даешь немного сладкого опьянения. Когда я трезвею, начинается «ломка». И я снова готов на все, чтобы оказаться рядом. Не понимаю, как тебе это удается.
Она молчала, глядя сквозь него своими черными глазами. Именно так… сквозь. Она была близко, но мечты уносили ее прочь, и Карина им не противилась.
- Рудо-о-ольф, - нараспев произнесла она, поравнявшись со скамейкой. - Что ты здесь делаешь?
Как будто она не знала! Он вскочил, ткнулся губами в ее щеку. Спросил, замирая:
- Ты никого не ждешь сегодня?
- Я всегда жду… - загадочно ответила она и улыбнулась. - Ладно, идем. Ты купил чего-нибудь выпить?
- Да, коньяк, твой любимый.
В ее квартире стоял аромат иланг-иланга. Окна были занавешены синими шторами.
Карина извинилась и закрылась в ванной, через минуту зашумел душ. Межинов, предоставленный самому себе, уселся в кресло. На стене, в маленькой нише с подсветкой, висела картина: сумерки, старинный замок с каминными трубами на крыше, с остроконечной башней, утопающий в зелени; в окнах горит свет. Замок обнесен каменной стеной; слева, на фоне сумеречного неба - огромные, почти вровень с крышей, черные ели.
Раньше этой картины не было. Новый подарок любовника? Рудольфа пронзила колющая боль в груди. Он едва дождался, пока Карина выйдет из ванной.
- Что это? - спросил он, указывая на картину.
Ее лицо стало печальным.
- Майерлинг, - ответила она. - Императорский охотничий замок, расположенный недалеко от Вены. Здесь больше века назад покончили жизнь самоубийством наследный принц австро-венгерского престола и его возлюбленная, баронесса Мария Вечера. Сначала он застрелил ее, потом себя. Перед этим эрцгерцог подарил Марии кольцо с выгравированными буквами ILVBIDT.
- И что сие означает?
- «In Liebe Vereint Bis In Den Tod» - «Любовью соединены на смерть».
- Потрясающе! - с иронией воскликнул Межинов. - Я сейчас заплачу!
- А меня эта история захватила с детства, - призналась Карина. - В ней есть какая-то страшная и романтическая тайна. Поэтому, увидев картину, я сразу ее купила.
Ее ответ успокоил жгучую ревность подполковника. Значит, это не подарок. Карина лгать не стала бы, ей доставляло удовольствие мучить его.
- Там сейчас музей? - поинтересовался Межинов, внимательно рассматривая изображенный на картине замок.
- Нет. Кажется, кармелитский монастырь. Кстати, знаешь, как звали эрцгерцога? Рудольф…
Межинову показалось: темная, холодная тень легла на него при этих словах.
- Шутишь? - пробормотал он, не в силах отделаться от накатившей тоски.
Карина медленно, глядя ему в глаза, покачала головой.
- Это не шутка. Эрцгерцог Рудольф, сын императора Австро-Венгрии, и прекрасная баронесса Мария были найдены мертвыми в Майерлинге, в спальне наследника. У них были прострелены головы.
- Представляю себе это зрелище, - прошептал подполковник. - Ты боишься смерти?
- Нет, - легко сказала она.
У Рудольфа Петровича мурашки побежали по всему телу. Он налил полную рюмку коньяка, выпил одним глотком. Черные глаза Карины пожирали его.
- Как идет твое дело о женщинах, умерших при невыясненных обстоятельствах?
- Зависло, - мрачно изрек Межинов.
- У моего… у Игната был день рождения, - сказала Карина. - Мы собирались узким кругом. Серебровы чествовали главу семьи!
Подполковнику давно хотелось спросить, почему Карина называет отца и мать Игнатом и Зоей, а бабушку - Полиной. Она чувствовала себя чужой в семье и, не скрывая, говорила об этом.
- Почему ты называешь своего отца Игнатом?
- А как прикажешь к нему обращаться? Папуля? Они далеки от меня, все трое. Я с детства считала себя кукушонком, подброшенным в чужое гнездо. Не могла дождаться, пока стану самостоятельной, избавлюсь от их опеки.
- Но они любят тебя.
Карина немного подумала, отпивая коньяк маленькими глотками.
- Наверное. Кто же не любит собственных детей? У людей так не принято. Хотя… если честно, я у них как кость в горле. Они ужасно напрягаются при мне, становятся механическими куклами, внутри которых встроен образец поведения. Не дай боже отклониться от него! Впрочем, я не об этом. Терпеть не могу жаловаться! - В ее глазах закипели злые слезы, губы дрогнули. - Понимаешь… Зоя плохо себя чувствовала, за столом она почти ничего не ела и не пила.
- Заболела? - из вежливости спросил Рудольф.
- Похоже на то. Ей было дурно, но она пыталась не подавать виду. И рассказала какую-то дикую историю о призраке, у которого она взяла кольцо. Вот мы сейчас говорили о кольце, подаренном наследным принцем Марии Вечера, и я вспомнила ее слова.
- Твоя мать говорила о призраке? Тебе не послышалось? - удивился подполковник.
- Ну… о чем же еще? Она шла вечером по аллее, вдруг из-за деревьев появилась какая-то безмолвная фигура, протянула ей кольцо и скрылась.
- Куда?
- Она с перепугу не заметила. Сунула кольцо в карман, а потом забыла об этом. Вскоре кто-то позвонил ей по телефону и напомнил о кольце, сказал: «Ты обручилась со смертью!» Как тебе это нравится?
- Совсем не нравится, - серьезно ответил Межинов. - Ужасно не нравится.
- Полагаешь, она это выдумала? У нее «крыша» едет?
Подполковник молчал, сжав зубы. Что происходит? Не хватало, чтобы в семье Карины…
- Твоя мать показывала то кольцо? - спросил он, предвидя ответ.
- Да, - сказала Карина. - Дешевенькое позолоченное колечко. Ширпотреб.
- Говоришь, она заболела? А чем?
- Не знаю. Бабушка считает, что это климакс: сердце пошаливает, обмороки. На фоне кашля получается целый букет.
- Кашель-то откуда?
Карина пожала плечами.
- Бронхит никак не проходит. То стихает, то обостряется.
***
Господин Смирнов решил никого больше не обременять расспросами и отправился в Березин. Городок представлялся ему тихим провинциальным болотом, с большинством деревянных домов, с маленькой речушкой, текущей между живописных берегов, со старой церковью, с центром из нескольких административных зданий, парой магазинов и запущенным вокзалом. Примерно так все и выглядело.
Еще в Москве сыщик отыскал на карте сие «легендарное» место - железная дорога обходила его стороной. Значит, придется добираться машиной.
По мере удаления от столицы дороги становились все хуже. Леса по сторонам дышали свежестью и покоем. Хотелось выйти из машины, упасть в густую траву и смотреть в высокое, ясное небо.
Любуясь красотами подмосковной природы, Всеслав умудрялся одновременно думать о деле. Ему нужно будет отыскать в Березине людей, которые помнили бы Екатерину Зотову, в замужестве Рудневу, и Мавру Виленину, в замужестве Ершову. Обе дамы давным-давно покинули благословенный городишко, и, учитывая их возраст, свидетелей проведенных ими здесь молодых лет может не оказаться.
«Не существует людей, которые не оставляют после себя следов, - размышлял сыщик. - Где-то они жили, с кем-то были соседями, друзьями, где-то работали, кому-то симпатизировали, кто-то был ими увлечен, кому-то они насолили, в кого-то были влюблены. Жизнь состоит из непрерывной череды мелких событий, проходящих через человеческое сознание и обязательно запечатленных там красками эмоций. Чем сильнее пережитое ощущение, тем прочнее закреплено в памяти событие».
Время пролетело незаметно, и Смирнов свернул влево, как советовал указатель с надписью «Березин».
Городок лежал на возвышенности, утопая в зелени. Сады и огороды спускались к прудам; через обмелевшую речку были переброшены мосты из бревен, с дощатыми настилами. Речка зарастала камышом и осокой. Деревянные дома украшали резные ставни, наличники и флюгеры на крышах. По окраинам тянулся чистый, прогретый солнцем сосновый лес. Оттуда тянуло пряным запахом хвои и смолы. Самая оживленная улица Березина упиралась в работающую лесопилку. Сложенные штабелями доски источали запах свежераспиленного дерева.
За час сыщик объездил все, что можно, и знал теперь расположение улиц, центр, окраины, успел побывать на кладбище, большая часть которого покрылась непролазными зарослями зонтичных трав, бузины и дикого шиповника. Проржавевшие кресты, остатки могил едва виднелись среди этих «джунглей».
Всеслав бесцельно бродил по кладбищу, не до конца понимая, зачем он это делает. Может быть, разыскивает, где похоронены Зотовы: родители или другие родственники Екатерины Максимовны?
Смотритель кладбища, пропитый до мозга костей мужичок неопределенного возраста, с пегими редкими волосами, худой и красный, жил неподалеку. Вместо забора его неухоженный дом окружали кусты боярышника и крыжовника. Мужичок хмуро посмотрел на незваного гостя.
- Чего надо? - злобно спросил он.
Видимо, денег на водку или самогон не было, а выпить хотелось, жгло изнутри нестерпимо. Бутылка «Столичной», которую сыщик как бы между прочим достал из пакета, сотворила чудо. Мужичок просиял, весь как-то распрямился, в его мутных глазах появился интерес. Он потянулся к бутылке, но приезжий охладил его пыл.
- Это потом, - сказал он. - После разговора.
- О чем гутарить будем? - оскалился смотритель. - Хоронить, что ль, кого собираешься? Али могилку какую ищешь?
- Угадал, дед, ищу. Поможешь?
- Какой я тебе дед? - возмутился мужичок. - Мне только шестьдесят семь годков стукнуло!
- Ну, извини, - усмехнулся Смирнов. - Как же тебя величать-то?
- Авдеичем кличут.
- Меня, Авдеич, интересуют Зотовы. У тебя книга какая-нибудь есть с записями, кто где похоронен? Или план кладбища?
- Есть, как же не быть, - судорожно сглотнул, глядя на бутылку, мужичок. - Нести, что ли? Или в дом зайдешь?
- Идем, пожалуй, в твои хоромы.
Внутри дома было не убрано, над столом гудели мухи. Смотритель открыл видавший виды шкаф, вытащил толстую книгу, послюнил палец и принялся ее листать.
- Зотовы… - бормотал он, щуря глаза, - Зотовы… Есть Зотовы. Тут их несколько, и все рядышком лежат. Тебе кого надо? Серафима, Максим, Ефросинья…
- Раз могилы рядом, какая разница? - перебил его сыщик. - Покажешь, где?
- Могилы мы вряд ли найдем… в старой части кладбища сравнялось все, кустами поросло. Никто не приходит, не ухаживает. Видно, оборвался род Зотовых, или разъехались потомки, кто куда. Ладно, пошли… авось набредем на что-нибудь.
Мужичок бодро потрусил к кладбищу, Смирнов - за ним. Пробираясь через заросли, они натыкались на остатки крестов, железных пирамидок и камней.
- Тебе повезло, - обернулся к приезжему Авдеич. - Здесь могилка ухоженная имеется, люди, кажись, есть. Поговори с ними. Раньше-то все друг друга знали. Может, эти люди тебе больше моего про Зотовых расскажут. Я что? Я - вроде сторожа.
И правда, заросли неожиданно расступились, открыв взгляду сыщика двойное захоронение, обнесенное свежеокрашенной оградой. В нос ударил запах краски. Банка от нее валялась тут же, - Авдеич споткнулся и выругался. Внутри ограды копошилась пожилая женщина.
- Ну, приблизительно я тебя привел, - заявил смотритель, делая широкий жест рукой. - Где-то тут ищи Зотовых. Давай бутылку, что ли?
- На.
Авдеич схватил водку и ринулся обратно через кусты. Через минуту он скрылся в гуще зелени. Женщина, выпалывавшая траву на могилах, выпрямилась и обернулась.
- Здравствуйте, - вежливо сказал Всеслав. - Вы случайно не знаете, где Зотовы похоронены? Я их родственник, приехал издалека, хотел могилки проведать… да не найду никак.
- Зотовы? - Женщина задумалась, сдвинула брови. - Они вон там, где шиповник разросся, вы не проберетесь - колючки! - только одежду испортите. С тех пор, как баба Фрося померла, за могилами уж никто не смотрел. У Зотовых две дочери, обе уехали. Бабка их растила из последнего, во всем себе отказывала, а они ее похоронили, и на том крест!
- Почему? - боясь спугнуть удачу, осторожно спросил сыщик.
- Старшая, Валька, замуж выскочила за военного - только след простыл. А младшая, Катерина… ох-хо-хо… обидела ее судьба. Вот она и убежала, куда глаза глядят! Больше ее в Березине не видели.
- Что же с ней случилось?
- Старая история… ее мало кто помнит, - вздохнула женщина. - Столько лет прошло. Вам-то зачем?
- Сестры Зотовы уже умерли, так что ругать вас за болтливость некому, - улыбнулся Смирнов. - А мне интересны подробности, касающиеся нашей семьи. Мы хоть и дальняя, но родня.
Женщина с пониманием кивнула. Ей самой вдруг захотелось вспомнить молодость, беззаботные золотые деньки. Не всем они такие выпали!
- Мы с Зотовыми по соседству жили, поэтому все на моих глазах происходило. Парень, которого Катерина любила, взял да и бросил ее ради другой. Она ходила сама не своя, едва умом не тронулась от горя-то. Видать, шибко он ей по сердцу был! Ну… делать нечего, насильно мил не будешь. Жених ее с новой возлюбленной миловался, а Катя ходила черная, будто окаменелая. И вдруг он занедужил, расхворался, чахнуть стал… и вскоре умер. Как гром среди ясного неба! Катерина пришла попрощаться с ним, а на нее пальцами показывают: извела, мол, парня, в отместку за измену. Нехорошие слухи о ней ходили - будто бы она вернуть жениха хотела при помощи колдовства. А когда не помогли чары, то сделала ему «на смерть», порчу такую. Доказать ничего не докажешь - умер парень от болезни, кашлял, что-то вроде чахотки подхватил. Я точно не помню уже, всякое болтали. Катя переживала ужасно, в церковь даже ходила… молилась, исповедовалась, свечки ставила. Клялась и божилась, что не виновата. Но… на чужой роток не накинешь платок. Доконали ее слухи эти, сплетни, перешептывания - она и бросила все: работу, дом… и уехала. Домишко у Зотовых ветхий был, развалился скоро, а Катерина больше в Березин не вернулась. И правильно. После такого парни к ней на пушечный выстрел не приближались, на работе коситься стали… в общем, исковеркали ее жизнь дурацкие выдумки.
- А где она работала? - уточнил сыщик.
- В больнице, медсестрой. Сами подумайте, с такой репутацией - кто ей свое здоровье доверит? Она переходила из одного отделения в другое, а что толку-то? Больница у нас одна, городок маленький… в общем, пришлось ей уйти.
В кладбищенских зарослях пели птицы, запах свежей краски перебивал все остальные запахи. У Смирнова кружилась голова от близости к разгадке. Неужели вот так все просто?
- Если Катерину подозревали в колдовстве, значит, у нее были такие наклонности? - спросил он.
Бывшая соседка Зотовых всплеснула руками.
- Да вы что? Откуда? Мы ни о чем подобном и не слыхивали! Вы будто тех времен не помните. Какие колдуны при советской власти? Это сейчас их развелось без счету. А тогда, если какая бабка ворожила втихаря или хвори заговаривала, травками целебными приторговывала, так она с оглядкой жила, со страхом. Все в тайне держала. А чтобы порчу наводить… ни-ни. Хотя… шептались бабы про одно место…
- Какое?
- Я-то не верила. Болтали про «собачий дом»… ерунда ужасная! Вроде бы жили там странные люди, а когда умерли, осталась после них собака. Никто ее не видел, только слышали ее вой, а лунными ночами она якобы превращалась в красавицу женщину. Так дом и прозвали - «собачий». Никто в нем не селился, да и стоял он в самом конце улицы, у леса. Потом, через несколько лет, в доме появилась жиличка, пришлая девка, худыми делами промышляла. Туда вроде бы бегала Катерина… Вранье, наверное. Людям дай волю, они такое насочиняют! А может, и жил там кто - мало ли бесприютных на свете, сирых да убогих? У страха-то глаза велики… и любителей приукрасить события полно. Им человека оборотнем сделать - раз плюнуть!
- Сохранился еще тот дом? - спросил Смирнов.
Женщина удивленно посмотрела на него, засмеялась.
- И вы клюнули? Выдумки все это! Дом тот сгорел, на его месте сейчас лесопилка. И никакой нечистой силы.
Напоследок он спросил про Мавру Виленину, не знакома ли бывшей соседке Катерины такая фамилия.
- Нет, - с сожалением ответила та. - Не знаю. Она тоже здесь похоронена?
Теперь пришла очередь Всеслава сказать «нет». Итак, с Вилениной-Ершовой ему не подфартило. Увы.
С кладбища сыщик вышел на дорогу, к машине, насвистывая. У него поднялось настроение. Солнце пригревало. В густой траве гудели пчелы. Авдеич, выпивший и счастливый, помахал ему рукой.
«Хорошо, что я послушался своей интуиции и пошел не в архив, а сюда. Ну, дали бы мне бывший адрес Екатерины Зотовой… а толку? Соседи - кто умер, кто переехал, годы прошли. А на кладбище никто никуда не переезжает, соседи не меняются. Последнее пристанище! И обстановка располагает к откровенности - тишина, покой, понимание тщеты всего земного. Птички чирикают, - подумал Всеслав. - И люди склонны к ностальгическим воспоминаниям. Я молодец! Ева бы меня похвалила».
Поскольку вместо «собачьего дома» на нечистом месте шумела лесопилка, кроме как в больницу, где тому лет тридцать назад работала Катя Зотова, идти было некуда. И господин Смирнов отправился к двухэтажным каменным корпусам больницы. Он обратился к главному врачу - надменной, прямой, как палка, даме лет сорока, с просьбой рассказать ему о самых старых работниках, в том числе и бывших. Представился журналистом, который пишет очерк о старожилах городка.
Дама дала ему несколько адресов врачей и медсестер, которые вышли на пенсию.
- А с Лидией Михайловной вы можете поговорить прямо сейчас, - сказала она. - Ей семьдесят, но она еще работает. Опытный специалист и добрый, отзывчивый человек.
Маленькая, седенькая старушка принимала в кабинете с надписью «Дерматолог». Очереди к ней не было, и докторша охотно согласилась поговорить с представителем прессы. Она много знала о бывших сотрудниках, беседа лилась непринужденно, и Всеслав ждал удобного момента, чтобы спросить ее о Зотовой. Такой момент наступил. Лидия Михайловна сделала паузу, предложила «журналисту» выпить чаю. Тот не отказался.
- Помните медсестру Катю Зотову? - произнес он между хвалебными тирадами по поводу отменных качеств приготовленного докторшей чая.
Старушка подняла на него удивленные глаза.
- Зотову? Что-то смутно…
- Про нее еще ходили скандальные слухи, - напомнил сыщик. - Лет тридцать тому назад. Какая-то трагическая история, связанная с любовью, изменой и несостоявшейся свадьбой.
- Было такое, - кивнула Лидия Михайловна. - Мой покойный муж работал тогда терапевтом, он… кажется, принимал в этом участие. Как врач, разумеется. Да-да… Странно, что вы об этом спрашиваете.
- Понимаете, когда пишешь очерк, текст желательно разбавить какими-нибудь курьезами, забавными или загадочными происшествиями. Иначе все это будет смахивать на сухой, официальный отчет. Вот вы любите читать отчеты?
- Нет, - призналась Лидия Михайловна.
- Я не знаю, войдет ли история Зотовой в очерк, но я хочу ее услышать. Тогда и решу.
- Что ж, извольте. Попробую восстановить в памяти те события, - улыбнулась старушка. - Катенька работала медсестрой сначала в хирургии, потом… хотя, не важно. Ей уже было за двадцать пять, и она, как и все девушки, собиралась выйти замуж. Жених ее работал… инженером, если не ошибаюсь. Вроде электрикой занимался. Он еще у нас в больнице, в старом деревянном корпусе, устанавливал то ли оборудование, то ли автономное освещение… точнее не скажу. Встречались они долго, дело шло к свадьбе, и вдруг этот парень влюбляется в другую женщину, причем без оглядки. Катя все глаза выплакала, умоляла его вернуться, но он - ни в какую. Сердцу не прикажешь! По городку сплетни поползли. Знаете, у нас развлечений мало, а тут такой повод посудачить. Местные кумушки млели от восторга, а Катя страдала. Вскоре этот ее бывший жених заболевает, лечится, но безрезультатно, и… умирает. Мой супруг пытался ему помочь, назначал то одни лекарства, то другие, но организм молодого человека объявил полнейший бойкот медицине. Наверное, иммунитет был чем-то подавлен. Бывает. Я думаю, его совесть замучила, чувство вины перед Катей. Люди разное болтали - смешно сказать! - будто бы на парня порчу навели, колдовство какое-то использовали, чтоб жизни его лишить. Глупости несусветные! Я вам как врач с многолетним стажем заявляю - е-рун-да.
- А что ваш супруг говорил, какой диагноз он поставил больному?
- Давно это было, - сосредоточенно сдвинула брови Лидия Михайловна. - Речь, по-моему, шла о гриппе… осложненном бронхитом и ослаблением сердечной деятельности. Подобные случаи в медицинской практике - не редкость. Если бы не история со свадьбой, на него не обратили бы внимания. А так… Меня удивило только одно - человек был молодой, в общем, здоровый, а его организм не справился с болезнью. Наверное, другие тоже не могли смириться с таким исходом, вот и придумывали всякие небылицы.
- Вы в колдовство не верите? - усмехнулся Смирнов.
Мнение старушки совпадало с его собственным.
- Мне уже восьмой десяток пошел, - прищурилась, глядя на «журналиста» поверх очков, Лидия Михайловна. - Я верю в медицину, а не в заявления шарлатанов и лжецелителей всех мастей. Организм человека еще до конца не изучен, порой в нем происходят необратимые и необъяснимые пока процессы. Бывают случаи как чудесных исцелений, так и непонятных смертей. При чем тут колдовство?
- Вы никогда не сталкивались с женщиной по имени Мавра Виленина? Ей не приходилось быть вашей пациенткой?
- Передо мной прошли сотни больных, разве всех упомнишь? - развела руками старушка. - Может, и сталкивалась. А что?
Всеслав поблагодарил ее за интереснейшую беседу, попрощался. Уже у самой двери обернулся, спросил про «собачий дом», что когда-то стоял на месте лесопилки.
- Об этом вы тоже напишете в очерке? - хитро улыбнулась докторша. - Местное предание. Я в подробности не вникала, а вот одна пожилая женщина, которая приходила ко мне лечиться от экземы, кое-что сможет вам поведать. Ее у нас зовут «преподобная Евлания». Бывшая монашка. Вы с ней поговорите.
- А где мне ее найти?
- В церкви. Евлания там просвирки выпекает. Лучшая мастерица.
