Подмосковная усадьба Братцево, XVIII—XIX век
Многочисленная родня графини не слишком строго осудила «красавицу Катеньку». Сама государыня не устояла перед чарами Ивана Римского-Корсакова. Чудо как хорош молодой генерал: высок ростом, статен, а лицо – хоть картину пиши. Манеры преизящные, на скрипке играть обучен и певец отменный. Ни дать ни взять – бог любви!
В салонах Петербурга и московских великосветских гостиных вовсю судачили о романе, вспыхнувшем между женой графа Строганова и отставным фаворитом.
– Глаза у него – черные, цыганские, жгучие… – шептались дамы. – Говорят, темпераменту необыкновенного. От одного поцелуя можно прийти в изнеможение…
Приятельницы графини завистливо вздыхали, обсуждая скандальную пару.
– Катерина Петровна много старше любовника…
– Подумать только, десять лет разницы!
– А граф-то без бою отступился, отдал жену…
– Еще и подмосковное имение Нарышкиных для нее приобрел!
– Чтобы они уехали поскорее с глаз долой…
– Я бы хоть сейчас все бросила и укатила на край света с этаким кавалером…
Влюбленные без колебаний оставили высший свет и уединились в Братцеве. Барский дом стал для них тихим уголком, где они прожили в безмятежном счастии долгие годы. Не расставаясь ни на день!
Дети их, рожденные в незаконном браке, по обычаю того времени не могли унаследовать дворянских прав, они получили другое отчество и фамилию Ладомирские. Все же император Павел I пожаловал им дворянское достоинство, и судьба их устроилась как нельзя лучше: сын – Василий Ладомирский – сделал карьеру, дослужившись до высокого чина, одна дочь была выдана замуж за князя Голицына, другая – за камергера Нарышкина.
Усадьба Братцево перешла от отца по дарственной Василию Ладомирскому, который женился на княжне Софье Гагариной, и в доме закипела новая жизнь.
– Маменька была хлебосольной хозяйкой, – говаривал Василий. – Даже когда у нее отнялись ноги, принимала гостей и развлекала их, как могла. Она превосходно умела вести беседу, а папенька ни на шаг от нее не отходил.
Ладомирские поддерживали традицию родителей: по праздникам к ним съезжались соседи и знакомые. Подрастали дочери, которых пора было выводить в свет.
Однажды летом Софья Федоровна затеяла бал-маскарад с фейерверком, катанием на лодках и ужином на воздухе для молодежи. В парадном зале вымыли окна, натерли паркет до зеркального блеска. Приглашенные музыканты настраивали свои инструменты. Люстры в доме пылали сотнями свечей. Для гостей почтенного возраста в карточной комнате приготовили ломберные столики.
Маскарад удался. Не только девушки и молодые холостяки, но и некоторые семейные пары не отказали себе в удовольствии нарядиться в маскарадные костюмы. Танцевали, играли в фанты, дурачились… Вездесущий Арлекин потешал публику своими акробатическими трюками и под шум и хохот нахально приставал к дамам. «Турчанки», «пастушки» и «боярышни» придирчиво рассматривали друг друга – у кого платье богаче и прическа замысловатее – и боязливо вздрагивали, когда мимо них скользила загадочная и мрачная фигура в черном домино. Королевой бала выбрали Коломбину…
– Поехали кататься! – предложил хозяин.
Синяя ночь благоухала резедой и жасмином. В темной воде пруда дрожали звезды. Лодки, облитые луной, пустились наперегонки. Скрипели уключины, весла с плеском опускались и поднимались, вздымая фонтаны голубых брызг…
– Победителю – приз! Поцелуй Коломбины!
Кто-то украдкой обнимался, кто-то любовался лунной дорожкой, кто-то налегал на весла. Другие азартными криками подбадривали отстающих. Эхо далеко разносило по парку голоса, смех… В аллеях гулял теплый ветер.
Арлекин искал глазами Коломбину. Где же она? В какой лодке?
Тем временем на втором этаже дома, в библиотеке, собралась веселая компания – две девушки и молодой человек приятной наружности. Это были хозяйская дочь Софи с подругой и ее старший брат Иван, которого назвали в честь деда.
– Жан, – на французский манер обратилась к нему подруга сестры, одетая в платье Коломбины. – Ты обещал показать шкатулку! Я сгораю от нетерпения…
– Папа запретил нам прикасаться к ней. Это реликвия нашей семьи.
– Но Жан, пожалуйста! Правда, что ваш дедушка Римский-Корсаков хранил в ней письма и записки самой императрицы Екатерины? Говорят, они были…
– Тс-сс! Ни слова больше.
Коломбина надула пухлые розовые губки.
– Ты обязан подчиняться королеве бала, – капризно протянула она. – Сегодня все должны выполнять мои желания!
– Жан, – захныкала Софи, – я тоже хочу посмотреть. Там еще лежат волшебные часы, подарок государыни. Маменька мне показывала!
Девушки чуть ли не со слезами умоляли его.
«Папа не узнает, – подумал Иван, сдаваясь. – Он сейчас готовит фейерверки и не придет в дом, пока не вернутся гости – он хочет встретить их взрывом огней. Не будет ничего худого, если я достану шкатулку».
– Закройте глаза, негодницы!
Они послушно зажмурились. Иван повернулся к ним спиной, открыл потайную дверцу за шпалерой и вытащил на свет увесистый ларец, инкрустированный слоновой костью, бронзой и эмалью. Крышка приподнялась, когда он нажал на пружину. Казалось, что пожелтевшие листы все еще пахнут духами императрицы. Сверху лежали песочные часы – темно-синие колбы в позолоченном корпусе…
– Это совсем не те часы! – ужаснулся он. – Те были…
Как-то вечером, незадолго до смерти, дед посадил его к себе на колени и показал часы на цепочке. В последний год он полностью погрузился в прошлое: то часами просиживал перед портретом покойной жены, то перебирал письма влюбленной царицы. В его жизни были две женщины, две Екатерины…
– Это первый подарок государыни… Видишь, тут ее портрет, написанный на эмали? А на цепочке – жемчужины. Красиво?
– Да!
До сих пор Иван Ладомирский был уверен, что в шкатулке вместе с письмами хранятся те самые часы. Он не особенно интересовался отношениями дедушки и Екатерины II. В семье неохотно вспоминали эту историю. С бабушкой тоже было не все гладко. Екатерина Петровна носила фамилию первого законного мужа – графа Строганова, и брак ее с Иваном Николаевичем церковь не освятила. Сие обстоятельство не помешало их любви, но легло тенью на репутацию потомков.
– Эти часы императрица подарила дедушке на прощанье! – выпалила Софи. – Они ей достались от какого-то французского вельможи в виде презента. Вроде бы ими пользовался астролог королевы Франции. Мне маменька говорила. Царица Екатерина называла время самым страшным врагом, которого только любовь способна обезоружить. Она протянула дедушке часы астролога со словами: «Вдруг звезды сведут нас еще когда-нибудь, мой друг? Погляди-ка на сих голубков, как они нежно соприкасаются клювами…»
Старший брат пропустил девичьи рассуждения мимо ушей. Коломбина же, напротив, слушала Софи, затаив дыхание.
– Каких голубков?
– Вот, видишь? – Ладомирская бережно взяла в руки часы. Песчинки с неуловимым шелестом потекли из одной колбы в другую. – Птицы изображены здесь с величайшим искусством.
Подруга с волнением наблюдала за песчинками. Золотистые голубки на толстом синем стекле колб словно передавали их из клювика в клювик…
– Они целуются… – зачарованно прошептала Коломбина.
– Поцелуй Вечности! – скептически ухмыльнулся Иван. – Мечта всех сентиментальных девиц. Вы еще всплакните! Все, хватит. Давайте сюда сию вещицу…
Он решительно отобрал у сестры часы. Ему казалось, кто-то незримо наблюдает за ними. Должно быть, призрак дедушки Римского-Корсакова, недовольный тем, что они без спросу залезли в заветный ларец. Но как же его спросишь, ежели он давно умер?
Вдруг совершенно явственно скрипнула дверь в библиотеку.
– Маменька идет! – испуганно пискнула Софи. – Прячь все поскорее, братец!
Коломбина с жадным любопытством следила за ним из-под опущенных ресниц. Она приметила шпалеру, под которой находился тайник.
– Мама? – вопросительно произнес Иван.
Никто не откликнулся. Софи выглянула в окно.
– Идемте вниз, – заторопилась она. – Наши возвращаются с катания на лодках. Сейчас будут стрелять огнями…
Она побежала вперед. В ночное небо взлетел первый фейерверк, озаряя дом и парк кровавым заревом. Из карточной комнаты высыпали игроки. У фонтана мраморные Венера с Амуром приобрели рубиновый оттенок. Новый залп – и они стали изумрудными…
Гости весело кричали и хлопали в ладоши, приветствуя победителя лодочных гонок.
– Где же мой приз? – комично оглядывался Арлекин.
Лакеи разносили бокалы с охлажденным шампанским. Запах пороха смешивался с ароматом сада и разгоряченных тел. Грохот фейерверка сопровождали смех и вопли восторга. Никто не заметил, как Арлекин пустился на поиски королевы бала…
Ее платье из пестрых лоскутков атласа на секунду высветил между деревьев очередной залп, взорвавшийся в небе желтыми султанами и рассыпавшийся на отдельные искры.
Арлекин догнал ее у оврага: на краю, за кустами орешника, горел большой костер, раздавались приглушенные голоса. Вероятно, дворня по-своему веселилась, подражая господскому празднику. Над мостиком клубился туман, подсвеченный луной. Коломбина на секунду заколебалась, но скользнула вперед…
– Эй! – окликнул ее Арлекин. – Ты забыла, что должна мне поцелуй!
Она судорожно оглянулась и вскрикнула от страха. Ей вдруг отчетливо представилась картина неминуемой гибели – Арлекин достает из-за пояса нож и вонзает ей в грудь…
– Нет, нет…
– Да, да! – передразнил он оцепеневшую от ужаса Коломбину. – Поцелуй – он мой!
Королева бала исчезла в тумане. Он кинулся следом и почти налетел на нее, дрожащую, бледную.
– Ты сделала то, о чем я тебя просил?
– Мне страшно…
– Где часы? Тебе удалось?
Коломбина ясно осознала: как только она отдаст часы, ей конец. Он убьет ее.
– У меня их нет…
– Это мы сейчас проверим.
Арлекин со свирепым видом схватил ее за руку. Он дышал яростью, она сопротивлялась.
– Не дергайся, детка!
Над парком, заливая все вокруг малиновым светом, рассыпались огни фейерверка. Впереди, на мостике, навстречу Коломбине и Арлекину двигалась странная фигура…
Такого наряда они не видели ни на одном из гостей. Песчинки отсчитывали последние мгновения жизни Коломбины…
«Если я не избавлюсь от часов…»
Она бросилась к причудливо одетой незнакомке и сунула той часы за пазуху, успев заметить пояс, который не даст вещице упасть под ноги.
У костра стоял человек в черном домино. От его пристального взгляда не укрылась ни одна подробность…
