Глава 10

Захар ожидал чего угодно, кроме вопроса о Марине. Откуда боссу известно, что…

– Отвечай! – рявкнул будущий тесть, и молодой человек дрогнул, попятился.

– Я не… не понимаю…

– Будешь сидеть на нарах, как пить дать! Долго-долго, пока не искупишь свою вину перед моей дочерью, передо мной. Я тебя в тюрьме сгною, паскудник ты этакий! Решил нас обмануть? Да не вышло. Оплошал ты, Захарушка, не на ту лошадку поставил.

– Что… что вы… говорите?

– Все ты понимаешь! Сначала путался с Мариной, а потом ее убил. Чтобы она не помешала тебе жениться на Астре! Я угадал?

– Н-нет. Ни… ничего т-такого не было…

– Не отпирайся, соколик. Не поможет. Мне все известно!

«Он не может знать, – промелькнуло в уме Захара. – Он блефует. Я не дам себя запугать!»

Движение его лица не осталось незамеченным.

«У меня не выскользнешь! – подумал Ельцов. – Ишь, затрепыхался, как рыбка на крючке! Не на того напал, проходимец! Я тебя выведу на чистую воду. Фотография, где ты обнимаешься с Мариной, – шаткое доказательство, которое легко опровергнуть. Дескать, объятие дружеское… и вообще, вы просто прикалывались. Шутка! Никакого секса, всего лишь обычная, принятая среди молодежи развязность. Но я знаю, как повести разговор, чтобы ты запаниковал и выдал себя. Если ты спал со Степновой, то у тебя был мотив для убийства. Она могла решиться на шантаж, ты сорвался и в состоянии аффекта ударил ее подсвечником…»

– Есть свидетель, который видел, как ты приходил к Марине, – Ельцов сделал выразительную паузу, – …в день убийства.

– Ка… какой свидетель…

– Я велел Борисову проследить за тобой. Он сможет дать показания в суде. Тебе крышка, Захар! Не вздумай вилять, потому что в гневе я страшен! Будешь изворачиваться – пеняй на себя! Правда – вот твое спасение.

Захар стал белее мела, пошатнулся и рухнул в кресло.

– Боже мой! Боже! – истерически запричитал он, схватившись за голову. – Это не я! Клянусь! Я ее не убивал! Зачем… зачем Борисов следил за мной? Я вам не верю…

– До меня дошли слухи, что ты погуливаешь, – беззастенчиво лгал Ельцов. – Ходишь по бабам! Я решил проверить. Не могу же я выдать дочь за грязного распутника?! Ребята из охраны предоставили мне доказательства твоей… нечистоплотности.

Каждое слово он выговаривал четко, презрительно, вприщур глядя на растерянного «жениха», и в довершение достал из кармана злополучное фото.

– Это не все, что у меня есть. Остальное совестно показывать! Не зря Астра от тебя сбежала. Меня одно удивляет: как я раньше тебя не раскусил? Снаружи ты молодец хоть куда, а внутри – гнилье!

– Я Марину не убивал, – пробормотал окончательно сломленный Иваницын. – Не убивал… только стукнул разочек… и все. Богом клянусь!

Ельцов молчал, глаза его метали молнии. Захар не выдержал немого поединка и, захлебываясь, начал оправдываться:

– Марина меня взбесила, довела до белого каления! Она хотела разрушить самое дорогое: мою любовь… нашу с Астрой любовь! Она наговорила Астре всяких гадостей! Она лгала! Лгала! Она сама… заползла в мою постель, как змея… подлая, ядовитая змея! Она соблазнила меня… я же не святой… я мужчина, как все… Ну, да, да! Я не устоял! Но секс ничего не значит… это просто совокупление, инстинкт тела. Мое сердце принадлежит только одной женщине – Астре. Я проклинаю тот миг, когда изменил ей! Моя душа…

– Хватит! – Ельцов стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнул малахитовый письменный прибор. – Заткнись, идиот! Что за цирк ты устраиваешь? За кого ты меня принимаешь? Я не баба, чтобы развешивать уши и слушать эту галиматью! Борисов следил за каждым твоим шагом… поэтому кайся, пока не поздно.

Он чувствовал, Захар что-то скрывает. Главное, ему интуитивно удалось попасть в точку – парень в день убийства был у Степновой, между ними разыгрался скандал, который перерос в драку. Вполне вероятно, что именно Захар и убил Марину, ударив ее подсвечником. Это в корне меняет дело! Подтасовывать факты не придется, они и так свидетельствуют против любвеобильного молодого человека.

Честно признаться, Ельцов не считал мужские шалости таким уж грехом. Но не мог допустить, чтобы Астра вышла замуж за бабника, который будет увиваться за каждой юбкой. Ему нужен серьезный, обстоятельный зять, а не легкомысленный волокита.

– Ну… мы с Мариной выясняли отношения, – понуро опустил голову Иваницын. – Она грозилась рассказать вам о… наших… нашей… в общем, мы переспали! Раз или два! Не больше… Она рассчитывала стать моей женой, вместо Астры! Она всегда ей завидовала, еще со школы. И решила… отбить у Астры жениха… то есть меня. Те фотографии, которые она мне показывала… они сфабрикованы! Это монтаж. Я докажу! Вероятно, она и вам их послала… или они попали к вам другим путем. Откуда они у вас?

Захар не знал наверняка, какой информацией располагает Ельцов, и, в свою очередь, производил разведку. Вдруг тот проболтается? Не тут-то было. Юрий Тимофеевич демонстрировал недюжинную проницательность и умение держать язык за зубами. Он проигнорировал вопрос и задал встречный:

– Марина тебя шантажировала?

– Вроде того… Пыталась! Я вышел из себя… и ударил ее…

– Подсвечником в висок?

– Н-нет… конечно, нет! Кулаком… в лицо. Она упала… Я ее не убивал! Я просто ушел… она кричала мне вслед ругательства, оскорбляла. Она была жива! Я вышел во двор… и подумал, что… поступил неправильно. Сгоряча поднял руку на женщину. И решил вернуться, извиниться, уладить возникшую ситуацию. Ради Астры! Чтобы она не страдала… чтобы ей не было больно. Но Марина стала так мне противна… так отвратительна, что я… просто шел и шел по улице… стараясь успокоиться. Мне не хотелось ни видеть ее, ни слышать! Не помню, сколько прошло времени… десять минут, двадцать. Потом я… все же заставил себя, пересилил… и вернулся.

– Чтобы добить Степнову?

– Да нет же! Она… была уже мертва, когда я…

– Как же ты попал в квартиру? Покойники дверей гостям не открывают.

Иваницын выглядел затравленным зверем, не волком, не тигром – шакалом, шавкой, дрожащей от страха. Он молчал, его подбородок мелко дрожал, и зубы, казалось, выбивали дробь. Он был жалок.

– Говори! – гаркнул Ельцов. – Не то пожалеешь!

– Д-дверь была о-открыта… – испуганно забормотал несостоявшийся зять. – Марина… я не сразу ее увидел… Мы оба погорячились… п-перенервничали… я решил, что она в ванной, умывается, приводит себя в порядок. Я захотел извиниться… вошел… Марина была там… она так странно перегнулась через край ванны. Мне и в голову не пришло, что она… мертвая. Я окликнул ее… наклонился… ее лицо полностью погрузилось в воду. Она не дышала! И пульса тоже… не прощупывалось. Я проверял!

На самом деле все обстояло не так. Только Ельцову об этом знать не обязательно.

После ссоры с любовницей Захар действительно пожалел о своем опрометчивом поступке, ему не следовало злить Марину, тем более бить ее. Надо было уговорить ее, убедить не поднимать шума, наобещать с три короба, упасть на колени, чтобы она отдала ему компрометирующие фотографии, которые могли погубить его будущее… или хотя бы повременила с разоблачением. Он бродил по улицам сам не свой, лихорадочно ища выход из ужасного положения. И решил вернуться – попросить у Марины прощения, задобрить ее и под любым предлогом выманить опасные снимки. А если она упрется, то придется прибегнуть к крайним мерам. У него просто не останется выбора, кроме…

Захар не решался даже мысленно произнести слово «убийство», идея возникла и закрепилась в уме как последнее средство, самый нежелательный вариант.

Дверь в квартиру Марины оказалась открытой: уходя, Захар был слишком возбужден, чтобы возиться с ключами. Видимо, и она забыла запереться. Он вошел и никого не увидел ни в кухне, ни в комнате. Только в коридоре валялась домашняя тапочка Марины. Оставалась ванная… Марина была там: стояла на коленях, опустив голову вниз, в воду. Он кинулся к ней, хотел вытащить… но почему-то замешкался, приложил пальцы к артерии на ее шее – пульса не ощущалось. Краем глаза он заметил кровоподтек на ее левом виске…

Выходит, после того, как они расстались, кто-то вошел и убил ее?

На ковре посреди комнаты валялся мраморный подсвечник, Захар едва обратил на него внимание. Он забрал все снимки, какие сумел найти. Это он в панике устроил ужасающий разгром в квартире – его трясло от ужаса и желания поскорее убраться отсюда. Руки дрожали, к горлу подступала тошнота… он очень торопился. Голову сверлила мысль о человеке, который сделал фотографии: наверняка, у него есть еще такие же.

«О черт! Черт! Как я влип! – шептал Иваницын. – Кто этот тип? Частный детектив или хороший знакомый Марины? Мне нужно с ним поговорить!» На глаза попалась сумочка погибшей, он вывалил все оттуда на пол, наклонился… о, чудо! Визитка детектива. Захар сунул ее в карман – пора уносить ноги.

– Почему же ты не вызвал «Скорую», не сообщил в полицию? – напомнил о себе Ельцов.

– Я побоялся. Меня бы первого заподозрили. Я правду говорю! Она была уже мертва, когда я вернулся. Захлебнулась! Я запаниковал… закрыл дверь на ключ и… ушел. Я думал, если ее не сразу найдут, будет лучше.

– Для кого?

– Не знаю! Я испугался, что убийство повесят на меня.

– Ты что-то искал в ее квартире?

– Нет! – солгал Иваницын. – Кто-то до меня все перерыл. Наверное, деньги искали.

– Где ты взял ключи от ее квартиры?

– Они… торчали в замке.

– Изнутри?

– Да. Марина обычно оставляла их там.

– Обычно! – выразительно повторил Ельцов. – Значит, ты всего раз или два переспал с ней и успел изучить ее привычки?

Захар сорвался. Страх и бессонница измучили его, измотали:

– Ну, да! Мы были любовниками! Вы это хотели услышать? Но по-настоящему я любил только Астру. Я подлец, если вам угодно, обманщик… но не убийца! Марину убил не я!

– А кто?

– Спросите у господина Борисова! Ведь он следил, как я дважды заходил к Марине, как выходил… получается, должен был видеть и еще кого-то.

– Ты же полчаса бродил по улицам, – вывернулся Ельцов. – Он наблюдал за тобой, а не за квартирой Марины…