Глава 20
Домнин священнодействовал.
Он наносил последние мазки на сияющую дочь Эроса – солнцеликую красавицу. Как он назовет ее? «Мандрагоровая дама»? «Даная в венке»? А может быть, «Обнаженная Маха»? Это будет подражание Гойе, страстному испанцу, который воспевал своей кистью броскую красоту женщин. Махой в его стране прозвали привлекательную и чувственную кокетку, нестрогую и доступную, в жилах которой бурлит горячая южная кровь.
– Маха с большой буквы – это другое, – бормотал художник. – Вернее, другая. Я чую ее запах с привкусом крови, ее сладкое, обжигающее дыхание. У Климта есть «Золотая Адель», а у меня будет «Золотая Санди» – я зашифрую ее имя в завитках орнамента…
В окна мастерской лился полуденный свет, придавая картине золотое мерцание. Запрокинутое лицо женщины казалось неправдоподобно прекрасным, словно сотканным из звездных отблесков…
Раздался глухой стук в дверь. Звонок вышел из строя еще прошлой зимой, но Домнин не торопился ставить новый. Ему мешали чересчур резкие звуки. «Кого это принесло в неурочный час? – подумал он. – Утреннего сеанса я никому не назначал… натурщица должна прийти после обеда. Что за оказия?»
Художник выходил из себя, когда без позволения нарушали его покой. Вдохновение так легко спугнуть…
Стук повторился, на этот раз громче и настойчивей. Выругавшись, Домнин отступил от мольберта, с сожалением отрывая взгляд от золотоволосой богини, и пошел открывать.
На посыпанном песком порожке стоял парень с раскосыми глазами и скуластым лицом, держал в руках корзину с лилиями, упакованными в прозрачную пленку.
– Холодно, – оправдывался он. – Цветы замерзнут. Ваш заказ…
– Какой еще заказ?
– Мое дело – доставить, – сказал парень, переминаясь с ноги на ногу. – Возьмите.
Он протянул корзину художнику, повернулся и был таков. Так ему приказали в магазине. Клиент заказал услугу по телефону, щедро оплатил ее и велел исполнить все в точности.
Домнин в сердцах захлопнул дверь и поставил цветы на тумбочку в коридоре. Кому взбрело в голову присылать ему лилии? К упаковке была пришпилена записка. Из любопытства он разорвал конверт и, не веря своим глазам, прочитал: «Когда ты умрешь? Отгадай. Сфинкс».
Художник рванулся к двери, выглянул… но посыльного и след простыл.
– Что за ерунда? – буркнул он, бросив записку на пол.
Сделал несколько шагов по коридору, остановился, вернулся и подобрал сложенный вдвое маленький листок с одной только строчкой. Прочитал вслух:
– Когда ты умрешь? Отгадай…
До него начал доходить смысл происшедшего.
– Сфинкс! – фыркнул он. – Надо же! Маслов небось шутки шутит?
Он набрал домашний номер скульптора. Тот не взял трубку. Дрыхнет, наверное, после попойки.
Домнин вернулся к мольберту, но работа не шла. Вдохновение упорхнуло, капризная муза покинула обитель художника. Он посмотрел на страничку перекидного календаря: свободное время нужно чем-нибудь заполнить. Позвонить, что ли, госпоже Ельцовой? Пусть приезжает на сеанс.
– А ты подожди пока, – ласково шептал он, набрасывая на картину кусок ткани. – Давай я тебя прикрою. Красота бережного обращения требует…
Минуту спустя он уже говорил по сотовому с Астрой.
– Сможете уделить мне полтора часика?
– Конечно!
– Тогда я жду.
В ожидании он мерил шагами свободное пространство мастерской, мысли крутились около полученной вместе с цветами записки. Низкопробный розыгрыш! Кому это понадобилось?
Сфинкс из крашеного гипса наблюдал за художником выпуклыми глазами, его губы таили улыбку.
– Смеешься надо мной? – заговорил с ним Домнин. – Понимаю. Самому впору хохотать до упаду. Ладно, лежи, брат, храни свой секрет. Скоро придет весьма интересная молодая дама, тебе она тоже понравится. Как мы станем ее развлекать?
Он достал неоконченную работу, установил холст на мольберте так, чтобы свет падал не прямо, а сбоку, продолжая беседовать с молчаливой статуей.
– Что ты видишь рядом с ней, братец? Мы не можем изобразить у нее в руках арфу, цветок, меч или веер. Обрати внимание на черты ее лица – они свидетельствуют о решительном характере, склонности к авантюрам и способности к сильным чувствам. Она не лишена сексуальности, но ее либидо избирательно и приглушено внутренними табу. Не исключено, что она пережила… или еще переживает… любовную драму. Эта женщина не развратна, но и не целомудренна, не религиозна, но и не материалистка, не изнеженна, но и не аскетична. Явно принадлежит к имущему классу, хотя одевается и ведет себя очень просто. Еще бы! Заплатить за портрет, мною написанный, далеко не каждому по карману. Ее отец денег не считает, а она не имеет своей машины и приезжает на сеансы на такси. В толпе она ничем не выделяется, но в небольшой компании будет пользоваться успехом, не прилагая к тому никаких усилий. Несомненно, умна, но ум ее необычного свойства: минуя поверхностную мишуру, он проникает в глубоко залегающие пласты жизни и пытается объять темное и скрытое. Вот как много мы с тобой прочитали по ее лицу и глазам, по ее манере разговаривать и молчать.
Сфинкс не возражал. Солнечные пятна скользили по его золотисто-синему полосатому клафту, излюбленному головному убору древних египтян, который носили даже фараоны.
– Как ты думаешь, дружок, чем она занимается? – спросил у сфинкса художник. – Я полагаю, ничем. Но и праздный образ жизни не для нее. Эта дама делает только то, что ей по душе, что дает пищу ее странному уму и по-настоящему увлекает. Она не случайно пришла сюда, к нам с тобой: ей не столько нужен портрет, сколько личное знакомство со мной, Игорем Домниным. Признаюсь, что польщен! Мы ведь не разочаруем ее, приятель? О-о! – вскричал он, хватая кисть и принимаясь наносить широкие небрежные мазки. – Я понял! Я уловил ее настроение! Это подойдет…
Он погрузился в работу и невольно вздрогнул от стука в дверь.
– Она! – сообщил Домнин своему непритязательному собеседнику и помчался открывать.
Астра принесла с собой иней на волосах, запах улицы, духов и морозную дымку, тут же истаявшую в тепле мастерской. Она уселась, куда ей указали, и застыла, погруженная в мысли о ночном визите в «Ар Нуво». Санди из плоти и крови оказалась даже красивее, чем плывущая среди звезд Афродита в мандрагоровом венке. Хотя, казалось, такое невозможно.
Впрочем, ее очарование нельзя было назвать красотой – это слово не вмещало всего того, что являла собой женщина с медно-золотыми волосами.
– У меня сложился образ, – произнес художник, быстро набрасывая краски на холст. – Пожалуй, если так пойдет, этот сеанс будет последним. Более нет нужды мучить вас, сударыня! Я уловил вашу суть и сумею окончить работу сам.
Память Астры, следуя каким-то собственным правилам, выдала на внутренний экран картинку, которая промелькнула незамеченной, – корзину с цветами в полумраке коридора. Почему она там стоит?
– Вы не любите цветы? – вырвалось у нее.
– Что? – не понял Домнин, захваченный работой.
– В коридоре стоит корзина…
– Ах, это! Да… – пробормотал он. – Кто-то прислал мне лилии. И записку.
У Астры заныло под ложечкой. Лилии? Записка?
– Маслов с похмелья настрочил, – продолжал художник. – Любитель мрачных шуток. Это у него смолоду. Придумать гадость, зубоскалить, потешаться над товарищем.
– Какую гадость? – не унималась Астра.
Домнин с удивленной усмешкой отступил от мольберта и повернулся к ней.
– Вы тоже не прочь проверить на крепость нервы ближнего своего?
– Конечно, нет. Просто… я обожаю лилии. Можно принести их сюда?
Не дожидаясь разрешения, она чуть ли не бегом пустилась в коридор, к той самой тумбочке, на которой остались цветы. Художник из вежливости последовал за ней. Корзина, все еще не распакованная, источала сквозь пленку слабый аромат лилий. Рядом валялся разорванный конвертик. Презрев приличия, Астра заглянула внутрь. Пусто…
– А где записка? – не заботясь о том, как это выглядит, спросила она.
Домнин откинул назад голову и восхищенно похлопал в ладоши.
– Браво! Ваша непосредственность умиляет. Редкое качество в наше время!
– Любопытство, – шаря глазами по полу, объяснила Астра. – Моя болезнь!
– Любите читать чужие письма? Своеобразное хобби, да?
– Представьте себе, – не стала отпираться она. – Вредная привычка… хуже наркотиков. Возникает зависимость, и все! А что там было написано?
Художник критически покачал головой, но все же ответил. Ему стало интересно, как Астра поведет себя дальше.
– Чушь какая-то… в духе Маслова. Отгадай, сколько тебе осталось жить? Что-то такое…
Она насторожилась, напряглась, внешне стараясь делать вид не в меру любопытной девицы, которую хлебом не корми, дай заглянуть в замочную скважину.
– Куда вы ее дели?
– Кого?
– Записку! – не церемонилась Астра.
Домнин состроил комичную гримасу, развел руками.
– Вероятно, выбросил…
– Подпись там была? Вы ее помните? Где мусорное ведро?
– Не станете же вы рыться в моем мусоре? – опешил он. – Это уж чересчур! Вы меня… заставляете краснеть, право.
Астра пошла в наступление.
– Речь идет о вашей жизни, – серьезно произнесла она. – Люди, которые получали такие записки, умерли. Вы помните болтовню женщин на сеансах?
– Сговорились с Масловым, да?
– Где записка? Вспоминайте…
Сдавшись, Домнин поискал в карманах и вытащил смятый листок.
– Вот… сунул машинально в карман брюк. Что с вами? Вы пришли позировать или…
Она впилась глазами в единственную печатную строчку и подпись.
– Сфинкс! Я так и знала. Но почему вы?! Никонов, Теплинский… Теперь вы? Ничего не понимаю…
Художник попятился, улыбка сбежала с его губ.
– На что вы намекаете?
* * *
Матвей в замешательстве повертел записку в руках.
– Сфинкс выдохся? – спросил он. – Загадка совсем простая: Когда ты умрешь?
– А ты попробуй ответь, – сказала Астра.
Матвей продолжал развивать свою мысль:
– Его фантазия, видимо, иссякла на Никонове и Теплинском. Впрочем, мы понятия не имеем, какой ребус убийца предложил скрипачу. Может быть, что-нибудь совсем незатейливое.
– Либо к Теплинскому у него было особое отношение, либо… за Сфинкса выдают себя разные люди, либо мы с тобой запутались.
– Ты запуталась! – уточнил Карелин. – Я при тебе не более чем доктор Ватсон.
– Хорошо, доктор, – кивнула она. – Тебе удалось узнать насчет бабочки?
– Через полчаса после знакомства лезть к даме под платье не принято.
– Чем же вы занимались до утра?
Астра сама поручила Матвею приударить за Санди, но когда он, бережно придерживая королеву богемы под локоток, предложил искупить свою вину , в ее груди шевельнулся зверек по имени «ревность». Что было смешно, потому как их с Карелиным не связывало ничего, кроме дружбы, и вообще, он имел любовницу, Ларису Калмыкову, чего не скрывал. Астра же после несостоявшейся свадьбы, измены и гибели жениха, дала не только обет безбрачия, но и поклялась: никаких интрижек с мужчинами, ни при каких обстоятельствах. Тем более никакой любви! А без любви не бывает и ревности.
Матвей не придумал ничего лучшего, как облить дорогое платье Александрины красным вином, чтобы потом прилюдно встать на колени и вымаливать прощение. Он сделал это так галантно и красиво, что вдова, которая успела изрядно наклюкаться, растрогалась и позволила увести себя из клуба домой. Замывать пятно не имело смысла, оставаться в испорченном платье она не могла и благосклонно приняла предложение начинающего коллекционера проводить ее. Старый избитый способ сработал…
Астра почему-то не обрадовалась, а пришла в тихое бешенство.
Пока Матвей вез пострадавшую от его неловкости даму в такси, взахлеб рассказывая ей о символах в живописи Кнопфа, о повальном увлечении богатой публики гипнозом в конце XIX века, и расписывал художественные достоинства «Спящей Медузы», одиноко сидящая за столиком Астра привлекла внимание Баркасова.
– Мы, кажется, товарищи по несчастью, – хрипло произнес он, направляясь к ней. – Вы позволите?
– Пожалуйста, – изображая равнодушную «роковую женщину», не разжимая губ, произнесла она.
– Ваш спутник увел мою собеседницу.
– Он испортил ей платье!
– Вы здесь первый раз? – слегка наклонил гривастую голову комик. – Давайте знакомиться.
– Я вас знаю, – царственно улыбнулась Астра. – Да и вы меня.
Артист прищурился, тщетно напрягая память.
– Ельцова, – представилась она. – Загородную вечеринку у… (она назвала фамилию известного московского предпринимателя) помните?
– Как же! – просиял Баркасов. – Вы дочь Юрия Тимофеевича? Простите, ради бога, не узнал.
– Только тсс-с-с… – приложила она палец к губам. – Я такие заведения посещаю инкогнито: не хочу таскать за собой охрану. Папе не нравится, что я провожу время в ночных клубах, он опасается за мою нравственность. Вы меня не видели! Обещаете?
Ее глаза смеялись, тогда как лицо сохраняло серьезное выражение. Баркасов растерялся.
– Да-да… разумеется, обещаю. Могила!
Они мило поболтали и обменялись телефонами.
– Вас проводить? – предложил артист. – Молодой человек, похоже, не вернется.
Ждать возвращения Матвея действительно не стоило.
– Вызовите мне такси, – попросила Астра.
Карелин явился домой на заре, когда она крепко уснула. Спросить его «Где ты был?» или «Чем вы занимались?» значило показать свой особый интерес к нему.
«Потом, – решила Астра. – Если он видел бабочку, сам скажет. Остальное меня не касается!»
И вот, оказывается, он провел время впустую. С другой стороны, он устоял перед чарами рыжеволосой вдовы – это радовало. Однако Астра, вопреки своим чувствам, выразила недовольство.
– Она завлекала тебя? Кокетничала? Надо было пользоваться моментом, а не ворон ловить.
– Я так не умею, – вспылил он. – Мы едва знакомы! Я пообещал купить ей новое платье, так что… мне еще представится возможность заглянуть в примерочную. Как бы невзначай! Надеюсь, бабочка будет видна. Какого она размера?
– Где-то с ладонь.
– Значит, я увижу. А при чем тут бабочка?
– Минутку…
Астра включила компьютер, открыла нужный файл и подозвала его.
– Это не простая бабочка! Бражник из отряда чешуекрылых…
Увеличенное насекомое на экране монитора выглядело зловеще: перепончатые крылья, заостренное мохнатое брюшко, отвратительный хоботок.
– Что это? – Матвей показал пальцем на тельце бабочки. – Похоже на человеческий череп.
– Эту бабочку называют «Мертвая Голова». Она летает в сумерках и порой издает звуки, будто стонет. Я сама не слышала, но тут написано. А знаешь, как еще ее называют? Сфинкс Мертвая Голова!
Воцарилось молчание. Первым его нарушил Карелин.
– На основании этой татуировки ты подозреваешь Александрину?
– Она неспроста выбрала рисунок бабочки-сфинкса. Это образ, с которым она себя отождествляет, поэтому так и подписывается. Я уверена, что Дина Никонова и администратор скрипача опознают ее.
– А если нет?
– Опознают! – твердо повторила Астра.
Ему было нечего возразить. Однажды увидев эту женщину, ее невозможно ни забыть, ни спутать с кем-то другим.
– Почему бы тебе не предупредить Домнина? – спросил Матвей.
– Бабочка была изображена на картине, я должна убедиться, что она существует и на теле Санди, а не является плодом творческого воображения.
– Он же сам тебе сказал, что это ее татуировка.
– Домнин мог солгать. Если татуировки не окажется, моя версия рухнет. Придется все начинать сначала. Понимаешь, сколько от тебя зависит? На карту поставлена жизнь человека, талантливого художника!
Матвей осознал меру своей ответственности.
– Сегодня же повезу даму в крутой бутик, – пообещал он. – Не пожалею денег ради такого случая. Если бабочка есть, я найду способ ее увидеть! Все-таки… может, сказать Домнину, чтобы не подпускал к себе мачеху?
– Как ты себе это представляешь? Чем я буду мотивировать свое заявление? Не забывай, я всего лишь позирую ему для портрета.
