Глава 15
Горный Крым. Год тому назад
– Я охотник, – шептал он, разрывая ее одежду. – А ты – дикая лань. Ты жертва, которая призвана искупить чужие страдания. Я не отдам тебя на растерзание собакам, как бессердечная Диана поступила с юным Актеоном. Я буду тебя любить, ласкать, без помех наслаждаться твоей красотой… Зачем богине прятать от смертных свои прелести?
Ее глаза заволокла пелена беспамятства. Видимо, ночь в темной пещере не прошла для нее даром. Страх, неизвестность, ожидание жуткой участи, рисуемой воображением, лишили ее сил.
Заниматься любовью с бесчувственной, связанной женщиной, когда у нее к тому же заклеен рот, неинтересно. Никакого кайфа. Пусть бы она сопротивлялась, кричала, молила о пощаде… Здесь, в глубине, пещера странным образом поглощала все звуки. Кричи, не кричи, никто не услышит.
Охотник побрызгал в лицо пленницы водой, легонько похлопал ее по щекам.
– Ну же, просыпайся! Очнись… Мне ни к чему недвижимая статуя, холодная и равнодушная. Посмотри мне в глаза! Давай же! Ты казалась крепкой и выносливой, когда собирала хворост…
Ее длинная шея, точеная грудь, плоский девичий живот, бедра, икры и лодыжки безукоризненной формы – все ее дивное тело казалось призрачным в рассеянном свете свечи. Язычок пламени тянулся в сторону выхода, дразня недоступной свободой. Всего два десятка шагов, и вот оно, отверстие в скале, замаскированное можжевельником…
– Тебе не выбраться отсюда, – шептал он, поглаживая ее ноги. – Ты останешься здесь, со мной…
Она не отвечала на его прикосновения, не шевелилась.
Охотник ощутил себя жестоко обманутым, обделенным. Диана находилась в его власти… и ускользала. Потеря сознания позволила ей убежать от него в спасительную темноту и тишину. Они оказались по разные стороны реки жизни. Он – здесь, она – там. Какой подлый трюк…
Он начал трясти ее, приговаривая:
– Тебе не удастся перехитрить меня… Я слишком долго этого ждал…
Пришлось освободить ее губы, разжать их и влить немного воды. По ее горлу прошла судорога, ресницы дрогнули… Он мог бы и не заклеивать ей рта, сделал так исключительно для острастки. Перестарался…
– Иди сюда! Иди же… Я не сделаю тебе ничего плохого. Разве любовь так страшна? Я хочу только овладеть тобой, совершить обряд «тайной ночи», который почитался древними. Ты узнаешь блаженство любви, не обремененной ни прошлым, ни будущим… Ты слышишь меня? Знаю, что слышишь. Не бойся…
Он звал ее с «того берега», подманивая, будто она и правда была пугливой ланью, которая прячется от охотника в густом лесу.
Диана наконец открыла глаза и задрожала.
– Кто вы? Что вам надо? Отпустите меня…
Ее губы и язык плохо слушались, и вместо слов выходило невнятное бормотание, но он все понял.
– Куда ты пойдешь? Зачем? Неужели тебя тянет к этим грубиянам, которые таскаются по горным тропам с рюкзаками в поисках каких-то мифических камней? Они не оценили твою красоту, ничего не поняли, использовали тебя как рабочую силу, кухарку и посудомойку. А я буду поклоняться тебе… мы оба исполним тайное предназначение… станем мстителем и жертвой… всего лишь на один сладкий миг… Ты прольешь кровь невинности на алтарь искупления, как когда-то проливали кровь на мраморном алтаре богини-девственницы, Артемиды-Дианы… Возможно, где-то в этих горах, чуть ближе к морю… Ты помнишь тот дивный храм, белоснежную лестницу и стройные колонны, вырубленное в толще скалы святилище? Сама дочь Агамемнона, героя Троянской войны, прелестная Ифигения убивала людей жертвенным ножом… и все ради того, чтобы ублажить тебя… утолить твою жажду… Тот, кто жаждет крови, должен приготовиться к тому, что когда-нибудь все обратится вспять… Актеон вернется, чтобы любовью отомстить за свою смерть… Любовь – великая мука и наказание, наложенное богами на смертных…
Его речь сбивалась, все более походя на горячечный бред. Близость, которая вот-вот могла свершиться, и распаленное желание затмевали разум.
Пленница о чем-то молила, но ее слова сливались в однообразную мелодию флейт и арф, звучавших, вероятно, в храме во время обрядов… Это была музыка Эроса, забытая, как далекое прошлое… Эти звуки подстегнули охотника.
Он принялся исступленно целовать пленницу, развязал ей ноги и повалил на спину, на расстеленное на полу пещеры белое покрывало. Она почти не сопротивлялась, ошеломленная его натиском. Ее мышцы затекли, пока она сидела связанная, тело онемело.
– Если ты меня обманешь, я убью тебя… – задыхаясь, шептал он.
– Сумасшедший… псих…
Он схватил ее за шею, сжал, и она затихла. Она уже не пыталась вывернуться, избежать его ласк, покорившись своей судьбе, – а то в пылу остервенелой «любви» маньяк, пожалуй, ее придушит. Был ли у нее шанс спастись… Она не думала. Ощущала только боль, тяжесть чужого тела, запах и дыхание зверя…
– Ты же сама хочешь этого, признайся… Разве твоя затянувшаяся невинность не тяготит тебя? Я избавлю тебя от нее и подарю новую жизнь…
«Или смерть…» – мелькнуло в ее помраченном уме.
Она закричала в надежде, что кто-нибудь – одинокий скалолаз, любитель горных прогулок или случайно забравшийся сюда турист – услышит ее голос и придет на помощь. Напрасно…
Насильник даже не стал зажимать ей рот.
– Кричи… – прошептал он, обдавая ее слабым запахом алкоголя. – Меня это возбуждает…
И она перестала кричать, стонала, чувствуя, как крепкие мужские пальцы мнут ее плоть, впиваются в кожу, подчиняют себе, как грубо свершается «таинство любви», как сотрясается в мощном оргазме навалившееся тело… и вдруг обмякает обессиленное, придавливая ее неподвижным и оттого кажущимся безжизненным грузом.
Она отдышалась, замерла и робко пошевелилась. Ничего не последовало. Свеча догорала, и в чадном сумраке нельзя было разглядеть, открыты или закрыты глаза насильника. Кажется, закрыты… Он что, потерял сознание? Перевозбудился, не выдержал нервного напряжения… или сердце подвело?..
Эти сумбурные мысли вихрем пронеслись у нее в голове, и осознание их пришло намного позже. А сейчас действовала не она – ее инстинкт самосохранения. Он гнал ее прочь из страшной пещеры…
Она приподнялась, и тело похитителя мягко скатилось, застыв в неприличной позе, со спущенными штанами и обнаженными ягодицами, белыми ниже полосы загара. Все эти мелкие детали врезались в ее память, чтобы остаться там вместо лица и других важных примет извращенца.
Она долго возилась, освобождая руки, кое-как натянула растерзанные спортивные брюки и порванную футболку. Не выходить же из пещеры голой. Насильник тем временем пришел в себя и дернулся, издав хриплый вздох.
Она кинулась к выходу. Солнце ослепило ее, горячий воздух и запах хвои хлынули в легкие. Голова закружилась, и беглянка едва не сорвалась вниз. Первобытное чувство единения с природой – единственное, чем можно объяснить ловкость и быстроту, с которой она спустилась на тропу и помчалась навстречу неизвестности.
Шум и летящие вниз камни подсказали ей, что похититель очнулся, сообразил, что произошло, и бросился в погоню. Она закусила губы, боясь крикнуть и выдать себя. Впрочем, звериное чутье сразу навело его на верный след.
Она бежала, не чуя под собой ног, не ощущая царапин и порезов от цепких ветвей и острых колючек. «Циклоп» возник перед ней внезапно, она не стремилась сюда и ни за что не нашла бы дольмен, если бы искала специально. Одинокий черный глаз как будто направил на нее спасительный призыв, обещая надежное укрытие и защиту…
Как она проскользнула внутрь через узкое отверстие, не думая о змеях и пауках, – тоже осталось загадкой. Человек представлял сейчас для нее большую опасность, чем ядовитые твари. Дольмен впустил ее, окутав тишиной и прохладой… Она села в уголке, поджав ноги и вдыхая запах прелой листвы. Страх медленно уходил из нее, вытекал, растворялся в пелене сна… Она не заметила, как погрузилась в невесомый туман, и ее веки смежились…
