Тэфана, которая только наедине с мужем из «лунной жрицы» превращалась в обыкновенную женщину, жену, ждала, пока ее Толик уляжется в постель. Только после этого она отправилась на балкон совершать ежевечерний обряд поклонения ночному светилу. Сегодня луна явно выражала свое недовольство действиями «жрицы», поэтому Тэфана не ощутила никакого приятного возбуждения, никакого сияющего потока энергии, обволакивающего ее тело… Она то и дело отвлекалась на посторонние звуки и ловила себя на земных мыслях.

Смерть горничной произвела на Теплищеву ужасное впечатление. Вся окружающая природа, казалось, источала тревогу, а яркие краски южной ночи приобрели мрачный оттенок. Чернота напоминала о смерти, ветер – о волнении загубленной души, а глухой рокот моря – о темной бездне воды, кишащей неведомыми опасностями.

Соседский пес оглашал окрестности то заливистым лаем, то зловещим воем. Выражение «воет на луну» пришло в голову бывшей учительницы, и она устыдилась. Каким примитивным все еще остается ее разум!

Где-то в конце улицы раздавалась безвкусная разухабистая музыка – люди танцевали на траве под деревьями, желтые лампочки, висящие на проводах, раскачивались от ветра.

Как в таких условиях отправлять культ богини звездного неба? Тэфана со вздохом поднялась из своей ритуальной позы и решила просто постоять на балконе, любуясь низкими «мерцающими очами Вселенной». Некоторое время она пыталась вызвать на беседу погибшую Катю, вступить в телепатический контакт с ее духом и попросить у покойной прощения. Но Катя избегала Тэфаны, а луна отказывалась выступать посредником между живой женщиной и мертвой.

Убедившись, что ничего не клеится, Теплищева вернулась в комнату.

– Ты еще не спишь? – удивленно воззрилась она на археолога.

Тот, вопреки своей манере засыпать, едва коснувшись подушки, лежал с широко открытыми глазами и водил рукой в воздухе, словно чертил карту «острова сокровищ», как он называл Крым. Легкий пух волос, подсвеченный ночником, встал дыбом на его голове наподобие нимба.

– Тома! – воскликнул Теплищев, словно жена никуда не уходила и они вместе размышляли. – А ведь она чертовски права! Амазонки могли построить храм Девы, только не в Херсонесе, а на Медведь-горе!

– Кто «она»?

– Эта… белокурая дама, Ирэн.

Тамара Ефимовна приложила руки с накрашенными синим лаком ногтями к груди. На каждом ногте золотистой краской был выписан полумесяц.

– Ты неисправим, дорогой. Как можно думать о храме, когда убили живую девушку, Катю? От храма в любом случае сохранились засыпанные землей руины. А Катю не вернешь.

– Раньше таких девушек десятками приносили в жертву на алтаре Артемиды! Саму Ифигению тоже чуть не зарезал родной отец! – торжественно произнес ученый. – Это было в порядке вещей. Она, вероятно, блудница, а богиня Дева сурово карает блудниц.

Редко что могло вывести бывшую учительницу из терпения. Но сие бессердечное высказывание возмутило ее до глубины души.

– Кто блудница, Катя? Откуда ты знаешь?

– По глазам видел… Она стреляла глазами. И с этим бритым парнем заигрывала, и с нашим великим магом Гараниным. Вероятно, не только с ними.

– Ты-то когда успел заметить, кто с кем заигрывает?

– Случайно… Гаранин сам подошел к ней в саду, и они о чем-то долго шушукались. Я сидел на лавочке под виноградом, думал. Вижу, идет стрекоза эта, горничная, а тут откуда ни возьмись – маг. Этак галантно забрал у нее ведро, швабру и увлек в тень…

В хозяйском доме допоздна горели окна. Рид и Елена не спали. Они лежали на роскошной кровати под балдахином, обсуждая завтрашний день.

– Завтра сюда приедет сотрудник милиции, – говорил он. – Придется отвечать на его вопросы. Надо позвонить отцу. Ах, как это все некстати!

– Разве смерть бывает «кстати»…

– Надо же было Кате пойти именно в тот сквер, оказаться в том самом месте, где промышлял маньяк! Почему Макс не поехал вместе с ней за покупками? Отец будет в бешенстве.

– Ты любил Катю? – простодушно спросила Елена.

– Любил? Неподходящее слово… Скорее, жалел. Катя здешняя, из соседнего села.

– Здешняя? Почему же она жила в гостевом доме?

– Так удобнее. И нам, и ей. Утром надо делать уборку, значит, рано вставать, как-то добираться до виллы, потом ночью возвращаться домой. Макс отпускал ее на выходные, иногда.

– У нее есть семья?

– Мать и брат. Безработный. Нигде надолго не задерживается. Катя просила устроить его в строительную бригаду, но он отказался. Хочет быть свободным, заниматься тем, что по душе.

– Разве это плохо?

– Для него, наверное, хорошо. А для других – не знаю. Жить на содержании у сестры и матери-пенсионерки как-то не по-мужски. – Юдин разошелся. Такие, как брат Кати, вызывали у него глухое раздражение. – Он, видите ли, путешественник! Лазает по горам, скитается с рюкзаком по побережью. Живет в палатке, питается, чем бог пошлет. Наслаждается красотами природы. Собирает ракушки, ловит крабов… А сестра вкалывает! Вкалывала…

Елена не разделяла его беспокойства по поводу семейных отношений Кати и ее брата. Она волновалась по другой причине.

– Не хочу видеть милицию.

– Я постараюсь избавить тебя от необходимости объясняться с ними. Но среди оперативников попадаются такие назойливые.

– Что мы можем им сообщить? Пусть в городе ищут, опрашивают свидетелей.

– Как оказалось, свидетелей нет. Все наши видели Катю выходящей из «Газели», и все. Они отправились кто куда – одни по магазинам, другие слоняться в толпе отдыхающих… А потом ее нашли мертвой в дальнем уголке сквера.

Елена приподнялась и поправила подушку. На ее щеках выступили красные пятна.

– Я не буду ни с кем говорить. Делай, что хочешь!

– Дорогая, это ведь формальность. Им нужно задать несколько обычных вопросов. Не было ли у Кати врагов? С кем она ссорилась? Кто мог желать ей смерти? Стандартная процедура.

– Я ее даже не знала толком…

Юдин потянулся за телефоном, набрал номер отца. Тот не отвечал, отключился, как назло. Он ненавидел сотовую связь и, когда заканчивался рабочий день, вырубал мобильник.

– Черт! Ну возьми же трубку!

Старый упрямец, похоже, улегся спать, а отдых для него – святое.

– Почему ты нервничаешь? – испугалась Елена. – Это тебе чем-нибудь грозит?

– Нет! Конечно, нет. Все в порядке. Успокойся…

– Мне страшно… – прошептала она, прижимаясь к мужу всем телом. Лунный свет сделал ее кожу серебристой, как у инопланетянки. – Я чувствую дыхание смерти…