Глава 8

- Домой собираесси? - лениво поинтересовался старик, заглядывая через забор.

- Ага. Хватит бока отлеживать, Прохор Акимыч.

Молодой сосед носил дрова в сарай - чтобы не мокли под дождем. Когда еще он приедет сюда? Пора в Москву - там дел невпроворот: бизнес, подростки, которых он оставил без присмотра.

- А куды та деваха подевалася? - взялся за свое дед. - Вчерась гляжу - нету ее, нынче тоже не показывалася. Ушла, небось? Ты хоть адресок у ей спросил?

Матвей изобразил непонимание, уставился на Прохора недоуменным взглядом.

- Какая еще деваха?

- Ну, ты и жук! Деда-то дурить негоже! Думаешь, раз я седой, то из ума выжил? - рассердился старик. - Я на память не жалуюся.

- А-а, ты про ту, которую чуть пес не искусал? Она работу искала, вот и забрела на нашу улицу. Заблудилась.

- Тебе она совсем не по сердцу, да? Спровадил и не вспоминаешь! - старик раскурил самокрутку и затянулся едким дымом. - Ядреный табачок, в магазине такого не купишь.

Матвей отнес охапку дров в сарай, постоял там, надеясь, что Прохор уйдет. Чего он привязался? От скуки, наверное. Поговорить не с кем, вот и чешет языком.

Но дед с наслаждением дымил, покашливал, щурился от солнышка и не думал оставлять Матвей в покое.

- Значить, она тебе не приглянулася? - спросил он, едва сосед показался во дворе. - Переборчивый ты жаних, Матвеюшка! Бог таких-то не жалуеть.

Матвей решил не ввязываться в спор, просто слушать. Прохор вволю гундосил про то, как несладко бобылем век вековать, пока не выдохся.

- Ты, парень, кремень! Ничем тебя не проймешь!

Старик насупился, молча запыхтел самокруткой. Матвей вздохнул с облегчением. Его беспокоили мысли об Астре, но с дедом он откровенничать не собирался.

Тогда, проводив ее к дому номер девять по Озерной улице, Матвей увидел, как она закрыла за собой калитку, и решил подождать. Выйдет или не выйдет? Не вышла.

Здесь каждая собака знала дом баронессы - с темно-коричневой крышей, высоченной каминной трубой и огромными закругленными окнами. Отчего-то в этот раз особнячок произвел на Матвея отталкивающее впечатление. В голову лезли смутные мысли - что все-таки произошло с прежней компаньонкой баронессы?

«Не суйся в чужие дела, - подсказывал внутренний голос. - Ты же намекнул новой знакомой, что не мешало бы навести справки о хозяйке дома. А она тебя не послушала, отмахнулась, как от назойливой мухи».

Матвей отправился восвояси и остаток дня провел в лихорадочном возбуждении. Подобное состояние было ему в диковинку. Даже чай из трав и созерцание звездного неба не принесли желанного равновесия. Странная гостья внесла смуту и разлад в его душу, нарушила привычный ход мыслей.

- Дак… нашла она работу, деваха-то? - напомнил о себе старик. - Куда такую фифу возьмуть? В кабак только, вино разливать.

Матвей пропустил его умозаключение мимо ушей.

- Слышь, Прохор Акимыч, а кто был у немки в прислужницах? Знаешь?

Тот расцвел от удовольствия. Наконец-то сосед разговорился, а то молчит и молчит, будто воды в рот набрал.

- Как не знать? Наша, камышинская девица! Имя у ей заковыристое… Лиза… Элиза… запамятовал я! Девка - загляденье! А энта змея порчу на ее навела, чтобы та, значить, всех мужиков отшивала. Кто к ей не подкатывался, всем, значить, от ворот поворот! Ну, а потом она вовсе того… пропала. Ни у немки нету, ни дома. А где ж она могёт быть? Ясно, замордовали девку. Насмерть…

- Родственники у нее есть?

- Есть… бабка больная и сестра. Мать у ей померла год или два назад, от сердца.

- А отец где?

Прохор развел руками.

- Может, спился или на заработки куды уехал, да и сгинул.

- Далеко они живут?

- Далече! Тебе-то зачем?

- Повидаться хочу, - усмехнулся Матвей. - Из первых уст басню услышать!

- Выходит, не веришь, - обиделся старик. - Зря тебя мамка Фомой не нарекла! В самый раз было бы.

- Верю, не верю… какая разница? Адрес давай - улица, дом.

Но Прохор не помнил ни названия улицы, ни номера дома, только фамилию: Коржавины.

- Я расскажу, как идтить, - предложил он. И пустился в путаные объяснения.

Матвей переспрашивал, уточнял, чем вывел деда из себя.

- Тьфу на тебя, ей-богу! - вспылил тот и начал сооружать новую самокрутку. - С виду умный, а простых слов не понимаешь.

- Ладно, не злись, - улыбнулся Матвей. - Идем, пропустим по стопочке.

Он угостил старика водкой, яичницей с салом и квашеными помидорами. Тот разомлел, расчувствовался. Ему было жаль, что Матвей уезжает, - прощался чуть ли не со слезами на глазах.

- Вдруг не увидимся боле?

Матвей проводил гостя, прибрал в доме, вымыл посуду, сложил сумку - приготовил все на завтра. Первый автобус отправлялся в семь тридцать утра. Не проспать бы!

Он вышел во двор, потом вернулся в горницу, сел… душа была не на месте. Сходить, что ли, на Озерную улицу, навестить Астру? Узнать, все ли в порядке? Хотя… с какой стати? Что с ней может случиться? Она его, пожалуй, на смех поднимет, и поделом.

Карелин все же оделся, запер дверь и пошел прогуляться. Листья шуршали под ногами, смеркалось. Шел он, шел и оказался у того самого дома с флюгером на крыше, про который говорил дед Прохор, - грубо вырезанный из жести флажок указывал направление ветра.

Забор у дома покосился, калитка не закрывалась. Во дворе к Матвею подбежал рыжий пес с обвислыми ушами, на его лай вышла на крыльцо сгорбленная старуха в телогрейке и сером шерстяном платке. Она была глуховата.

Старуха провела его через запущенную веранду с битыми стеклами в сумрачную комнату, где стоял запах дыма и теста.

- Зойка! Зойка! - позвала она, и в дверях появилась тоненькая беленькая девушка лет шестнадцати, в свитере и брюках.

- Бабушка плохо слышит, - объяснила она. - Говорите со мной. Только в школу я все равно ходить не буду! Не заставите!

- А как на это смотрят твои родители? - осторожно прощупывал почву Матвей.

- Я сирота! - девчушка вызывающе задрала острый подбородок. - Отца не помню, а мама… умерла. У нее было больное сердце. Разве вам не сказали?

Ее голосок дрогнул, и Матвею стало неловко. Зря он сюда пришел. Но не отступать же теперь?

- Собственно, я не из-за школы. Я по поводу твоей старшей сестры.

- Мы в милицию не заявляли! - ощетинилась девушка.

«Раз она приняла меня за сотрудника милиции, пусть так и думает, - решил он. - Там видно будет».

- Другие заявили, - неопределенно выразился он и замолчал, ожидая ее реакции.

По сути дела, он даже не знал, какие вопросы задавать. И вообще, какого черта он явился беспокоить этих людей? Что ему от них нужно?

Он не извинился за непрошенное вторжение и не ушел, а стоял, глядя то на бабку, то на внучку. Старуха напряженно прислушивалась, теребила натруженными руками края фартука. Пауза затягивалась.

- Кто заявил? - не выдержала Зойка. - Баронесса, что ли? Эльза к ней в пожизненное рабство не нанималась! Хотела - работала; не захотела - ушла. У нас свобода, между прочим. Я так и сказала этому Тихону, садовнику!

- К вам приходил Тихон?

- Ну, да! Немка его присылала два раза. Где, мол, Эльза? Почему не выходит на работу? Не хочет, и не выходит! Не обязана!

- Могу я поговорить с твоей сестрой? - мягко спросил Матвей. - Желательно, чтобы она сама прояснила ситуацию.

- Какую еще ситуацию? Что этой буржуйке от нас надо? - взорвалась девушка. По ее бледному личику пошли красные пятна. - Небось, придумала, будто Эльза ее обокрала? Они все так делают. Человек на них работает, спину гнет, а когда приходит время платить деньги, они от жадности удавиться готовы!

- Баронесса задолжала вашей сестре?

Зойка смутилась, отвела светло-голубые глаза. При всей неуклюжести, угловатости и худобе в ней уже угадывалась будущая красавица. Можно догадаться, что и Эльза весьма недурна собой.

- Нет! - с неохотой признала она. - Это я так, от злости. Платила она исправно, сестра не жаловалась.

- Может быть, у Эльзы есть какие-нибудь претензии к бывшей хозяйке?

- Никаких, - слишком поспешно ответила Зойка. - Только пусть оставит нас в покое.

Старуха, как заведенная, кивала головой, будто понимала, о чем идет речь. Ее глаза ничего не выражали, а изуродованные подагрой пальцы перебирали и перебирали края фартука. «Вряд ли она способна соображать здраво, - подумал Матвей. - Выходит, Зойка - единственный источник информации. Но что я хочу узнать? Жива ли ее сестра? Судя по всему, нет причин считать ее мертвой. Значит, и Астре ничего не грозит. Я могу с чистой совестью уезжать в Москву».

Но что-то продолжало его удерживать.

- Баронесса каким-либо образом докучает вам?

- Не очень, - пожала тощими плечиками Зойка, и старуха опять кивнула, как бы подтверждая ее слова. - Просто нам надоело, что все лезут в нашу жизнь! То учителя ходят, то Тихон, теперь вы явились… из милиции. Этого еще не хватало! Мы не преступники.

- Конечно, нет, - примирительно улыбнулся Матвей. - Я хочу кое-что уточнить у твоей сестры Эльзы, вот и все.

- Разговор окончен. До свидания! А лучше - прощайте! - Зойка демонстративно отвернулась и скрылась в другой комнате.

Старуха кивнула, повела гостя к выходу, подождала на крыльце, пока он не вышел за калитку.

Уже шагая по улице мимо дома с флюгером, Матвей боковым зрением заметил в окне Зойкино лицо. Она провожала его недобрым взглядом…

Господин Ельцов прошел мимо секретарши, не поздоровавшись, черный, как туча. Хлопнула дверь в кабинет. Шеф явно не в духе. С женой поругался? Или проблемы с бизнесом?

Глория - секретарша Ельцова - регулярно прикладывалась к бутылочке с валериановыми каплями. Она разводилась с мужем, который мучил ее ревностью. Как многие женщины в ее положении, она обижалась на судьбу и считала свою жизнь разбитой. Вдребезги! После такого разочарования она уже не сможет довериться ни одному мужчине и тем более жить с ним под одной крышей. Законный брак не принес того, о чем она мечтала. Любовь обернулась настоящей пыткой! Ревнивый супруг не только ограничивал Глорию на каждом шагу, но и поднимал на нее руку. Потом он, разумеется, каялся, умолял простить его, клятвенно заверял, что больше такого себе не позволит… и недели две, иногда месяц держался - до очередного скандала.

- Не бьет, значит, не любит! - говорила свекровь, оправдывая поведение своего сына.

- Потерпи, дочка, - советовала мама. - С возрастом остепенится, успокоится. Сейчас молодежь вся такая. Твой хоть не пьет и хорошие деньги в дом приносит. А у других и того нету! Погляди вокруг, на подружек своих, на соседок. С мямлей жизнь тоже не сахар.

Глория начинала с университетского конкурса красоты, легко победила, попытала удачи в модельных агентствах, правда, подиум не принес ей ни денег, ни славы. Защитив диплом, она долго искала работу, пока не устроилась в страховую компанию «Юстина», возглавляемую Ельцовым.

Новая сотрудница грамотно и быстро печатала, отлично разбиралась в компьютере, знала английский и обладала уникальной памятью на лица. Стоило один раз увидеть клиента, и она запоминала его внешность, имя и фамилию. К тому же девушка была хороша собой, умела вести светскую беседу, готовить крепкий кофе, сервировать стол… в общем, господин Ельцов остался доволен. В его привычки не входило ухаживать за молодыми сотрудницами, так что отношения у них складывались деловые, основанные на взаимной симпатии.

И тут Глорию угораздило выйти замуж. Именно угораздило, иного слова она подобрать не могла. С будущим мужем Вадимом они совершенно случайно познакомились в одном из модных московских клубов. Позапрошлой осенью фирма «Юстина» в качестве поощрения закупила для некоторых сотрудников билеты на ночное развлечение - нечто вроде костюмированного бала в духе заграничного Хэллоуина. Как раз тридцать первого октября. Глория взяла напрокат костюм летучей мыши и отправилась получать острые ощущения.

Вадим, облаченный в одеяние средневекового чернокнижника, сразу обратил на нее внимание. Они вместе хихикали над многочисленными Фредди Крюгерами, утопленницами и Дракулами, пили водку с томатным соком, красное вино, танцевали и до утра бродили по улицам, пугая редких прохожих. На следующий день Вадим позвонил и предложил встретиться - так завязался их скоротечный роман. Глория не успела рассмотреть в женихе отчаянного ревнивца: молодые люди, увлеченные друг другом, не склонны замечать недостатки, отдавая предпочтение достоинствам.

Вадим обладал изощренной фантазией, умудряясь приревновать жену чуть ли не к водителю троллейбуса, в котором та ехала на работу. Он подозревал ее в заигрывании с любым мужчиной, кем бы тот ни был - от официанта до сантехника, не говоря уже о друзьях и соседях. А уж в том, что жена уступает сексуальным домогательствам своего шефа господина Ельцова, был уверен. И эту его уверенность не могли поколебать никакие оправдания и доводы.

Вадим начинал закипать с самого утра, глядя, как Глория причесывается, одевается, накладывает макияж…

- Куда ты так выряжаешься? - раздувая ноздри, спрашивал он. - Секретарша не должна выглядеть шлюхой! Я не понимаю, чем ты там занимаешься?

Она плакала, уверяла мужа в своей любви и верности, пока не убедилась, что слова бесполезны. Вадим ничего не желал слушать. Он требовал, чтобы она немедленно уволилась с работы и посвятила себя домашнему хозяйству. С каждым днем он становился все агрессивнее.

- Все, что я хочу, - это иметь жену, которая спит только со мной! - вопил он. - Я достаточно зарабатываю, а женщина должна вить гнездышко, заботиться о домашнем очаге, а не вертеть хвостом и строить глазки другим мужчинам! Разве я в чем-нибудь тебе отказываю? Тебе чего-нибудь не хватает? Так скажи! Давай обсудим твои проблемы.

«Мне не надо было выходить за тебя замуж», - хотела сказать Глория. Но не решалась.

Наконец ее терпение лопнуло, и она подала на развод. Из квартиры Вадима пришлось уйти, временно поселиться у подруги.

- Босс у себя? - спросил главный менеджер, отвлекая секретаршу от грустных мыслей.

Все в офисе знали о предстоящей свадьбе Астры Ельцовой и Захара Иваницына, поэтому он на правах будущего зятя пользовался всяческими привилегиями. Например, входить к Юрию Тимофеевичу в любое время и без доклада.

Как ни была расстроена Глория, женское любопытство взяло верх - красавчик Иваницын, явно не в себе, пулей влетел к шефу… и оттуда раздались взволнованные голоса. Мужчины разговаривали на повышенных тонах, с чего бы это? Она соскользнула с кресла и прильнула ухом к двери в кабинет.

Невеста сбежала - это единственное, что ей удалось расслышать.