Глава 6

На встречу я пришел в боевом настроении. Посмотрим, что это за тип! Уж я заставлю рассказать его всю правду. И надеюсь, что за эту правду меня не пристрелят в одном из тихих Сретенских переулков недалеко от ресторана.

«Темпл-бар» располагался во дворе одного из домов на Цветном бульваре, на втором этаже двухэтажной пристройки. Едва я вошел в зал, как от одного из центральных столиков раздался возглас:

– Мечислав Мстиславович! Сюда!

Я сел за столик, внимательно разглядывая лже-Липатова. Брюнет с глубокими залысинами и благородной сединой в оставшихся частях шевелюры. Внимательный взгляд, уголки рта приподняты в постоянной благожелательной улыбке, контрастирующей с испытующим взглядом. Рубашка спортивного типа, «Найк»: ее нарочитая небрежность и простота заявляли о нескромной цене, по которой она была приобретена, лучше всякого ценника.

Словно из-под земли возник официант, которому я заказал кружку пива и стейк, первые попавшиеся в меню.

– Наконец мы встретились! – доброжелательно улыбнувшись, протянул мне руку лже-Липатов. Я пожал его ладонь, но тут же спросил:

– И как же вас величать? Не господином Липатовым, в самом деле!

– Зовите меня Сергей Геннадьевич, – предложил собеседник, чем несказанно рассмешил меня. В ответ на мой громкий смех Сергей Геннадьевич удивленно воззрился на меня.

– Что-то не так? – настороженно поинтересовался он.

– Я так понял, что это очередной псевдоним, – отсмеявшись, пояснил я. – Так же звали знаменитого русского террориста Нечаева.

– На самом деле это мое настоящее имя, – ответил Сергей Геннадьевич.

– И паспорт можете показать? – не удержался я от ехидного вопроса.

– А зачем? – ответил вопросом на вопрос Сергей Геннадьевич.

– Как-то очень по-еврейски: отвечать вопросом на вопрос, – продолжал я гнуть свою агрессивно-допросную линию. – Вы, часом, не агент «Моссада»?

– Нет, можете быть спокойны, – сухо улыбнулся Сергей Геннадьевич. Улыбка почти исчезла с его губ. – Я вообще не имею отношения ни к одной из спецслужб. Я представляю интересы абсолютно частной организации.

– И как же называется эта организация?

– Это не имеет значения, – отрезал Сергей Геннадьевич.

– Возможно, что и не имеет. Но зачем вашей организации нужен нательный деревянный крест, принадлежащий господину Липатову?

– Это не мой секрет.

– Отлично получается! – с издевкой воскликнул я. – Вы вызвали меня сюда в расчете на откровенность, но сами не желаете быть откровенным.

– Собственно, я рассчитывал на то, что вы убедитесь в неискренности господина Липатова-младшего и захотите узнать у меня причины этой неискренности.

– Лично я не вижу ничего такого, что бы могло свидетельствовать о неискренности господина Липатова, – заметил я. Мои слова произвели впечатление на Сергея Геннадьевича. Он внимательно посмотрел на меня и сказал, словно раздумывая:

– Так! Похоже, что я чего-то недопонимаю. Видимо, вам известно о господине Липатове то, чего я не знаю. И что же?

– Опять игра в одни ворота! – укоризненно заметил я. – Вы не хотите мне говорить, зачем вам понадобился простой деревянный крестик, мотивируя это тем, что это «не ваша тайна». Извините, но то, что касается господина Липатова, тоже не моя, а его тайна!

– Вы спросили его, что он делал в Москве в день смерти своего дяди? – вместо ответа спросил Сергей Геннадьевич.

– Зачем? Дядя умер естественной смертью, криминала здесь нет. Кроме того, я не уверен, что он был в Москве в этот день.

– Извините, но… – начал было Сергей Геннадьевич, но вдруг осекся и после короткой паузы процедил сквозь зубы: – Похоже, что я и правда чего-то недопонимаю…

– А вы ответьте на мой вопрос, и тогда я расскажу вам, что именно вы недопонимаете, – предложил я. – Итак, еще одна попытка: зачем вам нужен крестик Липатова?

– И еще раз скажу вам, что это не моя тайна, – нервно заявил Сергей Геннадьевич. – И мы совсем не собирались силой завладеть крестом Липатова!

– И потому вы из дома напротив ведете наблюдение за квартирой, – с усмешкой заметил я.

– Это случайность! – запротестовал Сергей Геннадьевич. – Я приехал в Москву, и мне понадобилось снять квартиру в центре. Совершенно случайно это оказался дом напротив дома Липатова. Но не скрою: в Москву я приехал для переговоров с академиком Липатовым о покупке принадлежащего ему деревянного креста.

– И он согласился вам его продать?

– Нет, но переговоры успешно продвигались. И думаю, что он продал бы нам крест, если бы не его внезапная смерть. Но мы и не собирались угрожать академику Липатову, поверьте мне!

– Да, вы всего лишь следили за ним из дома напротив и нашпиговали квартиру видеокамерами, – саркастически заметил я.

– Простите, чем?! – изумленно уставился на меня Сергей Геннадьевич.

– Видеокамерами, при помощи которых следили за Липатовым и его гостями. Сегодня эти видеокамеры были сняты специалистом. Одного не пойму: зачем вам понадобилась видеокамера в туалете?

– Если это правда, то все изменилось, – проговорил, сокрушенно качая головой, Сергей Геннадьевич.

– Что изменилось? – не понял я.

– Кто-то еще, кроме нас, очень серьезно интересуется наследием академика Липатова, – пояснил Сергей Геннадьевич. – И это очень неприятная новость. Извините, но я должен вас покинуть. На всякий случай, если я понадоблюсь, вот вам мой номер телефона. Звоните в любое время дня и ночи.

Он достал свой мобильник и нажал на кнопку. У меня в кармане зазвонил телефон.

– Номер определился? Отлично! До встречи.

– А стейк? – напомнил я. – Его сейчас принесут.

– Съешьте его за меня, вот деньги. Приятного аппетита!

Сергей Геннадьевич бросил на стол две тысячерублевые купюры и заспешил к выходу.

В тот же вечер я поведал Таврову о результатах встречи.

– Хорошо, что он пошел на прямой контакт, – отметил Тавров. – И очень хорошо, что ты не сказал ему, что мы проверяли список пассажиров, в котором фигурирует фамилия Липатова. Пусть помучается. А вот то, что он не признал установку прослушки в квартире Липатова, настораживает. Зачем скрывать? Все равно за это никто не собираетеся привлекать его к суду. Так что если твой Сергей Геннадьевич не врет, то у нас нарисовался еще один охотник за наследием академика Липатова. И нам придется узнать, кто он такой. Ладно, это все преспективы… Тут звонил Анкудинов, хочет встретиться. Вроде он уже нашел какую-то информацию о «ТТ» с глушителем «брамит», и ему не терпится поделиться. Подъезжай в то же место часика через два.

Чрез два часа я уже сидел в знакомом кафе в компании Таврова и Анкудинова.

– Честно говоря, я не ожидал, что ваш «ТТ» с глушителем даст ниточку к старому делу, – радостно сообщил Анкудинов. – Спасибо, Валерий Иванович, что обратились ко мне.

– Это тебе спасибо, что взялся помочь, – ответил Тавров и с нетерпением добавил: – Давай закончим расшаркиваться и перейдем к делу. Что удалось обнаружить?

– По номеру пистолета я выяснил его историю. Выпускалась незадолго до Великой Отечественной войны небольшая серия пистолетов «ТТ» по заказу НКВД. Отличалась она использованием более совершенных материалов и производилась на новом оборудовании, что гарантировало высокую точность изготовления. Пистолеты предназначались для специальных подразделений НКВД. Я уже рассказывал вам об особенностях этих пистолетов, так что не буду повторяться. По номеру пистолета мне удалось выснить, что он был изготовлен в конце сорок первого года и в начале сорок второго года передан на вооружение разведывательно-диверсионной группы под командованием старшего лейтенанта НКВД Гущина. Для сведения: звание старшего лейтенанта госбезопасности в то время соответствовало армейскому майору.

– И куда впоследствии делся этот пистолет? – спросил я.

– Вот это загадка. Это мне выяснить не удалось, – признался Анкудинов.

– То есть группа Гущина погибла?

– Нет. Группа Гущина пополнялась за счет патриотов из гражданского населения, беглых военнопленных, бойцов других партизанских отрядов и в итоге разрослась в большой партизанский отряд. Сам Гущин благополучно дожил до Победы и умер в восемьдесят втором году генерал-майором в отставке. Вот тогда я и услышал впервые о генерале Гущине. Я в восемьдесят втором только начинал службу. И вот однажды в отделение милиции пришла старушка «божий одуванчик» и принесла в обычной продуктовой сумке четыре пистолета разных марок. Более того, ошеломленному дежурному старушка сообщила, что все это оружейное имущество осталось ей после смерти мужа и дома лежат еще четыре пистолета, которые она не принесла, поскольку не может таскать такую тяжесть в силу преклонного возраста и слабого здоровья. На дом к старушке отправили наряд, который в ящике письменного стола обнаружил еще четыре пистолета. Видимо, генерал Гущин питал страсть к оружию и хранил опасную коллекцию до самой своей смерти. Три пистолета из восьми оказались его личным наградным оружием, происхождение остальных неизвестно: все, кроме одного, иностранного производства, видимо трофеи. А вот один из них оказался револьвером «наган» отечественного производства с глушителем «брамит». И он, так же как и «ТТ» с глушителем, был выдан сташему лейтенанту госбезопасности Гущину перед отправкой вместе с группой в тыл врага.

– А что же вы тогда не заинтересовались судьбой «ТТ»? – спросил я.

– Тогда следовало поинтересоваться заодно судьбой двенадцати пистолетов-пулеметов «ППШ» и еще кучи другого вооружения, которое было выдано группе перед заброской, – объяснил Анкудинов. – Возможно, что пистолет «ТТ» был утрачен в ходе боевых действий. Ведь оружие с глушителем предназначалось для сугубо специфических целей: скажем, ночью связной идет с конспиративной квартиры подпольщиков обратно в отряд и натыкается на немецкий патруль. Вот тут пистолет с глушителем позволит быстро и без шума решить проблему. А в бою глушитель на пистолете скорее помеха, чем нужная вещь. Так что не исключено, что командир партизанского отряда Гущин вообще не прикасался к этим пистолетам. Забрали мы у старушки семь пистолетов и револьвер, на том и распрощались.

– Как же пистолет «ТТ» мог попасть к грабителю?

– Я узнал, что вдова генерала Гущина умерла в восемьдесят девятом году. Ее единственная дочь умерла от рака годом раньше. Квартиру и все имущество унаследовала внучка, которая продала квартиру в девяносто третьем году и убыла на постоянное место жительства к мужу в Германию. Возможно, что при распродаже имущества она нашла затерявшийся пистолет и продала его по случаю: в то время многие люди уже не так уважали закон, как в советской империи. Что поделаешь: тотальная деморализация населения в девяностые годы сделала свое дело.

– То есть как попал пистолет к грабителю, мы так и не узнаем, – разочарованно резюмировал я.

– Есть одна зацепка. Похоже, что этот самый грабитель, может, и разбирался в огнестрельном оружии, но ничего не понимал в глушителях. Дело в том, что данный глушитель в принципе не мог заглушить звук выстрела.

– То есть?! – почти одновременно воскликнули мы с Тавровым.

– Шумность выстрела зависит от нескольких факторов, – принялся объяснять Анкудинов. – В общем случае это хлопок при выходе пороховых газов из ствола и звук от срабатывающих при выстреле и после него деталей оружия. В ряде случаев сюда добавляется прорыв газов в зазоры между пулей, патроном и стволом – так называемая «обтюрация». Скажем, у большинства револьверов всегда имеет место прорыв газов между рамой, стволом и торцом барабана. У мощных револьверов энергия прорывающихся газов такова, что может до кости ободрать неудачно подставленный палец. В случае с револьвером «наган» такой прорыв в принципе исключен: перед выстрелом барабан выдвигается вперед, и гильза с утопленной в ней пулей примерно на два миллиметрв входит в ствол, где давление газов раправляет кончик гильзы и закрывает щель. Поэтому при выстреле из «нагана» с глушителем слышен только щелчок курка по ударнику.

– Это понятно, – кивнул я. – У автоматических пистолетов, кроме этого, слышен звук отходящего назад затвора, выброса гильзы и возвращающегося назад затвора.

– Совершенно верно, – согласился Анкудинов. – А для «ТТ» добавьте еще один немаловажный источник шума: звук ударной волны. Дело в том, что пуля пистолета «ТТ» выходит из ствола со сверхзвуковой скоростью, и получается хлопок, как при полете самолета, преодолевающего звуковой барьер. Такая проблема может быть решена заменой патрона на менее мощный, с пороховым зарядом, не способным разогнать пулю до сверхзвуковой скорости. В глушителях такой хлопок можно заглушить расширительной камерой, расположенной между шумоподавляющими перегородками и срезом ствола. Но это все теория. Давайте перейдем к тому, что мы имеем.

Анкудинов отхлебнул кофе из чашки и принялся перечислять:

– Во-первых, в обойме переданного мне пистолета «ТТ» находилось семь патронов, и все они с обычным вышибным зарядом – то есть пули при выстреле должны выходить из ствола со сверхзвуковой скоростью и давать резкий хлопок. Во-вторых, пистолет тщательно смазан и вычищен, но при внимательном изучении ясно, что из него давно не стреляли. В-третьих, в глушителе «брамит» глушение выстрела обеспечивают резиновые шайбы-перегородки с крестообразным разрезом, через который проходит пуля. Так вот, эти шайбы следует периодически заменять, даже если глушитель не используется для стрельбы.

– Старение резины? – догадался я.

– Так точно! – подтвердил Анкудинов. – Резина с течением времени теряет эластичность, разрушается. Так вот, похоже, что резиновые шайбы в глушителе не меняли уже лет пятьдесят, поскольку они разрушаются даже от прикосновения. При первом же выстреле пуля и пороховые газы превратили бы резину в пыль, так что ни о каком глушении выстрела не может быть и речи. Глушитель в данном случае абсолютно бесполезен: разве что при стрельбе в темноте сыграет роль пламегасителя и не позволит стрелку временно ослепнуть от вспышки выстрела собственного пистолета. Таскать этот «ТТ» с привинченным к стволу глушителем просто бессмысленно: и без того длинный ствол с нацепленным глушителем исключает его ношение в кармане одежды и уж тем более его быстрое извлечение. Отсюда я и делаю вывод: грабитель получил пистолет с глушителем непосредственно перед выходом на «дело». Возможно, он проверил работу механики пистолета, но отстрелять его точно не успел. А если бы он имел хоть отдаленное представление о принципах работы глушителя «брамит», то он обязательно проверил бы состояние резиновых шайб.

– Похоже, что его кто-то хотел подставить, – немедленно сделал вывод я. – Разумеется, если тот, кто передал пистолет, не такой же лох, как и грабитель.

– В этом случае я никаких заключений дать не могу: кто лох, а кто нет, – развел руками Анкудинов. – Могу лишь добавить насчет отпечатков пальцев. Я сверил имеющиеся на оружии и паспорте отпечатки как с отпечатками грабителя, найденными в базе данных, так и с переданными мне образцами отпечатков пальцев номер один и номер два. Докладываю: на оружии отпечатков пальцев грабителя нигде не обнаружено, зато обнаружены отпечатки пальцев, сопадающие с образцом номер два. На обложке паспорта имеются отпечатки пальцев, соответствующие образцам номер один и номер два. На ключах и внутренних страницах паспорта, как и следовало ожидать, пригодных для идентификации отпечатков обнаружить не удалось. Вот и все.

– Спасибо, – мрачно ответил я. Образцы отпечатков пальцев за номером один принадлежали мне, а за номером два – Липатову-младшему.

– Похоже, что грабитель стер все отпечатки с оружия и с обложки паспорта, перед тем как бежать, – заметил Тавров. – Спасибо, дружище! С меня причитается.

– Да ладно! – отмахнулся Анкудинов. – Вот если расскажете, как принадлежавший генералу Гущину пистолет попал к вашему грабителю, так мне больше ничего не надо. Наконец для себя смогу поставить точку в той давней истории.

Анкудинов дал нам с Тавровым информацию к размышлению. Чем я и занялся: принялся размышлять.

– Не могу понять, какой смысл давать грабителю пистолет с неработающим глушителем, – сказал я Таврову. – Допустим, грабитель выстрелит в академика, но при этом испугается громкого звука выстрела и немедленно убежит из опасения, что выстрел переполошит соседей и они вызовут милицию. Для чего это кому-то может быть надо?

– Скажем, для того, чтобы грабитель не успел ограбить квартиру, – предположил Тавров. – Допустим, что он в сговоре с Липатовым-младшим, которому хотелось завладеть дядиной квартирой и его богатствами. Вот Владимир Николаевич Липатов и нашел беглого уголовника, которого снабдил дубликатом ключей от квартиры, пистолетом с неисправным глушителем и подослал к дяде.

– Однако грабитель успел прихватить крестик, – напомнил я. – А этот крестик очень важен для Липатова. Ведь я мог отдать крестик не Липатову, а Сергею Геннадьевичу.

– Вот как раз Сергей Геннадьевич – самая лучшая кандидатура на место организатора преступления, – оживился Тавров. – Тут все сходится: ему был нужен крестик, и, видимо, грабитель должен был его принести. Скорее всего, Сергей Геннадьевич был на улице или в квартире напротив дома Липатова в момент совершения преступления, иначе откуда он мог узнать, что крестик у тебя? Ставилась задача любой ценой получить его и были обещаны большие деньги, а также фальшивые документы. Обрати внимание: грабитель должен был покинуть Москву под именем Владимира Николаевича Липатова. А уж после этого жить по документам на другое имя. И специально был выбран момент, когда Липатов-младший отправился в Новосибирск: в чужом городе вольной птице-командированному трудно доказать свое алиби – его практически никто не видит целый день в гостинице, поскольку человеку интересно прогуляться по незнакомому городу; друзей нет. Идеальный вариант!

– Допустим, грабитель приехал из Новосибирска по найденному в сумке паспорту, но кто же тогда уехал из Москвы обратно по паспорту на имя Липатова? Ведь грабитель к этому времени уже был мертв, а его паспорт лежал в рюкзаке на шкафу в прихожей, – напомнил я.

– Значит, был еще кто-то. Сергей Геннадьевич неоднократно говорил о себе во множественном числе, ведь так? – напомнил, в свою очередь, Тавров. – Если он не страдает манией величия или раздвоением личности, то он имеет в виду организацию. И если организация сумела сделать на высоком уровне фальшивый паспорт один раз, то изготовить еще несколько проблемы не представляет! Да и недостатка в людях у них нет, так что было кому поехать в Новосибирск вместо незадачливого грабителя.

– Тогда зачем Сергей Геннадьевич вручил грабителю пистолет с неисправным глушителем? – спросил я.

– А откуда мы знаем, что он дал тому пистолет? – хитро прищурился Тавров. – Возможно, что грабитель купил его сам по случаю и ни хрена не понимал в глушителях. Он видит по маркировке, что глушитель не самодельный, и уже это его успокаивает. Тем более что выбирать не приходится: он в бегах, ему нельзя лишний раз «светиться», нельзя входить в контакт со старыми знакомыми – ведь за ними могут следить. Вот и воспользовался тем, что удалось достать по случаю. Тем более что парень трижды сидел за грабеж, причем оружие он ни разу не применял, а лишь угрожал жертве. Похоже, что и в этот раз он стрелять не собирался.

– Логично, – согласился я. Честно говоря, мне трудно было представить Липатова-младшего, покупающего оружие для убийства дяди или печатающего фальшивые документы. А вот Сергея Геннадьевича я вполне мог представить в такой роли. Без проблем!

– Сергей Геннадьевич выглядел очень расстроенным, когда я сообщил ему о найденных в квартире Липатова «жучках», и заверил, что «они» не имеют к установленной прослушке никакого отношения, – заметил я.

– Он еще будет тебе пудрить мозги и обхаживать, как девицу, – ухмыльнулся Тавров. – Ты для него одна из ниточек к Липатову. И за тебя он будет держаться. Так что не расслабляйся!

Возможно. Но что, если Сергей Геннадьевич действительно не имел отношения к установке «жучков» в квартире Липатова? Тогда действительно в деле появилась третья сила, о которой мы ничего не знаем. И это мне не нравилось.

Когда обвинения Сергея Геннадьевича в адрес Липатова-младшего были опровергнуты, я стал больше ему доверять. И Липатов, как мне казалось, тоже проникся ко мне доверием: во всяком случае, он почти не общался с Тавровым, но мне звонил каждый день – просто чтобы поговорить и снять напряжение. Похоже, что ему было одиноко в Москве: здесь у него не было друзей, а если вообще таковые имелись, то все они остались в Питере, где Липатов-младший провел большую часть своей жизни.

Однако в этот раз в его голосе слышалось нескрываемое волнение.

– Мечислав Мстиславович! Я очень прошу вас приехать ко мне немедленно!

– Что случилось, Владимир Николаевич?

– Я скажу вам при личной встрече, – отказался идти на телефонную откровенность Липатов. Похоже, что тридцать седьмой год вбил в российскую «интеллигенцию» на генетическом уровне страх откровенных разговоров по телефону.

– Да, но… – замялся я, глядя то на часы, то на нахмурившуюся супругу. – Все-таки двенадцатый час ночи…

– Метро еще ходит, да и, в конце концов, такси можете взять… Я оплачу! – решительно предложил Липатов.

– Владимир Николаевич! Я семейный человек! – взмолился я. Больше, разумеется, для жены.

– Дайте супруге трубку! – велел Липатов.

– Тебя! – протянул я телефон оторопевшей от неожиданности жене. Не знаю, что уж за аргументы привел ей Липатов, но по окончании разговора я получил индульгенцию на отсутствие аж до следующего дня. Я быстро оделся и помчался к станции метро: хоть Липатов и обещал оплатить мне такси, но я не любил злоупотреблять чужой любезностью – если жадность есть мать всех пороков, то наглость, безусловно, ее первенец.

Липатов встретил меня с нескрываемой радостью и сразу потащил в кабинет. Спохватившись по дороге, он торопливо предложил:

– Э-э… Мечислав Мстиславович! Может быть, поужинаем?

– Спасибо, я уже…

– И я уже! Тогда сразу к делу! – обрадовался Липатов и торопливо принялся объяснять причины столь позднего вызова:

– Я уже говорил, что попробую найти документ с расшифровкой зашифрованной страницы из рукописи Тозо. Так вот, я изучал содержимое одного из чемоданов, битком набитого бумагами. Там я нашел даже студенческие конспекты дяди, которые он хранил непонятно зачем. Но главное: в стопке бумаг, представлявших собой переписку моего прадеда с управляющим имением Липатовых, я обнаружил лист бумаги, исписанный незнакомым мне почерком. Я едва начал читать его, как понял: это важно! Это единственное письмо бесследно и загадочно исчезнувшего где-то между Стамбулом и Триестом Андрея Васильевича Тузова, последнего представителя рода Тузовых по мужской линии. Я был уверен, что с момента его отъезда в его последнее путешествие от него не было ни единой весточки: во всяком случае, так повествовала семейная легенда. Но вот оно, письмо Андрея Васильевича Тузова, написанное им в середине тысяча восемьсот тридцать первого года. Смотрите!

И Липатов сунул мне под нос пожелтевший лист бумаги, исписанный витиеватым почерком.