80-е годы. Прибалтика
– Рито-о-ок! – всхлипнула в трубку Лена.
– Что стряслось, подруга?
– У него другая!
– У кого? – не поняла Рита.
– У Сережки моего!
– У Сереги?! Ты уверена?
– Да. К сожалению, уверена, – по-бабьи, в голос, разрыдалась Лена.
– Не реви, всех перепугаешь.
– Некого пугать. Сережа уехал в «командировку», только утром вернется. Ага, в ночь с пятницы на субботу командировка у него! Дочка у мамы. Дома только я и Мурашка. Все меня бросили, одна Мурашечка осталась, – продолжала голосить Лена, пытаясь обнять лежавшую рядом Мурашку. Кошка, почуяв запах алкоголя, брезгливо отстранилась. – Никому я не нужна, даже кошке, – грустно констатировала женщина.
– Ты что? Пьешь?! – еще больше удивилась Маргарита. Если интеллигентная Лена дошла до стакана, значит, дело действительно худо. – Держись! Я сейчас приеду, – пообещала подруга.
Через полчаса они сидели в кухне за наполовину опустошенным графином с настойкой. К приезду Риты Лена уже напилась настойки из черноплодной рябины и основательно захмелела.
– Как я буду ребенка растить? Ты скажи мне, Ритуля, как?
– Да что ты причитаешь? Ну, загулял мужик, с кем не бывает? Нагуляется и вернется. Он потом всю жизнь за этот свой грех на руках тебя носить будет, вину заглаживать.
– Да? А я не хочу, чтобы он меня носил на руках! Я больше не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Не хочу! Не хочу! Не хочу!!!
Рита лишь глубоко вздохнула. У подруги началась истерика.
– Ты… вот что. Ложись спать, а завтра на свежую голову все обдумай, как тебе себя с ним вести: простить и принять или выставить за дверь. Только, прошу тебя, не пори горячку! Твой Серега поступил по-свински – никто его не оправдывает, но все же мужик он хороший, непьющий, при ученой степени, Зиночку любит. Такие на дороге не валяются.
Лена проснулась утром, холодным и ранним. По привычке глянула, не сползло ли одеяло с мужа, чтобы его поправить. Не обнаружив Сергея рядом, она сразу сникла – оказывается, кошмар, ворвавшийся в ее жизнь, ей не приснился.
«Не раскисать!» – приказала себе Лена. Надо прибрать в квартире, особенно в кухне, там не вымытая посуда с вечера, и вообще, свинарник, а Сережа грязь не любит. Затем – срочно привести себя в порядок, ликвидировать круги под глазами. Надо бы сделать картофельную маску, она сразу дает заметный эффект. А если сейчас явится Сергей? Не нужно, чтобы он увидел ее в маске.
Обойдемся контрастным душем и компрессом изо льда. «В душ, пожалуй, успею», – решила она.
Дверь в ванную Лена закрывать не стала, чтобы услышать приближающиеся шаги на лестнице. Шаги с лестницы не доносились, даже соседские. Конечно, в выходной день в такую рань все еще спали, и Сергей, наверное, тоже. При мысли о том, где этой ночью мог уснуть муж, Лена брезгливо поморщилась. Все равно она не стала надолго задерживаться в душе. Быстренько сполоснулась, нанесла на лицо крем – на руки наносить его не стала, из экономии, на руки – потом, после мытья посуды и уборки.
Вымыла посуду – оказывается, они с Ритой ее оставили немного, пару чашек в раковине и бокалы, протерла стол, зеркало в прихожей, пыль на полках, прошлась по коврам с пылесосом. Заглянула в холодильник – что есть из еды? Пара блинчиков с мясом, холодный борщ. Сырникам, к сожалению, уже третий день пошел. Они не испортились, но утратили свою воздушность и стали не такими вкусными, как свежие. Двух блинчиков Сергею будет мало, их лучше Зине отдать. А для мужа «цеппелины» бы приготовить, но жаль, не успеть к его приходу – он вот-вот появится на пороге. Или все-таки попытаться? Можно сделать так: подать Сергею кофе с сыром и салатом, чтобы червячка заморил, а чуть позже накормить «цеппелинами». Лена проворно достала ингредиенты: картофель, лук, мясо, морковь, яйца. Почистила картофель, половину поставила варить, другую в сыром виде потерла на мелкой терке, как всегда, поранив палец. Мясо следовало отварить, а потом приготовить из него фарш для начинки. Чугунная мамина мясорубка ее не слушалась. Она с трудом прикручивалась к столу, собирать ее тоже было непросто: на вид одинаковые, но на самом деле – разные детали требовалось насадить на винт в определенном порядке. Когда с энной попытки головоломка была решена и чудо техники, выпущенное на Криворожском станкостроительном заводе наконец было готово к измельчению продуктов, оставался пустяк – засунуть и нее мясо и при этом не повредить руки. Серая пластмассовая ручка поворачивалась едва-едва, и Лена наваливалась на нее всем своим хрупким корпусом, чтобы дело с места сдвинулось. Она знала: главное – сделать первые два оборота, а дальше винт завертится шустрее. Недостаточно прочно закрепленная к краю стола мясорубка ходила ходуном, норовя упасть на пол. Лена собрала все свои силы и повернула винт, представляя, с каким трудом она будет ее потом откручивать.
Можно было бы, как другие хозяйки, использовать уже готовый фарш, а то и готовые «цеппелины» – благо они продавались в кулинарии. Их оставалось только опустить в кипяток и через десять минут подать к столу. Но Лена не признавала полуфабрикатов. Она отнюдь не предпочитала весь день проводить в кухне, но семью-то накормить полезной пищей надо! Так поступали ее мама и бабушка, поэтому в их семье все были стройными и здоровыми. И Зиночка хоть и мала пока, но уже видно, что будет стройной. Литовская кухня, как никакая другая, предполагает здоровое питание. Зелень, овощи, рыба, мясо, минимум сладкого и жирного, все сбалансировано и вкусно. Поэтому и люди в Литве преимущественно стройные.
Лена посмотрела на часы: уже почти одиннадцать, а Сергея еще нет. Так его можно будет сразу накормить «цеппелинами». Она уже и стол сервировала в гостиной как обычно – красиво и по этикету: с салфетками, ножами-вилками, зубочистками… Осталось только подать блюдо. Через сорок минут, когда была приготовлена подливка, а в кастрюле источали соблазнительный аромат аппетитные картофельные лепешки, муж тоже не появился. Лена забеспокоилась: неужели все ее старания пойдут насмарку? Нет, нет, нет! Сережа придет, может, в дороге что-то случилось или какие-нибудь непредвиденные обстоятельства возникли, но он придет. И не позвонил. Может, телефона там нет или дорого? Да, скорее всего, дорого. Он же в командировке в другом городе. Вопреки здравому смыслу Лена отчаянно заставляла себя верить в то, что ее муж отправился в командировку, а не к любовнице.
Уже минуло время обеда, а Сергея все не было. Лена не на шутку взволновалась: уж не случилась ли беда?
В четыре она собралась и поехала к свекрови за Зиной. Лена могла бы попросить Алевтину Наумовну привезти дочку, но не хотела, чтобы та сегодня приходила к ним и все поняла. Свекровь с ее необыкновенной проницательностью сразу бы определила, что в семье ее сына творится что-то неладное и виновата в этом, естественно, невестка.
К зазвонившему в полседьмого телефону Лена бросилась как ужаленная.
– Ало! Сережа?!
На том конце ответили не сразу:
– Лена. Лена, ты, это… не беспокойся. Я сегодня поздно буду, поэтому не жди меня, ложись спать.
– Сережа!!! – закричала Лена. У нее накопилось столько вопросов, хотелось столько всего ему сказать. Да что там – сказать! Хотелось уткнуться носом в грудь мужа, обнять его, такого родного, своего, и успокоиться, слушая его ровное дыхание. Но в трубке уже раздались короткие гудки.
Лена не хотела верить в происходящее, оно было чудовищным, и казалось, что происходит это не в ее, а в какой-то чужой жизни. Или в кошмарном сне. Как бы она хотела сейчас проснуться, чтобы все это недоразумение оказалось сном!
Сердце нуждалось в надежде, оно было готово принять любую спасительную ложь: муж действительно в командировке. Да, пусть он туда отправился пятничным вечером, а вернется поздно в воскресенье. Ну и что, что соизволил позвонить лишь через день, когда она вся извелась, и разговаривал сухим тоном. «Мало ли какие на это могут быть причины!» – убеждала себя женщина, понимая, что причина одна и до ужаса банальная. Не зря же Сергея в последнее время словно подменили. Однажды она видела на его щеке блеск от помады. Саму помаду он стер, а блеск от нее остался. Лена его заметила в ярком свете в прихожей, когда вышла встречать мужа. Она прильнула к нему, чтобы поцеловать, и замерла, так и не сумев прикоснуться губами к щеке, которую уже целовала другая женщина. Ей показалось, что Сергей даже обрадовался тому, что она его не поцеловала, словно избавила его от угрызений совести.
Лена просидела в отчаянии до глубокой ночи. Сначала – ожидая мужа, а потом – оттого, что не могла уснуть. Боль, обида, переживания, неизвестность и безысходность. За что он с ней так поступил и как ей жить дальше?
Голова отяжелела, очень хотелось спать, но бесконечная вереница мыслей не давала ей уснуть. В ее голове сами по себе велись диалоги, которые Лене никак не удавалось прекратить. Повертевшись еще какое-то время, Лена поднялась, положив под спину подушки. Включила ночник и взяла с прикроватного столика уже прочитанный роман «Унесенные ветром». Глаза ее скользили по строкам, а в голове по-прежнему хозяйничали диалоги, правда, им пришлось немного сбавить обороты. Скарлет О’Хара стойко переносила невзгоды, она потеряла дом, близких, выскользнула из самого пекла войны – и все равно держалась королевой. Сильная женщина! Ей, Лене, никогда такой не стать. Читая про Скарлет, Лена примеряла на себя ее образ, немножечко чувствуя и себя несгибаемой книжной героиней.
«Для меня тоже жизнь приготовила испытания, – горестно подумала она. – Не все же счастьем упиваться! Если подумать, у меня еще все в порядке: все живы, здоровы, войны и голода нет. Подумаешь, муж загулял? Как будто бы у других не гуляют. Не я первая, не я последняя. Нашла из-за чего убиваться! – разозлилась она. – Вот явится он – слезинки на моем лице не увидит. Еще на коленях ползать будет, прощения просить. А я ему ледяным тоном: «Милый, не помочь ли тебе собрать чемодан?» Хотя нет. Пусть сам собирает! Делать мне больше нечего – собирать его тряпки! Пусть только попробует переступить порог! Сразу огрею его веником! А лучше – сковородкой или скалкой. Заеду прямо в его ученый лоб!»
Лена бунтовала – и не узнавала себя. Прежде никогда у нее не появлялось подобных мыслей. Разве она – тихая, милая, покладистая, образцовая жена – могла позволить себе такое?! Оказывается, она себя совершенно не знает. Ее истинная сущность, спрятанная глубоко внутри, наконец-то вырвалась на свободу и бушует ураганом. И, что самое страшное, – ей это нравится! Нравится быть огнедышащим драконом, готовым испепелить обидчика.
От куража настроение ее немного улучшилось. Лена решительно поднялась с постели, чтобы умыть опухшее от слез лицо. Мурашка, все это время наблюдавшая за ней со спинки кресла, решила, что Лена собирается ее покормить, и побежала в кухню. Но кошке не повезло: обычно внимательная к ней хозяйка на этот раз ее проигнорировала. Лена остановилась в холле возле зеркала, удивленно разглядывая свое лицо. Тусклая, шелушащаяся кожа, на висках, прячась в светлых волосах, блеснула седина, в уголках глаз обозначились морщинки. И когда они успели появиться? Всего-то ей тридцать лет. Неужели – пора? Лена поймала себя на мысли, что давно пристально не разглядывала себя в зеркало – все на бегу, всегда некогда, – надо дочкой заниматься, мужем, свекрови помочь… А на себя времени не оставалось. Так ее воспитали. Отдавать всю себя близким без остатка, быть скромной, ответственной, милой, доброй, вежливой, деликатной, уступать людям места в транспорте, не создавать никому проблем, ничего для себя не требовать и не быть довольной своим отражением. Она перевела взгляд на фигуру. Неплохая в общем-то фигура, аккуратная, но какая-то осунувшаяся, и спина «поплыла», сутулиться она стала оттого, что дочка маленькая, к ней всегда нужно наклоняться и ходить согнувшись, держа ее за руку. Лена выпрямилась, расправила плечи, высоко, как когда-то, когда она еще училась в школе и ходила на хореографию, подняла голову. Так она почувствовала себя лучше, увереннее. Захотелось улыбнуться. Улыбнулась. Улыбка из искренней быстро трансформировалась в натужную, и тело ее опять приняло свое привычное сутулое положение. Отвыкла она держать спину ровно.
Апатично она зашла в ванную, встала под душ. В трубе зашумело, обдав ее холодной водой. Лена отскочила и принялась откручивать кран с горячей водой, одновременно закручивая холодную. В их доме напор воды менялся в зависимости от количества одновременно пользующихся ею жильцов. Лена никак не ожидала, что в столь поздний час кто-то, кроме нее, станет плескаться в ванне. Очень скоро она отскочила во второй раз, уже от ожога. Горячая струя щедро обдала ей грудь, рисуя на ней красные пятна. Повоевав с водопроводом, Лене наконец удалось его отрегулировать, и она смогла насладиться душем. Достала новую мочалку – розовую, мягкую, подаренную подругой на Новый год. Она ее хранила, как хранила многие новые вещи, оставляя их «на потом». Гулять, так гулять! Распечатала новое, импортное, пахнущее розой туалетное мыло, которое тоже хранила «на потом». Или кому-нибудь в подарок. Оно так и называлось – подарочное. Яркая упаковка, плавные формы, сильный цветочный аромат – таким мылом люди не мылись, они его дарили, а мылись простым, земляничным или детским, с зайчиком. Справедливости ради стоит заметить, что детское мыло, несмотря на свой простецкий вид, благоприятно сказывается на коже – оно нейтральное и не вызывает аллергии.
Забывшись, Лена намочила волосы. А ведь она совсем не собиралась мыть голову, потому что с мокрой головой в постель не ляжешь, как Лена собиралась, волосы придется сушить. А сушить их феном она не любила, потому что от горячего воздуха волосы портятся, а еще от шума фена может проснуться Зина. Выйдя из душа в махровом, собственноручно сшитом из старых полотенец халате и с тюрбаном на голове, Лена заглянула в детскую. Девочка сладко спала, раскинувшись на кроватке. «А я сплю на самом краешке, чтобы для Сережи осталось больше места», – отметила Лена.
Сережа! Ну, где же ты ходишь?! Ее вновь одолели горечь и обида. Боевой пыл рассеялся и исчез, и она опять ощутила себя рохлей, готовой мириться со всем, лишь бы вернулось ее тихое семейное счастье. Лена сняла с головы полотенце, протерла им волосы. Слегка клонило в сон. На часах – начало пятого, то ли ночь, то ли утро. За окном уже начал проклевываться рассвет, обещавший весь завтрашний день пустить насмарку и предрекавший темные круги под ее глазами. Лена непроизвольно открыла буфет и потянулась за настойкой. Достала первый попавшийся бокал – низенький, предназначенный скорее для водки, чем для настойки, – и наполнила его до краев.
Алкоголь принес ей некоторое успокоение. Мысли в голове утихли, но горечь на душе осталась. Второй и последующие бокалы ее немного заглушили, но из души горечь не ушла, затаилась в ожидании. Настойка пилась легко и незаметно. Непривыкший к спиртному организм женщины, не вынеся влитой в него дозы, быстро обмяк. Сознание Лены поплыло, и она отключилась.
* * *
– Зина! Зиночка! Куда вы ее забираете?!
– Мамааааа! – кричала заплаканная девочка, вырываясь из крепких рук монументального вида тетки. Тетка силилась придать своему лицу ласковое выражение и смягчить голос.
– Не плачь, деточка, все хорошо. Маме надо ехать. А мы пока с тобой поиграем. Пойдем играть? – фальшиво улыбнулась она.
– Маааа! – еще громче зарыдала Зина.
Мама никуда не делась, она, как и прежде, оставалась дома, стояла посреди кухни, все в том же сшитом из махровых полотенец халате и в домашних тапках, надетых на босу ногу. Разве что подол теперь был испачкан пятнами крови. Но кровь в глаза не бросалась, она была почти не видна на коричневом, в бордовых яблоках, халате.
Девочка, как зверушка, ничего не понимала, но безошибочно определила, что пришла беда. В их доме часто бывали гости: папины сослуживцы, мамина подруга тетя Рита, родственники. Одних она видела по разу, других – часто, но в силу возраста не запоминала. Приход гостей Зине всегда был в радость, потому что он означал получение подарков. Никто не являлся с пустыми руками, порадовать ребенка – это святое. Хоть воздушный шарик, хоть конфету они ей вручали. Сегодняшние же гости – несколько незнакомых мужчин, по-хозяйски разгуливающих по квартире, двое соседей-пенсионеров и крупногабаритная тетка, которой приспичило поиграть, – вызывали у Зины тревогу. Они произносили непонятные слова непривычно холодным тоном, ходили по ковру в уличной обуви и почему-то не пускали к ней маму. Мама, со спутанными, прилипшими к мокрому от слез лицу волосами, пыталась прорваться к ней, к Зине, но ее не пускал какой-то высоченный дядя.
К ним сегодня уже приходили гости. Совсем рано, когда она еще спала. Услышав голос отца, Зина вышла навстречу и застыла в дверях; вместо него она обнаружила двоих незнакомых мужчин: одного – крепко сбитого атлета с пшеничными волосами, другой был чуть ниже ростом и выглядел не таким коренастым. Заметив ее, мужчины насторожились.
– Прелестное дитя, – сказал один из них, протягивая татуированную руку к ее голове.
Ей часто приходилось слышать эти слова, и они обычно предвещали какую-нибудь приятность. От них же, от этих двоих, веяло злом. Зина в страхе рванула назад, в свою комнату, нырнула в постель и спряталась под одеяло. Это был ее маленький мирок – теплый, мягкий, пахнущий лавандой и темный. Темноты она не боялась, наоборот, считала ее своей союзницей. В темноте, как в кино, появлялись сказочные герои и делали то, что она хотела: они летали, играли, танцевали. В темноте девочка чувствовала свою безопасность, защищенность от внешнего мира – туда никто не мог проникнуть, чтобы отругать ее или заставить ее собирать игрушки. Накрывшись одеялом, Зина перестала слышать неприятные голоса, на смену которым явились неваляшка и клоун с мыльными пузырями. Они начали играть, унося ее в глубокий сон.
Зина проснулась от шума. Топот ног, хлопки двери, холодок и запах сырости и табачного дыма, тянущийся с лестницы.
– Здесь что? – распахнулась дверь ее комнаты. Незнакомый мужчина, встретившись с ней взглядом, отвел глаза. Зина не поняла, что происходит, она еще не знала, что такое смущение, но почувствовала, что незнакомец смутился. Огромный и сильный, он испугался ее, малявки на тонких ножках. Он поспешил удалиться, прислав себе на смену слоноподобную тетку.
Чуя неладное, не обуваясь, Зина рванула из комнаты. Тетка поспешила за ней и успела ее поймать только в кухне.
– Зинаааа! – услышала она вопль матери.
– Не пускайте ее в гостиную! – прозвучал чей-то баритон. – Там еще не закончили.
Что не закончили в гостиной и почему ей туда нельзя, Зина узнала позже. А пока она всеми силами пыталась прорваться к матери, словно зная, что вновь увидит ее не скоро. Там, на полу гостиной, лежало окровавленное тело отца. Потом, спустя годы, Зина была благодарна следственной группе за то, что они ее не пустили в гостиную.
– Уведите ребенка наконец! – приказал один из «гостей» – тучный седовласый мужчина, несмотря на теплынь, одетый в плащ.
Тетка подхватила Зину на руки и легко, как пушинку, унесла ее в детскую, заперев за собой дверь.
– Доченька!!! – услышала она истошный голос матери и разрыдалась еще громче.
Зина била по толстым ногам свою надзирательницу, не пускавшую ее к маме, и плакала.
До тетки наконец дошел трагизм ситуации, и она больше не лезла к Зине с дурацкой инициативой – поиграть. Она покорно переносила удары слабых детских кулачков, которые были для нее все равно что слону дробина, и молчала, не зная, что сказать.
– Бедное дитя, – произнесла женщина, обращаясь скорее к самой себе, чем к ребенку. – Такая кроха, а все понимает.
Зина внезапно замолчала и прекратила драться. Она посмотрела на тетку совсем не детским, тяжелым взглядом, отчего той стало не по себе.
