Старший комиссар Элька Шрепп
Итальянская тюрьма понравилась Эльке еще меньше, чем итальянские полицейские. Она напрасно пыталась объяснить веселым молодчикам, тарахтевшим на своем языке со скоростью двести слов в минуту, что она – их коллега, комиссар криминальной полиции Гамбурга. Карабинеры, запихнув комиссаршу на заднее сиденье машины, не желали ничего слушать и не обращали внимания на ее слова.
Элька испытала на себе все прелести ареста. Она оказалась посередине сиденья, а справа и слева от нее уселись полицейские. Тот, что находился справа, был больших размеров (разве что немного меньше Карла Брамса, подумала Шрепп), он нагло толкнул Эльку локтем и произнес что-то по-итальянски, наверняка какое-то ругательство. Эльке пришлось подвинуться, уступая полицейскому место. И тут же поняла, что ей не хватает... уверенности в себе: ведь она всегда находилась при задержании не в наручниках на заднем сиденье, а с пистолетом на переднем.
Полицейский слева был худым, как жердь, но от него нетерпимо несло потом. Элька старалась делать за минуту не более пяти вдохов, но «аромат», исходивший от худого карабинера, то ли страдавшего гидрофобией, то ли, подобно некоторым средневековым мученикам, мывшегося раз в десять лет, был вездесущ.
Ее доставили в одно из полицейских управлений итальянской столицы. Элька попыталась снова объяснить, что не имеет отношения к пожару и покушению на Карла Брамса, более того – вытащила его из огня, но ее никто не слушал. Комиссаршу посадили в камеру, где помимо нее находилось несколько путан, две воровки, мошенница и торговка наркотиками. Усевшись на скамейку и прислонившись к холодной бетонной стене, покрытой неприличными рисунками и надписями, Элька погрузилась в грустные мысли.
Она арестована полицией! Ее начальник Карстен Брютнер обязательно использует данный факт для того, чтобы избавиться от нее. И тогда ей придется навсегда покинуть полицию!
– Шрепп! – услышала она свою фамилию.
Полицейский, стоявший в дверях камеры, тыкал в нее пальцем. Одна из задержанных дамочек тормошила комиссаршу. Элька вскочила с лавки, полицейский махнул рукой, и комиссарша поняла: ей дозволено выйти на волю.
Однако она ошиблась: едва они оказались в коридоре, полицейский схватил ее за плечо и что-то крикнул. Элька поплелась за ним. Тот распахнул дверь и пропустил ее в кабинет, очень похожий на комнату для допросов.
Минут через пять дверь комнаты раскрылась, и появился двухметровый мужчина в черном шелковом костюме. Этот тип больше походит на мафиозо, чем на служителя закона, тотчас решила для себя Элька. Мина, застывшая на его квадратном, покрытом черной щетиной лице не предвещала ничего хорошего. Его сопровождал молодой мужчина с испуганным выражением лица.
Верзила спросил на неплохом немецком:
– Старший комиссар криминальной полиции города Гамбурга Шрепп – это вы?
Возликовав, что хотя бы кто-то говорит на ее родном языке, Элька воскликнула:
– Да, это я! Вы, наверное, хотите знать, как получилось, что...
Гигант ударил короткопалой, поросшей волосом рукой по столу и заявил:
– Ненавижу немчуру! Приезжаете к нам отдыхать, а ведете себя как завоеватели. Или думаете, что вам все дозволено?
Эльке пришло на ум высказывание бывшего итальянского министра туризма в правительстве Сильвио Берлускони, как-то заявившего: немцы, приезжающие в Италию, – белокурые бестии, что наводняют здешние пляжи и ведут себя самым недостойным образом. Министру в итоге пришлось подать в отставку, однако, по всей видимости, субъект, с которым комиссарша имела сейчас дело, всецело разделял взгляды упомянутого политика.
– Я – старший комиссар Марио Барнелли, – заявил, усаживаясь на стул, мужчина в черном.
Это имя было Эльке знакомо. Одни считали Барнелли самым выдающимся итальянским полицейским и неподкупным борцом с мафией, а другие видели в нем отличного актера, выполняющего заказы «Козы Ностры» и прикрывающегося своей славой.
– Младший комиссар Луиджи Рацци, – произнес по-английски молодой человек, вошедший в комнату для допросов вместе с Барнелли, но, в отличие от него, оставшийся стоять.
Барнелли, прищурившись, посмотрел на Эльку и скомандовал:
– А теперь рассказывай, зачем приперлась в Рим. И не вздумай врать! Я чую брехню за версту!
– Что за выражения? – прошипела Элька. – Я – ваша коллега, тоже работаю в полиции и нахожусь в том же звании, что и вы, синьор старший комиссар. И тот факт, что я была задержана и нахожусь под подозрением, не дает вам права вести себя со мной как с преступницей!
Барнелли поднялся со стула и горой навис над Элькой. Комиссарша Шрепп редко когда испытывала страх, но, взглянув в темные мерцающие глаза Барнелли, вдруг поняла, что с этим человеком лучше не связываться. Он производил на нее впечатление на редкость странного и неадекватного типа.
– Знаешь, что я сделал с одним мерзавцем, который, как и ты, пытался качать права? – прошептал он еле слышно. – Выстрелил ему в ногу. И тогда он живо мне поведал, где находится похищенная им девочка. А затем я прикончил эту гниду. Дело было не в управлении, а на улице. Никто по поводу его смерти не плакал.
Элька в оцепенении посмотрела на Барнелли. Если он не издевается над ней (комиссарша чувствовала, что он говорит правду), то она оказалась во власти психопата, являющегося по совместительству комиссаром полиции.
– Так что говори правду! – перейдя на английский, заявил Барнелли. – Особняк этого типа... твоего соотечественника... Карла Брамса, сгорел, а он находится в больнице, потому что кто-то ткнул в него кинжалом. Ты прибыла из Гамбурга и прямиком из аэропорта отправилась к Брамсу. Спрашивается, зачем?
Комиссарша, решив, что не имеет смысла скрывать правду, поведала вкратце обо всем, что ей стало известно. По мере того как она рассказывала о Туринской плащанице и том, что результаты ее радиоуглеродного исследования были сфальсифицированы, комиссар Барнелли мрачнел. Наконец он ударил ладонью по столу и заявил:
– Ты за дурака меня держишь? Плетешь всякие сказочки о каких-то плащаницах, пудришь мозги, пытаясь скрыть, что ты и этот самый Брамс занимались чем-то противозаконным. Что, наркотой занимаетесь? Или оружием? Краденое сбываете?
– Синьор старший комиссар... – начал было Луиджи Рацци, но комиссар, даже не оборачиваясь к нему, велел:
– Заткнись!
– Я повторяю – дом подожгли, когда мы были в бункере, – сказала Элька. – А когда мы выбрались наружу, то кто-то, пользуясь неразберихой, попытался убить герра Брамса. Спросите его самого, в конце концов!
– Говори правду! – рычал Барнелли. – Иначе посажу в камеру к лесбиянкам, они живо тебе мозги вправят.
– Буду только рада! – заявила комиссарша Шрепп и оттолкнула от себя Барнелли. – Итальянки как раз в моем вкусе!
Старший инспектор злобно уставился на нее. Младший комиссар пролепетал:
– Марио, нам не нужны международные осложнения. Синьора Шрепп – наша коллега...
Барнелли смерил молодого человека тяжелым взглядом и сказал:
– Ну, ладно, поработай с ней сам. А ты, немка, учти, я сейчас пойду освежиться, но когда вернусь, ты мне все выложишь, как на духу!
Когда Барнелли удалился, младший комиссар Рацци произнес:
– Приношу извинения за поведение моего коллеги. Я, в отличие от него, уверен, что вы не имеете отношения ни к поджогу, ни к попытке убийства.
– Мальчик, – сказала сварливо Элька, – я играла в плохого и хорошего следователя, еще когда ты в песочнице возился. Так что не думай, что, наложив в штаны после представления, которое устроил ваш чесночный комиссар, я куплюсь на твой милый тон и симпатичную мордашку и начну «петь».
Младший комиссар смутился и пролепетал:
– Я... мы... синьора Шрепп... Госпожа старший комиссар...
– Не оправдывайся, – велела Элька. – Тебе, как я вижу, еще предстоит многому научиться. Только ваш Голиаф – далеко не лучший для тебя ментор. Думает, что добьется всего угрозами и криками.
Этими словами Элька окончательно выбила из колеи молодого полицейского, который, избегая смотреть ей в глаза, все пытался оправдаться.
В комнате для допросов снова появился старший комиссар Барнелли. Пнув ногой стул, на котором сидел Луиджи Рацци, он процедил:
– Мотай отсюда. Я сам с ней разберусь.
Пристыженный младший комиссар скрылся. Марио Барнелли заявил:
– Я связался с Гамбургом, там подтвердили вашу личность. Только вы отстранены от работы.
– Я в Риме на отдыхе, – заявила Элька. – Или я должна спрашивать у вас соизволения, синьор коллега?
Барнелли сжал кулаки и пролаял ей в лицо:
– Не буду спускать с тебя глаз, покуда ты в Италии, Шрепп. Ты замешана в скверной истории, и мне плевать, что ты – комиссар криминальной полиции. А теперь можешь убираться на все четыре стороны!
– А как же обвинение в поджоге и попытке убийства? – спросила комиссарша Шрепп.
Марио Барнелли ничего не ответил, а только пронзил ее долгим злым взглядом. Старший инспектор, сделала Элька вывод, олицетворял собой все то, что она так ненавидела: ограниченность, примат силы над мозгами и неконтролируемый темперамент. Комиссарша в который раз порадовалась тому, что родилась лесбиянкой: при мысли о том, что ей пришлось бы оказаться в постели с таким грубым, наверняка с головы до ног волосатым и пахнущим чесноком типом, как старший комиссар Барнелли, ее накрыла волна тошноты.
– Еще вопросы, Шрепп? – спросил предмет ее мыслей.
Элька едва удержалась, чтобы не поинтересоваться, сколько ему платят мафиози за то, что он их прикрывает, но вместо этого послала парфянскую стрелу:
– Синьор старший комиссар, а вы знаете, что такое зубная щетка?
Квадратная физиономия полицейского сделалась багровой, он привстал, и неизвестно, что произошло бы далее (Элька приняла боевую стойку и решила, что испытает на итальянском полицейском некоторые приемы карате), но в комнату влетел младший комиссар Рацци:
– Марио, ты срочно требуешься! Мафиозная разборка в Остии. Не меньше пяти трупов!
Барнелли, ткнув в сторону Эльки коротким волосатым пальцем, более похожим на обрубок, заявил:
– Шрепп, мы еще встретимся. И тогда я сгоню с тебя немецкую спесь.
Луиджи Рацци, выждав, пока великан скроется, извиняющимся тоном произнес:
– Госпожа комиссар, Марио труден в общении, но...
– Но он – отличный полицейский? – спросила зло Элька. – Я вижу, какой он служака! Готов любого и каждого записать в подозреваемые, если ему это требуется.
Младший комиссар беспомощно улыбнулся, а Элька, воспользовавшись моментом, спросила:
– Куда доставили Карла Брамса?
– Я не имею права... – начал молодой человек, однако под суровым взглядом Эльки смутился и добавил: – В клинику Гемелли. Ранения у него поверхностные, угрозы для жизни нет, я справлялся.
– А ты – хороший полицейский, Луиджи, – заявила Элька. – И учти: тебе не требуется брать пример с комиссара.
Рацци покраснел, а по коридору пронесся мощный рык Марио Барнелли:
– Ну ты что там, заснул? Или решил пококетничать с этой немкой?
Элька прошагала мимо зло ухмылявшегося комиссара Барнелли и, получив документы и личные вещи, отобранные у нее при аресте, вышла на улицу. Несносный старший комиссар явно не хочет, чтобы она занималась расследованием, но она не собирается принимать в расчет желания грубияна, источающего чесночный аромат. Отправляться в клинику, где находился Карл Брамс, было уже поздно, поэтому комиссарша Шрепп, сев в такси, велела везти себя в отель. Ее доставили в небольшую и уютную гостиницу «Афродита». Приняв душ и заказав ужин в номер, Элька позвонила в Гамбург своему помощнику Йохану Пилярски. Тот, заслышав голос комиссарши, выпалил:
– Как ты, все в порядке?
– А почему со мной что-то должно быть не в порядке? – спросила Элька. – Как дела у моей кошечки?
– Об Ангеле не беспокойся, – ответил Пилярски. – Брютнер рвет и мечет, грозится выгнать тебя из полиции. Ему звонили из Рима, спрашивали о тебе. Это правда, что тебя запихнули в каталажку, Элька?
Переговорив с Йоханом и убедившись, что ситуация в Гамбурге не только не разрядилась, но, наоборот, еще больше накалилась, комиссарша улеглась спать.
Она отлично провела ночь и, поднявшись в половине восьмого, отправилась в ресторан на завтрак. Потом, наняв такси, велела отвезти себя в клинику Гемелли. Солнце сияло с лазоревого неба, день обещал быть жарким.
Карл Брамс был чрезвычайно рад увидеть комиссаршу. Он пребывал в отличном расположении духа и, когда Элька вошла в палату, поглощал завтрак.
– Ах, госпожа комиссар, вот и вы! – заявил «профессор». – Решили-таки лично навестить бедного больного? Спасибо за ваш знак внимания!
– Не стоит благодарности, – сказала Элька. – Как себя чувствуете, Брамс?
– Назло все убийцам – отлично! – жизнерадостно откликнулся тот. – Они сожгли мой дом, уничтожили мой архив, но остановить меня они не смогут!
Элька получила от Брамса задание – ему требовалась одежда, потому что он намеревался как можно скорее покинуть клинику.
– Мне крайне неловко просить вас об этом, госпожа комиссар, однако... не могли бы вы одолжить мне денег? – спросил он хитрым тоном.
Едва комиссарша согласилась, Брамс тотчас сунул ей в руки длиннющий список всего того, что ему требовалось.
– У меня, как вы понимаете, особый размер, так что будьте так любезны, купите для меня кое-какие вещички, – жалобно скулил он.
Элька отправилась в рейд по магазинам на Виа Коронари и Виа Кондотти, где располагались бутики самых известных фирм. Порядком опустошив кредитную карточку и приобретя для Брамса два летних костюма, ворох нижнего белья, сандалии и шляпу, Элька через три с лишним часа вернулась в клинику.
Она застала «профессора» за любимым занятием – он, опустошая большую круглую коробку, поглощал шоколадные конфеты. Завидев комиссаршу с пакетами, Карл Брамс воскликнул:
– Благодарю за обновки, госпожа комиссар. И за конфеты! Я, увы, не мог устоять перед таким искушением, хотя знаю, что они мне противопоказаны. Только вкус у них какой-то странный, горьковатый...
– Конфеты? – спросила удивленно Элька. – О чем вы, Брамс?
Толстяк, чье лицо стало мраморно-бледным, а на лбу выступил пот, прошептал:
– Ну как же, посыльный принес их четверть часа назад. С письмом от вас, комиссар...
Элька схватила с тумбочки розовый конверт и вынула из него карточку, на которой было напечатано по-немецки: «Дорогой профессор, желаю вам скорейшего выздоровления и прилагаю небольшой сладкий сюрприз. Ваша комиссар Элька Шрепп».
– Я ничего вам не посылала, Брамс! – изумилась Элька. – И уж точно никогда бы не стала обращаться к вам, называя профессором. К тому же в записке полно орфографических ошибок.
Вместо ответа Брамс закатил глаза, на губах у него появилась пена, и он в судорогах забился на кровати.
Элька выбежала в коридор и позвала медицинскую сестру. Та, взглянув на корчащегося в муках толстяка, тотчас привела двух врачей.
Минут через десять из палаты появились врачи. Элька бросилась к ним и спросила на плохом итальянском:
– Мой друг-профессор... Он в порядке?
– Сожалею, но ваш друг умер, – ответил один из врачей. Элька подумала, что ослышалась или неправильно поняла доктора, и задала вопрос еще раз. Врач подтвердил, что Брамс умер. Новость оглушила Эльку. Как же так, всего несколько часов назад он был полон сил и планов, и вдруг все изменилось!
– Что с ним произошло? – спросила она, но врачи уже скрылись.
Элька проникла в палату и взглянула на посиневшее тело Карла Брамса. Ее взгляд упал на разбросанные по полу шоколадные конфеты. Он что-то говорил о ее подарке, но она ведь ничего не присылала «профессору»!
– Синьора, вам нельзя находиться в палате, – услышала она окрик медицинской сестры и вышла в коридор. А почему, собственно, нельзя?
Комиссарша хотела добиться объяснений от врачей, но с ней никто не желал разговаривать. Элька увидела приближающихся к палате комиссара Барнелли и Луиджи Рацци.
– А, Шрепп, – буркнул Барнелли вместо приветствия. – Вы подрабатываете ангелом смерти? Везде, где вы возникаете, случается преступление.
Комиссар шагнул в палату, Элька схватила за локоть Луиджи Рацци и спросила:
– Что имеет в виду ваш шеф? Какое преступление?
Молодой человек пояснил:
– Нам позвонили из клиники и сказали, что один пациент скончался при очень подозрительных обстоятельствах. Вроде бы смахивает на симптомы отравления.
– И этим пациентом оказался Карл Брамс! – воскликнула Элька.
– Рацци, прекращай сплетничать! – раздался из палаты рык старшего комиссара, и юный полицейский, извинившись перед Элькой, исчез.
Шрепп задумалась: смерть Карла Брамса, такая неожиданная и странная, не походила на кончину от естественных причин.
В коридор вышел комиссар Барнелли, и Элька направилась за ним. Тот, поймав одного из врачей, начал задавать ему вопросы. Элька осторожно приблизилась к ним и напрягла слух. Она понимала только отдельные слова, но и их ей хватило, чтобы разобраться в ситуации.
– Отравление... вероятно, стрихнин... огромная доза... – твердил врач.
– Убийство! – провозгласил Барнелли и задал очередной вопрос.
Врач, задумавшись, вдруг увидел Эльку и указал на нее пальцем.
Марио Барнелли набросился на нее, как коршун на цыпленка.
– Ну что, Шрепп, я же говорил, что мы снова встретимся, – сказал он с гадкой улыбочкой. – Что вы делаете в клинике?
– Навещаю... навещала своего... приятеля Карла Брамса, – с вызовом ответила Элька. – И ваше благословение, Барнелли, мне не требуется.
Комиссар зашел в палату, а оттуда через пару минут выскочил Луиджи Рацци. Молодой человек был взволнован. Завидев комиссаршу, он бросился к ней.
– Госпожа комиссар, вы посылали жертве конфеты? – спросил он.
Элька выпалила:
– Нет, конечно же!
– Марио только что обнаружил письмо, что было приложено к конфетам, и оно подписано вашим именем, – сказал Луиджи. – А яд, по всей видимости, содержался именно в конфетах. Они отправлены на токсикологическую экспертизу...
Элька поняла, что дело плохо. Такой тупица, как Барнелли, к тому же ненавидящий женщин-полицейских, не станет с ней долго церемониться и арестует по подозрению в убийстве. Он же сказал, что разделается с ней!
– Шрепп, мне надо с вами поговорить! – раздался зычный голос Барнелли, комиссар появился на пороге палаты. В обтянутых перчатками руках он держал письмо.
– Я ничего не посылала Брамсу, – ответила Элька, лихорадочно размышляя.
Письмо она только что держала в руках, и на нем остались ее отпечатки. Так же, как и на коробке с конфетами, которую она убрала с груди Брамса. Такому болвану, как Барнелли, этого вполне хватит, чтобы взять ее под стражу и предъявить обвинение в намеренном отравлении.
– Советую тебе передумать и сказать правду, – заявил зловеще Барнелли.
В этот момент вниманием комиссара завладел подошедший к нему главврач. Элька же увидела симпатичного молодчика с забранными в хвост длинными светлыми волосами, шедшего по коридору по направлению к палате, где лежало тело отравленного Карла Брамса. Подойдя к палате, он взялся за ручку и тут увидел Барнелли. Посетитель резко развернулся и, налетев на медсестру, бросился по коридору в обратном направлении.
Элька, не теряя ни секунды на размышления, кинулась за ним. Барнелли завопил:
– Шрепп, стоять! Задержите эту черноволосую особу! Она пытается скрыться из клиники!
На объяснения со старшим комиссаром у Эльки не было времени: пока она вдолбит ему, что не собирается бежать, а хочет остановить странного посетителя, желавшего проведать Карла Брамса (или, что не исключено, убедиться в кончине «профессора»), молодчик улизнет. Поэтому комиссарша не остановилась, а продолжила преследование.
Ей не повезло: парень, за которым она гналась, оказался проворнее. Выскочив из дверей клиники, он прыгнул в темный автомобиль, который тотчас сорвался с места. Элька, обладавшая фотографической памятью, запомнила номер. Задыхаясь, она стояла на пороге, когда к ней подлетел Барнелли.
– Шрепп, не двигаться! – Его тяжеленная рука пригвоздила ее к полу. – Я же видел, как ты, воспользовавшись тем, что я разговаривал с врачом, решила улепетнуть.
– Я не собиралась бежать, иначе бы тогда не остановилась на крыльце, а давно бы скрылась! – возмутилась Элька. – Барнелли, я гналась за странным посетителем, который хотел зайти в палату к Брамсу. Но когда он узрел вас, то бросился бежать. Мне это показалось чрезвычайно подозрительным.
– Мне тоже это кажется чрезвычайно подозрительным! – заявил Марио Барнелли. – Не верю ни одному твоему слову, Шрепп! Ты арестована и будешь препровождена в участок, где я лично займусь твоим допросом. Расскажешь мне, зачем отравила Брамса. И получишь свое пожизненное.
Он передал Эльку молодому комиссару. Тот, стыдливо отводя глаза, произнес:
– Госпожа комиссар, мне очень жаль. Но вам не следовало злить Марио.
Они прошли к полицейской машине. Элька вдруг сказала:
– Луиджи, я же вижу, что тебе претит выполнять приказания болвана-комиссара.
– Госпожа комиссар, я обязан... – начал он, но Элька продолжила промывку мозгов:
– Ты же знаешь, что я – комиссар полиции и убивать Брамса у меня не было нужды. Разве я стала бы посылать ему нашпигованные стрихнином конфеты от своего имени?
Молодой полицейский распахнул дверцу автомобиля и нерешительно произнес:
– Госпожа комиссар, я не верю в вашу вину, но мне было приказано...
– Твой Барнелли – идиот, – сказала Элька. – А у тебя на плечах имеется своя голова. Ему нужен козел отпущения, и он выбрал в качестве такового меня. Спрашивается, почему? Потому что покрывает настоящего убийцу! Он наверняка связан с мафией и, не исключаю, с «Перстом Божьим»!
Луиджи Рацци с большим интересом уставился на Эльку и спросил:
– Что вы имеете в виду, госпожа комиссар?
– То, что твой начальник – продажная шкура, – сказала Элька. – Я гналась за действительным подозреваемым, а он позволил ему уйти. Этот молодчик скрылся на «Альфа-Ромео» черного цвета. Я запомнила номер, но твой шеф, конечно же, заявит, что это все выдумки.
Молодой полицейский быстро спросил:
– Госпожа комиссар, вы видели подозреваемого? И даже запомнили номер машины?
Элька, понимая, что Луиджи не верит в ее виновность, попросила:
– У тебя есть ключ, сними с меня наручники.
– Госпожа комиссар! – произнес шокированный полицейский. – Вы хотите, чтобы я пошел на должностное преступление... Если это вскроется, я не только потеряю работу, но и попаду в тюрьму!
– Если ты найдешь реальных преступников, которые, как я предполагаю, связаны с церковью и пытаются замолчать факт подмены образцов Туринской плащаницы, подвергшихся радиоуглеродному анализу, то станешь национальным героем, – сказала Элька.
– Вы видели номер машины, на которой скрылся тип, желавший зайти в палату к профессору Брамсу? – спросил Рацци. – Госпожа комиссар, я... должен сознаться, что я... в общем, у меня нет особого опыта в раскрытии преступлений...
– Понимаю, – снисходительно заметила Элька, – у вас главный по преступникам – чесночный комиссар Барнелли. Но у меня-то имеется большой опыт!
– Подождите! Я вот что подумал... – не совсем уверенно заговорил Луиджи Рацци. – Если вы сейчас сбежите, то Марио бросит на вашу поимку все силы полиции. Где вы будете скрываться? Я предлагаю... поймите меня правильно... мой кров в качестве убежища. Вас там никто не найдет!
– Итак, Луиджи, снимай с меня наручники! – скомандовала Элька. – Я принимаю твое предложение. Спрятаться у тебя – отличная идея. А вместе мы начнем настоящее расследование. И обещаю тебе: через полгода о Барнелли, который окажется в тюрьме, все забудут, а новым старшим комиссаром станешь ты!
Последняя фраза стала решающим доводом, окончательно рассеявшим сомнения Луиджи, и он разомкнул наручники. Затем молодой человек вынул из кармана ключ и сказал:
– Я живу неподалеку отсюда, госпожа комиссар...
Луиджи украдкой принес ей одежду, которую она купила для Карла Брамса, оставил ее одну в машине и удалился. Костюм оказался неимоверно больше, чем требовался Эльке, но ее это не смутило. Комиссарша обставила все наилучшим образом: выбила стекло в полицейской машине и имитировала побег. Напялив шляпу так, чтобы она закрывала лицо, Шрепп последовала инструкциям Луиджи и пешком отправилась до его квартиры.
Младший комиссар обитал в небольшой двухкомнатной квартирке на последнем этаже обшарпанного пятиэтажного дома. Поперек узкой, выложенной булыжниками улочки, где то и дело тарахтели мотороллеры, от одного окна к другому были протянуты веревки, на которых сушилось разноцветное нижнее белье.
Комиссарша отомкнула красную деревянную дверь и попала в обиталище Луиджи Рацци. Молодой полицейский не отличался чистоплотностью, в мойке на кухне стояли грязные тарелки, в холодильнике имелись пиво и продукты быстрого приготовления. В зале стоял большой диван, застеленный несвежим бельем (Элька обнаружила под подушкой кружевные женские трусики). Художественный вкус младшего комиссара не отличался изысканностью – полки были забиты дешевыми детективами, а около телевизора валялись кассеты с боевиками, фильмами ужасов и компакт-диски с эротическими «шедеврами». Засучив рукава, комиссарша Шрепп принялась за генеральную уборку.
Луиджи вернулся около девяти вечера. Переступив порог квартиры, он от изумления выпустил бумажные пакеты, которые прижимал к груди. Они упали на пол, и из них полетели консервные банки.
– Госпожа комиссар, – произнес он растерянно, – я что, сплю? Вы...
– Мальчик, завязывай ты с «госпожой комиссаром», – улыбнулась Шрепп. – Для тебя я – Элька. И закрой рот, я просто навела в твоей хибаре порядок. И, скажу честно, что ловить преступников – занятие гораздо более легкое!
Луиджи в восторге воскликнул:
– Госпожа комиссар... то есть Элька! Я не знаю, как вас благодарить!
– Я тоже тебе кое-чем обязана, – сказала комиссарша. – Если бы не ты, сидела бы сейчас в компании чесночного комиссара и каялась в убийстве Брамса, которого не совершала. А теперь собери продукты и мой руки – нас ждет романтический ужин!
Элька приготовила запеканку из макарон и сыра (большего в холодильнике она не нашла, а отправляться за покупками не рискнула), Луиджи приволок из кладовки бутылку белого вина. Уплетая за обе щеки ужин, молодой человек заявил:
– Какое объеденье, госпожа... я хотел сказать – Элька! Мой обычный рацион – пицца в духовке или рыбное филе в микроволновке.
Воздав кулинарным способностям Эльки по заслугам (вообще-то комиссарша готовить не умела, а питалась подобно Луиджи – на скорую руку, делать запеканку ее научила одна из подружек), младший комиссар поведал о том, что произошло в течение дня:
– Марио был вне себя, меня чуть не прибил, когда узнал, что вы сбежали. Тотчас объявил вас в розыск. Вас обвиняют в убийстве – экспертиза показала, что конфеты были сдобрены стрихнином в такой концентрации, что хватило бы на целый полк.
– Брамса пытались убить во время пожара, а когда это не получилось, убийца прибег к иному способу, правильно рассудив, что покойный профессор не сможет устоять перед сладостями, – рассуждала Элька. – И убийца свалил всю вину на меня! Кстати, откуда Барнелли знает немецкий?
– Его мать – немка, – ответил, перебирая золотые цепочки на груди, Луиджи, – но он не любит распространяться на эту тему. Он в детстве несколько лет жил где-то в Рурской области. Как-то обмолвился, что немецкие подростки его почти каждый день били, обзывая «макаронником».
– Теперь понимаю, почему он не любит моих соотечественников, – процедила Элька. – Жаль, что его тогда не прибили! Кстати, ты обратил внимание, Луиджи, на то, что письмо, приложенное к коробке с отравленными конфетами, было написано на немецком? Причем с позорными орфографическими ошибками. Как будто человек владеет языком не очень хорошо или у него давно не было практики.
– Комиссар Барнелли! – ахнул Луиджи. – Но зачем ему это? Вы что-то упоминали о каком-то ордене, вроде «Рука Всевышнего»...
– «Перст Божий», – поправила младшего комиссара Элька. – Отдел убийц в Ватикане, о существовании которого мало кто знает. Его члены – в первую очередь священники, монахи, но также и те, кто симпатизирует идеям ордена. Барнелли набожен?
– Он часто цитирует Библию и соблюдает пост. А его матушка-католичка просто помешана на религии, – ответил Луиджи.
– Не удивлюсь, если она и вовлекла своего сына-комиссара во все это, – кивнула Элька. – Итак, ты говоришь, что меня разыскивают... Ну, обвести вокруг пальца Барнелли не составит труда. А теперь займемся поисками его сообщника, того самого, что приходил в клинику удостовериться, умер Брамс или нет.
Элька продиктовала Луиджи номер «Альфа-Ромео», и тот, позвонив в управление, узнал, на чье имя зарегистрирован автомобиль.
– Владелец – некий Рональд Каррингтон, – отрапортовал младший комиссар. – Подданный английской короны, но проживает в Риме.
– Думаю, мы должны навестить мистера Каррингтона и вытрясти из него всю информацию, – сказала Элька. – Сейчас половина одиннадцатого, самое время отправляться в путь.
Рональд Каррингтон проживал на Виа Куринале, неподалеку от резиденции итальянского президента. Элька, поковырявшись в замке, распахнула дверь подъезда. Поднявшись на третий этаж, Луиджи и Элька замерли около нужной двери и прислушались. До них донеслись приглушенные голоса – два мужских и женский. Луиджи вытащил пистолет, передал его Эльке и постучал в дверь. Через несколько секунд раздался осторожный голос:
– Кто это?
– Синьор, немедленно выключите воду! – крикнул Луиджи. – У нас потолок вот-вот обрушится!
Незатейливая фраза возымела эффект, и дверь открылась. Элька ринулась в атаку. На пороге стоял тот самый тип, которого она видела в клинике Гемелли, – лет двадцати семи, с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, и с узкими серыми глазами. Увидев оружие в руках комиссарши, он попятился и охнул:
– Мы попались!
