Старший комиссар Элька Шрепп
– Я к профессору Эдвардсу, – произнесла немецкая комиссарша и решительным шагом направилась мимо секретарши, сидевшей в приемной, к заветной двери.
Дама, мирно говорившая по телефону, подпрыгнула и, как львица, ринулась на защиту святая святых. На редкость неприятная особа, подумала комиссарша, – увядшая кожа, волосы цвета соли и перца, пестрый наряд из восьмидесятых годов и желтоватые зубы. Элька заметила на ее пальце обручальное кольцо и удивилась: не повезло же тому, с кем она состоит в браке, – она на такую лично ни за что бы не польстилась. Преградив Эльке путь, секретарша, расставив руки, безапелляционным тоном заявила:
– Профессора для вас нет! То есть его вообще нет!
Комиссарша усмехнулась:
– Так его нет вообще или только для меня?
...После ошеломительной ночи на квартире профессора Рональда Каррингтона и его сына и разоблачения тайн Туринской плащаницы под утро состоялось заседание «совета безопасности», в который входили оба Каррингтона, старший и младший, Виктория Сикорская, младший инспектор Луиджи Рацци и сама Элька.
Профессор упорно твердил, что знает, где искать сокровища тамплиеров, среди которых, как он был уверен, и находится Евангелие от Иисуса – ультимативное доказательство, которое, вкупе с признанием кардинала Морретти, вскроет козни Ватикана и донесет до людей правду об Иисусе, о том, что произошло две тысячи лет назад на Голгофе и позднее.
– Вы наивны, как дитя, профессор, – заявила Элька, чем рассмешила Джека и разъярила самого Рональда Каррингтона. – Предположим, вам удастся найти евангелие, написанное человеком по имени Иисус. И вы даже презентуете его на пресс-конференции. Но как вы докажете, что, во-первых, это не подделка, хотя бы и античная, и, во-вторых, что этот самозваный Иисус и Иисус исторический и библейский – одно и то же лицо?
Каррингтон, который (как и его сын) был импульсивен и не склонен к долгому планированию, заявил:
– Понимаю ваш скепсис, госпожа старший комиссар, но доказательства будут неопровержимые!
– К примеру? – поджала губы Элька.
– А что вы-то предлагаете? – сделала выпад в ее сторону Виктория. – У вас найдется предложение получше?
Это было произнесено таким заносчивым тоном, что Элька, не сдержавшись, заговорила ядовито:
– Милая моя, я служу в полиции больше двух десятков лет...
– И что из того? – хмыкнула девчонка. – Почтенный возраст – не аргумент!
Элька, которая в последние годы (после своего сорокового дня рождения) все чаще и чаще задумывалась о том, что, в сущности, большая часть жизни, во всяком случае, активной, полной радости движений, секса и вседозволенности, незаметно прошла, угрюмо заметила:
– Возраст – да, зато ум является таковым. – Она еле сдержалась, чтобы не сказать девице, что у той нет ни того, ни другого. – Ватикан открыл на нас охоту, – продолжила Элька. – Убиты два моих друга в Гамбурге. Отравлен Брамс, а до этого сожжен его дом вместе с бесценным архивом. Не исключено, смерть папы Адриана и его секретаря – тоже дело рук наемных убийц из ордена «Перст Божий». Меня разыскивает итальянская полиция, и возглавляет травлю комиссар Барнелли, без сомнения – верный слуга мафии, тесно связанный с церковниками. Нас обложили со всех сторон. Если вы, профессор, соберете пресс-конференцию, и она даже, предположим, состоится, то есть вас до ее начала не арестуют или не убьют, то какие факты вы предъявите журналистам? Занимательные истории? Несоответствия в евангелиях? Фотографии кровавых пятен на плащанице? Древний свиток, написанный человеком, считавшим себя Галилеянином? Пожалуй, Ватикану и не потребуется вас уничтожать, это сделают газеты и телевидение. Вас объявят, как и покойного Брамса, сумасшедшим, который пытается раскрыть древний вселенский заговор, которого, собственно, и нет.
– И что вы предлагаете? – повторил вопрос Виктории Джек.
Элька заметила, что девица сидела между молодыми людьми – профессорским отпрыском и младшим комиссаром. И оба по-собачьи взирали на нее. Эта особа умеет вертеть мужчинами, подумала Элька, и собственная мысль еще больше разозлила ее.
– Мы не должны оставить им ни единого шанса, – авторитетно заявила комиссарша. – Нужны совершенно иные доказательства, которые вначале покажут всем: результаты радиоуглеродного анализа плащаницы неверные, потому что образцы были подменены еще до того, как попали в лаборатории. В письме кардинала четко сказано – куски ткани, выданные в дальнейшем за образцы плащаницы, достал профессор Николас Эдвардс из Британского музея, который и сам принимал участие в изъятии образцов, прикидываясь независимым свидетелем. Затем англичанин получил место в Кембридже и большой денежный гонорар – так и купили его лояльность. Профессор – единственный, кто может вывести нас на Ватикан и подтвердить обвинения, изложенные в предсмертном письме кардинала Морретти.
– И вы хотите... – подал голос Джек.
Элька кивнула.
– Правильно понимаешь, мальчик. Профессор, как я полагаю, жадный и мерзкий тип, который продался с потрохами за теплое местечко и пару сотен тысяч. Я самолично выбью из него признание и, кроме того, узнаю, откуда он взял куски ткани, которые потом были выданы за образцы плащаницы. Если повезет, то я достану остатки этого материала, и, проведя вторичное радиоуглеродное исследование, можно будет убедиться, что его результаты совпадают с результатами анализа тех кусков, что якобы взяты из плащаницы.
– Как же я сам об этом не подумал! – воскликнул Каррингтон. – Госпожа старший комиссар, и вы готовы пойти к нему?
Элька, не колеблясь, ответила:
– Готова. Теперь, зная правду, я не могу допустить, чтобы церковь продолжала обманывать людей. Причем не по незнанию, что ее хотя бы в чем-то оправдывало, а намеренно и хладнокровно, и уже в течение двух тысяч лет. Эдвардс, если не ошибаюсь, обитает в Кембридже?
Каррингтон засуетился, принес из соседней комнаты визитную карточку.
– Да, и живет, и преподает в Кембриджском университете. Госпожа старший комиссар, если бы вы только знали, как вы мне нравитесь! Я в восторге от вашего энтузиазма!
Шрепп покосилась на профессора: он, часом, в нее не втюрился? Не хватало ей проблем с пожилым типом, к тому же мужчиной.
– Элька, вы поедете в Англию, чтобы выбить из Эдвардса признание? – воскликнул радостно Луиджи. – Как захватывающе! Вы – самая отчаянная женщина, которая мне встречалась!
Комиссарша с беспокойством взглянула и на юного полицейского. Парень что, тоже неровно к ней дышит? Чем она так прогневила богов, что они делают ее столь неотразимой для мужчин? И вообще, сколько женщин встречалось этому желторотому сопляку? Элька с уверенностью подумала, что вряд ли больше одной-двух.
– Вы, госпожа комиссар, пользуетесь успехом, – как бы в ответ на ее мысли томно произнесла Виктория.
Элька, сделав вид, что не заметила ее колкости, сообщила:
– И ты, мальчик, будешь меня сопровождать!
– Я? – испугался Луиджи. – Но, госпожа старший комиссар... то есть я хотел сказать Элька... но я думал отправиться с профессором Каррингтоном во Францию...
Комиссарша поняла, что юный комиссар желает находиться вблизи Виктории. И что он только нашел в этой особе? Ну, предположим, недурна собой (Элька не отказалась бы провести с ней два часа за ужином в ресторане и еще часа два – после ужина, и совсем не в ресторане), но корчит из себя невесть что. И только на том основании, что чуть не пристрелила Дейла Уайта.
– Поедешь со мной, – отрезала комиссарша.
Она не могла утаить от себя, что интерес со стороны Луиджи ей льстит. Мальчишка, конечно, надеется на большее, но этому никогда не бывать. Стоит держать его подальше от девицы, пускай та воркует с Джеком, соблазняет профессорского сыночка. А Луиджи от ее цирцеевых чар Элька убережет.
– Тогда мы тоже не будем терять времени, – заявил Рональд Каррингтон. – Вы отправитесь в Англию, в гости к профессору Эдвардсу, а мы – во Францию, чтобы отыскать сокровища тамплиеров и вместе с ними – Евангелие от Иисуса.
Решение было принято, и в течение следующих дней две команды искателей приключений покинули Рим. Элька заметила, что Луиджи нелегко далось расставание с Викторией, мальчишка наверняка бы хотел увязаться за ней куда-то во французские Пиренеи, но Элька была неколебима в принятом решении: он потребуется ей в Англии.
Младший комиссар, оставив комиссаршу у себя на квартире, скрылся и вернулся с подозрительным типом, который сделал фотографии Эльки.
– Лучше не спрашивайте, кто это, – вздохнул молодой человек. – Я сам не рад, что ввязался в историю с плащаницей, но отступать поздно. Я позвонил на работу и прикинулся больным, так что два-три дня у меня имеются.
Под вечер Элька получила расчудесный немецкий Reisepass – книжицу бордового цвета с золотистым одноглавым немецким орлом. Комиссарша внимательно осмотрела ее и пришла к выводу, что это самая высококачественная подделка, с которой она сталкивалась.
– Берите выше, оригинал! – заявил Луиджи.
Элька Шрепп превратилась в Надю Вардиус, тридцати семи лет (надо же, без пластической операции помолодела!), получившую паспорт в нижнесаксонском городке Люнебург четыре года назад. Фотограф умело омолодил изображение Эльки, изменил цвет волос и убрал со лба морщины.
Комиссарша спросила:
– С преступниками сотрудничаешь, мальчик?
– Ну, немного, – застеснялся Луиджи и залился стыдливым румянцем. – Но вы не подумайте, я никогда не использую их в корыстных целях! Только для работы! И для информации! Этот тип мне как-то попался при облаве, я его отпустил, и с тех пор он – мой информатор. А сегодня вот и натурой отплатил.
– И во сколько же тебе обошелся подлинный немецкий загранпаспорт? – спросила Элька.
– Для вас мне ничего не жалко! – ответил Луиджи, чем окончательно растопил сердце комиссарши. Не будь я лесбиянкой, подумала Элька, то завела бы с зеленым симпатяжкой из итальянской полиции бурный роман. А так он для нее – как сын.
На следующий день в Риме все твердили о том, что в одном из католических колледжей едва не убили священника: того нашли без сознания у подножия лестницы в луже крови, и все это каким-то непостижимым образом связано с тайной смерти папы Адриана. А Луиджи и Элька в тот день вылетели в английскую столицу.
В течение всего перелета Луиджи трогательно изображал молодого друга комиссарши, да так усердно, что Шрепп это под конец надоело. Она осадила ретивого полицейского:
– Мальчик, прекрати заниматься ерундой!
Сняв в дешевом лондонском отеле номер (впрочем, как быстро убедилась Элька, прилагательные «дешевый» и «лондонский» друг с другом никоим образом не сочетались), она первым делом отыскала в Интернете веб-страницу института, в котором работал профессор Эдвардс, и позвонила туда.
Секретарша профессора ответила, что соединить с шефом не может, потому что он находится за границей в командировке, но должен вернуться через три дня. За три дня Луиджи и Элька, жившие для экономии средств в одном номере (по двуспальной кровати была проведена граница, нарушение которой неминуемо влекло за собой карательные меры), посетили музей мадам Тюссо, побывали около Букингемского дворца, в Тауэре и в галерее Тейт. Элька зашла и в Британский музей, где, получив возможность переговорить с одним из заместителей директора, узнала кое-что о профессоре Эдвардсе. Его бывшая коллега оказалась злопамятной и не скупилась на мрачные краски, когда описывала Эдвардса.
– Удивительно, как он взлетел после участия во взятии проб Туринской плащаницы, – сказала дама. – Он буквально бредил плащаницей, мотался, причем за счет музея, по всему миру...
Наверняка разыскивал подходящие образцы для подмены, решила Элька. Затем поинтересовалась:
– А в Британском музее имеются в экспозиции или запасниках старинные ткани?
Дама сплавила Эльку трясущемуся старикану, жевавшему губами и упорно не желавшему понимать Эльку из-за ее немецкого акцента. Дедулька отвечал за образцы тканей, которые хранились в нескольких помещениях в полнейшем беспорядке, сваленные в большие и маленькие коробки, чемоданы и баулы.
– Что? Вы хотите знать, имеются ли образцы средневековых тканей «в елочку»? – переспрашивал старикан. – Вы – не первая, кто такое ищет!
Оказалось, что несколько лет назад подобный вопрос задавал старикану Николас Эдвардс, однако тот не мог ничем порадовать профессора: в Британском музее имелись ткани, выполненные узором «в елочку», но они были из других эпох.
Вот почему, сделала для себя вывод Элька, Эдвардс «мотался по всему миру» – он не смог отыскать нужные ему экземпляры в Британском музее, где работал.
Когда наконец наступил день возвращения профессора на родину, Элька, позвонив в Кембридж, услышала заунывный голос секретарши, которая, подобно заезженной пластинке, выдала уже знакомое:
– Профессора нет, он сейчас в зарубежной командировке. Позвоните дня через три или лучше через неделю!
Терпение Эльки лопнуло, и она отправилась в сопровождении Луиджи в университетский город. Сев в поезд на вокзале Кингс-Кросс, они провели в пути час сорок пять минут, и Элька в который раз убедилась, что на ее немецкой родине курсируют гораздо более удобные и современные, чем британские, поезда. Да и билеты стоят дешевле!
Элька направилась в бюро профессора Эдвардса, где получила стандартный ответ – он отсутствует. Когда Элька вышла на свежий воздух, к ней подбежал Луиджи и сказал:
– Я переговорил с несколькими студентами, точнее, студентками...
Комиссарша нахмурилась. Молодой человек продолжил:
– И они сказали, что у профессора и вчера, и на прошлой, и на позапрошлой неделе были лекции. Он никуда не уезжал!
Обследовав стоянку для автомобилей близ здания института, Элька и Луиджи наткнулись на место, обозначенное табличкой: «Prof. N. Edwards only». И там же стоял новехонький темно-синий «Бентли» с номерами, которые совпадали с указанными на табличке. Ударив по шине ногой, Элька заявила:
– Этот врун водит нас за нос! Он и сейчас находится в институте, однако не хочет нас принимать.
И она ринулась в приемную, где попыталась прорваться в кабинет профессора. Секретарша стойко держала оборону, но Элька, подхватив ее, как статую, передвинула визжащую даму с порога в угол.
– Я вызову охрану! – стенала секретарша. – И полицию!
Встречаться с английской полицией Эльке очень не хотелось, но она тем не менее рванула дверь и оказалась в кабинете. Секретарша не обманывала – профессора там не было.
– Где он? – спросила, выходя из кабинета, Элька.
Секретарша все кричала:
– Я уже вызвала охрану! Вас арестуют за попытку убийства! И за терроризм!
– Скажи еще, за попытку изнасилования, – хмыкнула Элька и вышла вон.
Вызов охраны, видимо, был выдумкой секретарши, потому что никаких спешащих секьюрити Элька не увидела. Это лишний раз убедило Шрепп в мысли, что профессор не собирается обострять ситуацию, ведь полиция или охрана потребуют объяснений, а профессору явно не хочется привлекать внимание к той неблаговидной роли, которую он сыграл во время изъятия образцов плащаницы.
Так как автомобиль профессора все еще находился на стоянке, Элька и Луиджи заняли неподалеку позицию. Их расчет оправдался – около восьми вечера из здания института вышел невысокий лысый субъект с рыжей бородой, державший в руке большой портфель. Элька видела изображение профессора Николаса Эдвардса на странице института в Интернете и сразу же узнала его.
Профессор оглянулся и, не обнаружив опасности, направился к стоянке, насвистывая «Желтую подводную лодку». Элька и Луиджи, пригнувшись за зеленой оградой, вели наблюдение за объектом.
Когда профессор приблизился к «Бентли» (и откуда только у него деньги на такую машину, наверняка не с зарплаты!), комиссарша, перемахнув через подстриженные кустики, подбежала к Эдвардсу. Схватив его за рукав серого пиджака, она рявкнула:
– Профессор, мне надо с вами поговорить!
Реакция ученого была мгновенной. Обернувшись, он нанес Эльке удар в живот портфелем, оказавшимся на редкость тяжелым. Пока комиссарша корчилась на асфальте, а к ней спешил встревоженный Луиджи, Эдвардс прыгнул в автомобиль, резво развернулся на пустой стоянке и унесся прочь.
– Элька, с тобой все в порядке? – участливо спросил Луиджи, опускаясь около Шрепп на колени. Комиссарша, кряхтя, наконец поднялась, выпрямилась и покачала головой:
– Какой прыткий ученый! И пугливый! Но ему от нас не уйти.
На визитной карточке, что дал Эльке Каррингтон, значился и домашний адрес профессора. Туда наши сыщики и отправились. Эдвардс проживал в уютном трехэтажном особняке, выстроенном в стиле королевы Анны. Калитка, расположенная меж высоких кустов можжевельника, была заперта.
– А недурно обустроился профессор, – присвистнул Луиджи, разглядывая дом.
Элька усмехнулась:
– Он получает немало, а кроме того, у него имеется иной, гораздо более денежный, источник доходов, нежели университетская должность. Не исключаю, что Ватикан платит ему ежемесячную ренту за молчание и оказанную помощь. Вот на что тратится грош святого Петра!
Луиджи потянулся к кнопке электрического звонка, но Элька одернула молодого человека:
– И что это принесет? Эдвардс не откроет, он ведь знает, что мы за ним охотимся. Вдруг все-таки вызовет полицию...
Они обошли высокую изгородь из кустарников и хвойных деревьев, за которой скрывался особняк профессора. Элька вздохнула:
– Ничего не поделаешь, придется, как и в случае с Брамсом, незаконным способом проникать на территорию чужого владения.
– Но если нас задержат, – боязливо произнес младший комиссар Рацци, – тогда проблем не оберешься.
– Ты же видел, что у Эдвардса была возможность подключить полицию, но он предпочел смолчать, потому что он боится, – ответила Шрепп. – Как ты думаешь, он собак держит?
Когда стемнело, Элька перемахнула через вечнозеленую изгородь. Луиджи, звеня цепочками на шее, последовал за ней – и приземлился на клумбу. Они перебежками направились к дому, в котором светились три окна на верхнем этаже. Луиджи угораздило наступить на хвост кошке, которая немедленно завыла дурным голосом.
Стеклянные двери террасы были заперты, окна закрыты. Элька прибегла к хорошо зарекомендовавшему себя способу – вышибла локтем стекло, а через образовавшееся отверстие открыла дверь.
Шрепп и Рацци ступили в темную гостиную.
– Это же противозаконно, – прошептал молодой полицейский. – Если нас поймают...
– А подменять образцы тканей и обманывать весь мир – не противозаконно? – парировала Элька.
Они поднялись по лестнице (первой шла Элька) на третий этаж. Ступени были обтянуты материей, которая заглушала шаги. Комиссарша услышала голос профессора, разговаривавшего с кем-то по телефону:
– Да, да, непременно... Да, она с детьми у мамочки в Корнуолле, я их туда отправил, когда поступил первый звонок от этой немецкой идиотки.
– По-моему, он вас имеет в виду, – хихикнул Луиджи.
Элька дала себе зарок, что не спустит профессору выражения «немецкая идиотка».
Пройдя по коридору, комиссарша через неплотно притворенную дверь увидела профессора Эдвардса, расхаживавшего по комнате. Он вытаскивал вещи из шкафа, укладывал их в большой клетчатый чемодан, лежавший на кровати, и одновременно говорил по радиотелефону, который зажал между ухом и плечом.
– Да, я же сказал, что в Ватикане не нужно беспокоиться. Вы лучше разберитесь со своим пальцем. Ты понимаешь, что я имею в виду...
– «Перст Божий»! – выдохнул Луиджи, наваливаясь на Эльку, притаившуюся около двери.
Комиссарша двинула молодому человеку локтем под ребра, Луиджи приглушенно вскрикнул. Николас Эдвардс торопливо обернулся, и Элька едва успела отпрянуть от двери.
– Завершаем разговор, все обсудим в деталях, когда я прибуду в Рим. Ты запомнил? У меня ночной рейс. До скорого!
Раздался писк, и Элька поняла, что профессор нажал кнопку отбоя. Комиссарша Шрепп влетела в комнату и бросилась на профессора. Тот, не ожидавший нападения в собственном доме, растерялся, из его рук выпала стопка цветастого белья. Одной рукой Элька схватила профессора за шею, а другой завела запястье Эдвардса за спину. Профессор взвыл:
– Сумасшедшая, отпусти меня! Тебя за это до конца жизни упекут в тюрьму!
Вспомнив, что профессор назвал ее «немецкой идиоткой», комиссарша сдавила его руку, и ученый застонал:
– Фашистка! Нацистка! Сволочь тевтонская!
Элька знала, что подавляющее большинство жителей Альбиона, вне зависимости от возраста, социального положения и уровня образования, уверены, что за последние шестьдесят лет, прошедшие с момента окончания Второй мировой, в Германии со времен Гитлера ровным счетом ничего не изменилось. То, что Германия давно и до неузнаваемости изменилась и является демократической страной, английские журналисты предпочитают не замечать, старательно поддерживая глупые мифы, тиражируя расхожие клише и пичкая обывателей однотипными антинемецкими побасенками. Создавалось впечатление, что Англия по-джентльменски предпочитает закрывать глаза на свое собственное glory old times беспощадное порабощение колоний, развязывание ради наживы короны и дельцов из Сити множества войн, подавление освободительных движений в Индии, Афганистане и Северной Ирландии, а также на совершенно некритичное отношение к роли Empire при дележе мирового пирога, начиная с открытия Колумбом Нового Света.
Комиссарша швырнула профессора на кровать и грубым тоном, играя на его нелепых страхах и немецких комплексах, отчеканила, как можно более коверкая английский язык и подчеркивая свой тяжелый акцент:
– Эдвардс, тебе не повезло! Да, очень не повезло! Обещаю, что будет больно! Очень больно!
В комнату ввалился Луиджи, Элька обратилась к нему:
– Неси инструменты.
Молодой полицейский уставился в недоумении на Эльку, затем, сообразив, подмигнул и, отдав честь, заявил:
– Так точно, госпожа штандартенфюрер!
Профессор, дрожа на кровати, спросил:
– Что за инструменты?
– Мой дедушка служил в элитных частях СС! – доложила Элька. – А бабушка – в гестапо. Ну-с, приступим к пыткам!
– К пыткам? – взвизгнул профессор. – Нет, умоляю вас, госпожа штандартенфюрер, не надо! Давайте обойдемся без пыток!
Элька мысленно принесла извинения дедушкам и бабушкам со стороны отца и матери – они, увы, все уже умерли и, конечно же, не имели отношения ни к СС, ни к гестапо. Один дед, правда, был призван в ряды вермахта и воевал на Восточном фронте, получив ранение под Сталинградом, а одна бабка, в ту пору восемнадцатилетняя красавица, была вынуждена под давлением родителей принимать ухаживания вдового нациста, ей совершенно не нравившегося, но этим причастность семьи Эльки к преступлениям Третьего рейха и ограничивалась.
– Что, Эдвардс, решил уехать в командировку, только не в мифическую, а настоящую? – спросила Элька. – Так, где щипцы? И циркулярная пила?
Луиджи услужливо подал комиссарше карандаш, взяв его с письменного стола профессора, и Элька ткнула острием в спину Эдвардса, лежавшего ничком на кровати. Профессор снова взвизгнул и всхлипнул:
– Госпожа штандартенфюрер...
– Называй меня «госпожа старший комиссар», – поправила его Элька.
– Прошу вас, не причиняйте мне вреда! – продолжил, не слушая Шрепп, Эдвардс. – Да, я хотел улететь сегодня в Рим. Мне требовалось скрыться. От вас. Но я раскаиваюсь! Не пытайте меня, у меня больной, хрупкий организм!
Элька отпустила профессора и сказала нормальным тоном:
– Итак, Эдвардс, если хотите успеть на свой рейс, расскажите все про подмену образцов плащаницы.
Профессор, воспрянув духом и убедившись, что его пытать не собираются, спросил:
– И ради этого вы устроили такой цирк?
Элька сдвинула брови, и ученый испуганно воскликнул:
– Нет, нет, не применяйте ко мне силу! Но поймите, если я расскажу вам правду, то окажусь в большой опасности! Вы знаете, что происходит сейчас в Риме? Сплошные убийства! Меня вызвали туда из статс-секретариата Ватикана!
– Я точно знаю, что вы окажетесь в еще большей опасности, если решите играть с нами в кошки-мышки, профессор, – заявила комиссарша.
Эдвардс, усевшись на кровати, спросил:
– А вы дадите честное слово, что отпустите меня и не будете применять физическую силу? Ну что же... Я с самого начала знал, что план, разработанный кардиналом Морретти, сущая авантюра.
– Что за план? – поинтересовался Луиджи.
Профессор пояснил:
– Все началось четыре года назад. Уже тогда многие из ученых-медиевистов настаивали на проведении повторного радиоуглеродного анализа, потому что не верили результатам теста, сделанного в 1988 году.
– Тогда тоже имела место манипуляция? – спросила Элька.
Помявшись, профессор с опаской взглянул на комиссаршу.
– По всей видимости, да. Я никогда не спрашивал об этом кардинала напрямую, а сам он ничего не говорил. Однако некоторые его замечания и обмолвки позволяли сделать вывод: уже тогда церковь прибегла к... к... альтернативным способам...
– Вы хотите сказать, профессор, к преступным и лживым способам? – уточнила Элька.
Эдвардс повел плечами.
– Если угодно, то можете выразиться и таким образом. Кардинала я знал давно. Он связался со мной и предложил войти в команду ученых, организующих проведение нового радиоуглеродного анализа. Я немедленно согласился. Далее я встретился с кардиналом, прилетев специально в Турин. В долгой беседе он дал мне понять, что задача моя будет заключаться в том, чтобы отыскать образцы ткани, которые как две капли воды похожи по фактуре на Туринскую плащаницу. Кардинал заявил, что они будут приложены в качестве образцов для сравнения, чтобы сделать эксперимент объективным...
– И когда вы поняли, что образцы требуются совсем с другой целью? – спросила Элька.
Облизнув сухие губы, профессор ответил:
– Примерно через полгода. Таинственность, с которой были обставлены поиски так называемых образцов для сравнения, сразу насторожила меня, а еще больше я не понимал, почему ткань должна быть похожа по структуре на плащаницу. По заданию кардинала я посетил многие европейские и американские музеи, однако все те куски ткани, которые я показал кардиналу, его не устроили. И как-то он обронил фразу: «Нет, не пойдет, они сразу заметят подмену».
– И вы пропустили это высказывание мимо ушей? – изумился Луиджи.
– Ну отчего же... – протянул Эдвардс. – Но кардинала я ни о чем не спрашивал. В конце концов, когда он убедился, что отыскать ткань, идентичную материи, из которой сделана плащаница, да к тому же чей возраст – семьсот-восемьсот лет (а это, повторяю, было обязательным условием), чрезвычайно сложно, вернее, нереально, появилась мысль, что образцы для анализа должны расщепляться на волокна...
– Так бы удалось скрыть то, что под видом образца плащаницы подсовывается нечто иное, – заметила Элька. – Как же Брамс был прав!
Профессор Эдвардс замолчал. Немецкая комиссарша нависла над ним:
– Ну, чего примолкли, господин ученый? Где вы отыскали подходящие образцы? И когда узнали правду, став таким образом сообщником кардинала Морретти?
– Что касается вашего последнего вопроса, – с достоинством ответил Эдвардс, – то примерно через год после того, как получил задание. Все те образцы, что я доставлял кардиналу, его высокопреосвященство сравнивал с фотографиями плащаницы. И как-то я спросил его, отчего ему требуется максимальная схожесть. Он попытался выкрутиться, заверяя меня, что в ином случае ученые, проводящие анализ, еще до получения результатов поймут, какой кусок вырезан из плащаницы, потому что рисунок и цвет плащаницы – уникальны. Но кардинал никак не мог объяснить, отчего возраст похожих образцов должен быть семьсот-восемьсот лет. И ему пришлось выложить мне правду: на него возложена миссия по фальсификации передаваемых на исследование кусков материи. Кардинал взял с меня клятву хранить молчание...
– Которую вы только что нарушили! – заявил Луиджи, и профессор заметил:
– Кардинал Морретти умер, значит, мои обязательства перед ним утратили силу.
– Кто возложил на него миссию по фальсификации образцов? – спросила Элька.
Профессор замялся.
– Этого я в самом деле не знаю. Кардинал не называл никаких имен, но у меня создалось впечатление, что он уважает и боится того человека, что тот занимает отнюдь не последнюю ступень в ватиканской иерархии.
– Плёгер! – уверенно заявила Элька Шрепп. – Ганс-Петер Плёгер.
– Кардинал пообещал, – продолжал Эдвардс, – что в случае успеха я получу должность в одном из университетов по моему выбору, крупную денежную сумму, а также ежемесячную ренту в размере... Ну, в общем, это неважно!
Элька с отвращением посмотрела на ученого:
– И этого хватило, чтобы вы пошли на подлог? И согласились принять участие в заговоре? А как же ваши принципы?
– При чем здесь принципы? – устало откликнулся Эдвардс. – У меня семья – жена, дети, я работал в Британском музее на низкооплачиваемой должности без карьерных перспектив. А за кардиналом стоял Ватикан, обладающий поистине неисчерпаемыми ресурсами. И кардинал пригрозил мне, что если я откажусь помогать, то не только потеряю работу, но и... и жизнь!
– Он угрожал вам? – выпалил Луиджи.
Элька заметила:
– Думается, вы, профессор, валите теперь все грехи на покойного кардинала. Оправдаться он не может, поэтому вы пытаетесь обелить себя. Стоит ли понимать, что после того, как вы вошли в долю...
– Что за выражения? – вскинулся Эдвардс. Но Элька невозмутимо продолжила:
– Значит, вы вошли в долю и приложили все усилия для того, чтобы найти подходящие образцы? Понятно, отчего им должно было быть семьсот или восемьсот лет: тогда результаты второй радиоуглеродной экспертизы совпадали бы с результатами первой. Было бы доказано: плащаница – средневековая подделка, а тем самым нейтрализованы доводы о том, что Иисус не умер на кресте!
– Вы – умная женщина! – признал профессор Эдвардс. – Я тоже пришел к подобному выводу. И принялся за поиски. Но таких материалов в количестве, необходимом для проведения анализа, просто не было! Найти что-то для девяти лабораторий, как было изначально предусмотрено, не представлялось возможным!
– И тогда их количество быстренько сократили до трех, – усмехнулась Элька. – Заодно существенно уменьшился риск, что будет обнаружена подмена.
Профессор Эдвардс тяжело вздохнул и продолжал:
– Но кардиналу не удалось убедить ученых, что образцы необходимо предоставлять в расщепленном на волокна виде. У меня к тому времени имелся один образец, который я отыскал в запасниках музея Прадо, он более или менее походил на плащаницу, правда, материя датировалась второй половиной пятнадцатого века.
– Этим и объясняется такой разброс в результатах анализа, – предположила комиссарша. – Лаборатории получили разные куски и, соответственно, установили разный возраст, который отличался на десятилетия, а в одном случае на столетие.
– Верно, – нехотя признал Эдвардс. – Найти холст, из которого можно было изъять все три куска, никак не получалось. И вот мне попался в руки каталог сокровищ собора Святого Мартина, находящегося в небольшом городке на самой границе Франции и Великого княжества Бертранского. И меня как громом поразило: я увидел власяницу графа Виктора Орли де Саллей (отца первого властителя этой крошечной страны), умершего в 1299 году. Я отправился в княжество, осмотрел власяницу и установил, что ее подкладка очень похожа по фактуре на плащаницу. Местный кюре никогда бы не позволил мне изъять даже крошечный образец, поэтому, воспользовавшись тем, что он отвлекся, я незаметно отрезал небольшую полоску от подкладки.
– Очередное преступление во имя веры, – сказала с сарказмом Элька. – Кардинал был доволен?
– Более чем! – ответил Эдвардс. – Он хотел заполучить еще один кусок подкладки, но, не вызывая подозрений и пересудов, это было нереально. И мы сошлись на том, что хватит того, что я привез с Лазурного побережья. Потом наступил день изъятия образцов, которые в самом деле были отрезаны в присутствии свидетелей. Кардинал, сопровождаемый профессором Ринальди и мной, отправился в ризницу, чтобы упаковать образцы. Ринальди ни о чем не имел представления, и мне не составило труда под благовидным предлогом выманить его из ризницы. У кардинала было предостаточно времени, чтобы подменить подлинные куски плащаницы на фальшивые, упаковать их и вместе с так называемыми контрольными образцами передать представителям лабораторий. Все прошло без проблем...
– Еще бы, – съязвила Элька, – кто бы мог заподозрить, что его высокопреосвященство замешан в обмане! Каждый получил то, что хотел: Ватикан – датировку плащаницы Средними веками, вы – должность в Кембридже и кучу денег. Спасибо за признание! Кстати, как называется тот городишко, в котором вы украли кусок власяницы?
– Сен-Мишель, – нехотя откликнулся профессор. – А почему это вас так интересует?
Элька вынула из кармана крошечный цифровой диктофон и, выключив его, сообщила:
– Потому что мы намереваемся отправиться туда, причем как можно скорее!
– Это нечестно! – завопил профессор, бросаясь на комиссаршу. Он попытался вырвать у нее из руки диктофон, но подоспевший Луиджи утихомирил ученого.
– Как вы посмели сделать запись? – рыдал Эдвардс. – «Перст Божий» уничтожит меня! Если вы предадите мое признание огласке, меня уволят из университета, и ни один вуз, ни один музей не возьмет меня на работу! Как же мои детишки и жена?
– Раньше надо было думать, – жестко произнесла Элька. – Тем более Ватикан более чем щедр к вам. Если продадите этот особняк, то вашим детям и внукам хватит до гробовой доски. Больше мы задерживать вас не собираемся!
Шрепп и Луиджи покинули профессора Эдвардса, который, обхватив голову руками и впав в оцепенение, остался сидеть на краю кровати около раскрытого чемодана.
– Вам не жаль его? – спросил Луиджи, когда они оказались на улице.
Комиссарша честно ответила:
– Ни капли! Он совершил мерзкий подлог, зная, что помогает осуществлять преступные планы.
Элька вместе с Луиджи вернулись в Лондон, а следующим утром на пароме отправились на континент. Взяв в Кале напрокат машину, они через день прибыли в очаровательный городок Сен-Мишель. Когда-то он служил камнем преткновения между Францией и Великим княжеством Бертранским, множество раз переходил из рук в руки, пока наконец не был провозглашен после разгрома Наполеона собственностью династии Гримбургов (в качестве компенсации за аннексию их княжества Бонапартом). В Сен– Мишеле, формально находившемся под юрисдикцией Бертрана, мирно уживались подданные княжества и французы, привлеченные отсутствием подоходного налога в средиземноморской монархии.
Собор Святого Мартина, устремленная ввысь громада в позднеготическом стиле, находился на центральной площади Сен-Мишеля.
– Если верить книге господина Дейла Уайта, то где-то в пещере около города похоронена Мария Магдалина, бежавшая из Иудеи вместе со своей сестрой Мартой, братом Лазарем и прочими приверженцами Христа, – доложил Луиджи.
Комиссарша и молодой полицейский зашли в собор и, узнав у прихожан, где располагается бюро местного священника, тотчас направились к нему. На их счастье, падре Дорелье, невысокий, полноватый и краснолицый, оказался на месте. Луиджи предъявил ему удостоверение (падре даже не обратил внимания, что Рацци – итальянский комиссар), а Элька приступила к делу:
– Отец, мы должны срочно увидеть власяницу графа Виктора Орли де Саллей!
Падре, огорошенный этим требованием, залопотал:
– Крипта, в которой хранятся сокровища собора, открыта каждый день, с десяти до четырех. Вы опоздали: сейчас уже половина пятого. Но вы можете посетить ее завтра...
– У нас мало времени! – прервала священника Элька. – Речь идет о расследовании цепочки преступлений, в том числе нескольких убийств. И власяница – чрезвычайно важная улика!
– Но в моем соборе никого не убивали! – произнес испуганно падре Дорелье. – И городок у нас тихий...
Подхватив священника с обеих сторон под руки, Элька и Луиджи буквально выволокли его из бюро и потащили к собору. Падре, смирившись со своей участью, провел их к крипте, отомкнул ее и пропустил старшую комиссаршу и младшего комиссара вперед. Но их не занимали золотые кресты, серебряные дароносицы, усыпанные драгоценными камнями одежды епископов и архиепископов и прочие экспонаты сокровищницы. Подойдя к большому дубовому шкафу, священник раскрыл его и извлек оттуда длинное одеяние.
– Вот власяница графа Виктора, отца графа Иоанна Орли де Саллей, который провозгласил в 1329 году Бертран суверенным государством и основал династию Гримбургов, – начал он. – Обычно она не привлекает внимания туристов, потому что, в отличие от прочих экспонатов, выглядит весьма непритязательно. Однако она – один из самых древних предметов в нашем собрании!
Власяница была расшита золотыми и серебряными узорами и покрыта потускневшими мелкими жемчужинами. Получив разрешение падре, Элька взяла власяницу и вывернула ее.
– Что вы делаете? – изумился падре. А Элька разглядывала подкладку – совершенно новую, белого цвета. И без единого вырезанного фрагмента!
– Падре, – произнесла она угрожающе, – не пудрите нам мозги. Это – не власяница графа Виктора. Что, вам уже звонили из Ватикана и приказали обдурить нас?
Священник смешно заморгал глазами:
– Я вас не понимаю! Мне никто не звонил, тем более из Ватикана! Уверяю вас! Я являюсь падре в этом милом городке уже третий десяток лет и даю руку на отсечение: вы держите власяницу графа Виктора Орли де Саллей, отца великого князя Иоанна I Гримбурга...
– Тогда как вы объясните то, что подкладка абсолютно новая? – взвилась Элька. – Ей не может быть семьсот лет! Более того, она – синтетическая!
– Конечно, синтетическая, чтобы моль не поела и грибок не уничтожил, – ответил падре с обидой в голосе. – Прежняя подкладка была не в самом лучшем состоянии, поэтому года полтора назад я отдал распоряжение провести реставрацию власяницы и заменить подкладку.
Элька воскликнула:
– Что вы сделали с прежней?
– Я за подобные мелочи не отвечаю, – ответил падре. – Если вас это так интересует, то можете спросить мадам Гош-Тариньяк, она тогда производила замену подкладки. Правда, год назад она ушла на пенсию, но живет по-прежнему в Сен-Мишеле. Однако сразу предупрежу вас – мадам в последнее время очень сдала, у нее диагностировали болезнь Альцгеймера.
Получив у падре адрес мадам Гош-Тариньяк, Элька и Луиджи устремились к ее дому. Мадам обитала в небольшом старинном каменном особняке. На звонки в дверь долго никто не открывал, и Элька уже решила, что мадам нет, как вдруг услышала голос:
– Что вам надо?
На пороге стояла молодая девица. Она представилась внучкой мадам и, узнав о цели визита, заявила:
– Можете сами попытаться поговорить с ней, но вряд ли у вас получится. Бедная бабушка тяжело больна. Мы ухаживаем за ней, как можем, но скоро придется сдать ее в дом престарелых – она никого не узнает и даже не помнит, как ее зовут.
Внучка провела посетителей в садик, где грелась на солнышке, сидя в инвалидном кресле, закутанная в пледы и одеяла мадам Гош-Тариньяк. Сгорбленная, седая, с дрожащей головой старушка лет семидесяти с небольшим не отреагировала ни на приветствия, ни на вопросы. Мадам бессмысленно смотрела в небо, беззвучно шевеля губами. Элька и Луиджи ретировались, признав поражение.
– Нам не повезло, – констатировала комиссарша. – Старушка совсем в маразме, так что мы от нее ничего не добьемся. Похоже, в Сен-Мишеле нам больше делать нечего!
Они решили не покидать на ночь глядя городишко и сняли два номера в отеле. Элька ощущала глубокое разочарование – они были так близки к тому, чтобы заполучить реальные доказательства, и вот... Да, у них имелось признание профессора Эдвардса, но ведь оно – всего лишь слова, которые можно опровергнуть. А старую подкладку со следами изъятия фрагмента, который получила на анализ одна из лабораторий, проигнорировать никто бы не смог!
Утром, позавтракав, Элька и Луиджи покатили прочь из города. За рулем сидел молодой человек, комиссарша в задумчивости уставилась в окно. Внезапно Элька завопила:
– Остановись, немедленно остановись!
Луиджи подчинился и обеспокоенно спросил:
– Элька, что случилось?
– Вот что случилось! – ответила комиссарша и ткнула пальцем в булочную, около которой затормозил автомобиль.
Сквозь большое окно можно было видеть, как только что зашедшая в магазин... мадам Гош-Тариньяк, совершенно преобразившаяся и на вид полностью здоровая и вменяемая, покупает булочки.
– Старуха нас надула! – кричала Элька, выскакивая из автомобиля. – Разыграла из себя впавшую в маразм особу, а сама здорова, как огурчик! И падре тоже наврал с три короба! Они здесь все заодно! Я так и знала, что им звонили из Ватикана и велели обмануть нас!
Комиссарша влетела в булочную, Луиджи поспешил за ней. Элька, схватив за локоток мадам, рявкнула:
– Вы чудным образом исцелились от всех своих хворей?
– Не понимаю, что вы имеете в виду! – процедила старушка и наступила Эльке на ногу.
Комиссарша взвыла и выпустила мадам Гош-Тариньяк, та проворно покинула булочную и шустро двинулась прочь.
– Ничего себе маразматичка с болезнью Альцгеймера, которая даже свое имя вспомнить не в состоянии! – изумилась Элька и скомандовала: – Мальчик, вперед, за старухой!
Нагнать мадам было невероятно сложно, старушка обладала необыкновенной прытью. И все же Элька настигла ее и, схватив за шиворот, произнесла:
– Мадам, стоять! Иначе я применю к вам приемы карате!
– Грабят посреди бела дня! – завопила мадам, привлекая внимание прохожих.
Сцена, если смотреть со стороны, была ужасная: крепкого сложения женщина с горящим взглядом и запыхавшийся молодой человек пристают к опрятной старушке, прижавшей к груди пакет с булочками.
– Вас арестуют! – заявила мадам. – Я подам заявление о том, что вы пытались меня ограбить!
Элька, не растерявшись, обратилась к прохожим, которые возмущенно качали головами, созерцая нападение на старушку:
– Дамы и господа, эта особа – убийца! Она отравила моего папочку, как и восемнадцать других своих мужей! Я искала ее много лет и вот наконец нашла! Она – черная вдова!
– Что вы мелете? – пискнула мадам Гош-Тариньяк. – Вы уничтожаете мою репутацию!
– Скажите, куда дели подкладку власяницы графа Виктора, и мы оставим вас в покое. А иначе... – пригрозила комиссарша.
– Господи, – простонала старушка, – и почему все сошли с ума из-за какой-то старой тряпки? Вчера падре позвонил мне и заявил, что я должна разыграть выжившую из ума особу перед двумя посетителями и ни в коем случае ничего не говорить им про реставрацию власяницы.
– Куда вы ее дели? – повторила вопрос Элька.
Мадам запричитала:
– Я хотела вначале передать ее министерству в Бертране, но те заявили, что им она не нужна, и велели отослать французам, в Париж, в министерство культуры, точнее, в департамент по охране исторических монументов. Что и я сделала!
– Мадам, если выяснится, что вы врете, – жестко заговорила Элька, – я вернусь в Сен-Мишель и устрою так, чтобы все знали: вы – пособница кошмарных преступлений. И добьюсь, чтобы вы провели последние годы вашей жизни в тюрьме. А теперь ступайте прочь. И держите язык за зубами, мадам, вашему падре нечего знать, что мы с вами говорили.
– Боюсь, ему все равно доложат, – вздохнула старушка, – своей выходкой вы привлекли большое количество зевак.
Через пять минут машина, в которой находились Элька и Луиджи, неслась по трассе по направлению к соседней Ницце. Там они купили билеты на ближайший рейс до Парижа и во второй половине дня переступили порог министерства культуры. После недолгого препирательства им предоставили возможность поговорить с начальником департамента по охране исторических монументов. Тот, посмотрев в компьютере, сообщил:
– Вынужден вас разочаровать, в наших каталогах подкладка власяницы графа Виктора Бертранского более не значится.
– «Более не значится»? – повторила его слова Элька. – Куда вы ее дели?
– Передали в музей Гимэ, – ответил начальник. – Там, в составе коллекции Гайе, хранятся чрезвычайно ценные экспонаты текстильного искусства. Если это так важно, то я могу связаться с коллегами и попросить их оказать вам содействие.
– Очень важно! – вскричала Элька, чувствуя новый прилив сил.
Еще через сорок минут комиссарша и ее спутник попали в основанный в конце девятнадцатого века музей Гимэ, обладавший одним из самых больших и значительных в мире собранием предметов текстильного искусства. Эльке и Луиджи пришлось невероятно долго ждать, пока кто-то из руководства согласится принять их. Незадолго до закрытия, когда комиссарша в десятый раз осведомилась, сколько им еще торчать в коридоре, появилась миловидная дама в белом брючном костюме, представившаяся заместителем директора.
– Прошу прощения, – проворковала она, – сейчас у нас идет подготовка параллельно к трем экспозициям, поэтому сложно найти свободную минутку для незапланированных посетителей. Я разговаривала с коллегой из министерства культуры, и он сказал, что вас интересует подкладка власяницы графа Виктора Орли де Саллей. Да, она находится у нас, и если вы хотите, то можете взглянуть на нее.
Они прошествовали в большое помещение, заполненное ящиками. Сверившись с инвентарным номером, мадам заместитель директора раскрыла один из них и принялась выкладывать куски старинной материи.
– Странно... – пробормотала она, – согласно номеру, подкладка должна находиться здесь...
Дама осмотрела еще два ящика и, словно извиняясь, заметила:
– К сожалению, отыскать нужный вам экспонат не представляется возможным. Он, вероятно, утерян.
– Украден! – без обиняков заявила Элька.
– О, такое во французских музеях полностью исключено! – возразила заместитель директора. – Преступления в Лувре происходят только в романах Дейла Уайта! Наши сотрудники – вне подозрений. Да и кому, скажите на милость, могла потребоваться трухлявая подкладка какой-то власяницы? На черном рынке предметов искусства она никому не нужна!
– Я могу назвать сразу несколько весьма известных личностей, которые удавятся ради того, чтобы не позволить нам заполучить подкладку, – ответила Элька.
Заместительница директора музея, вздохнув, вежливо дала понять, что ее временем не следует злоупотреблять. Эльке и Луиджи не оставалось ничего другого, как покинуть музей. Их сопровождающая попрощалась и ушла. Внезапно комиссарша заявила:
– Луиджи, ты можешь идти, а я задержусь.
– Что такое взбрело вам в голову? – заинтересовался тот.
Но Элька промолчала. Отослав молодого человека, она воровато осмотрелась по сторонам и подошла к кабинету мадам заместительницы директора. Та минуту назад упорхнула, и комиссарша решила действовать. Вскрыть замок не составляло ни малейшего труда. Оказавшись в кабинете, Шрепп, уверенная, что заместительница директора солгала по поводу подкладки, что ее попросили отделаться от назойливых посетителей, обшарила ящики письменного стола, но ничего интересного для себя не нашла.
Элька вышла из кабинета, причем сделала это вовремя, потому что услышала из-за поворота звонкий голос мадам:
– Для нас это такая честь! Прошу вас, пройдемте в мой кабинет, там нам никто не помешает!
Комиссарша из-за угла наблюдала за тем, как вместе с заместительницей директора в кабинет вошел невысокий щеголеватый худой мужчина, одетый в потертые джинсы и легкий оливковый пиджак. Его лицо показалось Эльке знакомым. Когда щелкнул замок, она поняла, где его видела: книжные магазины были завалены талмудами с его портретом. Мадам посетил автор бестселлера «Улыбка Джоконды» мистер Дейл Уайт, которого пыталась пристрелить несносная Виктория.
И что этот писака делает здесь? Отчего ему вдруг понадобилось заглянуть в музей Гимэ? Дейл Уайт пробыл в кабинете около четверти часа и вышел, держа в руках небольшой сверток.
– Месье Уайт, – заливалась заместительница директора, – а не согласитесь ли вы подписать ваш супербестселлер и для моих родственников?
– Мадам, – раздался вкрадчивый голос американского писателя, – вы оказали мне услугу, так что автографы для ваших родственников – самое малое, что я могу сделать. Я остановился в отеле «Риц». Приглашаю вас сегодня вечером на ужин! Загляните ко мне в номер часиков в девять!
Элька сразу поняла: Уайт положил глаз на заместительницу директора (та в самом деле была симпатичной) и решил уложить ее в постель – о сексуальных эскападах великого Дейла Уайта постоянно сообщали бульварные издания.
Мадам, с радостью приняв предложение отужинать в номере гигаавтора, вызвалась проводить мистера Уайта до выхода. Взгляд Эльки был прикован к свертку – она отчего-то не сомневалась, что в нем находится не что иное, как искомая подкладка власяницы графа Виктора. Только зачем она понадобилась автору «Улыбки Джоконды»?
Присоединившись к Луиджи, Элька сообщила:
– Я знаю, где искать подкладку – в отеле «Риц».
Без четверти девять она оставила Луиджи в холле гостиницы, велев ему поджидать заместительницу директора, которая должна была появиться с минуты на минуту, и задержать ее любым способом, сама же подошла к администратору и сказала:
– Мистер Дейл Уайт ожидает меня.
Администратор позвонил Уайту и кивнул:
– О да, мадам! Месье Уайт остановился в пентхаусе.
Элька вознеслась на лифте на последний этаж и оказалась перед приоткрытой дверью пентхауса, занимаемого Дейлом Уайтом. Из номера доносились сладкие рулады Эроса Рамазотти – писатель тщательно подготовился к встрече гостьи.
Шрепп вошла в шикарно обставленную гостиную (как хорошо, оказывается, быть автором супербестселлера!). Здесь был сервирован стол с разнообразными яствами.
– Дорогая, я сейчас выйду! – раздался из смежной комнаты голос Дейла Уайта. – Всего одно мгновение! Пока что располагайтесь и чувствуйте себя, как дома!
Вняв его призыву (хотя он относился к мадам заместительнице директора, а не к комиссарше Шрепп), Элька подошла к столу и, отщипнув несколько продолговатых изумрудных виноградин, кинула их в рот.
– Вот и я, моя дорогая! – раздался мурлыкающий голос Дейла Уайта, и Элька получила возможность лицезреть автора «Улыбки Джоконды», одетого в смокинг. Писатель в недоумении несколько мгновений смотрел на Шрепп, жевавшую виноград, сладкая улыбка сползла с его узкого лица, и он надменно произнес: – Мадам, вы явно ошиблись номером. Прошу вас немедленно покинуть мой пентхаус, иначе я вызову охрану.
– Вызывайте, – спокойно ответила Элька. – И охрану, и журналистов. Я им все расскажу.
– Что – все? – спросил с подозрением Дейл Уайт.
Шрепп охотно пояснила:
– То, что вы пригласили меня к себе в номер, а затем начали приставать и попытались изнасиловать.
– Чушь! – воскликнул сердито великий писатель. – Вам никто не поверит!
– Почему вы так в этом уверены? – спросила комиссарша. – У вас репутация бабника, мистер Уайт, и даже если полиция не примет мои слова всерьез, то журналисты раздуют огромный скандал. Еще бы, величайший из живых писателей, автор мегабестселлера «Улыбка Джоконды», мультимиллионер Дейл Уайт оказался замешанным в постыдном происшествии...
Произнося свою тираду, Элька начала стягивать майку. Уайт замахал руками и завизжал:
– Прекратите немедленно! Объясните, что вам нужно? И кто вы такая?
– Старший комиссар полиции города Гамбурга Элька Шрепп, – представилась Элька и снова надела майку. – Но не я, а вы должны объяснить мне кое-что, мистер Уайт. Для чего вам понадобилась подкладка власяницы графа Виктора Орли де Саллей, которую вы взяли сегодня в музее Гимэ?
Дейл Уайт остолбенело посмотрел на Шрепп.
– Вы что, следили за мной? Да вы чокнутая! Еще одна особа, которая хочет убить меня!
– Не отвлекайтесь, мистер Уайт, – проговорила Элька. – И об этом полиция тоже узнает, клянусь вам. Подкладка власяницы – музейный экспонат, который почему-то оказался у вас. Кража раритетов из именитого французского музея – чем не сюжет для очередного вашего супербестселлера? Тем более что Лувр уже выступал у вас ареной кровавых убийств. Обдумать сюжет и написать новый роман у вас будет достаточно времени... в заключении, мистер Уайт.
Писатель, несколько посерьезнев, указал на кресло и любезно произнес:
– Госпожа старший комиссар, сядьте. Не следует делать поспешные выводы. Подкладку власяницы я не крал...
– Вот как? – Комиссарша и не подумала следовать приглашению писателя.
– Думаю, вам надо знать правду, – вздохнул Уайт. – Я ее купил. Заплатил большую сумму – сто тысяч евро. Понимаю, что это противозаконно, экспонаты музеев продаже не подлежат, однако подкладка плащаницы требуется мне для работы над новым романом, в котором речь пойдет... гм... Впрочем, это неважно!
Но Элька Шрепп так не думала.
– Ну почему же неважно... Собираетесь снова взяться за тему об Иисусе Христе? Например, подвергнуть сомнению его смерть на кресте и доказать, что результатам радиоуглеродных тестов нельзя доверять, так как образцы ткани изначально подменили?
Дейл Уайт вздохнул:
– В общих чертах, да, госпожа старший комиссар. Поэтому-то мне требуется хотя бы одно доказательство.
– Где власяница? – спросила Элька. – Вы не поверите, мистер Уайт, но я... мы работаем по той же теме.
– Вы тоже хотите написать книгу? – забеспокоился гениальный писатель. – И тоже о Христе, доказывая, что он пережил распятие?
– Где власяница? – повторила комиссарша.
Дейл Уайт, вздохнув, покинул зал и вернулся через некоторое время со свертком. Он протянул его Эльке, комиссарша жадно схватила сверток. Внутри, как она и предполагала, находилась подкладка власяницы графа Виктора Бертранского, по своей структуре удивительно похожая на Туринскую плащаницу. Комиссарше бросилось в глаза и то, что от края ткани отрезана тонкая полоска.
– Вот и доказательство! – воскликнула она. – Профессор Эдвардс не солгал!
Раздался мелодичный звонок. Дейл Уайт, приосанившись, направился к двери, говоря на ходу:
– Госпожа старший комиссар, у меня ожидается гостья. Если у вас больше нет вопросов, то прошу оставить нас наедине...
Он открыл дверь, и вошла облаченная в бордовое вечернее платье с глубоким декольте заместительница директора музея Гимэ. Уайт галантно поцеловал ей руку и проворковал:
– Дорогая моя, вы выглядите обворожительно! Прошу вас!
За гостьей в пентхаус Уайта ввалился Луиджи.
– А это кто? – горестно вопросил писатель.
Заместительница директора ответила:
– Мистер Уайт, это вы должны мне объяснить! Молодой человек лепетал всякую чушь, удерживая меня в холле, я еле от него отделалась, но он увязался за мной. О, у вас гостья!
Она уставилась на Эльку, которая, усевшись за стол, намазывала на кусок багета белужью икру.
– Привет! – сказала комиссарша. – Ты не вовремя, милочка. Дейлик еще не завершил со мной. Тебе придется подождать за дверью, дорогуша. А потом сможешь удовлетворить все его грязные желания!
Заместительница директора, покачнувшись, воскликнула:
– О, теперь я все понимаю! Мистер Уайт, именно по вашему наущению этот молокосос пытался не пустить меня в пентхаус. Вы, оказывается, заняты! Какой, однако, отвратительный у вас вкус – польстились на столь мужиковатую особу!
Автор супербестселлера пытался что-то объяснить, но взбешенная музейщица, закатив ему оплеуху, выплыла из пентхауса. Дейл Уайт, потирая щеку, на которой горел отпечаток пятерни, бросился к Эльке и завопил:
– Что вы себе позволяете, госпожа старший комиссар! Вы мне сорвали... вы сорвали...
– Не забывайте, что вы женаты, мистер Уайт, – жуя бутерброд с икрой, усмехнулась Элька. – Луиджи, присоединяйся!
В дверь снова позвонили, и Уайт распахнул ее со словами:
– Дорогая, какое чудо, что вы передумали...
На пороге стоял официант со столиком на колесиках, уставленным блюдами.
– Месье, – произнес он, – ваш заказ!
– Тащите, тащите! – заявила комиссарша. – А то мы жуть как проголодались!
Дейлу Уайту не оставалось ничего другого, как безучастно наблюдать за тем, как Элька и Луиджи набросились на изысканную трапезу, которую он намеревался разделить с очаровательной заместительницей директора музея Гимэ.
– Вы все испортили! – заявил Уайт, когда официант покинул пентхаус.
– Наоборот, мы вас спасли, – ответила Элька. – И, кстати, спасибо за ужин, мистер Уайт.
– Да кто вы такие? – спросил автор «Улыбки Джоконды». – И что вам от меня нужно?
Комиссарша наконец-то ответила на его вопросы, вкратце обрисовав события последних дней. Хандру Дейла Уайта как рукой сняло, и он, сияя, воскликнул:
– О, мне послало вас само небо, госпожа старший комиссар! Так где, вы говорите, пребывают ваши друзья?
– В Пиренеях, – ответила Элька. – В каком-то крошечном городке...
– Кренн-де-Шато! – уверенно заявил Дейл Уайт. – Я же писал об этом городке в своем романе...
– Сюжет которого вы позаимствовали у отца Виктории Сикорской, – добавил Луиджи. – Кстати, она тоже там.
Писатель несколько мгновений размышлял, затем изрек:
– Когда я начал заниматься сбором материала для новой книги, то и не предполагал, на что наткнусь! Отправной точкой был труд Карла Брамса, попавший мне в руки некоторое время назад. Я согласен с ним – образцы плащаницы перед тем, как попали в лаборатории, были заменены на совершенно иные. И я, как и вы, пытался найти источник фальшивых образцов. Так и оказался в музее Гимэ...
Дейл Уайт прошелся по номеру и осторожно спросил:
– А что с Викторией? Она в последний раз, когда мы с ней виделись, так стремительно исчезла...
– Еще бы ей не исчезнуть, вы ведь собирались сдать ее полиции, – напомнила Элька. А про себя подумала: надо же, она и не помышляла, что когда-нибудь ей доведется защищать девчонку. – И благодаря шумихе, которую вы устроили вокруг покушения на свою драгоценную жизнь, вам удалось привлечь внимание к премьере фильма «Улыбка Джоконды».
– Ах, всего лишь небольшой пиар-ход, – отмахнулся Уайт. – Так, так, так... Моя новая книга станет величайшим шедевром всех времен и народов! Вся правда о католической церкви! Знаете, меня ведь посещали монсеньоры из Ватикана, а пару раз я виделся даже с кардиналом Плёгером – они пытались заставить меня перекроить роман и убрать наиболее откровенные и шокирующие пассажи. Но я, конечно же, не согласился – Ватикан упорно не желал платить за внесение необходимых ему изменений и упирал на мою совесть! Но при чем тут совесть, если имеется банковский счет? Уверен, что тиражи новой книги побьют рекорды «Улыбки Джоконды».
– И вы наконец станете миллиардером, – заявила Элька. – А то как-то стыдно ходить в мультимиллионерах, ведь так, мистер Уайт?
– О, деньги меня совершенно не занимают, – нелогично и с нотками фальши в голосе заявил Дейл Уайт. – Я создам книгу, которая станет супермегабестселлером! Ибо она будет базироваться на правде! Но для этого... гм...
Он схватил телефон, Луиджи обеспокоенно произнес:
– Он что, вызывает полицию или охрану?
– Если бы хотел, то давно сделал бы это, – ответила Элька. – Попробуй жаркое из кабана в трюфельном соусе! Ретировавшаяся заместительница директора многое упустила!
– Все подготовьте, – диктовал тем временем в трубку мистер Уайт. – Цель: Кренн-де-Шато, это на границе с Испанией. Когда? Через полчаса! – Завершив разговор, он повернулся к своим незваным гостям. – Ваш рассказ так меня заинтересовал, что я немедленно отправляюсь в Пиренеи.
Элька, подавившись, закашляла, и Луиджи пришлось долго стучать комиссарше по спине.
– Вот как? – наконец смогла она говорить. – И каким образом вы намерены туда добраться? На самолете? Но в том горном селении наверняка нет аэродрома!
– На вертолете, – невозмутимо ответил Дейл Уайт, – моем собственном. И еще: вы будете сопровождать меня. Не стоит благодарности, госпожа старший комиссар. У вас имеется двадцать пять минут, чтобы завершить ужин. А затем мы отправимся в Пиренеи, чтобы узнать всю правду!
