Глава 12
Как легко высыхает на листьях роса… (Чжан Хэн)

Мрачная сырость подвалов Московского Кремля заставила Софью Палеолог закашляться. Ей все труднее становилось двигаться. Она сильно располнела, изуродованные артритом колени отказывались повиноваться. Да еще и измучилась. Три дня назад вернулась с богомолья в Троицко-Сергиевской лавре, куда по несколько раз в год ездила молиться святым чудотворцам-заступникам. Не доехав до лавры, по давней своей привычке хотела сойти с повозки на летнем ходу и последнюю версту пройти пешком, как простая богомолка, но после пятидесяти сажень упала и подняться не смогла. Предусмотрительные слуги усадили княгиню в повозку и довезли до самого порога. И после этого путешествия в себя никак прийти не могла. Именно в этот момент принесли ей прошение от Елены Волошанки. Та молила Софью о последнем разговоре. Софье уже донесли, что Волошанке становится все хуже, и уже не раз Елена просила отправить ее в монастырь, на постриг и покаяние, надеялась умереть монахиней. Но пока Софья не решила, что ей делать с бывшей соперницей. Когда зашла, вонь нечистот ударила в нос. Елена сидела на лежаке и кашляла. Бывшую гордую красавицу было не узнать: высохшее, изборожденное ранними морщинами лицо, свалявшиеся бесцветные волосы.

– Здравствуй, Елена, – проговорила Софья, прикрывая нос платком и стараясь как можно поверхностнее дышать.

– Смилостивилась, значит, княгиня, пришла… – хриплым, каркающим голосом прошептала Елена.

– Да, пришла и слушаю тебя.

– Отпусти меня, зачем я тебе нужна? Посмотри, кому я могу быть опасна, не сегодня завтра отнесут меня на погост! Помилуй, княгиня, спаси сыночка моего Дмитрия, болен он, сильно болен, отошли его!

Жалкий вид бывшей соперницы тронул сердце Софьи. Перед глазами встал лик святого Сергия. Она должна была простить, быть истинной христианкой и не добивать врага, стоящего на коленях. Вспомнила молитвы мягкой и любящей своей матери.

– Я попрошу мужа моего, твоего государя об этой милости, – сурово, но с оттенком жалости в голосе промолвила Софья.

Елена с трудом поднялась. Все ее иссохшее тело содрогалось от неслышных рыданий. Но непонятное чувство торжества показалось на секунду в глазах, и почудилось в ней что-то от былой Елены Прекрасной. Софья подозрительно насторожилась, но тут же успокоила себя, ей все это померещилось. Поэтому величаво продолжила:

– Разрешу я тебе отправиться в монастырь на покаяние, чтобы душа твоя успокоилась, хоть и виновна ты передо мной и сыном моим, но прощаю я тебя, Елена, за твои грехи, злобу, зависть твою прощаю.

Елена горделиво вскинула взгляд, и былым огнем пылали ее глаза:

– Ты меня прощаешь! Мать законного государя Руси Дмитрия Ивановича прощаешь! Кто ты такая, чтобы меня прощать!

Софья удивленно отшатнулась, от былого жалкого Елениного вида не осталось и следа. Да, были те же лохмотья, постаревшее лицо, но железная воля этой женщины сломлена не была. Как она могла ошибиться и поверить в ложное раскаяние своей бывшей соперницы!

– Тварь проклятая, всех отравила, зачаровала речами своими льстивыми, но не думай, что победила! – взбесилась Елена Стефановна.

– Я победила, что бы ты ни говорила! Твой сын попал в опалу, а мой сын, Василий Иванович, был пожалован на великое княжение! – вскинулась Софья. Женщины смотрели друг на друга ненавидящими взглядами.

– Есть на свете правда, как бы ты ни крутилась, есть на свете правда! И недолго тебе и сыну твоему землю русскую топтать осталось! – воскликнула Елена и тут же испуганно замолчала.

– Говори, что тебе известно, – угрожающе придвинулась к ней Софья, – опять заговоры плетете, да только силы больше у вас нет. Жало осиное ваше я вырвала, и теперь, жаль не жаль, зла мне больше причинить не сможешь!

Елена молчала, только плюнула на пол и смотрела зло.

«Врагам не прощают», – вертелось в голове Софьи. Как она могла даже подумать простить и отпустить Елену и Дмитрия. Пусть Елена была больна, Дмитрий слаб, но они продолжали оставаться опасными. Она не имела права рисковать, слишком многое стояло на кону. Необходимо было проверить все связи Елены на свободе, и не медля! Положение Василия продолжало оставаться шатким. Она слишком хорошо помнила тот день, 4 февраля 1498 года. Вся Москва была на коронации княжича Дмитрия, сына Елены Волошанки и Ивана Молодого, когда в присутствии митрополита, самых именитых бояр и князей Иван Третий благословил внука на великое княжение. В Успенском соборе на Дмитрия возложили бармы и Шапку Мономаха, а после задали великий пир всем на удивление. Вся Москва была на этой коронации и на пиру, вся, за исключением ее, Софьи Палеолог, Великой княгини и ее сына Василия Ивановича. Помнила отчаяние, с которым сын метался, словно молодой тигр в клетке, а она сидела молча.

– Борьба не окончена, – произнесла она тогда, – сядь и успокойся. Мы проиграли эту битву, но не забывай, война не окончена и, главное, мы живы!

– Ну и что с того, что мы живы! Лучше умереть, чем терпеть такое унижение! – закричал Василий в ответ.

Она прекрасно знала, что имел в виду ее сын. Всего лишь месяц назад все их сторонники, все преданные им люди – Владимир Гусев, Афанасий Еропкин и другие – были казнены, даже личных служанок Софьи, и тех не пощадили. Только вмешательство церкви спасло Софью и Василия. Но они оставались под домашним арестом.

– Пока я жива, я не сдамся, – произнесла тогда Софья, – Василий, ты слышишь, я не сдамся, и ты не сдашься, мой сын! И что бы ни случилось, мы будем бороться, и поверь мне, мы выиграем. У нас нет другого выхода, мы обязаны выиграть!

Все это вспомнилось за несколько секунд. И сейчас ее соперница, которая гордо стояла на той коронации по левую руку Великого князя, словно она, а не Софья, была законной женой, а вовсе не невесткой, была перед ней. Былое унижение плеткой хлестнуло по сердцу. Христианское милосердие было для нее, Великой княгини Московской, царевны Царьградской недоступной роскошью. Маленькая девочка Зоя Палеолог на всю жизнь запомнила уроки своего отца: «Змею не приручишь, – говорил он, – для нее – только смерть. И враги, как змеи, – ничего не прощай и ничего не забывай!»

– Не будет тебе свободы, ни тебе, ни сыну твоему! – отчетливо, словно забивая гвозди в гроб Елены и Дмитрия, произнесла Софья. – Умрете в заключении, и сегодня же прикажу Дмитрия перевести в острог на Белоозеро. Оттуда ни ты, ни друзья твои вызволить его не сможете, а тебя в яму – завтра же, тогда эта тюрьма раем покажется!

Елена с неожиданной ловкостью поднялась и тигрицей бросилась на княгиню. Если бы не подоспевшие вовремя стражники, Софье пришлось бы плохо, больная Елена потеряла не все свои силы. Стражники оттащили беснующуюся Елену и бросили на пол. Но та тут же успокоилась и посмотрела на Софью горящими непонятным, дьявольским огнем глазами. Медленно поднялась, держась дрожащими руками за лежак. Потом неожиданно поднеся руку ко рту, впилась в нее зубами, да так, что из образовавшейся раны потек алый ручеек. Стражники и Софья, словно зачарованные, наблюдали за странными действиями Волошанки. Охранники на всякий случай даже выставили вперед копья. Но Елена со странной улыбкой застыла на месте, поднеся раненую руку ко рту, словно пила собственную кровь. Смутная идея промелькнула в голове Софьи. Ей казалось, она слышала нечто подобное от одной колдуньи. «О Господи, защити!» – пронзила мозг внезапная молитва, Софья отшатнулась было и хотела броситься прочь. Но было уже поздно. В этот же самый момент Елена выплюнула всю набранную в рот кровь на Софью и, уставив на свою соперницу больше похожий на коготь палец, четко, выделяя каждое слово, произнесла:

– Проклинаю тебя, Зоя Палеолог, проклинаю, пусть кровь моя на тебе станет силой моего заклятия. Сам Сатана будет мне свидетелем, всей силой адовой проклинаю, не будет ни тебе, ни детям твоим на этой земле покоя.

Софья смертельно подбледнела и отшатнулась:

– Подумай о душе своей, несчастная! Окстись! – истово зашептала она, крестясь.

– Ничего слаще для меня этой мести не будет. И даже если гореть в аду мне, не боюсь я этого, ничего не боюсь. Потому что со мной и ты, и дети, и внуки твои гореть будут. А голубиная душа сыночка моего на небо, в чертоги Господа вознесется. Только его любила я на этой земле, только его и люблю. И отомщу за жизнь его мученическую, и ничего для меня слаще этой смерти нет. Ты поняла меня!

Софья с ужасом смотрела на Елену, словно завороженная. Ей бы повернуться, уйти, броситься к митрополиту в ноги, чтобы молился вместе с нею. Отмаливать это страшное проклятье. Но она не могла сдвинуться с места, будто дыхание вечной пустоты заморозило, сковало по рукам и ногам, а языки пламени начали лизать лицо.

– Не боюсь я ада, ничего не боюсь, но и тебя со мной туда возьму! – продолжала удивительно спокойным голосом Елена. – И семя твое не прорастет на этой земле, а заглохнет навсегда. Проклинаю потомков твоих, исчезнут они, словно быльем порастут. И ни за какими стенами не укроешься ни ты, ни дети, ни внуки, ни правнуки твои от проклятья моего на веки веков…

Софья наконец нашла в себе силы развернуться и самым быстрым, на какой хватало сил, шагом броситься прочь. Но и вслед ей летело беспощадное:

– Прощай, Зоя Палеолог, и до встречи… в аду!

Кася приходила в себя медленно. Сначала увидела расплывчатый свет, который становился все более и более ярким. Потом услышала шелест аппаратов и, наконец, голоса. Она их знала, эти голоса, особенно один из них.

– Она пришла в себя, – произнес кто-то по-итальянски.

– Кася, Кася, ты жива! Ну и напугала же ты меня, да не только меня, нас всех! – над ней склонился Кирилл.

Кася перевела взгляд на фигуру человека, стоявшего рядом с ним. Она тоже его знала. «Брат Паоло», – подсказала память. Он смотрел на нее с явным облегчением.

– Добро пожаловать в наш мир, Кассия Кузнецова! – одними глазами усмехнулся монах. – Хотя честно сказать, вы – счастливица!

Кася перевела взгляд на третью фигуру. Ей вновь стоило неимоверных усилий, чтобы вспомнить, кто находится перед ней. Комиссар Баттисти.

– Сильвия, – прошептала она, – Сильвия… – и силы оставили ее.

– Не напрягайтесь, вам не нужно сейчас волноваться, – успокаивающим голосом произнес брат Паоло.

– Сильвия находится там, где должна находиться, в следственном изоляторе, – вступил в разговор комиссар Баттисти, – и хотя сестричка молчит, братик разливается соловьем, и у нас уже достаточно материала на несколько пожизненных заключений.

– Я ей поверила, – вновь прошептала Кася, и горечь подступила к горлу, Кирилл молча сжимал ее руку.

После этого она вновь провалилась в забытье. Она пришла в себя через несколько часов. Кирилл сидел рядом, за небольшим госпитальным столиком, и набирал что-то на своем ноутбуке.

– Кирилл, – позвала она.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, гораздо лучше, – говорить на этот раз ей было значительно легче.

– Доктор сказал, что через пару дней окончательно оправишься, на твое счастье, Сильвия плохо рассчитала дозу.

– Что произошло, Кирилл?

– Знаю только то, что рассказал брат Паоло. Комиссар Баттисти потерял твой след в Мюнхене. Нашли профессора Кронберга, тот им рассказал о твоем последнем вопросе, касающемся Фоскари. Доктора застали в его городской квартире. Он был в полном недоумении и изрядно разозлен на тебя. Он рассказал, как ты покинула его дом не попрощавшись – его никто до тебя еще так не оскорблял. Он же дал адрес племянников.

– Сильвия заставила меня уйти, говоря, что мне угрожает опасность… – Кася замолчала, и досада на собственную глупость заставила ее покраснеть, – она сказала, что это доктор Фоскари убил отца Антонио. Все выглядело так убедительно… Она даже звонила своему другу в полицию Рима.

– Я бы и сам попался на это, не переживай, – понял ее чувства Кирилл, – на самом деле она звонила на мобильник присутствующего тут же Андреа. У мобильника, конечно, предварительно отключили звонок.

– А доктор Фоскари? Он знал?

– Ты уверена, что не устала? Может быть, поговорим завтра?

– Нет, мне очень важно все знать, – продолжала настаивать Кася, – и я себя чувствую гораздо лучше. Сколько, кстати, времени прошло?

– Сегодня третий день.

– Третий день!

– Да, моя дорогая, ты не очень хотела приходить в себя, как всегда, упиралась! – улыбнулся он.

– Расскажи мне все, для меня это очень важно! – вновь охрипшим голосом прошептала она.

– Хорошо, начну сначала, отец Антонио познакомился с профессором Луиджи Фоскари достаточно давно. В это время он писал свою книгу по истории церквей Флоренции. Поэтому вполне естественно, что когда Антонио понадобилась информация о Медичи, он снова обратился к Фоскари. Но доктор был в отъезде, и он попал на Андреа и с тех пор общался исключительно с братом и сестрой. Я думаю, что настоятель искренне полагал, что доктор был в курсе. Кроме того, Сильвия отправляла мейлы от имени Фоскари, и письмо Кронбергу отправила тоже она. Кроме того, она рассказала отцу Антонио историю их семьи. Ее логика была безупречна: потомки Медичи и Альберони должны были вместе завершить поиск их предков.

– Отец Антонио – потомок брата Джироламо, это безусловно. Касательно же истории, что родовая линия Фоскари восходит к Медичи, это бабушка надвое сказала, – возразила Кася.

– Они утверждают, что, согласно семейному преданию, их род восходит к побочному сыну Козимо Медичи Карло. Ирония заключается в том, что Карло был священником и собственных детей признать не мог. Так и повелось, что их род никогда не считался причастным к славной истории самых знаменитых правителей Флоренции.

– Конечно, а мой род ведет начало от Рюриковичей или Чингисхана с Атиллой в придачу, почему бы и нет. Чего уж тут мелочиться! Мне это все кажется притянутым за уши, а тебе?

– Возможно, да, возможно, нет. Я бы так сразу все не отрицал. Фоскари мне показывал несколько подлинных грамот пятнадцатого века, по которым дочери некоего жестянщика Бендетто из Сиены Франческе и ее сыну Луиджи была подарена в собственность богатая ферма неподалеку от Флоренции. Заметь, в грамоте отец Луиджи не упоминается вовсе. Кроме того, Франческа – не вдова, иначе о ней бы говорилось как о жене такого-то и такого-то. Девушка не замужем, и у нее есть сын. И кто-то ей дарит в собственность земли и ферму. Вывод напрашивается сам собой: речь идет о незаконнорожденном ребенке какого-то состоятельного человека.

– Но нет доказательств, что это Карло Медичи.

– Фоскари в регистрах того времени нашел информацию о том, что ферма ранее находилась в собственности банка Медичи. Так что сама видишь, где правда и где ложь – разобрать сложно.

– Хорошо, пусть они даже будут потомками Медичи, но почему отец Антонио доверился им?

– Видишь ли, он искал всего лишь разгадку очередной исторической тайны. Ему доставлял удовольствие сам процесс. Поэтому помощи Сильвии и Андреа он даже обрадовался.

– Что произошло потом?

– Дальше рассказываю со слов Андреа, вернее, со слов комиссара Баттисти. Все начиналось замечательно. Они решили объединить усилия. Нужен был кто-то, кто мог продолжить исследования в России. Это была задача Боннеччи. Тут подвернулся Алеша со своей темой: связи Медичи с Россией. Даже искать не пришлось. Сделали так, чтобы он наткнулся на письма Фортунаты. Все шло по плану, и тут случилось непредвиденное.

– Отец Антонио в один момент понял, на что замахнулся, – задумчиво произнесла Кася.

– Да, именно так, понял и решил рассказать все своим собратьям по ордену. А это в планы Сильвии и Андреа не входило. Сначала они попытались украсть документы, но взломщики из них оказались никакие, да и отец Антонио был не лыком шит. В этот же момент на о. Антонио вышел представитель хорошо тебе известного фонда Уайтхэд, Петер Родэнбург…

– Родэнбург работал на Уайтхэд! – Кася была искренне потрясена. – Вот откуда его осведомленность, от Шарова! Но как они узнали о том, что ищет отец Антонио.

– У них свои методы. Главное не в этом, а в том, что брат и сестра занервничали. Потом, естественно, Андреа говорит, что окончательное решение убить о. Антонио приняла Сильвия.

Кася вспомнила свою первую встречу с Сильвией. Брат и сестра слишком привыкли находиться в тени своего богатого и известного дяди. Сильвия была талантлива, умна и красива. Почему же она играла в серую мышку? Какую роль в этом превращении принцессы в Золушку сыграл доктор Фоскари? И эти последние слова Сильвии: о схожести ее судьбы с судьбой Зои Палеолог. Только одну постоянное унижение и испытания сделали царицей, а другую – убийцей…

– Больше я ничего не скажу, потому что тебе как можно быстрее нужно поправиться.

– Почему?

– Через три дня мы приглашены в венскую резиденцию Великого Магистра на церемонию, посвященную очередной годовщине создания Тевтонского ордена.

– Я попаду в резиденцию Великого Магистра!

– Попадешь, если будешь достаточно твердо держаться на ногах, а теперь спи.

Кириллу не пришлось повторять два раза, Кася послушно закрыла глаза и тут же заснула.

Большая, освещенная ярким светом хрустальных люстр приемная зала резиденции Великого Магистра была заполнена до отказа. Журналисты уже расставили свои аппараты и настраивали микрофоны. Похоже, этот прием вызывал особый интерес. Поговаривали, что Великий Магистр должен сложить свои полномочия, но перед отставкой хочет сделать несколько важных дел. Кася вертела головой, пытаясь получше разглядеть помещение, но, кроме портретов на стенах, ничего особенного увидеть ей не удавалось.

– Рад вас встретить, синьора Кузнецова, – раздалось над ее ухом, – вы удивительно быстро оправились от недавних потрясений!

Кася обернулась и с трудом скрыла собственное удивление. Прямо напротив нее в строгом темном костюме и серой рубашке с белым воротником-стоечкой стоял брат Паоло Сарагоса собственной персоной.

– Вы здесь?

– Да, а что тут неожиданного? Тевтонский орден был и остается частью Римско-католической церкви. Тут уж вы не сможете обвинить меня в ереси, – улыбнулся монах.

– Сильвия, вернее, Андреа рассказал о моих находках, – констатировала Кася.

– Да, Андреа, но Сильвия молчит как рыба. Доктор Фоскари сжалился над ними и нанял хороших адвокатов, так что заканчивать расследование и готовить документы к процессу комиссару будет нелегко.

– Но они же покушались на мою жизнь! – вознегодовала Кася. – И признались, что убили отца Антонио.

– Признаться-то они признались, да только теперь от всего отказываются, а что касается покушения на вашу жизнь, до конца, к вашему счастью, они его не довели, поэтому и рассчитывают отделаться несколькими годами заключения. Хотя, надеюсь, этого не произойдет.

– Я тоже надеюсь, – мстительно сказала Кася и совершенно другим тоном добавила: – Вы знаете то, что знаю я. Теперь ваш черед делиться.

– А-а, так значит, это вы устанавливаете порядок, – с некоторой иронией произнес доминиканец, – ну что ж, делиться, так делиться. Я думаю, вы уже поняли, что книга, за которой охотились Медичи, не просто потерянный том Герметического Корпуса?

– Несмотря на то что последнюю неделю я вела себя как совершенная идиотка, некоторые зачатки сообразительности у меня имеются! – с обидой ответила задетая за живое Кася.

– Не обижайтесь, просто думаю, с чего начать…

– Сначала, – пожала плечами Кася.

– Хорошо, так и сделаю. Есть легенда, согласно которой Гермес обладал священной книгой знания или еще ее называют книгой Тота, египетского Бога мудрости.

– Проклятая книга египетских фараонов, столько раз сожженная… – вспомнила Кася легенду.

– И столько же раз восстановленная и скопированная… – тон в тон ответил ей брат Паоло.

– Сильвия первая сказала мне о том, что я ищу… – задумчиво пробормотала Кася.

– В осведомленности ей не откажешь, хотя ничего удивительного в этом нет. В мире древних книг брат и сестра жили с детства. И прекрасно знали, что последний том Герметического Корпуса и книга Тота – одно и то же. Именно в этой книге и содержался ключ ко всем мистическим сочинениям, приписываемым Гермесу Трисмегисту. Относительно содержания источники тоже расходятся, но одно ясно: книга Тота описывает процесс посвящения человека в маги и способы, которым эта инициация может быть достигнута. Человек учится преодолевать свою материальную оболочку, выходить на другой уровень существования и повелевать материей, что в принципе и называется магией. Этот путь одни символически называют восхождением к Восьмой Сфере, то есть к истоку всего сущего, другие – Дорогой Света Осириса. А Философский камень – тоже всего лишь символ. Человек, научившийся преодолевать свою материальную природу, больше уже не нуждается ни в богатстве, ни в славе, ни тем более в золоте.

– Понимаю, – задумчиво произнесла Кася, – дать ему золото – это нечто вроде того, если взрослому человеку предложить ведерко и совок для игры в песочнице.

– Хорошее сравнение, – улыбнулся брат Паоло, – действительно, посвященного можно сравнить со взрослым, а обычного человека – с ребенком.

– Значит, то, что искал Джироламо по поручению Лоренцо, и было книгой Тота?

– И да, и нет, Джироламо искал все-таки в первую очередь рецепт Философского камня. Тем более история существования книги Тота – всего лишь легенда… – уклончиво ответил брат Паоло, – и каждый выбирает, верить ему в нее или нет.

Поняв, что большего от Паоло Сарагосы ей не добиться, Кася вернулась к вполне земным вопросам, которые на данный момент ей хотелось больше всего прояснить.

– А отец Антонио нашел что ищет?

– Не сразу, – погрустнел Сарагоса.

– То есть он знал легенду, а может, был посвящен в тайну?

– Да, он был посвящен, – просто ответил брат Паоло, – но большего я вам не скажу.

– Почему он не обратился к вам за помощью?

– Я думаю, что для него это был его поиск, он должен был продолжить дело, начатое его предком. Но в определенный момент он отдал себе отчет в серьезности собственных поисков и хотел поведать мне эту тайну. Иначе он не позвонил бы мне и не попросил бы о встрече.

– Вы встречались с ним перед его смертью? – удивленно переспросила Кася.

– Да, – просто ответил брат Паоло.

– Где?

– В церкви, я пришел к нему перед вечерней мессой.

– И, насколько я понимаю, комиссар Баттисти был совершенно не в курсе вашего посещения.

– Вы все правильно понимаете, – спокойно ответил брат Паоло, – отец Антонио был очень взволнован и говорил, что не может рассказать мне всех подробностей. Единственное, он сказал, что обладает сведениями о том, где находится книга Тота. Я был потрясен и спросил его, понимает ли он важность его находки. Он заверил меня, что да, рассказал, как сам был потрясен. Помню, как, описывая это, он сказал, что предпочел бы нечто более простое и понятное. А потом с присущим ему юмором добавил, что искал всего лишь исчезнувший из оборота раритет, а вовсе не пособие для начинающих волшебников.

– Он рассказал вам о письмах Джироламо и Иоганна Гирзберга?

– Да, в общих чертах, но показать не мог.

Кася замолчала, собираясь с мыслями, и начала осторожно:

– Он объяснил вам почему?

– Почему не мог показать? – несколько лукаво переспросил брат Паоло.

– Да, – кивнула Кася, стараясь не выдать охватившего ее волнения.

– Давайте не будем играть в кошки-мышки, милая синьора Кузнецова. Да, Антонио рассказал мне о вас и о том, что документы в ваших руках.

– И во время моего пребывания в полиции вы ничего не сказали Баттисти? И не потребовали, чтобы я отдала конверт?

– Нет, не сказал. Знаете, это сложно объяснить такому рационалисту, как вы, но иногда я предпочитаю следовать моей интуиции и не вмешиваться в замыслы Господни. Антонио отдал документы в ваши руки, повинуясь какому-то порыву, который, кстати, не мог объяснить сам. Зная все последующие события, я предпочел не вмешиваться, а наблюдать.

– Вы уверены, что совсем не вмешивались? – глядя прямо ему в глаза, спросила монаха Кася. – Вы действительно в этом уверены?

Брат Паоло, не мигая, выдержал ее взгляд и, улыбнувшись, произнес:

– Вы чрезвычайно неординарная девушка.

– Ординарная я или экстраординарная, для меня это не имеет никакого значения, но вот то, что кто-то рылся в моих вещах в отеле, имеет.

Брат Паоло вздохнул:

– Иногда мне приходится раскаиваться в моих поступках, и, признаться, я вас, с одной стороны, недооценивал, а с другой – не доверял. Согласитесь, с таким коктейлем разноречивых чувств не всегда удается справиться.

– Значит, в отеле – это были вы. Ну а аэропорт, ограбление квартиры, слежка в Москве, горничная в Мюнхене?

– Это ваш знакомый Шаров с Петером Родэнбургом. Но им, как вы понимаете, никаких обвинений предъявить мы не можем, тем более ничего ценного из вашей квартиры не пропало, насколько я понял.

– Ладно, с Шаровым я разберусь сама, – мрачно пообещала Кася.

В этот момент в зале возникло оживление.

– Я вынужден вас оставить, милая синьора, но что-то мне говорит, что мы еще с вами встретимся. Итак, до скорого, Кассия…

– До скорого, – ответила она, провожая глазами фигуру брата Паоло, направившегося к импровизированной эстраде.

– Начинается, – прошептал появившийся вновь рядом с Касей Кирилл.

– Что – начинается?

– Увидишь… – многообещающе заявил он.

На сцену вышел Великий Магистр в парадном облачении.

– Дорогие друзья, в этот день мы все по традиции отмечаем день зарождения ордена «Тевтонской братии церкви Святой Марии Иерусалимской»… – произнес он по-немецки.

Не знавшая немецкого Кася тут же попросила Кирилла перевести, тот сначала добросовестно пересказывал, что говорил магистр. Тот долго и немного занудно говорил о значении ордена в истории и в современном мире. Послушав немного, Кася остановила Кирилла, тем более на них уже начали оглядываться. В этот момент на сцене началось движение. Сначала вынесли пюпитр из темного дерева, положили на него подушечку из красного бархата. Потом вынесли небольшой, 20 на 15 сантиметров, том в потемневшей и растрепавшейся от времени обложке.

«Неужели!» – пронеслось в Касиной голове, и она продвинулась поближе к пюпитру. И в момент, когда служащий в перчатках со всеми предосторожностями раскрыл книгу, не смогла удержаться от тихого восклицания. Она ее узнала, перед ней была книга Тота. Тайна находилась совсем рядом, только руку протяни. Первым ее порывом было прикоснуться к книге, словно удостовериться в ее реальности. Но оглядевшись, она поняла, что за такое служба безопасности тут же выкинет ее из резиденции. Решила не рисковать, а подождать. Тем временем голос Верховного Магистра задрожал, словно приближался особый по торжественности момент. Насторожившаяся Кася дернула за рукав Кирилла, мол, переводи:

– А теперь в знак нашей признательности Святому Престолу за помощь и поддержку, – со слезой в голосе вещал Великий Магистр, – на которую всегда мог рассчитывать орден в самые трудные периоды своего существования, я передаю этот древний сборник псалмов в подарок Святому Престолу. Брат Паоло, примите наш дар…

Кася лишилась дара речи и как зачарованная смотрела, как брат Паоло со всеми предосторожностями принял книгу. Он вложил ее в специально приготовленный футляр и неожиданно посмотрел на Касю. Этот взгляд был вновь лишен человечности и теплоты. Он был холодным и предостерегающим. И Кася поняла предупреждение. Брат Паоло с сопровождающими его людьми исчез. А она продолжала стоять молча и не двигаясь.

– Вновь исчезла, – прошептала она чуть позже. Горечь разочарования, гнев утраты, ощущение предательства вихрем закружились в ее голове, в глазах потемнело, сжатые в кулаки руки побелели.

– Не переживай, – приобнял ее за плечи Кирилл, – не переживай. Так, наверное, лучше. Но что бы ты с ней делала? А так она в надежных руках. Никто не знает, какие сокровища скрывают в себе недра Ватикана.

Кася не отвечала, продолжая дрожать как натянутая струна.

– Успокойся, в конце концов наследники жрецов умеют хранить свои тайны. И так на самом деле лучше, – произнес Кирилл.

– Что ты как попугай заладил, лучше да лучше! – взорвалась она.

– Просто человечество готово не ко всему. И есть тайны, которые должны остаться тайнами… И потом, не забывай, что эта книга никогда не приносила счастья ее обладателям…