Глава 16
Прежде чем покинуть номер в отеле, я сунул пачку стодолларовых купюр в верхний ящик комода. «Там они будут их искать в первую очередь», – шепнул мне внутренний голос. Ну, и черт с ними, решил я. Пусть лучше найдут сразу, чем перевернут вверх дном всю комнату. Задвинув ящик, я вышел на улицу, чтобы поймать такси и добраться до дома Элейн.
Ужин нам не слишком удался. Она выбрала действительно очень маленький ресторан на углу – французское бистро под названием «Смешной пес», на вывеске которого действительно красовался жестоко постриженный пудель, словно только что выписанный из психиатрической лечебницы. Элейн – вегетарианка – никак не могла найти в меню хотя бы одно блюдо, приготовленное не из того, что еще недавно бегало, летало или плавало. Такое случалось и раньше, но она относилась к этому легко, заказывая просто жареные овощи. Но этим вечером ею все воспринималось иначе, и я не улучшил ей настроения, напомнив, кто выбрал для ужина именно это заведение. Свою лепту внес и официант, показавшийся нам на редкость тупым и плохо понимавшим, что именно просит принести для себя Элейн. Овощи они сильно пережарили, а потом еще и обсчитали, когда дошло до счета.
Хотя обслуживали нас крайне медленно, мы не развлекли себя беседой, потому что оба пребывали в задумчивости. За нашим столиком то и дело повисало тягостное молчание. Между прочим, это не всегда плохо. Порой я посещаю собрания групп АА, которые устраиваются по методике квакеров, и люди говорят о себе, только когда им действительно этого очень хочется. Поэтому отдельные выступления чередуются с затяжными паузами, что никого не смущает. Молчание считается важной и обязательной частью церемонии собрания. Мы с Элейн тоже порой проводили время в молчании, отчего потом наш разговор делался только интереснее.
Но не в этот раз. Сегодня молчание было напряженным, тревожным, раздражающим. Я старался не смотреть на часы, но порой ничего не мог с собой поделать и бросал взгляд на циферблат, а Элейн замечала это, и молчание становилось еще более выразительным.
По пути к себе она сказала:
– Радует только одно – мы ужинали рядом с домом, и нам не пришлось тратиться на такси, чтобы настолько отвратительно поесть.
– Если бы ресторан не был рядом с домом, мы бы вообще в него не пошли, – сказал я чуть нервно.
– Это я так пыталась пошутить.
– Прости, не понял твоего юмора.
Портье в этот вечер был старым ирландцем, который служил здесь чуть ли не со времен окончания Второй мировой войны.
– Добрый вечер, мисс Марделл, – с улыбкой приветствовал ее он, а моего присутствия словно вообще не заметил.
– Добрый вечер, Тим, – отозвалась она. – Славная погодка сегодня, верно?
– Чудесная, ваша правда, – сказал он.
В лифте я не удержался:
– Знаешь, этот сукин сын заставляет меня чувствовать себя человеком-невидимкой. Почему он никогда не здоровается со мной? Или он считает, что ты приводишь меня к себе по секрету от всех?
– Он просто очень стар, – сказала она. – И такой уж у него характер.
– Похоже, в этом мире каждый либо слишком молод, чтобы усвоить хорошие манеры, либо чересчур стар, чтобы меняться в лучшую сторону. Ты не замечала подобного феномена?
– Да, замечала, – ответила она.
На ее автоответчике оставили сообщение. Это был Ти-Джей, продиктовавший для меня номер, по которому я мог с ним связаться. Я сказал Элейн, что должен, по всей видимости, тут же перезвонить ему. Валяй, сказала она.
Я набрал номер, и трубку сняли после второго гудка. Кто-то хрипловатым голосом спросил:
– Чем могу помочь, дорогуша?
Я сказал, что мне нужен Ти-Джей. Он тут же появился на линии и сказал:
– Вот какое дело, брателла. Как раз сейчас самое лучшее время, чтобы ты приехал повидаться с нами.
Я покосился на Элейн. Она сидела в черно-белом кожаном кресле и морщилась, глядя на модели одежды из каталога. Я прикрыл микрофон ладонью:
– Это Ти-Джей.
– Конечно. А разве не ему ты звонил?
– Он сумел найти свидетеля. Мне, пожалуй, стоило бы отправиться туда и допросить ее, прежде чем она снова исчезнет.
– И что же? Ты сейчас уедешь?
– Да, но у нас были другие планы.
– Значит, придется их изменить. Говори прямо, не крути.
– По какому вы адресу? – спросил я Ти-Джея.
– Западная Восемнадцатая улица, дом 488. Это между Девятой и Десятой авеню. На звонке имя не указано, только номер квартиры – 42. Она на последнем этаже.
– Буду у вас через несколько минут.
– Я тебя жду, какаду. Кстати, – понизил голос он, – я ей сказал, что она получит за это некоторую плату. Ничего?
– Нет проблем.
– Я же знаю, что бюджет у нас скромный.
– С этим стало чуть полегче, – успокоил его я. – У нас появился новый клиент.
Я положил трубку и достал из стенного шкафа пальто. Элейн спросила, что за клиентом я обзавелся.
– Это Лайза Хольцман, – ответил я.
– Вот как?
– Глен был более ловок, чем мы предполагали. Он купил их квартиру за наличные и без рассрочки.
– Где он взял столько денег?
– Это один из вопросов, на которые она хочет получить от меня ответы.
– Стало быть, теперь у тебя два клиента?
– Да.
– И свидетель. Дело действительно продвигается.
– Похоже на то. Вот только не знаю, надолго ли придется уехать.
– А куда ты едешь?
– В Челси. Должен за час управиться.
– И потом хочешь вернуться сюда?
– Да, я на это рассчитывал.
– Хм…
– Что-то не так?
Она все еще держала в руке каталог, но потом бросила его на пол и сказала:
– У нас с тобой вечер не заладился с самого начала. Даже не знаю почему. Вероятно, моя вина. Но уже поздно что-то менять сегодня. Тебе придется в спешке допрашивать своего свидетеля, чтобы скорее вернуться, и ты меня будешь ненавидеть за это…
– Никогда в жизни.
– …а я буду злиться, что приходится тебя ждать допоздна, не зная, в каком настроении ты явишься. Ты весь погружен в работу, и есть, вероятно, другие дела, которые тебе не хотелось бы откладывать после встречи со свидетелем. Или я не права?
– Мне действительно надо бы переговорить с Дэнни Боем, – признал я. – Помимо прочего. Но с этим можно повременить.
– Не стоит. Чего ради? Разве нам так уже весело вместе? Позвони мне утром. Идет?
Я ответил: ладно, пусть будет так.
По адресу, который мне дал Ти-Джей, я обнаружил доходный дом из красного кирпича с тремя подъездами прямо на углу Десятой авеню. Когда я добрался до четвертого этажа, сверху донесся голос Ти-Джея:
– Остался последний пролет. Ты его быстро проскочишь, если захочешь.
Они оба дожидались меня у открытой двери самой дальней по коридору квартиры верхнего этажа. Ти-Джей едва ли не сиял от довольства собой.
– Джулия, – сказал он, – разреши тебе представить Мэттью Скаддера, на которого я работаю. Ты уже много о нем слышала от меня. Мэтт – это Джулия.
Она протянула руку со словами:
– Так мило, что вы пришли, Мэттью. Заходите, пожалуйста.
Она провела меня в комнату, отделанную на редкость прихотливо. Пол из широких сосновых досок был отполирован и покрыт ярко-красным лаком. Стены выкрасили в бледно-лимонный цвет, но они были так густо завешаны, что их оригинальный оттенок проглядывал лишь местами. В основном украшениями стен служили произведения искусства, профессионально обрамленные и застекленные. Здесь было все – от рисунков и гравюр порой размером в несколько дюймов до огромного плаката работы Кита Хэринга с автографом автора, а над кушеткой поместили афишу фильма «Париж в огне». Источниками освещения служили сразу несколько торшеров и настольных ламп, основания двух из которых были выполнены в виде статуэток черных пантер с абажурами из стекла в свинцовой оправе. Занавеска из унизанных бусами нитей прикрывала вход в миниатюрную кухню. Бусины из ограненного стекла сверкали, уподобляясь бриллиантам.
– Немного крикливо, соглашусь сразу, – сказала она, – но таков уж мой дом. Присаживайтесь, Мэттью. Думаю, вот здесь вам будет удобно. А себе я налью бокальчик хереса. Может, и вы угоститесь?
– Нет, спасибо.
– Он не пьет, – вмешался Ти-Джей. – Я же говорил тебе об этом.
– Помню, – ответила Джулия, – но не предложить было бы невежливо. У меня есть кола, Мэттью. Кока-кола, само собой.
– Это подойдет.
– Со льдом и долькой лимона?
Она приготовила мне напиток и налила хереса себе. Ти-Джей тоже пил колу, но без лимона. Потом она устроилась на кушетке, поджав под себя ноги, и похлопала ладонью рядом с собой. Когда Ти-Джей не прореагировал, она бросила на него выразительный взгляд и похлопала снова. Он послушно уселся на указанное место.
Джулия выглядела весьма экзотичным созданием со смуглой кожей, которая сияла, словно подсвеченная изнутри. У нее были маленькие ушки, но длинный узкий нос и полные губы. Глаза и высокие скулы придавали лицу нечто вроде азиатских черт. Щеки покрывал легкий пушок: она едва ли когда-либо пользовалась бритвой. Волосы, подстриженные в стиле «сассун», были светлыми, что ей шло, хотя генетически выглядело неправдоподобным. Стройная фигура. Рост примерно пять футов и восемь дюймов, большая часть которого ушла в ноги. Легкая пижама обрисовывала ее тело с полным бюстом и узкой талией при аккуратной маленькой попке. Она пользовалась губной помадой и лаком для ногтей. На ногах сидели расшитые бисером домашние туфли. В целом вид у нее был вполне элегантный.
– Вы сумели бы ввести в заблуждение любого, – ляпнул я первое, что пришло в голову.
– Благодарю за комплимент.
– Вас действительно зовут Джулия?
– Прежде я носила имя Хулио, – ответила она, подпуская в свою речь немного латиноамериканского акцента. – Я был юношей из Мексики. Теперь я девушка неопределенного происхождения.
– И давно вы стали жить как женщина?
– Пять лет. Если иметь в виду тот смысл, который вы вложили в свой вопрос.
– Вам делали операцию?
– Операцию по смене пола? Мне сделали несколько других операций. Но не самую главную.
– Понятно.
– Мне выполнили пластику лица, нарастили бюст. – Она обеими руками приподняла груди. – Силикон завершил начатое гормонами. Еще удалила пару родинок. Когда накоплю денег и наберусь храбрости, сделаю операцию здесь. – Она прикоснулась пальцем к горлу. – Теперь умеют убирать мужской кадык. Дело сложное, но уменьшают его весьма значительно. Хотя страшновато думать, что тебя будут резать в таком месте. Но я считаю – игра стоит свеч, и обещали не оставить даже шва. – Она потягивала янтарный херес. – И это не так тревожит, как главная операция.
– Могу себе представить.
Она рассмеялась.
– Вы только думаете, что можете, – сказала она. – Но вот это уже совершенно необратимый процесс. Вы не сможете прийти к доктору через год и сказать: «Знаете, я передумал. Пришейте мне все обратно». Посмотрите на Ти-Джея. Его воротит, даже когда я просто говорю об этом.
– Меня это совершенно не колышет, – отозвался тот.
– Ладно врать-то! А вам не кажется, Мэттью, что из Ти-Джея получилась бы очаровательная девочка.
– Заткнись!
– Тебя же это не колышет. Только гляньте на него. Во-первых, у него хороший рост. Он не такой высокий, как большинство из ТС, что им только мешает. Широковат в плечах, но над этим мы могли бы поработать.
Она повернулась к нему и положила ладонь на грудь.
– Тебе бы это понравилось, Ти-Джей, – сказала она. – Мы могли бы работать вместе. Две милых девчонки. Могли бы ласкать друг другу сиськи, тереться попками.
– Зачем ты несешь эту чушь?
– Извини. Ты прав. Настоящая леди не должна себя так вести.
– Просто прекрати болтать чепуху.
Настала пора вмешаться мне:
– Джулия, насколько я понял, вы были на улице в тот вечер, когда застрелили Глена Хольцмана?
– Переходим к делу, да?
– Думаю, самое время.
Она вздохнула:
– Ох уж эти мужчины. Никаких предварительных ласк от них не дождешься. Куда мы так спешим? Почему бы нам не посвятить немного времени наслаждению ароматом цветов, а?
Когда я несколько опешил от этих слов, она снова от души расхохоталась и вполне по-мужски хлопнула меня по колену.
– Прошу прощения. Порой меня заносит в стремлении казаться капризной. Да, я там была.
– Что конкретно вы видели?
– Видела Глена.
– Вы были с ним знакомы?
– Нет. Ах, вы так решили, потому что я сейчас назвала его просто по имени? Он уже мертв, и формальности ни к чему. Нет, я его никогда прежде не встречала.
– Но могли просто видеть на улице до того вечера.
– Вы имеете в виду, как случайного прохожего? Нет, не замечала. А вы сами много времени проводили на Одиннадцатой авеню? Я и вас что-то не припоминаю.
– Я там рядом живу, но прогуливаюсь нечасто, вы правы.
– И никто не прогуливается. Там вообще по вечерам обычно мало пешеходов. Не самое подходящее место, чтобы просто дышать воздухом. Там толкутся только те, кому есть что продать. Вроде меня. А перспективные покупатели редко приходят пешком. Прикатывают на машинах. Или на микроавтобусах. Но только садиться в микроавтобус опасно. Можешь горько пожалеть. Я не для того заплатила хорошие деньги за свои груди, чтобы мне их отрезал какой-нибудь психопат. А такое случилось с одной нашей девушкой в прошлом году в Ист-Сайде. Вы, возможно, даже читали об этом.
– Да, помню, что-то читал.
– Так вот. Он, значит, шел мимо, – продолжала она. – Это я о Глене. Привлекательный мужчина, хорошо одетый. Я поначалу решила, что это очередной клиент, но он на девчонок вообще не смотрел. Даже самые застенчивые мужчины, которые боятся сами подойти и заговорить, и те все-таки нас разглядывают. Только исподтишка.
– А он не смотрел?
– Говорю же, нет. Я поняла, что моя особа его не слишком интересует, а потому и мой интерес к нему сразу пропал. Мне надо на жизнь зарабатывать, и это главное. Вот почему я перестала обращать на него внимание. Потом случайно бросила взгляд, а он уже разговаривал по телефону.
– В котором часу это было, вы, конечно, не запомнили?
– Я вас умоляю! – ответила она. – Я знала только, что наступил вечер, потому что стемнело.
– Так я и думал.
– Потом у меня наклюнулся клиент, – продолжила она. – Один джентльмен, с которым я уже это делала раньше, хотя постоянным я бы его не назвала. Ездит на универсале «вольво» с номерами из Нью-Джерси. Один из скрытых любителей клубнички. Мы с ним отъехали за угол и припарковались.
Она сунула указательный палец себе в рот и стала его посасывать, не сводя при этом с меня глаз.
– На это много времени не требуется, – сказала она.
Я посмотрел на Ти-Джея. Он делал невозмутимое лицо, но давалось ему это с трудом.
– Потом я вернулась на свою обычную точку. Теперь дайте вспомнить. Я стояла по другую сторону авеню от него, ближе к углу Пятьдесят четвертой улицы. Он торчал на углу Пятьдесят пятой перед автосалоном «Хонда». Видела ли я его в тот момент? Не думаю. У меня не было причин смотреть в ту сторону.
– Ну и…
– И как раз тогда рядом со мной остановилась машина. Мужик опустил стекло, и мы начали с ним разговор о работе. Правда, говорили недолго. Не сошлись в условиях. Но мы еще не успели закончить, когда кто-то начал стрелять.
– На противоположной стороне авеню?
– Судя по звуку, да, но уверенности у меня не было. Я даже не сразу поняла, что это были выстрелы, хотя что еще это могло быть?
– Сколько всего вы слышали выстрелов?
– Думаю, три. Но об этом говорили по телевизору. А тогда я их не считала. Мне все еще приходилось базарить с тем мужчиной, пусть я и знала, что ничего с ним не выйдет. Этот извращенец хотел трахнуть меня без презерватива. «Я не боюсь от тебя заразиться, – говорит. – Сразу видно, что ты чистая и здоровая». Правильно, отвечаю. И хочу здоровой остаться, спасибо на добром слове. Так что у меня башка была занята не выстрелами. На этом разговор закончился, он собрался уезжать, и как раз в этот момент грохнул четвертый выстрел.
– Сколько времени прошло между третьим и четвертым выстрелами?
– Не знаю. До меня только тогда дошло: а ведь уже стреляли раньше. Я все слышала, но думала совершенно о другом.
– Что же вы сделали, услышав четвертый выстрел?
– Посмотрела в ту сторону, откуда донесся звук. Но машина все еще маячила у меня перед глазами, и другой транспорт на авеню загораживал обзор. Того угла я почти не могла разглядеть. А когда сумела, то Глен уже лежал на тротуаре. Только я не сразу сообразила, что это тот самый мужчина, кого я видела раньше.
– Потому что еще не знали, как его зовут?
– Нет, не поэтому. Он лежал лицом вниз, и это мог быть кто угодно. Я-то считала, что тот мужчина давно ушел, пока я трепала языком с придурком без презерватива. Позже, конечно, я увидела фото в газетах и поняла, что это тот самый. А тогда я узнала только Джорджа.
– Джорджа Садецки? Но ведь вы и его не знали, верно? Пока не прочитали газет и не посмотрели телевизор?
Она покачала головой.
– Вот с Джорджем я часто сталкивалась прежде, – сказала она. – Сначала даже побаивалась его. Он мог так на тебя зыркнуть своими глазищами – хоть стой, хоть падай! Но все только и говорили: «А, это же Джордж! Он мухи не обидит». И при встрече я стала с ним здороваться: «Привет, Джордж!» Но он ни разу не отозвался.
– И вы видели его в вечер убийства?
– Да, он склонялся над телом.
– Вы в тот момент впервые заметили его тем вечером?
– Не могу точно сказать. Поймите, Джордж для нас стал частью пейзажа. У меня не было причин запоминать, видела я его или нет, как и считать, сколько раз видела. Я могла видеть его тогда же, а могла не встречать целую неделю. Заметила ли я их вместе с Гленом раньше? Нет. Только уже после стрельбы.
– И он наклонился к телу? Что, по-вашему, он мог делать?
– Не разглядела. Вероятно, проверял, жив мужчина или нет. А быть может, лез в карман за бумажником.
– Вы сразу решили, что это он застрелил Хольцмана?
– Нет, потому что увидела Джорджа, а его я привыкла считать безвредным.
– Вы не знали, что у него есть пистолет?
– Мне никто не говорил об этом, а он сам уж точно мне его не показывал.
– Вы не видели пистолета в его руке, когда он склонился над телом?
– Нет, вот только я смотрела издалека. Контактные линзы были на мне, но все равно с такой дистанции я не смогла бы различить, есть у него в руках что-нибудь или нет. Хотя впечатление осталось, что у него обе руки были свободны.
Я еще несколько раз задал ей те же вопросы в разных формах, но не продвинулся ни на шаг дальше. Она более четко описывала то, что видела, чем я мог предполагать, но, к сожалению, упустила сам момент стрельбы. Ее показания делали версию невиновности Джорджа лишь чуть более вероятной и только. Если существовал другой потенциальный убийца, ее слова ничем не подтверждали этого.
Я спросил о других возможных свидетелях.
– Не знаю, был ли кто еще, – ответила она. – На той точке настоящая жизнь начинается только после полуночи, а самый разгар – между двумя часами и половиной пятого утра. Наши клиенты любят сначала основательно посидеть в барах и накачаться спиртным. Большинство баров закрываются как раз в четыре. И мужики либо разбредаются по домам, либо продолжают искать на свои задницы новых приключений.
– А почему же вы оказались там рано?
– Мне так больше нравится. Как говорят наши темнокожие сестры из Индии, мангусту главное не проспать свою кобру. Клиентов меньше, зато и конкуренции никакой. Хотя мне никакая конкуренция не страшна. – Она искоса бросила на меня кокетливый взгляд. – Но самое главное, не люблю связываться с пьяными. Лучше подобрать мужика, пока он трезв. А еще лучше – женатого. Вы не женаты? Не вижу на вас кольца.
– Нет, не женат.
– Но Ти-Джей сказал, у вас кто-то есть.
– Это так.
Она вздохнула:
– Всех порядочных мужчин уже расхватали. Так о чем я? Да, о том, почему рано выхожу работать. Потому что мне нравится побыстрее начать, заработать свое и закрыть лавочку, как только я могу себе это позволить. Тогда остаток ночи можно посвятить самой себе. Но сначала надо закончить с бизнесом. Кстати…
– В чем дело?
– Мне неприятно поднимать эту тему, но Ти-Джей сам обещал, что компенсируют мое время.
Я вынул из бумажника две пятидесятидолларовые бумажки, и она устроила целое шоу, пряча их за лиф своей пижамы.
– Спасибо. Неловко брать деньги за простой разговор, но вы не поверите, какие сейчас цены у докторов, а страховка «Синего креста» не покрывает расходов. Хотя у меня все равно нет их полиса. – Она снова коснулась адамова яблока. – Уже очень скоро я избавлюсь и от этого маленького недостатка, и здесь будет ваш вклад тоже. Надеюсь, это принесет вам удовлетворение, хотя в вашей работе, должно быть, достаточно иных источников для довольства собой.
– Их не так много, как кому-то может показаться.
– Уверена, вы скромничаете, – продолжала она. – Я рассчитываю снять кожуру с адамова яблочка к Рождеству. А что до этого… – она похлопала себя между ног, – …пока не уверена. Знаете, каждый мой клиент сразу же интересуется, когда я сделаю такую операцию. Будто бы тогда я стану наконец настоящей женщиной, еще более желанной.
– И что же?
– Но девять из десяти не могут справиться с соблазном не хватать его своими руками. Если это так уродливо, так неприятно, то почему каждый стремится ласкать его, пока мы занимаемся сексом? И не просто ласкать. Они должны непременно добиться эрекции, берут в рот, хотя делают все неумело. И норовят засунуть куда ни попадя. Вам такое и не представить себе. – Она посмотрела в свой бокал и отставила в сторону, убедившись, что он пуст. – И это так называемые нормальные мужчины. Большинство носят обручальные кольца. Они бы ни за что не занялись оральным сексом с другой особью мужского пола, не говоря уже о том, чтобы делать это самим. Но меня они рассматривают как женщину и считают, что могут расслабиться. Не видят ничего зазорного, чтобы забавляться с моим членом. – Она пожала плечами. – Но если он так хорош, не лучше ли его оставить при себе?
Она сразу дала понять, что не будет давать показаний ни в суде, ни вне суда.
– Я просто не стану этого делать ни за какие деньги, – сказала она. – Потому что для всех я в тот вечер сидела дома одна, смотрела «Рождение звезды» и поедала жареную кукурузу из микроволновки. Это вопрос принципа. Вы даже не догадываетесь, сколько вокруг бродит сутенеров, которым только дай причину вцепиться в девочку, работающую независимо, сама на себя. Стоит поговорить с копом, сказать, что ему к лицу форма, и тут же появятся желающие наказать тебя за смелость. Нет, я никогда не стану общаться с официальными представителями власти.
Я допил колу и сказал, что мне пора идти.
– Что ж, теперь, когда вы узнали сюда дорогу, – сказала она, – заглядывайте как-нибудь на огонек. Ты тоже убегаешь, Ти-Джей? Правда же, он милашка, Мэттью? Было так забавно дразнить этого малыша. Жаль, у него слишком темная кожа, и не видно, как он краснеет. Я всегда чувствовала, когда он краснел, но хотелось бы еще и видеть это.
Джулия подошла к Ти-Джею и обвила его руками, но при этом оказалась дюйма на два или три выше него. Она прижалась к нему и что-то прошептала на ухо, потом отпустила и, смеясь, танцующей походкой направилась к двери.
Мы спустились с пятого этажа, не произнеся ни слова. На улице я сказал, что хочу кофе. Прошли до Десятой авеню, но нам не попалось ничего, кроме двух баров. Тогда пришлось вернуться на Девятую авеню, где еще работало кубино-китайское заведение с единственным сидевшим за стойкой клиентом. Мы сели за столик, я заказал себе café con leche. Ти-Джей попросил просто стакан молока.
– И как тебе Джулия? – спросил он.
– Судя по ее поведению, – ответил я, – можно подумать, что вы с ней старые друзья.
– Такие, как она, заводят друзей быстро, мистер. Странная, верно?
– Мне она понравилась.
– Да неужто?
– Угу.
– Но хороший свидетель в любом случае.
– Очень хороший, – кивнул я. – Она не видела всего, но зато уж то, что видела, помнит четко. Ты заслужил похвалы за эту находку. И не только похвалы.
– Это часть моей работы, была бы охота.
– Что-то не так, Ти-Джей?
– Нет, все в ажуре.
Мы помолчали. Официант, перемещавшийся по залу так, словно ноги грозили вот-вот отказать ему, принес нам кофе и молоко.
– Есть еще кое-что, в чем мне может потребоваться твоя помощь, Ти-Джей.
– Только скажи, что нужно.
– Нужен пистолет.
У него округлились глаза, но лишь на секунду.
– Какой?
– Лучше всего подойдет револьвер.
– Калибр?
– Тридцать восьмой или около того.
– И коробка патронов?
– Достаточно, если он будет просто заряжен.
Он ненадолго задумался.
– Будет стоит денег, – сказал потом.
– Сколько потребуется, как считаешь?
– Не знаю. Никогда раньше не покупал оружия.
Он отпил молока из стакана, утер губы тыльной стороной ладони и только после этого воспользовался салфеткой для рук.
– Я знаю пару ребят, которые торгуют этим дерьмом. С ними проблем не возникнет. Думаю, в сотню уложимся. Подойдет?
Я отсчитал несколько купюр и подал ему. Он опустил руку на уровень колен, чтобы ее не было видно с улицы, и пересчитал деньги, вопросительно посмотрев на меня.
– Здесь триста, – объяснил я. – Сотня причитается тебе за уже проделанную работу, чтобы можно было ее продолжить. Остальное – на пистолет. Он может обойтись дороже, чем ты предполагаешь. Но сколько бы ни стоил, разницу тоже оставь себе.
– Круто.
– Я вижу, тебя что-то тревожит, – сказал я. – Если считаешь, что я мало тебе плачу, говори прямо.
– Нет, – сказал он. – Деньги здесь ни при чем.
– Тогда в чем дело?
– Ты действительно хочешь знать? Это из-за Джулии, понимаешь?
– Не совсем.
– Я все думаю: кто же она такая?
– Мужчина или женщина?
– Но мы же обращались к ней как к женщине. Мы бы не стали этого делать, если бы считали, что она все еще принадлежит к мужскому полу.
– Она не похожа ни на кого из моих прежних знакомых.
– Из моих тоже.
– И выглядит иначе, чем все. Увидишь на улице, никогда не скажешь, что это не девушка.
– Верно.
– Даже стоя рядом, не угадаешь. Многих сразу раскусываешь, но она тебя обведет вокруг пальца.
– Согласен.
– Скажем, парень начнет гулять с такой, что ты о нем подумаешь?
– Наверное, подумаю, что ему с ней хорошо. Что он счастливчик.
– Я серьезно, приятель. Ты не будешь считать его педиком?
– Даже не знаю.
– Но если ты голубой, – продолжал он размышлять вслух, – то тебя тянет к мужчинам и мальчикам, правильно? Тогда ты не будешь испытывать влечения к кому-то, кто выглядит на сто процентов как девушка?
– Не будешь.
– И в то же время если тебе нужна девушка, то зачем выбирать такую, у которой к тому же есть еще и палка между ног?
– Спроси о чем-нибудь попроще.
– И зачем она несет херню и твердит, что из меня получилась бы хорошенькая девушка? – Он сложил ладони чашками и приставил к груди. – Надо быть чокнутой, чтобы говорить такое.
– Она просто развлекается своими шуточками.
– Да, на это она мастак. Ты когда-нибудь спал с такой или похожей на нее?
– Нет.
– А хотел бы?
– Не знаю.
– Сейчас у тебя есть Элейн. Но если бы ее не было…
– Говорю же – не знаю.
– А сказать, что она шепнула мне на ухо?
– Она хотела, чтобы ты вернулся к ней, когда отделаешься от меня.
– Ты подслушал!
– Нет, просто догадался.
– Точная догадка, хоть и гадка. А хорошо она себе квартирку обставила, скажешь нет? У нее уютно. Никогда не видел красных полов. Если только это не линолеум.
– Нет, не линолеум.
– И все эти картинки. Можно целыми днями разглядывать. Не соскучишься.
– Так ты вернешься к ней?
– Как раз думаю об этом. Сучка совершенно сбила меня с толку. Сам не знаю, чего хочу, понимаешь меня?
– Еще как понимаю.
– Если вернусь, буду чувствовать себя не в своей тарелке, но и не вернувшись – тоже. Вот ведь как! – Он помотал головой, прищелкнул языком, глубоко вздохнул. – Наверное, я боюсь. Страшно испытать что-то необычное. Увидеть странные вещи.
– Так зажмурь глаза.
Он внезапно широко улыбнулся:
– Но ведь и упустить шанс тоже не хочется.